Няня из Москвы – Иван Шмелёв

Вот откуда я не ожидала, что мне прилетит читательское счастье – так это от этого совета.

Начало – ну очень странное. Какая-то стилизация под старорусский говор с коверканьем слов, барыня-барыня, приехали из Америки. Еще очень похоже, что это поток сознания. И я: «А как это вообще читать?! Ну как-нибудь – она вроде небольшая». Ладно – можно представлять, что читаешь что-то вроде мультфильма «Master Пронька». Но потом пошло линейное повествование…

И я просто втянулась. Главная героиня – такая вечная нянюшка, как из Элинор Фарджон – Корзинка старой Нянюшки . Она рассказывает о своей «последней» семье, где нянчила барскую дочку Катюшу. И ребеночек это был, нянюшка нам расскажет – от барского воспитания словно бесами одержимая. Едва сладила с девчушкой – пришла другая беда. Русская революция. Когда в России что-то сильно сломалось, старые порядки враз обрушились, люди стали, как нелюди – воровать, грызться, за любую копейку убивать. Причем очень здорово показано, что действие же происходит в Москве – как эта волна доходит до Москвы. Они бегут в Крым – так и в Крыму их накрывают. Няня со своей воспитанницей Катечкой – к тому времени уже известной артисткой – уезжают и в Париж, и в «Эндию, страну людоедов» (так нянюшка кличет Индию), обосновываются в Америке. Но – неспокойно у нянюшки на душе, все у них не по-людски, похоронят, ренту перестанут платить – так и выкинут твои косточки…

Есть в этой книге что-то невыразимо очаровательное и умилительное. Весь этот нянюшкин неграмотный говорок, когда она коверкает иностранные слова – дилехтор, буу, тигра. Совершенно прекрасная часть про Индию – про то, что у них даже людоеды поцивилизованнее и покультурнее, чем некоторые наши «новые люди». А это

Охранял нас людоед – с простыней на башке… просто) И при этом здесь – такая нутряная житейская мудрость, когда видит и думает сердце. Как нянюшка оценивала всех Катиных поклонников – особенно в начале, когда воспитанница прям звезду словила. Был у нее такой – Курапет:

И этот Курапет прям на колени бухнулся. Она – от него. И он – прям на коленях – за нейИ как все мужики с Катечкой «урковали» – то есть флиртовали (это то, что я называю мур-мур). А про верного татарина в Крыму, который буквально их отбил и вытащил. И все это – с такой житейской, глубинной мудростью. Люди мы простые тульские, как скажет – «страшный этот, волосатый» – у меня прям сердце улыбается. И всех по глазам видит, и удивляется

Обворовала бар – еще и прибавку требуетНу а эта вечная мудрость

Не страшно нищим стать – а страшно себя потерятьКстати – огульная религия тут только в начале, когда нянюшка пыталась выучить свою Катечку, а дальше – так. Если вера истинная – о ней не кричат.

Какая-то невероятная книга. Смешная, очаровательная, умилительная. Глубокая в своей простоте. Здесь тот случай, когда «Я о ней хочу поведать миру!» Вот никогда не знаешь, где брильянт откопаешь. Чуть-чуть начало пережить – и начнется читательское счастье. Это определенно – читательское открытие. И – ужасно приятное.

Это самая настоящая сказка, где страшное соседствует с волшебством и побеждает любовь. Рассказана она нарочито упрощенным разговорным народным языком. Сказительница – старушка, няня Дарья Степановна Синицына. Родилась она в Тульской губернии, оказалась в няньках в семье состоятельного московского врача.

Весь роман построен в виде монолога няни. И если вы не готовы пробираться сквозь просторечье, то даже не стоит браться за его чтение. Но если всё же решитесь, то не сможете оторваться от истории воспитанницы Катички с детства и до самой свадьбы (как и положено сказке, роман кончается свадьбой, ну почти).

Вы довольно быстро перестанете скучать по утонченному литературному языку и заглядывать через странички: когда уже автор прекратит издеваться над читателем. Не скрою, было ожидание, что в таком необычном стиле написано только начало романа. Толстой же начал «Войну и мир» на французском, как говорили в великосветских салонах Петербурга в 1805 году. Подумалось, что здесь такой же приём только с народным просторечьем.

"Няня из Москвы" эмигрантское творчество и как и вся эмигрантская литература роман пронизан воспоминаниями о дореволюционной России, о мытарствах во времена лихолетья и о странствиях в послереволюционное время по Европе и Америке. Я впервые встретилась со взглядом на эмиграцию не интеллигенции, не «господ», которые с лёгкой руки Булгакова, как известно, «все в Париже», а простой женщины, оказавшейся в эмиграции в пожилом возрасте, без знаний языков, которую сложно представить где-либо кроме России.

Сердце нянино болит о своей воспитаннице Кате. Ради Катиного счастья, ради любви Катички и Васечки, не задумываясь идёт на жертвы, на которые сами влюблённые не готовы из-за упрямства своих сердец.

У Дарьи Степановны есть конкретный прототип. Это няня Груша, служившая в доме купца Карпова, у которого Шмелёвы снимали квартиру и чьи фразы, манеру разговаривать Шмелёв перенёс в свой роман.

С неподдельным простодушием вспоминает няня о жизни в семье Катиных родителей, выдавая их семейные тайны без желания уязвить, переживая о «хавосе» в их жизни.

У этой простой души простое понимание о деликатности – важно не обидеть словом, но и кривить душой она не станет.А вы, барыня, не отчаивайтесь, зачем так… какие же вы нищие! Живёте слава Богу, и барин все-таки при занятии, лавочку завели… все лучше, чем подначальный какой. Известно, скучно после своих делов, ворочали-то как… а надо Бога благодарить. Под мостами, вон, говорят, ночуют… А где я живу-то, генерал один… у француза на побегушках служит! А вы все-таки при себе живёте. И до радости, может, доживёте, не такие уж вы старые. Сорок седьмой… а я – больше вам, думала. Ну, не то, чтобы постарели, а… погрузнели. В церкви как увидала – не узнала и не узнала… маленько словно постарели. Горе-то одного рака красит.

Недавно слышала по радио рассказ от том, как итальянские эстрадные музыканты давали концерт в Москве на 8 марта. Уважаемый музыкант перед концертом задал вопрос публике – как обращаются в России к женщине, если хотят выразить ей свое самое глубочайшее уважение, почтение и любовь? Публика подумав, стала выкрикивать – бабушка, бабушка! Музыкант проговорил несколько раз в микрофон – ба-буш-ка, ба-буш-ка, будто тренируясь и запоминая, а потом заявил – пою для бабушка! И давай петь про джелато, бамбину, рогацци и на прочие жгучие итальянские темы. Очень показательно. Только в нашей культуре бабушка может быть бесплатной няней, ангелом-хранителем, связующим проводником сквозь время, поколения. Которая будет баловать, портить и все спускать, да еще и накрутит хвоста своим детям, что бы внучка или внученьку не обижали. И не только потому что внуки это те, кто отомстят их детям за «их нервы», а потому что любовь… А истории какие могут бабушки рассказывать! И все то они знают и умеют. Историю в этой книге рассказывает бабушка. Неграмотная, но она умнее грамотных. Она не состоит в кровном родстве с главной героиней ее рассказа. Она ее няня. Бывшая крепостная, а потом вроде бы работавшая по найму. Но ни разу не получавшая жалования. Что это за явление такое? Отголоски рабской психологии или преданность, потребность дарить любовь? Наверное, и то, и другое. Но это и не важно. Важно, что ее воспитанница называет свою няну иконкой. И в этом слове так много… Всего. Все в этом слове. Неграмотная, пожилая женщина и светская, взбалмошная молодая дива проросли друг в друге. И это сплетение душ позволило им не утонуть, выплыть в страшный период революционных и военных потрясений в России начала 20-го века и обустроить свою жизнь в новом мире, в эмиграции. У Скарлет Охара тоже была няня. Тоже из рабов. Сходство Катички и Скарлет, пугающая атмосфера гражданской войны, разрухи и неустроенности, волевое стремление героинь к выживанию, сердечно-эгоистичные терзания – словом, книги можно поставить на одну полку и смело сделать вывод, что истории очень похожи. Только вот в «Няня из Москвы» рассказ ведется от лица самобытной русской бабушки и в этом невероятный шарм. Впрочем, не только в повествовании шарм, шарм еще и в том, что бабушка как кладезь мудрости и любви, выведет свою героиню на «правильную» дорожку. У Скарлет – ее Тара, а у Катички – ее няня, иконка! Книга эта еще и летопись исторических событий. Как жила состоятельная русская семья до революции, во время и после? Как прорвало революцию в застоявшемся мире? Чего ждали люди и что они получили от перемен? Как спасались в период противостояния? Кто выдержал и адаптировался, а кто нет? Чего стоила такая адаптация? Как встречали миллионы беженцев из России по миру? Няня-бабушка расскажет как она это видела. Очень показательно и то, что в критические моменты никто из других героев этой истории – из бывшего русского мира не мог отказать или не заметить нашу рассказчицу, когда она обращалась за помощью или помогала сама. «У меня тоже была няня…», «Няня из Москвы, как хорошо…», с ностальгией говорят бывшие подданые бывшей Российской Империи, открывая перед ней двери своей души.

Так что, совершенно не удивительно, что на вопрос представителя другой культуры, нашего современника, о том, как обратиться к самой лучшей женщине, большинство из нас отвечает – бабушка. И этому большинству повезло.