Иван Степанович Плахов
Дневник фюрерюнге, или Хроники с планеты Нибира

7

Немецкая речь

«Вот мы и подъезжаем. Еще немного – и я увижу русских и заговорю с ними. Это так волнующе. Никогда не думал, что я, немец, буду переживать из-за таких пустяков. Наверное, так же волнуются молодые солдаты перед первым боем. Какая впереди убогая застройка! Скопище деревянных избушек вокруг шатровых сооружений с восьмиконечными крестами. Это и есть поселение славян? Разительно отличается от наших ухоженных городков и сел. Всё такое неряшливое, серое. Уныние словно придавило это убожество тяжелым облачным сводом сумеречного неба. Сущий ад. Наверняка разумному человеку жить здесь – настоящая мука. Вероятно, оберлейтенант страдает, что ему приходится здесь служить. Оттого он так раздражен на Министерство просвещения и пропаганды от отсутствия каких-либо стоящих развлечений. Наверное, блокворт плохо работает, уделяет мало времени морально-нравственному состоянию членов местной ячейки партии. Интересно, можно ли сойти с ума от того, что ты бо́льшую часть года не видишь солнце и постоянно мерзнешь? Надо спросить оберлейтенанта, пока мы наедине».

– Скажите, геноссе Цинобер, как вы выживаете в этом аду? Кто-нибудь из наших сходил с ума от того, что здесь все время темно и холодно?

– Это закрытая информация, парень. Но скажу тебе по секрету: половина из тех, кто отсюда возвращается, явно нуждается в лечении. Здесь люди низведены до уровня животных, а животные возведены до уровня людей. Мы, егеря, называем это место сумеречной зоной, где выживает сильнейший: и телом, и душой. Я спасаюсь от окружающего ужаса шнапсом и сексом: напиваюсь до бесчувствия или сношаюсь с проститутками до полного изнеможения. Когда и это не помогает, просто слушаю музыку: Бетховена или Моцарта, его «Волшебную флейту» – это последнее, что меня удерживает от самоубийства. Фюрер нас, немцев, освободил от человеческих обязанностей: любить и ненавидеть, страдать и помогать, бояться, плакать или смеяться, – взамен обязав быть сверхлюдьми, то есть богами. А боги, парень, не знают слабости и стоят выше морали, олицетворяя собой мировой порядок. Мы здесь осуществляем этот порядок без жалости к тем, кем управляем.

– А вам приходилось убивать, геноссе Цинобер?

– Конечно, я же егерь.

– Вы тоже проходили посвящение в арийцы, выполняя миссию №6?

– Нет, это нововведение последних пяти лет, призванное повысить качество арийского воспитания в приютах трудовых армий. В отличие от тебя, парень, я окончил военное училище. Нас готовили убивать с пяти лет. Сначала тренировались на животных, а потом и на людях.

– А вы помните, кого убили в первый раз?

– Если честно, нет. Правда, парень, забыл уже, когда это было и где. Кажется, в Африке, в Сомали – мы тогда помогали дуче расширять его империю. Итальянцы провели неудачную военную кампанию, и их штурмовую бригаду окружили местные племена. Наше подразделение перебросили с Аравийского полуострова, где мы помогали спецотделу СС изымать камень Каабы, чтобы отправить его в Германию. Мы все тогда были штандартенюнкерами, ни разу не участвовали в боях. И вдруг всех нас, молодых, срочно погрузили в самолеты и в составе двух штурмовых бригад Абвера десантировали в гущу боевых действий на помощь итальянцам. Ночью. Тогда я наверняка кого-то и убил. Много стреляли вслепую, пока не рассвело. Утром обнаружили, что негры разбежались, а мы одни в саванне. Вокруг горы черных трупов, облепленные тучами мух. Вообще, скажу тебе, Африка не очень уютное место для белого человека: чудовищная антисанитария, куча ядовитых насекомых… Если выпить местной воды, к примеру, то наверняка будешь две недели страдать диареей, и никакое лекарство не поможет. Ну а жара, будь она неладна, никак не лучше холода: всё время потеешь, как в бане, а пот разъедает кожу, и покрываешься сыпью с головы до пят. Никакого спасения. Слава богу, этот ад закончился довольно быстро: через две недели нас перебросили на юг Италии, где мы вволю повеселились после боевого крещения. Поселили в гостинице ничтожного городка Кротоне. Господи, какое блаженство вспоминать его. Когда это было? Миллион лет назад. Многое уже забыл. Помню только, что наша гостиница «Конкордия» располагалась на Виа Виттория, рядом с торговыми рядами. Мой товарищ Клаус Рут, знаток античной литературы, предложил всему отделению пройти еще одно крещение, не боевое. В тамошнем борделе мы все потеряли невинность.

– Зачем? Почему в этом городке, почему всем скопом? Чтоб не было стыдно перед другими?

– Ха-ха-ха… Парень, ты такой наивный, аж смех берет. Вас не учили, что удел мужчины – не только воевать, но и спать с женщинами? Однако правда жизни всё равно берет верх. Наверняка многие из твоих товарищей по ночам под одеялом мастурбируют. А ты сам пробовал? Теребил хвост, чтобы никто не видел?

– Геноссе оберлейтенант, попрошу меня не оскорблять. Я пожалуюсь вашему партийному начальству. Прекратите обвинять меня в непристойностях, о которых мне даже думать стыдно.

– Ну ты и даешь, парень! Неужели ты думаешь, что твой отросток дан тебе только для мочеиспускания? Хотя, может, вас в приюте бромом поят, чтобы плоть не восставала?

– Я не знаю ни о каком броме. Я просто спросил, почему вам не было стыдно всем отделением идти в бордель, к проституткам? Разве общение арийцев с ними не унижает нас как личностей?

– Унизить арийца может только ариец. А проститутка много лучше, чем резиновые надувные женщины производства AEG для удовлетворения половых потребностей солдат в полевых условиях. Кстати, такие женщины входят в список походного обмундирования солдат вермахта. А знаешь, для чего? Просто наше командование хочет избежать венерических заболеваний среди личного состава. Вот так-то! А ты говоришь – проститутка! Что лучше, а точнее – что естественней, совокупляться с живой или искусственной женщиной?

– Я не могу вам ответить. Никогда об этом не думал. В приюте нас готовили к другому: беззаветно служить партии и фюреру, стремиться улучшить жизнь всех германцев. Половые вопросы из нашего образования исключены. Я не вижу разницы между живой или искусственной женщиной: не знаю, как та или другая может доставить удовольствие. Наивысшее удовольствие для меня сейчас – петь гимны и играть в спортивные игры. Когда ты член команды и понимаешь игроков без слов – момент единения с другими в одном порыве, в одной воле – вот это здорово, вот от этого захватывает дух. Когда поднимают наш флаг по утрам и играет горн, у меня наворачиваются слезы на глаза, а я ведь не плакса, я награжден ножом «Blut und Ehre» за стойкость и мужество.

– Ты еще слишком молод, парень, чтобы понимать то, о чем я тебе говорю. Твое время пока не пришло, у тебя всё впереди: любовь к женщине и разочарование в ней.

– В ком? В любви?

– В женщине как форме жизни, конечно же. Вот ты говоришь, что для тебя наивысшее удовольствие – момент единения с другими в одном порыве и воле. А знаешь ли ты, что, совокупляясь с женщиной, ты этот порыв испытываешь с ней физически? Не знаешь, конечно… Эх, мой юный друг. Человек способен получать наивысшее удовольствие только тогда, когда размножается: так уж устроена наша природа.

– А творчество? Разве искусство не доставляет нам наивысшее удовольствие?

– Творчество – то же размножение, только не физическое, а духовное. Так человек пытается оставить память о себе в других людях: инфицировать их своими мыслями и чувствами. Я ведь тоже в твоем возрасте, когда был юнкером, хотел стать поэтом. Даже кое-что опубликовал, но потом бросил стихи писать. Война, брат, куда интересней, а главное – всё, что вокруг, с тобой по-настоящему происходит, а не в грезах жалкого ума.

– А можете что-нибудь из вашего почитать, из того, что тогда опубликовали?

– Да чушь это всё была, дешевая, пафосная чушь типа:

 
Германский гений
Крылья распростер
Над всей Европой,
Из городов изгнав
Унынья дух навечно,
Взамен дав людям
Радость и веселье,
Чтоб новый мир
Построить на века.
 

– А по-моему, очень даже ничего. Патриотично.

– Да ну тебя, салага. Это же не Гёте, а хуже писать нет смысла. Разве что статьи в газетах, но журналистика – не литература. Ладно, сменим тему. Хочешь, объясню, почему мы все решили потерять невинность в Калабрии?

– Охотно выслушаю.

– Дело в том, что этот городок – конечный пункт приключений героев «Сатирикона» Петрония. Врубаешься?

– Нет, не очень. Я такого автора не знаю. В нашей учебной программе его нет.

– Естественно, это же античный автор, да еще и непристойный. У него нет никаких шансов попасть в школьную программу для имперских приютов, одобренную министерством народного просвещения. Нас, весь взвод, с Петронием познакомил Клаус Рут: он нам зачитывал в казарме в свободное время по многу раз самые смачные места из этой истории. В частности, о том, как герои посещали бордели. Вот мы и решили на деле проверить, так ли хороши итальянские девки, как об этом писал автор. Сказано – сделано, искать проституток было несложно: их дверь была смежной с дверью нашего отеля. Даже название до сих пор помню: «Casa Blanca». И белую розу на вывеске. Мы, значит, вваливаемся в бордель, нас там встречает мадам: женщина с выдающимися формами, очень похожая на Софи Лорен. Знаешь такую итальянскую актрису?

– Нет. Нам в приюте показывают только немецкие фильмы.

– Она у них, в Италии, очень знаменита. В общем, выставляет она перед нами всех своих девок. Мои ребята тут же разобрали высоких и фигуристых, а мне досталась маленькая и худенькая – почти подросток, сущая девочка – с огромными черными глазищами. Что делать? Подхожу к ней и говорю мадам: «Выбираю эту. Она моя на ночь». А та мне на ухо шепчет: «Господин штандартенюнкер, Франческа – самая лучшая шлюха в моем заведении. Самая выносливая и ненасытная. На прошлой неделе она за раз обслужила двадцать немецких моряков с подводной лодки, вернувшейся с боевого дежурства. Они ее сношали восемнадцать часов подряд – так Франческа не хотела их отпускать, просила добавки. Она вас растлит самым изысканным образом, можете на меня положиться». Представляешь?

– Что?

– Она меня действительно растлила самым изысканным образом, ха-ха-ха!

– Это как же?

– Э, парень, заинтересовался? Не скажу. Тебе еще рано об этом знать. Всё, приехали, вылезай. Мы на месте. Пора приниматься за работу.

8

Немецкая речь

«Кошмар, какая убогость вокруг. И столько снега: улицы из снега, всё поселение завалено по самые крыши. Даже окон не видно, только двери с прокопанными к ним ходами. И куда мы сейчас идем, ума не приложу».

– Куда мы направляемся, геноссе Цинобер?

– К старосте, а потом к местному священнику.

– А зачем?

– Ну, вы же должны, юноша, познакомиться с местной интеллигенцией, прежде чем дело дойдет до простого народа. Они, как славяне говорят, соль земли русской. Часть нашей системы управления этим отсталым народом. Есть еще казаки, урядники и околоточные, но они тебе совершенно не интересны. Это самые примитивные существа, тупые и исполнительные, которых мы отбираем из местных и дрессируем. Используем вместо сторожевых собак, чтобы они держали туземцев в страхе перед законами, по которым те обязаны жить.

– Геноссе оберлейтенант, а как устроены поселения русских? Нам читали вводный курс лекций о славянской инфраструктуре, но это всё теория – отвлеченное знание. А как дела обстоят на практике? На само деле, а не на бумаге?

– Ха, а ты смышленый малыш, сразу к делу перешел. На бумаге всё в ажуре, а на деле руководство висит на абажуре.

– При чем здесь абажур?

– Гестапо, если раскрывает очередной заговор русских, расстреливает всё высшее руководство волости. Из их кожи делают абажуры для настольных ламп, которые вручают следующим назначенцам.

– Зачем?

– Для острастки. Пусть помнят, что с ними станет, если они будут плохо нам служить.

– Не слишком ли это жестоко?

– Славяне очень грубы по природе. Чем бесчеловечней с ними обращаешься, тем сильней они тебя уважают.

– А почему никого на улицах? Ни единой души?

– Они все на службе в храмах. Обычно в селах – так называются их городки, где есть церкви – храмов пять или семь. Но обязательно нечетное число.

– Почему?

– Почему банан желтый? Не знаю. Так у них принято.

– Идите помедленней, геноссе оберлейтенант, я за вами не поспеваю.

– Ладно, ладно, нам с тобой нет смысла торопиться. Так вот, вокруг каждой церкви селятся люди одной профессии, например портные или гончары, а свою часть села они называют слободой. Гончарная слобода, портняжная слобода. Дома у них все трехэтажные и деревянные. На первых этажах славяне держат скот и мастерские, на втором у них обычно жилые комнаты, а третьи они используют как продуктовые кладовые. А церкви шатровые, круглые в плане. Во главе села поставлен староста, а ему подчиняются головы, начальники слобод. Вот и всё их нехитрое административное устройство. Да, забыл сказать, а это очень важно: у славян еще есть общественные бани, куда они ходят минимум два раза в неделю. Посещение бани для них так же свято, как посещение церкви. Всё, пришли.

– Где мы?

– Это дом местного учителя.

– Так мы же шли к старосте. И разве у них есть учителя?

– В этом селе – есть. Любопытный русский, я его воспринимаю почти как своего: он говорит на нашем языке совсем без акцента. Он учит местных детей немецкому языку.

«Интересно! Оказывается, у них есть учителя. Вот бы не подумал, что такое возможно: учить недочеловеков нашему великому языку».

– Я смотрю, геноссе оберлейтенант, вы стучите и стучите в дверь, а никто не открывает. Может, этот учитель со всеми на службе, в церкви?

– Нет, он дома, я точно знаю. Просто надо подождать, пока он спустится.

– А почему он не в церкви, как остальные русские?

– Он атеист, презирает попов, терпеть их не может.

– Почему?

– Это его конкуренты. Помимо богослужений попы обучают детей своих прихожан основам грамоты и арифметики. Наверняка тебе интересно, зачем мы учим русских этим предметам?

– Конечно!

– Просто это нам выгодно. Все здоровые мужчины от пятнадцати до пятидесяти лет обязаны трудиться на заводах, рудниках и газово-нефтяных месторождениях Рейха. Славяне должны понимать нашу речь и команды, чтобы эффективнее работать. Также они должны уметь обращаться с нашей техникой, а для этого нужно читать инструкции и различать цифры на приборных досках пультов управления машин. Большего от них требовать невозможно – они же недочеловеки. Так что без минимального образования не обойтись.

«Вот, наконец открывается дверь. Поскорее, а то так можно совсем окоченеть. Быстрей, чертов русский, быстрей».

Русская речь

– Кто там, чего стучите?

– Отворяй, русская свинья! Не спрашивай, кто пришел, если не хочешь быть битым.

– Сию секунду, ваше благородие, сию секунду. Вот, прошу, входите.

Немецкая речь

«Не очень-то оберлейтенант церемонится с этим учителем: так равный с равным не разговаривает».

– А, это вы, господин оберлейтенант. Проходите, пожалуйста, проходите!

«Кланяться нам до земли – пожалуй, слишком. Это как надо себя не уважать, чтобы так перед нами заискивать».

– Давай, веди нас к себе и чаем напои, а то мы замерзли.

– Не извольте беспокоиться, господа немцы, чай у меня для вас завсегда готов.

– Чем занимаешься, Николай?

– Да вот часы чиню, совсем ходики развалились.

– Ты бы их выкинул да электронные вместо них купил. Или денег жалко?

– Да нет, нельзя, ваше благородие. Это память об отце.

«Странно, я совсем не так представлял русских. Этот учитель от нас ничем, помимо одежды, не отличается. Разве что глаза у него нехорошие: всё время шмыгают по сторонам, он будто боится взглянуть нам в лицо. Так ведут себя маленькие дети, когда пытаются скрыть шалость от воспитателя».

– Вот, знакомься, Николай, это Ганс Мюллер, роттенфюрер из фюрерюгенда. Прибыл к нам с исследовательской миссией: изучать ваши нравы и обычаи. Ты должен ему помочь понять, как вы живете и как вами надобно управлять.

– Да что ж тут понимать, господин Цинобер, одно скотство вокруг и никакой цивилизации. Я уже сколько лет вам, немцам, толкую, что нами, русскими, urkagany правят, а вы только надо мной смеетесь и ничего не делаете. Угощайтесь, господа. Вот вам горячий чаек, вот немецкий сахарок. Ну так что это я, а то бишь о блатных. Заели они нас, интеллигентов. Колотят ведь, господин оберлейтенант, в прямом смысле колотят! А попы им покровительствуют. Подбивают детей ко мне на уроки не ходить. А это уже вредительство. Поп Никодим вообще договорился до того, что нужно обратно-де кириллицу вернуть, что она нам якобы свыше дана. Как же – свыше! Невежда. Ничего не знает об историческом материализме: о Фейербахе и Энгельсе. Религия – это опиум для народа, а кириллица – одно из величайших заблуждений в истории, не позволившие наш многострадальный народ приобщить к плодам европейской цивилизации. Если бы все русские пользовались латиницей, разве бы они были такими дремучими mudakami, как сейчас?

– Что такое mudak?

– По вашему «аршлох», то есть govnjuk. Ведь наш язык – это наше проклятие. Вот у вас, немцев, и в языке порядок, и в мыслях склад. Один ваш Гегель чего стоит, на нем вся философия держится. А у нас за всю историю ни одного приличного философа не было. Разве что Чаадаев. Так его публично объявили сумасшедшим за то, что он наши порядки еще при царях решил критиковать. И чем всё закончилось?

– И чем, Николай?

– Тем, что у русских теперь – ни своего государства, ни своей территории. Было нас когда-то 150 миллионов, а теперь и десятой части нет. А всё из-за грамматики, будь она неладна. Если бы мы латиницей пользовались, так бы и жили себе в Москве, как сто лет назад, а нас бы вся Европа уважала.

– Теперь нет Европы, Николай, есть лишь германский Рейх и фашистская Италия.

– Да знаю я, знаю, ваше благородие. Только и вы должны меня понять. Почему фюрер определил нас в недочеловеки? Из-за большевистской революции, которую организовали наши евреи и американские сионисты. Если бы не Троцкий с Лениным, не было бы никакого Третьего Рейха. Ваш фюрер с его национал-социализмом стал ответной реакцией здорового германского общества на большевистскую заразу, которой была охвачена вся Европа. А источником заразы были мы, русские. Я, к слову, много думал, почему именно у нас произошла эта чертова революция.

– И что, каковы результаты твоих измышлений?

– Самые печальные, господин Цинобер, самые печальные. Еще чаю, господин Мюллер? Пейте, пейте, воды у нас здесь много: уж чего-чего, а воды хватает. Мы не в Африке. Кстати, господин оберлейтенант, вы бывали в Африке?

– Бывал, и не раз. А почему ты спрашиваешь, русский?

– А правда, что там совсем другие люди живут, черные? Их, говорят, неграми зовут.

– Откуда ты это узнал? Опять американское радио слушал?

– Радио тут нет ни у кого. Ваше гестапо и наши урядники за этим строго следят. Да и запчастей для приемника негде взять. В книжке же вашей, то бишь немецкой, вычитал.

– Да, это правда. В Африке действительно живут негры. Это совершенно примитивные существа, переходное звено между обезьяной и человеком: похотливые и тупые.

– Что же они, значится, еще глупее, чем наши чукчи?

– Во много раз тупее и вонючей. От них аммиаком шибает сильнее, чем из ваших выгребных ям. У них даже есть поговорка, что бог их распознает по их запаху, ха-ха-ха. Тебе, русский, еще повезло, что ты в Сибири, живешь, а не в Сомали или Нигерии. Жара и антисанитария там просто чудовищные. Так что радуйся, что фюрер вас выселил сюда, а не в Чад или Конго. Арийская наука доказала, что вы более высокоразвитая нация, чем негры: стоите на одной ступени развития с монголоидной расой.

– Это точно, господин Цинобер! Азиаты мы, чистые азиаты, хотя и выглядим, как белые люди. А ведь каждый из наших думает, что он самый что ни на есть избранный. Прямо мессия Божий. Что Бог его отметил для великих дел и все ему должны поклоняться, как царю, наместнику Бога на земле. А народ не может состоять из одних царей: кто-то же должен просто работать. Вот так у нас каждый друг перед другом нос и задирает. Поклонения требует, а его все к черту посылают, а он злится и на рожон лезет, силой хочет заставить себе служить. Сильный угнетает слабого, умный глупого, большой малого. Порядку нет в нашем народе, не то что у вас, немцев. Вы все вы как единое целое, служите фюреру с собачьей преданностью.

– Эй, русский, следи за речью, иначе я тебе язык отрежу! Кого ты назвал собаками? Нас, арийцев?

– Что вы, что вы, господин оберлейтенант, вовсе нет! Если это прозвучало грубо, то простите меня, русского mudaka, за плохое знание вашего великого языка.

– Не прибедняйся. Ты владеешь нашей речью так же хорошо, как и мы. Я пошутил, Николай, расслабься. Но за языком следи.

– Благодарю вас, господин офицер. Я буду осторожней выбирать слова для выражения моих мыслей. Наша природная речь груба, так как состоит из сплошных ругательств. Кое-что совершенно невозможно адекватно перевести на немецкий язык.

– Приведите пример, господин учитель. Я изучал в приюте ваш язык и ничего особенного, за исключением грамматики, в русской речи не обнаружил. Все слова точно такие же, обычные: папа, мама, земля, вода…

– Для вас, господин, слова «папа» и «мама» вообще потеряли смысл. Вас, немцев, теперь выращивают в родильных фабриках. А у нас всё по старинке: мужчина с женщиной сходятся и создают семью, рожают детей и вместе растят затем их, воспитывая и заботясь о них всю жизнь.

– Конкретных отцов и матерей у немцев нет. Но это вовсе не мешает мне понимать, что означают эти слова. Вы мне такой пример приведите, чтоб наглядно стало ясно, что это совершенно непереводимо на германский язык. В мире нет ничего, что не было бы понятно нам, арийцам.

– А русский мат?

– Что это такое – «мат»?

– Так, парень, у них называются все ругательства.

– А при чем здесь, господин оберлейтенант, ругательства? Это же темная сторона человеческой речи, ведь ругаются, чтобы оскорбить. Грязные слова – низкая речь. Их раньше, в старину, употребляли плохо воспитанные люди. В новом немецком языке их нет, разве что «задница» и «свинья». Но эти эпитеты относятся обычно к неряшливым или неприятным людям. Ну, еще у нас в ходу слово «дерьмо» как обозначение чего-то плохого, как излишнее возмущение. Наверняка у вас, русских, есть схожие выражения, которые однозначно можно понять.

– Вы, господин, рассуждаете как образованный и культурный человек. Для вас ругательства – архаика, прошлый век. А у нас всё наоборот: мат для нас и наших людей давно стал чем-то вроде поведенческого кода. Кстати, что вы знаете о судьбе моего народа после того, как мы проиграли войну Германии и капитулировали?

– Ну, в учебнике по истории написано, что после разгрома под Пермью остатков Красной армии правительство большевиков пало. Власть захватил генерал Жуков, он объявил себя верховным диктатором России. Жуков мобилизовал в армию всех заключенных при большевистском режиме, организовал из них эскадроны смерти и с помощью тактики выжженной земли начал истреблять коренное население на пути движения наших войск вглубь континента. К концу 1944 года остатки его бандформирований были окружены генерал-фельдмаршалом фон Боком и ликвидированы под Магаданом. Жуков и его приспешники бежали в Америку на самолете, который сбили над Беринговым морем знаменитые герои люфтваффе полковник Герман Швайне и майор Питер Шайзе. Позже за этот подвиг они получили рыцарские звания и кресты с мечами и дубовыми листьями. Фюрер объявил, что вы развязали захватническую войну против европейских народов, поэтому вы виновны в преступлениях против человечества. Славян отправили в бессрочную ссылку в специально созданный Сибирский комиссариат, где вы должны своим трудом и трудом последующих поколений до скончания веков искупать вину перед человечеством за то зло, что успели натворить. Это всё.

– Негусто. Всю трагедию моего несчастного народа изложить на половине страницы печатного текста. А ведь это судьба десятков миллионов людей, перемолотая в жерновах истории. Хотя чего можно ждать от господина Розенберга, автора вашего учебника истории. Он никогда не любил нас, русских. Хотя сам родился в Таллине, учился в Москве и был подданным Российской империи.

«Странно. Этот учитель говорит на немецком языке и рассуждает так же связно, как и мы. В чем же отличие его от нас, сверхлюдей? Я не понимаю, не могу этого уловить. На вид он принадлежит к нордической расе. Но ведь есть же в нем какой-то дефект, ставящий его на одну ступень ниже в эволюционном развитии по сравнению с нами. Но какой? Почему он больше животное, чем мы?»

– Розенберг никогда не любил нас, русских, и сделал всё возможное, чтобы очернить нас в глазах вашего фюрера. Вот мы и оказались здесь, в Сибири, на вечном каторжном поселении. А всё из-за того, что немцев на евреев променяли.

– Это как, поясните.

– Вы что-нибудь знаете о марксизме и большевизме?

– Это лжеучения. Они говорят, что в основе политических процессов в обществе лежит классовое неравенство и классовая борьба, а не борьба наций, что политическое устройство общества определяется его экономическим базисом. Еще – что в результате классовой борьбы будет построено новое общество рабочих и крестьян, в котором все будут равны и экономически свободны, то есть исчезнут деньги, и люди будут работать только за идею. Полный бред, согласитесь, в особенности в отношении национального вопроса. Якобы нации при капитализме неважны, а важны только товарно-денежные отношения. Ведь очевидно, что расовое неравенство рас изначально заложено в природе и влияет на неравенство в обществе. Люди с нечистой кровью оказываются на низких социальных постах, а люди с чистой арийской кровью составляют правящую элиту. Это наглядно видно на примере вашей, русской истории. Все ваши правители и аристократы были немцами, начиная с царя Петра Великого, и тогда вы были цивилизованной страной. А как только немцев вы сменили на евреев, тут России и пришел конец. Это же очевидно.

– Это вам очевидно сейчас, господин. А когда мой отец участвовал в штурме Зимнего дворца и свергал временное правительство Керенского, он совершенно не думал, что нами вместо вас будут править черт знает какие инородцы. А так вот, однако, получилось. Всех нас Ленин обманул. Вот ведь сущий дьявол, а не человек!

– Оберлейтенант сказал, что вы в Бога не верите. Тогда зачем дьявола поминать?

– А я только так, образно. Этот Ленин для нас, русских, стал камнем преткновения. Вы не поверите, но до сих пор его некоторые почитают как святого, а люди его тело прячут в Уральских горах. Рабский мы народ, честное слово, рабский.

– Ты что-нибудь слышал нового о большевиках?

– Никак нет, господин оберлейтенант. Ребята, с которыми я занимаюсь, ничего о них не знают – или делают вид, что не знают. А соседям хватает своих забот, чтоб еще красных поддерживать.

– О каких большевиках они говорят, господин оберлейтенант? Их истребили еще пятьдесят лет назад?

– Не всё так просто, как написано в учебниках истории, Ганс. У нас есть Имперское министерство восточных территорий, которое регулярно отчитывается перед Германией о своих успехах по освоению покоренных земель, но в жизни всё обстоит совсем не так.