Ирина Якубова
Полёт в ночи
Глава пятнадцатая
Гришка плакал. Слёзы текли и текли по грубому, мужественному лицу и не собирались высыхать. "Почему он так поступил? Ванька, Ванька. Родной. Неужели так сильно меня любил?" – думал Григорий. Он знал, что его братик был трусоват по натуре, ещё с детства боялся всего: обработать ранку водкой, вытащить занозу, боялся собак, высоты, нырять, а уж тем более драться. Григорий поначалу пытался переделать Ваньку, но со временем понял, что ничего не получится. Такой уж ему достался брат. Такая у него натура. Авось, перерастёт и посмелеет. Много раз потом Гриша задавал сам себе вопрос: а смог ли бы он сам отдать за кого-то жизнь? Вот так просто, открыто и решительно, как сделал его брат. Без сомнений и страха взять, и посмотреть смерти в глаза? Эх, бедный Ваня, родной и единственный братик… Никаким предателем конечно же Иван не стал. Григорий был умён, знал, что не выдержит брат пыток и сдаст их. Да и кто бы выдержал? Наверное, никто. Человек есть человек. Он из плоти и крови, он не бог. И есть предел любому человеческому терпению. Выбрался раненый Григорий из катакомб в тот злополучный день, друзьям сообщил о пленении Ивана. Партизаны залегли на дно, и никто из отряда не был пойман. Жаль, но сам Иван об этом так и не узнал.
Глава шестнадцатая
Вопреки ожиданиям Ивана, его не расстреляли. На исходе третьего дня после ареста его и ещё около двадцати военнопленных отвезли на вокзал. Иван ковылял, опираясь на плечо какого-то мужика, тоже пленного, который был в более исправном состоянии, нежели Иван Рябинин, вся одежда которого была багрового цвета и топорщилась от высохшей крови. Болело всё тело, особенно пальцы, обработанные иголками. Они напоминали жаренные говяжьи колбаски и по форме, и по цвету. Пленников затолкали в вагон поезда, где уже сидели и стояли около ста человек, и объявили, что их везут в Польшу в лагерь. Теперь они будут работать для великой Германии. Как только поезд тронулся, измученные люди подоставали по куску хлеба, которым снабдили каждого пленного в расчёте на два дня пути, и стали жадно есть. А Ивану, видно, забыли дать хлеб, но он и не мог есть, его тошнило и мутило от духоты в вагоне. Он быстро провалился в глубокий сон, или, быть может, снова потерял сознание. Да в общем-то, разницы не было. В неестественной позе, полусидя, полустоя, в полузабытьи пребывал Иван два дня пути.
После высадки из поезда несколько часов почти две тысячи человек, привезённых вместе с Иваном из Севастополя, гнали пешком до лагеря. Так солдат Иван Рябинин стал узником Освенцима. Специальной чернильной ручкой на его предплечье выбили шестизначный номер, который приказано было выучить наизусть. Затем вновь прибывших помыли ледяной водой в банях, и выдали полосатую форму "зебру". Затем заселили в барак, где народу было столько много, что нельзя было даже лежать, только сидеть. И нельзя было разговаривать. Это и понятно. Здесь их всех считали скотиной, рабами. Какие могут быть разговоры? Сами люди постепенно здесь свыкались с этой мыслью, и начинали себя считать таковыми… Да, были сильные духом, были те, кто хорошо держался. Но их было так мало, и узник Рябинин был не из их числа…
Работал Иван на разгрузке вагонов, затем на подземном заводе ремонтировал и разбирал на металлолом военную технику. На работу вставал в шесть утра, в восемнадцать вечера загоняли в барак. Там Иван сидел и терпеливо тупо ждал отбоя, так как разговаривать и ложиться до 21.00 не разрешалось.
Много смертей видел Иван в лагере. Через колючую проволоку видел, как приходят эшелоны с евреями, как целыми семьями, тысячами, ведут их в газовые камеры, как тысячами сжигают в крематориях трупы. Трупы, трупы, море трупов. Мозг Ивана отказывался понимать, отказывался верить, что весь этот ужас происходит на яву. Раны его почти зажили, лишь одна кровоточила. Клеймо предателя плотно приклеилось к душе Ивана Рябинина. Корил он себя за то, что выдал своих друзей, думал, что их убили из-за него. Пусть же теперь он мучается, и сгниёт в этом лагере смерти!
Тихим и покладистым работником был Иван. Но несмотря на это его всё равно часто морили голодом и били. Били дубинками и нагайками. Зверствовали в лагере не эсэсовцы (они брезговали прикасаться к заключённым), а надзиратели, набранные из немецких уголовников. Поначалу Иван, как затравленный зверь, сжимался в комок во время битья, закрывал голову, напрягал всё тело. А потом просто отупел. Как робот ходил на работы, двигал конечностями, что-то как-то ел, механически жевал беззубым ртом, а так же механически подставлял тело под удары дубинок, стараясь подставить голову, чтоб скорее отключиться. Со временем, он разучился думать. А однажды, после очередного избиения, Иван забыл, как его зовут. Забыл кто он, откуда он. Не знали заключённые ни времени, ни дат, ни месяцев. Не было у них ни календарей, ни часов. Сколько каждый из них в лагере, никто не помнил.
И вот однажды, когда было холодно, наверное, зимой, узников подняли затемно и погнали из бараков. Толпу перед воротами лагеря остановили, и в течение двух часов отсортировали более или менее целых заключённых от больных и истощённых, таких как Иван. Такая же процедура была проведена вчера и днём раньше. Хороших пленных, которые могли продолжать работать, в кандалах погнали на железнодорожную станцию, погрузили в поезд и отправили в Германию. Было двадцать пятое января 1945 года, за два дня до освобождения Освенцима Советской армией. Немцы лихорадочно метались, заметая следы своих преступлений, освобождали лагерь от пленных. Главное эсэсовское начальство уже покинуло лагерь.
Примерно полтысячи человек, напоминавших полуживые скелеты, отвели за ворота лагеря к широкой расстрельной яме, глубиной четыре метра. В десяти метрах от края ямы стояли два эсэсовца с автоматами. Ещё шестеро руководили действом. Пленных построили в очередь. Скомандовали первой десятке раздеться догола, кинуть форму-зебру на широкое серое полотно, расстеленное сбоку от ямы, и подойти к краю ямы, встав на расстоянии одного метра друг от друга к яме лицом. В это время следующей десятке надо было раздеваться и готовиться. По команде главного эсэсовца, занимавшего место на караульной вышке сзади толпы пленных, воздух рассекли громкие звуки автоматных очередей. Стрельба продолжалась не более пятнадцати секунд. Убитые попадали в яму. Прозвучала команда: "Следующий!" на немецком, и очередной десяток голых скелетов выстроился у края ямы, а те, кто за ними, стали покорно снимать лагерную одежду и складывать в кучу. Снова команда: "Огонь!" с вышки, и партия трупов полетела в общую могилу. Того, кто не сразу упал, сталкивали сапогами с края ямы. Очень быстро толпа обречённых на смерть редела, а куча из полосатой робы росла ввысь.
Иван прикинул, что стоит где-то в середине толпы, то есть его очередь примерно подойдёт через двадцать пять минут. Да. Жить ему осталось двадцать пять минут. Как-то внезапно всё прояснилось в уме Ивана. Наверное, так всегда происходит перед смертью. Солдат вспомнил себя и своих родных. В быстром темпе прокрутилась перед внутренним взором вся его недолгая жизнь, продолжительностью девятнадцать лет. "А для чего я жил?" – подумал Иван. Накрыло его с головой чувство горечи и обиды. Безумную жалость почувствовал он к самому себе. "Был ли я когда-нибудь счастлив?", – задавал он безмолвно вопрос то ли самому себе, то ли кому-то другому: незримому, но, наверняка существующему Богу.
А ведь когда-то у него даже были мечты. Мечты о том, как станет великим музыкантом, как будет счастлив, как отыщет свою маму, отца, брата и любимую сестрёнку. Даже иногда мечтал о любви, о женской ласке, которую так и не успел познать. Все надежды, мечты о человеческом счастье рухнули и растаяли как дым. Всё отобрало у него это проклятое время, в которое он родился и жил. Уродом и калекой сделала его война, отобрала у него даже человеческий облик. С тяжёлым сердцем шёл Иван на смерть. И как назло, в последние минуты был он в трезвом уме и памяти. Отчаянно хотелось хоть немножко замедлить время, чтобы подумать о чём-нибудь ещё, о важном и забытом.
Теперь уже он сам голым стоял на краю общей могилы. Кожей стоп чувствовал тепло пропитавшейся свежей кровью земли. Глянул вниз на груду мёртвых тел, застывших в разных нелепых позах, с разинутыми беззубыми ртами и стеклянными выпученными глазами, и снова в последний раз захлестнула Ивана волна боли и горечи. Затрещали автоматы, и Иван ощутил толчок в спину и полетел вниз. Почувствовал острую боль, и будто нечто горячее, словно кипяток, разливается по телу от центра груди. Лицом уткнулся в чей-то костлявый бок. Но сразу Иван не умер. Потому что он вдруг очень-очень сильно пожелал вспомнить как можно чётче и удержать в уме кого-то, кого он больше всех любил. И перед его взором появилось такое милое, родное, круглое личико его потерянной младшей сестрёнки. Личико, обрамлённое белокурыми мягкими кудряшками, с пухлыми розовыми щёчками, к которым так любил в детстве прижиматься губами. Хотел Иван сделать ещё один вдох, но не успел. Сверху на него свалилось очередное скелетоподобное тело, и рёбра его захрустели. А Лидочка всё продолжала смотреть на брата, и только теперь Иван Рябинин, убитый пленный солдат партизанского отряда Советской армии, ощутил на своей шее несмелые объятия тонких детских ручонок.
А офицер военно-морского флота Григорий Николаевич Рябинин встретил день Победы. Воевал остервенело, давил немца беспощадно, мстил. Он дошёл до Берлина, и имел много наград за доблесть и отвагу. И прожил долгую, счастливую жизнь.
Глава семнадцатая
Экран телевизора погас. Закончился фильм. Фильм о моей прошлой жизни. Мы сидели рядом с Айлой-Душой на ковре в моей гостиной и молча смотрели друг на друга. Стёкла моих стереоочков были влажными изнутри. Мне было грустно и одновременно легко. Я и моя гостья молчали. Всё и так понятно без слов. Мне показан был фильм о моей прошлой жизни. Зачем было это сделано? Наверное – нужно, наверное – я сама этого желала. Я в прошлой жизни – Иван. Солдат Великой Отечественной Войны. А мой покойный дедушка – мой прежний названный брат Григорий. Только дед всё ещё продолжал жить ту жизнь, а моя та жизнь прервалась в девятнадцать лет. В моей новой, нынешней жизни, я вернулась к Григорию через много лет в образе любимой внучки. Наверное, потому что он очень скучал обо мне-Иване, очень этого хотел. Вот только жаль, что не узнали мы друг друга, когда дедушка Гриша был жив. А может быть дед и понял всё перед смертью? Как знать? Я первая нарушила молчание:
– Теперь я понимаю, почему человеку не дано знать свои прошлые жизни, – сказала я Айле. – Не каждый смог бы жить с грузом прошлого, тем более такого ужасного, как моё… И тем не менее, я рада, что увидела это. Многое прояснилось. Моя привязанность к дедушке, моё нежелание узнавать о войне, внутреннее неприятие при просмотре фильмов о войне и тех временах, почему моя теперешняя жизнь вполне спокойная и счастливая. Ведь в той я так настрадалась…
– Представь себе, – ответила Айла, – сколько таких "Иванов" ходит сейчас среди нас. Души миллионов убитых на войне людей нынче проживают новые жизни на планете. И, к счастью, не знают об этом.
– Послушай!!! – меня вдруг осенила сумасшедшая догадка, и я вцепилась в руку Айлы. – А мои теперешние дети случайно не мои ли прежние брат Павел и сестрёнка Лидочка??? Боже, Айла! Тогда понятно, почему во мне живёт постоянный страх потерять их! Я принесла его из прошлой жизни, когда, будучи мальчиком Ванькой, лишилась моих самых близких людей – брата и сестры. Я пронесла боль потери через всю ту жизнь, и перенесла в следующую. Теперь они со мной снова. Но почему теперь они мои дети, а не брат с сестрой?
– Потому что, ( не забывай, что всё взаимосвязано), твоим нынешним родителям, которые проходят здесь, на Земле, свои жизненные уроки, не нужны были больше дети, кроме тебя одной. У твоих отца с матерью своя стезя, в этой жизни ты (точнее мы с тобой), встречаешь их впервые за историю своих воплощений. Раньше я – твоя душа, никогда с ними не пересекалась. Как, впрочем, и с душой своего супруга вы соединились впервые.
– Может быть, поэтому особого "родства душ" я и не замечаю ни с ним, ни с родителями…
– Вам всем предстоит ещё познать друг друга. Ведь души соединяются не зря и не случайно. Все с кем человеческая душа соединилась в земной жизни, чему-то должны научиться друг у друга, пройти некий необходимый только вам урок. Если вдумчиво подойти к этому вопросу, то можно увидеть и понять для чего вы друг- другу нужны.
– Логично. Так как же всё-таки мне перестать бояться?
– Просто верь. Верь в Бога. Знай, что если ты чиста, живёшь по совести, то Господь не допустит, чтоб с тобой что-нибудь случилось плохое. Не за что тебя наказывать. Лишь бы ты сама не накликала себе беду своими дурацкими мыслями и сомнениями. Культивируй в себе Веру, расти её как ребёнка до тех пор, пока она не станет зрелой и сможет творить чудеса. Как только нахлынет страх, останови бег мыслей и осознай, что Бог справедлив. И что ты его дитя. Он любит тебя так же, как ты любишь своих детей. Всегда помни об этом, и страх отступит. Увидишь.
Глава восемнадцатая
Шок от увиденного фильма постепенно проходил. Я решила, что время его обдумать у меня ещё будет, а теперь мне хотелось поговорить с Айлой ещё о многом другом. Я чувствовала, что больше не увижу её вот так, лицом к лицу. Хотя понимала, что это глупо звучит. Мы же с ней – одно. Душа и Личность. То есть целиком одно единственное и неповторимое "Я".
Принцесса Айла взяла меня за руку и сказала:
– Смотри в окно. Сейчас я открою портал в одно красивое место и мы немного развеемся. Отвлечёмся от грустных мыслей, ты не против, дорогая Саша?
– Я в твоём распоряжении, Душенька моя!
Мгновенно в оконном проёме возникла блестящая овальная воронка, размером с человеческий рост. Она будто искрилась и переливалась разными оттенками белого: от насыщенного, плотного до полупрозрачного серебристого. Из центра воронки на нас повеяло прохладой. Мы взялись за руки и медленно воспарили ко входу в портал.
– Готова?
– Да. Только не отпускай меня.
Мы оторвались от пола (теперь у меня это получилось так легко, без усилий, будто летать я умела с рождения) и двинулись вглубь воронки. Я специально не закрывала глаза, чтоб запечатлеть всё невероятное, что увижу и почувствую. Но ничего сверхъестественного не произошло. Я просто сделала шаг в пустоту, в центр сияющей дыры, и уже через мгновенье переливающаяся белесая пелена рассеялась за моей спиной. Я оглянулась, никакой воронки позади нас не было. Портал закрылся. А мы с Айлой очутились в зелёной долине. Голову вскружил запах полевых цветов и свежей весенней травы. Мошки облепили мне лицо, а возле уха прожужжал шмель. Буйным цветом разрастались яркие васильки, ромашки, лютики, клевер и ещё всевозможные неведомые мне цветы и колосья. Я не решалась сдвинуться с места, чтоб не растоптать нежные, едва распустившиеся по весне бутоны. По бирюзовому небу неторопливо плыли белые кучевые облака, между которыми изредка мелькала крупная серая птица, наверное сокол. Где-то вдали, справа от нас, просматривались силуэты домишек, примостившиеся у подножья невысокого зелёного холма. Оттуда же доносилось блеяние овец. Я повернула голову в сторону поселения и спросила:
– Там кто-то живёт?
– Живут, – ответила Айла, – наши с тобой родственные души. Они проживают в этом замечательном месте вполне реальные жизни.
– Мы родственники? Я и они, в смысле.
– Да, но не по крови конечно же. Нас связывает нечто большее, чем кровные узы, как ты их понимаешь. Связь наша духовная. Мы любим и понимаем друг друга без слов. У меня есть здесь дом, в котором я отдыхаю… от тебя.
– ?
– Не удивляйся. Твоя покорная слуга иногда тебя покидает. Когда ты крепко спишь, или когда ты в повседневной рутине, с головой поглощена земными заботами. Или когда ты в жарких спорах, ссорах, обидах или конфликтах просто забываешь обо мне. Мне необходим отдых от Личности, с которой я живу.
– Ты обижаешься, когда я о тебе забываю?
– Мне неведомо чувство обиды. Не забывай, что Душа вечна и мудра. Обижаться может только Эго. Но я жалею тебя, вернее мне жаль того времени, которое ты тратишь впустую, пребывая в разъёдинении со мною. Иногда ты отдаляешься от меня, от своего духовного начала. И тогда мне становится грустно и тоскливо. А когда ты помнишь обо мне, когда ты переполнена верой, я ликую. И я жду того момента, когда мы с тобой станем едины.
– Айла! Пойдём же скорее в поселение, я хочу познакомиться со всеми, может там кто-то мне знаком? Там, может быть я встречу бабушку и дедушку?
– Твоих бабушки и дедушки там нет. Они сейчас проживают земные жизни в очередных воплощениях. Не спеши. Придёт время, и ты вернёшься в свою настоящую семью. Ты сможешь жить здесь, если захочешь, а если пожелаешь, можешь создать себе свой мир, или несколько, а сюда приходить когда захочешь. Ты сама устанавливаешь правила. Пойдём лучше, погуляем.
Жаль… А меня так тянуло в ту живописную деревню у холма, прям сердце рвалось туда. Но здесь я должна была слушаться Айлу. Мы не спеша шли по мягкой невысокой траве, наслаждаясь ароматами цветущего луга, дыша полной грудью. Мне захотелось снять обувь и носки, чтоб голыми ступнями пройтись по земле, настолько она выглядела гостеприимной. Я разулась, ногам моим стало приятно и немного щекотно от колючих травинок. Через некоторое время (оно, ктстати здесь было абсолютно неконтролируемым) я вдруг проголодалась, Айла прочитала мои мысли и спросила:
– Чего бы тебе хотелось съесть?
– Даже не знаю. Чего-нибудь полезного и вкусного. И сытного. Я сладкоежка, вдобавок
– Тогда попей парного молока. Сейчас, скоро придём.
По узкой тропинке мы вышли к песчаному берегу ручья. Я даже не заметила, как пейзаж сменился, и долина осталась позади. А мы уже пробирались сквозь заросли дикого боярышника к большому раскидистому дубу. Под деревом, на мягком жёлтом песке была расстелена узорчатая скатерть, а на ней стояло несколько глиняных плошек и бутыль. Мы уютно расположились на песочке в тени дубовых ветвей. Я посмотрела на противоположный берег. За ручьём, который был шириной не больше метра были заросли диких кустов и деревьев, едва покрывшихся новой листвой. Водичка была прозрачной и манила своей прохладой. Было ощущение, что я оказалась в сказке про аленький цветочек, так как в одноименном мультфильме показывали примерно с такими же диковинными зарослями остров, где жило чудовище. Ну тот, в котором оказалась купеческая дочь…
– Ты пей молоко-то, а то остынет! Оно тёпленькое, – сказала Айла.
Я налила себе чарку молока из бутыли и насладилась вкусом натурального живого напитка. Потом ещё и ещё. Айла тоже пила с удовольствием чашку за чашкой.
– А это что такое? – спросила я, доставая из миски длинненькую оранжевую печеньку.
– Это сырные палочки. Ешь, таких на Земле не попробуешь. Очень сытные.
Я съела их штук 6 и наелась. Вкус и вправду был необыкновенный: немного сыра, немного каких-то специй и топлёного молока. И, кажется, миндаля.
– Вот тебе ещё десерт, – сказала моя попутчица, хозяйка это чудесного края, и протянула руку за широкий дубовый ствол. Из-за дерева она достала и поставила передо мной миленькую берестяную корзиночку с душистой крупной малиной.
– Спасибо, откуда ты знаешь, что я люблю малину? Я даже о ней и не думала сейчас.
– Ты забыла, кто я такая? – заулыбалась Айла-Душа. – Ешь, пожалуйста. Я тебя очень люблю, и мне приятно, когда ты вкусно и полезно ешь. И когда вообще ты что-либо делаешь полезное, умное, доброе и нужное. Не во вред себе, а на пользу себе и другим.
Я накинулась на малину, и после половины корзины стала есть через силу. Вкусная она была очень.
– Остановись, – сказала Айла, – впрок не наешься. Живот заболит. Не делай культа из еды. Старайся мало есть. Ты переедаешь от жадности, поэтому и жиреешь…
– Я переедаю?
– Да.
– Да я себе накладываю такие же порции, как детям!
– Накладывай меньше, чем детям. Им расти надо, а тебе уже нет. А сколько ты хлеба съедаешь со своими детскими порциями не замечала? А конфеток, булочек?
– Не продолжай. Знаю я всё. Просто силы воли нет.
– Всё у тебя есть, как и у любого другого человека. Неужели ты думаешь, что всемогущий Господь, сотворивший нас по своему подобию, наградил кого-то замечательными качествами, а кого-то другого обделил? Он справедлив, и любит всех одинаково. Осознай это раз и навсегда!
– Логично. Но просто почему тогда у одних всё есть, а у других ничего нету?
– Есть всё у тех, кто что-то делает. Понимаешь? Ключевое слово – "Делать", а не просто хотеть.
– А как узнать, что именно надо делать? Ключевое слово: "Что?"
– У тебя есть для этого мозги. А также руки, ноги, глаза и всё остальное. Раз смог кто-то другой, значит сможешь и ты. Терпенье и труд всё перетрут, слышала?
– Да, – вздохнула я, – я подспудно знала, что это прозвучит…
За беседой время шло незаметно, и вот над верхушками деревьев небо подёрнулось бледно-розовыми полосами заката.
– Знаешь, чего бы мне сейчас больше всего хотелось, Айла? Растянуться в полный рост на этом мягоньком тёплом песочке и заснуть. Сладко и безмятежно…
– Может ты ещё что-то хочешь узнать, пока мы здесь? – спросила Айла, не обращая внимания на моё полусонное состояние.
– Да. Вот, например, могу ли я с кем-нибудь встретиться здесь, в духовном мире. С тем, кого я знала на Земле.
– Можешь. Было бы желание.
– Вот, например, недавно умерла моя соседка. Вроде бы, она каким-то недугом долго страдала. Последние годы из дома не выходила. Еженедельно к ней скорая приезжала. Она, кажется, и не старая была.
– Поняла я кого ты имеешь в виду. Нет её здесь.
– Почему?
– Недостойную жизнь она прожила, потому что. Много зла сделала людям. Ты просто об этом не знаешь. Испортила жизнь своему сыну и мужу, злословила, завидовала, проклинала всех и вся.
– Никогда бы не подумала о ней такого.
– Такие люди, отвернувшиеся от своей души, жившие не в согласии со своей совестью, не попадают в духовный мир, где чистота. Личность после смерти тела, не умирает сразу. Она встречается со своей душой (примерно, как мы сейчас с тобой) в мире призраков, то есть там же на Земле, среди живых. Личность видит и понимает, что натворила, все свои грехи видит и чувствует то, что пережили обиженные ею люди. Она чаще всего раскаивается и просит прощения у своей Души, но та ничем помочь не может. Так и рассыпается эта личность в небытии… А Душа, помаявшись призраком в этом мире, получает новое воплощение, но уже не по своей воле. Её определяют в те условия, и в такое тело, при которых она сможет снова испытать себя, исправиться, стать лучше, расти духовно.
– Не поняла, кто её определяет в те или иные условия не по её воле?
– Те, чья миссия это делать и за этим следить.
– Ангелы что ли? Духи? Хранители?
– Как бы ты их не назвала, они находятся тоже в духовном мире, но не обязательно контактируют с обычными душами.
– Они любят нас, как Бог?
– Да. Поэтому заботятся и о заблудших душах тоже, создавая им условия для развития.
– А как же их увидеть, этих ангелов?
– Всё дело лишь в степени развитости твоего духа. Чистые сердцем бога узрят, слышала?
– Да, слышала. То есть, другими словами, когда дорастёшь до их уровня духовности, тогда и увидишь их.
– Их и всех остальных, которым буквально нет числа.
– А ад существует?
– Только на Земле. А не где-то. Его создают сами люди. Бог не стал бы создавать место, где страдания и боль. Забыла, что он любит всех? И изначально все души создавались о – ди – на – ко – во чистыми и добрыми.
– То есть все насильники и фашисты не будут наказаны?
– Вспомни пункт о своей соседке. Будут наказаны. Но не Богом, а сами собой. Бог их жалеет, а они свою дозу страданий получат в следующей жизни. И хорошо, если осознают и исправятся. В таком случае цепочка зла прервётся, а душа раскаявшегося грешника получит следующую жизнь, согласно той духовной ступени, до которой человек дорос за жизнь прошедшую.
– Айла, ты так понятно всё объясняешь. А ведь население планеты растёт, откуда же берутся новые души?
– Боженька сотворяет их. Это же его работа! Иногда к нам сюда прибывают жить души, которые в других галактиках на других планетах проживали прошлые жизни.
– В телах инопланетян?
– Ну да.
– Надо же. Как интересно. Трудно в это поверить.
– Ты разве мало уже увидела чудес? Всё не веришь.
– И зачем им надо?
– Для опыта и для интереса. Чтоб испытать новые ощущения. Познать лучше свою душу, то есть себя. Или помочь кому-то. Да просто повеселиться в конце концов! Поменять обстановочку.
Я задумалась. Вот прикольно было бы узнать, что твой муж, к примеру, в прошлой жизни был зелёным человечком трёхметрового роста с щупальцами вместо пальцев, глазищами на половину лица и хвостом. Да, такую информацию придётся долго переосмысливать. Ладно, продолжим, донимать Айлу.
– Так- так-так. А вот, кстати, могу ли я увидеться с Кириллом Галишниковым, моим пациентом, который умер буквально две недели назад? Ему было всего сорок два года, когда у него обнаружили рак. Собственно, я и обнаружила, когда он впервые обратился в поликлинику. И сразу последняя стадия… Я его направила в больницу, но хирурги отказались оперировать. Было поздно, опухоль пустила метастазы по всему организму. Всего два месяца прожил Кирилл, остались жена и дочь. Уж он-то должен быть здесь!
– Мысленно обратись к этому человеку, попроси о встрече. Вспомни его таким, каким ты его знала. Сосредоточься.
Я сделала так, как сказала Айла. С каждой минутой, проведённой в этом необыкновенном мире, мне становилось всё легче здесь ориентироваться и управлять своими мыслями. Сначала вспомнила его таким, как впервые увидела: маленького роста мужчинка, прихрамывающий, под глазами отёки, землистый цвет лица, одышка при ходьбе. Сразу видно было, что передо мной онкологический больной. Даже взгляд был у него потухший, видимо, огонь жизни погасает ещё раньше, чем умирает тело. И по возрасту он выглядел гораздо старше из-за обвисшей кожи, ведь он стремительно худел. Я стала просить его вслух, обращаясь к образу в моей голове: "Кирилл, вспомни меня. Мне надо с тобой встретиться. Пожалуйста, впусти меня в свой мир".
Через некоторое время передо мной открылся портал. Такая же серебристая переливающаяся воронка, обращённая ко мне широким основанием. Из неё повеяло морским бризом.
– Пойдём вместе, – предложила Айла-Душа. – Только будь готова к тому, что твой знакомый может выглядеть не таким, каким ты его помнишь. Ведь здесь пребывает его Душа, а не Личность, с которой ты была знакома. Он может и не вспомнить тебя, если ты играла в его жизни незначительную роль. Какое-то время душа находится в духовном мире, отдыхает от земной жизни, переосмысливает всё, что с ней было в предыдущем воплощении, делает выводы и примерно намечает основные вехи своей следующей жизни. Постепенно память о прожитой только что жизни стирается.
– Ты имеешь в виду, что Душа сама придумывает себе какая будет её следующая жизнь?
– В основном, сама. И помогают ей другие, более развитые, зрелые души. Она, конечно не всё прям придумывает, а только основные этапы, так сказать, вызовы, с которыми ей необходимо будет столкнуться, чтоб испытать себя и духовно расти. Только душа заядлого грешника ничего не решает. Какой будет её следующая жизнь решат за неё другие (Это к вопросу об аде).
– А как же человек узнает, что то, что с ним происходит в текущей жизни придумал он себе сам?
– В том то весь и фокус. Трудно отыскать свой путь. Вернее вспомнить. Поэтому когда с тобой что-то случается не очень хорошее, скажем так, подумай о том, что это твоих же рук дело и задай вопрос: "Для чего я это создала себе? Чему я должна научиться благодаря этой ситуации, что извлечь из неё?" Возьми на себя ответственность.
– Ну не знаю… Как-то легко всё получается по твоим словам, Айла, – возразила я. – Ладно когда речь идёт просто о неприятной ситуации, а если что-то ужасное? Например, ребёнок умер у женщины? Как такое могла она себе "придумать?"
– Она, разумеется, не могла. А вот Душа её ребёнка вполне могла. Не забывай, что твой ребёнок – это на самом деле, не твоя собственность. У него своя стезя. Твоя задача оберегать и воспитывать его пока он маленький. Чем лучше ты справишься со своей задачей, тем счастливей и полнее будет жизнь у этой Души. Поэтому, если у тебя погиб ребёнок, вспоминай почаще, что он и не был твоим, что он – отдельная, самостоятельная и вечная Душа. Поблагодари эту Душу за то, что была с тобой в твоём ребёнке и принесла тебе столько радости. Поблагодари и отпусти.
Мы подошли вплотную ко входу в портал. Айла предупредила, что её Кирилл не увидит, и я должна сразу объяснить ему, что я жива, чтоб не запутать его. Мы сделали шаг, переступили через блестящий порог, мгновенно растаявший под нашими ногами. Мир Кирилла, моего умершего пациента, был по меньшей мере странным. Это была явно не наша планета. Воздух вокруг нас представлял собой густой туман непонятного молочно-терракотового цвета, он казался таким плотным, будто его можно было потрогать. Мы с Айлой удивлённо переглянулись. Пейзаж напоминал долину гейзеров на Камчатке, только вырывающиеся из толщи горных пород вулканический пар сиял и переливался всеми цветами радуги. Небо было насыщенно бирюзовым, что очень гармонировало с красно-оранжевыми оттенками, которые преобладали на земле. Мы стояли, видимо, в кратере большого вулкана, тонкие струйки радужного пара медленно просачивались сквозь почву под нашими ногами и петляли вдоль поверхности земли, пересекаясь друг с другом, словно забавные игрушечные змейки. Зрелище было завораживающее: кругом, куда ни глянь, горы и скалы разной высоты, вершины их не видны из-за клубов сияющего малиново- жёлто- сине- зелёно- оранжево- фиолетового пара. Растительность была скудная, в отличие от нашего с Айлой мира. Редкие невысокие кустарники с сочной салатовой листвой прилепились по краям круглого кратера, как раз там, где мы стояли, на краю огромной чаши, диаметром, наверное, метров триста. И ещё была жара…
