Иван Жидков
Черчесов: Стани, Стас, Саламыч

Глава первая. Установка

За Алагиром ничего нет. Кавказский хребет ставит барьер для того, кто не обладает сверхъестественной силой. Дорога Р297 хоть и ведет через него в Грузию, просто так ее не осилишь. Чтобы отправиться из Алагира в этом направлении, нужны либо сильное желание, либо крайняя необходимость. Можно уехать из него на восток, во Владикавказ. Или на север, где находится аэропорт Беслан. На Запад – Црау, Кора-Урдон и Дур-Дур. Когда 2 сентября 1963 года здесь родился Станислав Черчесов, население Алагира составляло чуть больше пятнадцати тысяч человек. Сейчас оно едва превышает двадцать тысяч. Из Алагира то ли не уезжают, то ли, уезжая, возвращаются.

Весь Алагир вы пройдете за одно раннее утро. По пути наткнетесь на кафе «Готовая кухня», «Азия» и пару небольших сетевых супермаркетов. Здесь есть улицы Комсомольская, Фабричная, Агузарова, Энгельса, разумеется, Ленина и даже Джанаева. На запрос «улица Черчесова» «Гугл» отвечает: «Maps can’t find улица Черчесова». Мало кто знает, что его имя носит местный стадион. Но об этом говорить нельзя – не хочет сам Станислав Саламович. Вы удивитесь, но он – человек скромный.

С момента, когда я впервые в жизни увидел Черчесова, до знакомства с ним прошло девятнадцать лет. Он возглавлял «Спартак», я на сборе в Турции объезжал все команды, какие возможно. Смотреть тренировки красно-белых было интересно. Во-первых, много известных игроков на расстоянии брошенного камешка. Во-вторых, «Спартак» работал интенсивно, немного не как все. Точно так же мне нравились тренировки «Сатурна» у Владимира Вайсса: много движений, концентрации. Уходишь с ощущением, будто игру посмотрел. Ни Вайсса, ни Черчесова практически не было слышно. Словак наблюдал за работой с бровки, металлически блестя глазами, второй мерил шагами центр поля. Мне было удивительно, как вратарь Черчесов вдруг превратился в тренера Станислава Саламовича – столь ощутимым было присутствие начальника. «Любопытно, о чем сейчас думает Титов», – размышлял я, стоя у бровки и отчего-то делая шаг назад, в хилую тень средиземноморской сосны.

Приехал зимой в Турцию – положено брать интервью. На третий день я посчитал, что довольно наблюдений, пора подойти к Черчесову. Во время тренировок он молчал или говорил негромко, так, чтобы никто, кроме футболистов, не слышал (спустя десять лет в Австрии, когда он будет готовить сборную России к чемпионату мира, не изменится ничего – как ни подслушивай, не узнаешь, о чем Черчесов говорит на установке). Смелость накопилась достаточная, чтобы поймать его, направляющегося в отель. Общение получилось шокирующим.

– Станислав Саламович, добрый день, я… (представляюсь) очень хотел бы минут на двадцать отвлечь вас для интервью.

В ответ на это последовал непредсказуемый взрыв эмоций, с ходу отрезающий ритуальные расшаркивания, как лишние ступени для летящей в космос ракеты. Дословно ответ Черчесова я воспроизвести не смогу, но в целом речь состояла из:

а) нет, друг мой, сейчас идет работа, говорить не о чем;

б) с чего ты (именно ты) взял, что есть уже что сказать;

в) вообще надо меньше говорить, надо работать.

Чтобы более не чувствовать себя идиотом ни одной секунды, я, чуть ли не зажмурившись, протянул Черчесову недавно вышедшую книгу, написанную о Властимиле Петржеле:

– Кстати, хотел вот вам подарить…

Не знаю, почему я решил, что именно Черчесову она будет интересна, – взял с собой в Турцию просто так, для кого-нибудь. Может, это была жалкая попытка подкупа скалы, а может, и сигнал из будущего.

Черчесов раскрылся. Книгу взял, в голосе прорезались благородные нотки.

– А вот книжечку почитаю с удовольствием! – сразил он резким переходом от форте к пьяно. – Петржелу я уважаю. А интервью – пока нет, может, после сбора…

Махнув на прощание сине-бело-голубой обложкой, тренер «Спартака» продолжил путь на четко запланированный обед.

Фотограф Стас Левшин, с которым мы имели тогда счастье работать и чьими кадрами, кстати, была иллюстрирована та книга, с негодованием крякнул. Я всегда с воодушевлением подпитывал его сарказм, но сейчас, испытав за минуту общения с Черчесовым все возможные перепады температур, стоял как вкопанный. Переход рубежей безо всяких объявлений правил был непривычным. Даже более странным, чем когда Владимир Вайсс спустя неделю вдруг из безжалостного капрала превратился в старого друга, приглашающего на кружку пива.

– Стас, ну а что? – медленно спросил я Левшина. – Не так все плохо. Мы оба живы. Нормально поговорили.

Но фотомастер уже ожесточился.

– Ну а что он из себя строит?! Мог нормально сказать: «Нет, извините, не могу. За книжку спасибо». А то все так подал, как будто мы – роща, но должны расступиться. Да ну…

Реакция Левшина была мне понятна. Спустя годы я встречу еще десятки людей, подобным образом реагирующих на поведение Черчесова. Но тогда мое отношение к произошедшему можно было сравнить скорее с безостановочным пожатием плеч. Футбольному журналисту часто приходится сталкиваться с неприятием и даже хамством. Но это было что-то другое. Мне было интересно, почему он так себя ведет…

* * *

Через три месяца после назначения в сборную России Черчесов решил неофициально поговорить с прессой. Удобный ресторан на кольцевой ветке располагал к быстрому планированию поездки в Москву. В ожидании тренера мы с коллегами нервно шутили – юмор, особенно черный, превращает в черепки любое напряжение. Не знаю, как другие, но я вспоминал свою первую встречу со Станиславом Саламовичем, напрочь забыв о воспоминаниях детства и о вратаре «Локомотива», стучавшем шипами бутс по штангам на старом черкизовском стадионе. Наконец он появился. С какой-то громкой шуткой. Театрально раскинув руки. Отпустив карикатурные комментарии в адрес каждого. Все настолько гротескно, что не могло быть правдой. Внутренне я застыл, ожидая, что последует дальше.

Это потом, когда Россия досадно проиграет в серии пенальти Хорватии четвертьфинал чемпионата мира и здоровенный журналист будет спрашивать Черчесова, почему он недоволен первым таймом, я обращу внимание не только на бешено дергающиеся зрачки тренера, но и на то, что он парню практически по плечо и сжигает того взглядом снизу вверх. Вспомню, что на той самой встрече я первым делом стал изучать руки Черчесова, чтобы понять, чем этот человек ловил мячи в сборной России, в «Спартаке», в клубах Германии и Австрии так, чтобы становиться чемпионом, попадать в сборную мира, выходить из группы Лиги чемпионов в девяностые без единой потери очков, когда у России не было ничего, кроме «Спартака». Меня ждало еще одно открытие – если вы думаете, что у этого вратаря вместо рук грабли для уборки листьев или снегоочистительные лопаты, то ошибаетесь. Обычные руки. Может, даже слишком интеллигентно компактные для этой профессии. И остается только догадываться, как много нужно было над ними работать, чтобы под, над и между ними проходило как можно меньше мячей.

После видеосюжета из Сочи, где Черчесов откровенно пожалел коллегу в одну из самых сложных минут в своей карьере (он до сих пор считает, что команда должна была идти к медалям чемпионата мира), я решил проверить его рост. Оказалось, мы одинаковые – 184 сантиметра.

Так почему, когда Черчесов появляется рядом, возникает ощущение, что пришел Кинг-Конг? Как нужно верить в себя, чтобы создавать этот оптический обман?

* * *

Не сказать, что и первая полноценная беседа с Черчесовым сложилась легко. На мои вопросы по поводу перспектив в сборной России Константина Рауша и Вячеслава Караваева, он ответил в стиле «да потому!». Меня это не устроило, и я долго бурчал себе под нос. Что уж там: прокручивал в голове эту реакцию по меньшей мере до тех пор, пока не доехал до аэропорта. Дисциплинированный универсальный игрок, даже если его техника несравнима с тем, что может Жирков (по футбольным меркам, игрок пенсионного возраста), часто способен помочь остальным подтянуться тактически и вывести партнеров на иной уровень объема работы. По состоянию на осень 2016 года привычки играть в высоком темпе сборной не хватало категорически. Как однажды сказал сам Черчесов, «одно дело – ехать по двору со скоростью пять километров в час, чтобы никого не задавить, и другое – выбраться на автобан». Но это было позже. В ноябре 2016-го я еще не был готов к тому, что вместо быстрых слов стоит ждать долгого дела. Ехал в аэроэкспрессе и думал: «Что он себе позволяет?» По сути, в тот момент у меня было два пути: изобразить смертельную обиду и встать в оппозицию (что многие и сделали вплоть до чемпионата мира) или пробиться через странную завесу и увидеть что-то, чего нельзя постичь по первому впечатлению.

– У всех свои маски. Это называется психологической защитой, – комментирует спортивный психолог, доктор медицинских наук, заведующий лабораторией социальной и когнитивной психологии Института медико-биологических проблем РАН Вадим Гущин. – У предшественника Черчесова в сборной маски другие. Причем, я считаю, не самые удачные для работы с командой, с футболистами. Зато они прекрасно подходят для общения с журналистами. Я неоднократно говорил: Леонид Викторович – милашка и заумник, который любого корреспондента запросто обаяет и добротным материалом для публикации обеспечит. Черчесов не склонен все разжевывать неспециалистам, и он отнюдь не милашка. Иногда, наоборот, агрессивен, вызывающ. Но это его оружие, оно лучше подходит для его профессии, в непростой педагогической работе с людьми не самой высокой вербальной культуры. Футболисты, в отличие от журналистов, «академий не кончали».

В идеале – чем у тренера больше масок для общения, тем он талантливее и тем ему легче достучаться до разных людей. У великого Тарасова этих масок было множество… Когда их одна или две – этого недостаточно, не для всех случаев воспитания подойдет. При этом важно, какая именно маска используется чаще. Та, что доминирует у Черчесова, принципиально важна именно для работы со спортсменами. Как и солдаты на поле боя, игроки не должны видеть, что их главнокомандующий в чем-то сомневается, что он излишне мягок и способен в трудный момент проявить слабость, сдаться, занервничать. Если они это видят, как у нас было не так давно, на Евро, – конец. Оттого базовая реакция Черчесова на критическую ситуацию достаточно агрессивна. В общежитии это, быть может, не очень приятно, но зато принципиально важно в бою. Лучше нападать, а не замирать в ужасе, тем более не убегать.

Бой предстоял тяжелый. Неизвестно, что на самом деле думал Виталий Мутко, соглашаясь назначить во главе сборной Черчесова, но как минимум был нужен человек, который не согнется. Когда Черчесова забрасывали – в том числе и я – вопросами о том, почему в команде нет того, другого и третьего (притом, что как минимум первые полгода тренер смотрел всех возможных кандидатов в сборную, кто был готов на тот момент), забывали или, скорее всего, не думали о том, что у него не было двух лет. В 2019-м он мог оказаться в «Спартаке» (у Карреры все еще только началось, чтобы играть в Бубнова), «Зените», «Кайзерслаутерне», «Халле». А чемпионат мира грозил его прихлопнуть через год, и тренер бился за свое реноме так, как считал нужным. Уже через несколько месяцев после той встречи Жирков действительно оказался одним из самых острых игроков на Кубке конфедераций, сумев даже выполнить особое задание с Португалией, уйдя вперед, чтобы сконцентрировать силы на главных, немного подзабытых умениях. И то, что в игре с Мексикой удалили именно его, лишило сборную России эффективности в атаке процентов на тридцать. Точно так же Черчесов сделал ставку на играющего справа Самедова, под которым, если что, был набравший наконец-то форму Смольников. Ставка то работала, то нет, но состав привык к Александру, соответствующему в первую очередь придуманному конструктору, и вряд ли был бы готов принять в тот момент даже Фернандеса. Не стал бы удивляться, если бы узнал, что тренер в 2017-м не настаивал на мгновенном внедрении бразильца. Те, кто смотрел футбол на Кубке конфедераций, видели, что у сборной есть идея. И главный тренер не стеснялся декларировать ее даже после прощания с домашним турниром на групповой стадии.

Тренер ФК «Ленинградец» Борис Рапопорт, который пересекся с Черчесовым в «Жемчужине», работая там вице-президентом, делает вывод:

– Черчесов не терял времени в периоды, когда сборная не вместе. Он собирал всю информацию, которая может ему пригодиться. И постоянно что-то придумывал. За то время, что он работает в сборной, прошерстил огромное количество футболистов. Кто мог предположить, что Кутепов будет у него в основном составе? Это ведь не сиюминутное решение, а результат длительных наблюдений, большой проделанной работы. И дело не в одном Кутепове – появились целые группы игроков. Тренерский штаб успевал реагировать на ситуацию в клубах – то Комбаров в составе, то не попадает в него. То Глушаков играет регулярно, то не вызывается вовсе. Игроки стали понимать, что в сборную приглашают именно по объективным показателям, по готовности на данный момент, а не по каким-то другим причинам. Правда, не все понимали, какую именно команду собирает Черчесов. Я в том числе. Но для полного понимания происходящего нужно быть внутри команды каждый день. А так ведь и на самом деле не поймешь, почему просматривается такое количество футболистов, какая именно игровая модель видится на чемпионате мира. Это сейчас ясно, что тактика подбиралась под наличие футболистов.

* * *

О том, что Черчесов умеет заполнять пространство, можно было догадаться гораздо раньше упомянутых встреч – незадолго до старта Евро-2016, того самого турнира, после которого слово «футбол», к огромному сожалению, стало в России ругательным, когда сборная в Инсбруке играла товарищеский матч с Чехией. Станислав Саламович мог не оказаться на стадионе «Тиволи» лишь случайно – его дом в двадцати минутах езды с учетом соблюдения всех скоростных ограничений. Эффект его присутствия подчеркивало совсем небольшое количество зрителей – с Черчесовым успел перекинуться словом каждый, ни один репортер не ушел хотя бы без короткого интервью.

Между тем день для Черчесова оказался памятным: примерно в середине первого тайма у него зазвонил мобильный. Так тренер узнал, что больше не сотрудничает с польской «Легией». Так бывает – приходишь на матч в одном статусе, а уходишь в совершенно другую жизнь. Знал ли Черчесов, к чему готовиться? Вряд ли, находясь в Австрии, он напрягал себя мыслями о будущем. Отсюда он летал в Париж выступать экспертом на «Матч-ТВ» на чемпионате Европы. Отсюда же, как всегда доходчиво, ответил мне текстовым сообщением на предложение поговорить о футболе после группового этапа: «Извини, нет настроения! В другой раз».

Сборная провалилась. Гул от падения вышел столь громким, что до ее будущего какое-то время не было никакого дела. И даже слухи о возможном назначении Черчесова не вызвали дебатов у сбежавших от футбола в лето людей. Когда РФС объявил о своем выборе, большинство оценило его как окончательное поражение, которого, собственно, и стоило ждать. «Если ты в большинстве, то, скорее всего, не прав», – любит повторять Анатолий Бышовец.

Имя Черчесова оказалось в конце цепочки саморазрушения футбола, которое началось за десять лет до чемпионата мира в России. Многие помнят это небо над Веной в день полуфинала чемпионата Европы 2008 года. Самолеты с российскими болельщиками на борту, садившиеся в аэропорту Швехат, закрывали солнце – наверное, это был самый массовый выезд наших людей на футбол. Бедных, богатых, средних… Звук этой эйфории навсегда останется в ушах тех, кто шел по давленым жестяным банкам, которыми были усыпаны пустые улицы Базеля, со стадиона, где команда Гуса Хиддинка обыграла Голландию. «Оранжевое море» людей схлынуло, как будто его никогда здесь и не было. Одна из сильнейших сборных того чемпионата долго не могла понять, как это с ней случилось.

После того Евро нам казалось, что так будет всегда, хотя Гус Хиддинк, не без доли волшебства, выжал остатки из последнего поколения игроков, которое успело заявить о своем таланте и выстрелить именно как сборная. Это невероятная удача, ведь такого результата не смогли достичь футболисты, выросшие на советском футболе. Которые должны были заявлять о себе на чемпионате мира в США, но предпочли бастовать. Которые могли вместо Чехии оказаться в финале Евро-96, но снова не смогли объединиться вокруг задачи. Каждый крупный турнир объединял в общей неудаче правых и виноватых, в результате чего Мостовой, Карпин, Канчельскис, да и сам Черчесов так и не пережили свой успех на большом турнире.

Полуфинал 2008-го стал пиром во время чумы. Уровень менеджмента в российском футболе не успевал за гонкой бюджетов. Нам ни за что не хотелось покидать бал, хотя гуляли на последние. И когда до домашнего чемпионата мира осталось всего два года, стало доходить – из-за отсутствия собственных игроков мы не можем рассчитывать на сильную сборную. В слове «лимит» увидели всплывший после кораблекрушения рояль, за который стали цепляться, полагая, что проблема заключается так или иначе в ограничении количества иностранцев. Все что угодно, лишь бы не признавать очевидное: уровень подготовки, а главное, уровень предоставляемой практики российским футболистам стал существенно ниже, чем тот, что получали когда-то Аршавин, Павлюченко, Погребняк. И уж тем более Мостовой, Карпин, Черчесов.

* * *

В Петербурге из года в год бьется за жизнь футбольный турнир «Мемориал Валентина Гранаткина». В советское время юношеские сборные получали зимой возможность проверить силы, иногда выходило симпатично. Редкий футболист сборной СССР конца 80-х – начала 90-х прошел мимо этого соревнования. Заезжали в спортивно-концертный комплекс на выезде из города и такие люди, как Андреас Мёллер, Оливер Бирхофф, Карстен Янкер, Марсель Десайи.

Было это во времена, когда сборные проводили от силы восемь матчей за сезон. Ближе к нашему времени, когда едва ли не каждый год рекламные требования и технологии заставляют быть быстрее, выше и сильнее, интерес к турниру упал, да и геополитическая обстановка изменилась. Несколько раз турнир был близок к закрытию, но выжил, несмотря на перерыв в восемь лет – «на девяностые». Однако после его возобновления места ФРГ и Франции заняли в основном команды из бывших стран СНГ. Немцы последний раз были в Петербурге в 2006-м, трудно позвать не только их, но и чехов, венгров, австрийцев. Все ссылались на сроки, календарь и косвенно – на клубных тренеров. Никому в разгар зимней подготовки такие путешествия не нужны. Как и искусственное поле.

К январю 2017-го Петербург в очередной раз выиграл битву за турнир, который дает темному зимнему городу шанс увидеть живой футбол, отрешившись от слякоти. В это время «Вольфсбург» продал Кевина Де Брюйне в «Манчестер Сити» за восемьдесят миллионов евро, а ключевого игрока полузащиты «Торино» Бенасси заманивали предложениями из той же Англии. Оба этих футболиста приезжали в СКК уже в последнее десятилетие. Здесь же впервые куражились вместе Алан Дзагоев и Федор Смолов. Но и это было давно – в 2008-м, когда сильную сборную привез Андрей Талалаев. Мемориал Гранаткина неизбежно шел как минимум к реформе. Список сборных 2017-го заставил думать о худшем. Уровень футбола, впрочем, оказался чуть выше ожиданий. Но не в целом – местами, фрагментами, кусочками. Кому-то повезло в один игровой день, кому-то – в другой. Момент зрительской удачи стал доминирующим. Единственным понятием, тепло характеризующим турнир, стала «уютная обстановка». Под этим каждый может понимать, что хочет. Например, тренерскому штабу сборной Словении очень нравился бар ресторана отеля, где обычно останавливаются участники…

Станислав Черчесов приехал посмотреть полуфинальный матч сборных России и Санкт-Петербурга. Честно говоря, не знаю, что бы делал я на его месте. Наверное, повторил бы слова тренера сборной Петербурга Владимира Казачёнка о том, что для будущих профи слишком мало быть «не хуже»…

Сотни две зрителей, которые посетили предыдущий матч между Грецией и Казахстаном, на втором полуфинале мирно засыпали, отдав эмоции совершенно чужим командам. Они ведь были не особо изысканны: греки, как правило, показывающие какие-то сомнамбулические юношеские сборные, оказались чуть лучше привычного уровня (видимо, Клаудио Раньери, проигравший за год до этого дома Фарерам, отталкивался от дна), а семнадцатилетние казахи играли на результат, не стесняясь рубить противников под колено. Нужно ли это детям – дело тренера Александра Кузнецова и Федерации футбола Казахстана. Но если матч вызвал эмоции, значит, он получился. И если Кузнецов, сдавленно приказывавший в концовке матча подопечным вооружиться вилами в штрафной, а в первом тайме называвший их «коматозниками», посвятил победу своему первому тренеру – то это она и есть, магия футбола.

Матч между Россией и Петербургом мог закончиться 0:0, но откуда-то нападало на 4:1. Двадцать полевых игроков словно соревновались друг с другом, кто сыграет более незаметно, чья идея окажется более прозрачной, а характер – более покладистым. Столь большая группа молодых футболистов без ярко выраженных индивидуальных особенностей – нелегкое зрелище для Черчесова. И тяжелый факт для нас всех. Одни говорят, это все потому, что тренеры юношеских сборных теперь запрещают дриблинг, заставляя верить исключительно в планшет и тактику. По мнению других, все дело в характере, формироваться которому пока что совершенно не на чем. Как и игровой динамике.

Но к Черчесову претензий сразу было много. И даже то, что готовить сборную к первому крупному турниру – Кубку конфедераций – он предпочел в Австрии, тоже вызвало вопросы. В особом отношении Станислава Саламовича к этой стране сомнений нет, но к природе этого отношения мы обязательно вернемся. Пока лишь о своих впечатлениях – в ущелье, упирающемся в ледник, за последние два года я провел около трех недель.

* * *

Людей в Нойштифте нет – этот радостный факт побуждает футболистов сборной России к прогулкам по ущелью. На лесных тропинках ранним утром тянет поздороваться даже с маленькими черными гекконами, которые на шорох шагов так смешно поворачивают голову, что удивляешься – почему не отвечают?

Местных жителей не особо интересует «сенсация», что к ним кто-то приехал. Хотя приятно, что старый друг и сосед Стани (давнее австрийское прозвище Черчесова) не забывает. Дело вовсе не в рейтинге сборной России – здесь жила и тренировалась сборная Испании перед победным Евро-2008 (до Инсбрука, где подопечные Луиса Арагонеса разнесли Гуса Хиддинка со счетом 4:1, всего двадцать минут езды), тут же подносили шпек со шнапсом и Дидье Дешаму в 2016-м. Франция к домашнему чемпионату Европы тоже решила готовиться именно здесь.

У каждого из игроков за плечами сезон – радостный, грустный, нелепый или никакой. Собрать в пакет психологический мусор лучше вдали от дома, коль скоро по-настоящему уединенного места для подготовки при нулевой отметке стресса в России пока нет, хотя база в Новогорске за последние два года и преобразилась. Австрия – одна из немногих стран, способных доказывать, что мир все еще бывает другим.

На соседнем с маленькой тренировочной ареной склоне пасутся овцы. Как они с такой кручи не скатываются? Подойти не хватает времени, но издали видно, что луг, где они топчутся, по качеству не сильно уступает футбольным полям России. Местный «Нойштифт» играет в бог знает какой австрийской лиге. Но два поля, которыми располагает спортцентр, – это даже не ковер. Можно долго трогать траву, словно подстриженную маникюрными ножницами, пытаясь понять, где в ней те самые синтетические волокна, что позволяют в России одним махом решать все проблемы с подрядчиками. Не найдете, даже если будете стараться так, что вас примут за овец.

С точки зрения футбольных сборов, Австрия одна из самых понятных стран в плане соответствия ожиданиям. В Хорватии, к примеру, вам покажут тренировочные центры довольно высокого уровня с такими же газонами. Но высок риск не пройти тест в самой обыденной ситуации. Первый же ливень способен превратить поле в рисовую плантацию, а администратор Давор в ответ разведет руками: дренаж, мол, неправильно сделали. Как-то в Нойштифте шел такой сильный дождь, что, казалось, смоет вместе с автомобилем. Но наутро сборная вышла на тренировку, не встретив ни одной лягушки.

Построить базу, соответствующую требованиям, можно, если внимательно прислушиваться к заказчику. Для достижения наилучшего результата важно делать «как себе». Австрийцы ведь крохотный комплекс не ради Франции или Испании строили, а в первую очередь для местных, желающих играть в футбол и иметь все удобства под боком, чтобы обстановка не сильно отличалась от их обычной «ненастоящей» жизни в тирольском ущелье. Здесь пускать пыль в глаза не нужно – даже лучший в Нойштифте отель, где остановилась сборная, достаточно прост. Кубок конфедераций и чемпионат мира в России стали поводом научиться делать для себя. В том числе и сборную.

В горах Австрии сборная выдерживалась, как портвейн в бочке. Впервые после Евро-2016 команда провела рабочий цикл, а не просто собралась на три-четыре дня, чтобы сыграть контрольные матчи. Практически год после неудачи во Франции страна продолжала оценивать команду, которой еще не было, по итогам ничьей с Турцией, поражения от Коста-Рики, Кот Д’Ивуара и даже Катара. Притом, что путь с Черчесовым начинали Василий Березуцкий, Оздоев, успевший забить румынам, Канунников, Петров и, вот ведь, Новосельцев.

Самое трудное для Черчесова было еще впереди. За майским сбором в Австрии 2017-го наблюдали словно с прищуром, со снисхождением, но заранее отказывая команде в способности прыгнуть выше головы.

* * *

Я пришел к Черчесову на разговор утром 1 июня. По удивительному совпадению 1 июня, но годом ранее, на «Тиволи Ной» он узнал по телефону, что расходится с «Легией». Меня проводили на широкую террасу отеля, где тренерский штаб сидел над тактической доской. Фишки на ней были выстроены шеренгой, словно изображая цепь пехотинцев прусской армии. Видимо, разбор закончился, кто-то из членов штаба просто забавлялся «игроками», обмениваясь фразами. Черчесов, увидев меня, как всегда, после приветствия отпустил шутку:

– Видишь, какую тактику придумали!

Я восхитился.

– Вопросы, конечно же, все идиотские? – продолжил штурм Черчесов.

– Все до единого.

Мы прошли через бар и сели с видом на Бреннершпиц. На фоне одного из самых высоких тирольских пиков Черчесов смотрелся органично. Как будто здесь родился.

– Вы довольно часто при оценке действий игроков сборной России оперируете персональной статистикой – сколько единоборств выиграл, сколько верховых мячей и так далее. Цифры для вас – вспомогательный материал, или вы целиком погружаетесь в них?

– Вспомогательный материал. Видели, мы сидели всем штабом, обсуждали планы? У нас ведь не было компьютера, только магнитная доска. Руками двигаем фишки, рукой, все всегда, записываю. Что записал, то и запомнил. Сначала глаза. Компьютер я вообще с собой не всегда беру.

Динамика на тренировках сборной та же, что раньше я видел в «Спартаке»: игроки работают, Черчесов меряет шагами середину поля. До трибуны с редкими зрителями не долетает ни звука. Тренер либо ходит с гордо поднятой головой, либо смотрит себе под ноги. Профиль властный. По дороге из мюнхенского аэропорта в Нойштифт я видел горный пик и даже вздрогнул – настолько он был похож на Станислава Саламовича. Почему он себе позволяет быть похожим на гору?

– Одиннадцать лет назад вы пришли в «Спартак». У вас один и тот же штаб, такое же поведение, вы совершенно не меняетесь…

– Такое же поведение – может быть, но мы меняемся всем штабом. В работе, в понимании методики управления командой и тренировочного процесса, в подборе доступных слов. Нужно быть более проницательными, потому что футболисты – разные. Интеллект у них – тоже разный. Иногда нужно подстроиться под определенный уровень общения. Не нужно умничать там, где это не работает, – наша задача донести до игрока мысль так, чтобы он ее понял. Сейчас иногда пересекаемся с футболистами, с которыми работали семь лет назад. Они признаются: мы поняли, что вы тогда имели в виду. Получается, семь лет назад я использовал непонятные им слова. Сейчас повзрослели и поняли. Поэтому нужно всегда выбирать волну вещания. Через семь лет будет поздно. Можно будет сказать, что это игроки нас не поняли. Да нет, это мы не объяснили! Правильные вещи подали не теми словами, недоступными.

– Вы предвосхитили один из вопросов. Действительно, вам приходится общаться с совершенно новым поколением игроков…

– (Перебивает.) Смартфоны! Раньше меня они раздражали. Сейчас у меня у самого смартфон, и больше не раздражает. Если футболист, тренер, редактор газеты не будет успевать за временем, будут проблемы. Время-то никогда не останавливается. Останавливаешься ты, а оно уходит. Игроки меняются. Я бы сказал, модернизируются.

– Инфантильность не раздражает?

– Здесь тоже нужно приходить к соглашению. В конце концов, есть инфантильный футболист, который классный, а есть инфантильный, который не классный. Тот, кто приносит результат, и тот, кто не приносит. Понятно ведь, кто у меня останется? Другое дело, если приходится выбирать – а я часто тренировал команды, где выбирать сложно, – значит, нужно работать с теми, кто есть, и это очень развивает тренерский штаб. Да, поиск ключиков занимает время, иногда раздражает, но… Развивает.

– Полагаетесь при выборе состава на совместимость футболистов?

– Она, конечно, облегчает тренеру задачу. Есть какие-то вещи, которые работают в экстремальной ситуации, когда игроки принимают правильное решение, так как лучше понимают друг друга из-за того, что выступают за один клуб. Разумеется, хочется отобрать самых сильных игроков, но оркестр и есть оркестр: в условиях ограниченного времени связки – это то, что работает.

– Вы раньше тренировали только клубы. Не почувствовали, как поменялись ролями с коллегами? Не было такого, что вас возмущало то, как с вашим игроком поступил тренер сборной?

– Всегда отпускал в сборную с удовольствием. И у меня никогда не было проблем с диалогом: ни с Капелло, ни с Хиддинком, ни с Адвокатом. Нужно ведь понимать, чего хотят коллеги. Работая с «Легией», я по три раза в месяц встречался с тренером сборной Польши Адамом Навалкой. Потому что мы отправляли ему по пять игроков. И он понимал нюансы нашей работы, лучше осознавал, что хочет видеть. Считаю, профессиональная солидарность должна быть. Понятно, что если игрок уезжает в сборную и по той или иной причине десять дней остается без игровой практики, это значит следующее: предыгровая тренировка легкая, затем пропуск матча, опять такое занятие и снова не играет. Четыре дня не в тонусе. Естественно, игрок приезжает другим. Довольно редко вернувшийся из сборной футболист играет в первом же матче за клуб. Все-таки сил тратится много, в том числе психологических. Но сборная есть сборная, ее надо поддерживать. Это мой принцип.