Иван Аксаков
Записка о бессарабских раскольниках

К этому присоединилась и нелюбовь русских к грекам, страх подпасть под зависимость греческого духовенства, наконец, и то, что новая иерархия учреждена была собственно стараниями одних белокриницких монахов, при содействии иезуитов, без участия придунайских раскольничьих старожилов. Эти дунайские старожилы, состоя под турецким владычеством, много отличаются от австрийских раскольников, подчиняющихся непременно более или менее европейскому влиянию и из коих, как известно, некоторые заседали даже в Пражском сейме… Когда поставленный митрополитом архиерей прибыл на Дунай, то Серакей не признал ни его, ни рукоположенного им попа Онисима; его примеру последовали часть Старой Славы, Каменки и Новой слободы (Новинов). Архиерей же избрал местом пребывания Журиловку, которая приняла его вместе с прочими русскими селениями в Турции.

Вскоре после того Бабадахскому аяну сделали донос, что раскольники, признавшие греческого митрополита, хотят соединиться заодно с греками и ниспровергнуть Оттоманскую Империю. Дело доходило до султана, а между тем (как рассказывал мне один некрасовец Памфил Онисимов) архиерея, попа Онисима, Осипа Гончаренко и какого-то Димитрия Свиткова засадили в тюрьму, где они и находились около 6 месяцев. Наконец, султан приказал их освободить, повелев вместе с тем, чтобы принявшие новое духовенство жили отдельно от не признававших его и чтоб первые выехали все из Серакея и Славы. Но самое важное обстоятельство, которым наше правительство, конечно, не оставит воспользоваться, это то, что те же семена раздора перенесены через Дунай и к нашим бессарабским раскольникам. Некрасовцы долго колебались и наконец, по убеждениям старика Памфила Онисимова (уроженца деревни Серакей) и еще какого-то Панкрата, решились не признавать новой иерархии, во-первых, потому, что считают лжемитрополита крещеным не чрез погружение, а чрез обливание; во-вторых, потому, что боятся таким образом лишиться высочайше дарованных им прав. Памфил Онисимов, часто употреблявшийся измаильским полицейским Фон-Чуди для секретных дознаний о действиях поляков за турецкой границей, сам рассказывал мне все это, утверждая, что некрасовцы предпочитают иметь своего доморощенного попа и спокойно оставаться в России, пользуясь милостью Государя. Хотя поп и взят был от них, но они не считают себя лишенными права искать другого; нашли было одного, но он оказался пьяницей, и поэтому хотят просить позволения взять беглого попа, поставленного не новыми иерархами из Молдавии.

Он спрашивал меня, не известно ли мне, «отнимутся ли от них права или нет?». Я отвечал, что этого не знаю, но что они скорее могут надеяться удержать их за собою, не признавая нового духовенства, нежели признавая. Он тотчас же поспешил сообщить мои слова всей некрасовской общине. Хотя Онисимов и утверждал, что примеру их последовала почти вся Нижняя Бессарабия, однако волковцы на спрос мой, признают ли они Журиловского архиерея, отвечали сначала, что признают, потом уже стали говорить, что некоторые из них признают, другие нет. В рассказе своем они сами без моего указания сообщили мне то же, что и некрасовец, и сами назвали Онисима и Панкрата, как главных противников лжеиерархии. На слова мои о крещении некоторые возразили, что этот вопрос уже решен белокриницкими монахами Алимпием и Павлом Васильевым, которые были отправлены на иждивение петербургского купца Громова и московского Волкова в путешествие по всем христианским землям для описания церковных обрядов и которые в книжке, ходившей у раскольников по рукам, доказали будто бы, что в месте рождения митрополита обряда обливания не существует. Спросить же восприемников они не могли за смертию их. Впрочем, надо заметить, что волковцы, находившиеся не на границе и сообщающиеся с Турцией морем, теперь, с наступлением зимы и с прекращением рыболовства, не могут иметь частые сношения с своими задунайскими единоверцами. Как далеко проник этот спорный вопрос в России, проследить я не мог^[9]; но с достоверностию можно предположить, что здешние раскольники-попы не совсем благоприятствуют этой новой заграничной фабрике попов, отбивающей у них хлеб, влияние и силу.