Ирина Ружицкая
Император Всероссийский Николай I Павлович
14 декабря 1825 года: «я – или государь, или – без дыхания»
Понедельник 14 декабря 1825 г. выдался хмурым и морозным. Было еще темно, когда закончили присягать сенаторы, генералитет и командиры отдельных частей. С восьми шла присяга, а точнее переприсяга, в войсках. В 9 часов должен был собраться Государственный совет. Около девяти часов утра, когда, наконец, приехал Михаил Павлович, император встретил его словами: «Ну, ты видишь, что все идет благополучно, войска присягают, и нет никаких беспорядков». – «Дай Бог, – отвечал великий князь, – но день еще не кончился». И как в воду глядел: в половине одиннадцатого стало известно о беспорядках в казармах Московского полка. Там солдаты двух рот (800 человек) под влиянием речей офицеров отказались присягать Николаю, ссылаясь на то, что они уже присягнули Константину (срок службы в польской армии составлял 8 лет против 25 в российской!). Попытавшиеся остановить возмущение командиры полка, батальона и роты были серьезно ранены. Затем с барабанным боем московцы вышли на Сенатскую площадь и построились там в каре около памятника Петру I. Часа через два к ним присоединились лейб-гренадеры (1250 человек), а затем матросы Гвардейского экипажа (1100). Таким образом, членам Северного общества удалось вывести на площадь более 3 тысяч солдат и матросов. Дислокация восставших напротив здания Сената была связана с планом выступления, принятым накануне. Планировалось провозгласить «Манифест к русскому народу» от имени Сената, а присутствие восставших полков должно было воздействовать на сенаторов и заставить их дать согласие на распубликование манифеста. Однако восставшие стояли перед пустым зданием.
Император Николай I на Сенатской площади 14 (26) декабря 1825 года в Петербурге. Художник К. И. Кольман.
Еще одним пунктом плана заговорщиков, которых впоследствии стали называть декабристами, был захват Зимнего дворца. Именно поэтому часть лейб-гренадер, переправившись через Неву по льду и рассчитывая, что Зимний уже захвачен их единомышленниками, ворвались в его внутренний двор. Убедившись, что дворец занят правительственными войсками, они покинули его и поспешили к Сенатской площади. По пути они встретили Николая Павловича и кавалергардов, преградивших им путь. Бенкендорф, присутствовавший при этой встрече, рассказывал, что лейб-гренадеры бежали и кричали: «Конституцию!», а на вопрос, что они разумеют под этим, отвечали: «Жену Константина Павловича!». Оставим на совести мемуариста это свидетельство, факты же говорят, что солдаты знали цели выступления – в случае победы им были обещаны уменьшение срока службы и прибавка к жалованью.
Восстание декабристов 14 (26) декабря 1825 года. Акварель К. И. Кольмана.
Вернемся к зданию Главного штаба, около которого восставшие столкнулись с новым императором. Николай приказал кавалергардам расступиться и пропустить лейб-гренадер на Сенатскую. В тот момент он находился в смертельной опасности. Столкновение кавалергардов (среди которых находились и члены Северного общества) с превосходившими их по численности мятежными лейб-гренадерами могло закончиться для Николая трагически. Таких опасных ситуаций в этот день было немало. Вот к нему подошел один из заговорщиков, якобы чтобы предупредить о мятеже (А. И. Якубович), другой участник восстания, вооруженный, находился совсем рядом, но так и не решился на цареубийство; в проходящего мимо стройки Исаакиевского собора Николая попали камни и поленья, брошенные рабочими; он был обстрелян со стороны каре на Сенатской, когда подъехал слишком близко к бунтовщикам. Ничто не могло остановить его, и весь этот день, 14 декабря, он провел в гуще событий, среди множества знакомых и незнакомых людей. Несмотря на эмоции, переполнявшие его, его распоряжения были четкими и логичными, а действия бесстрашными. А ведь он не знал масштаба заговора, не мог предвидеть, что предпримут заговорщики, возможно, ожидал массового неповиновения и кровопролития. Существует множество свидетельств, насколько мужественно вел себя император в этот день.
Выстрел П. Г. Каховского в М. А. Милорадовича. Литография с рисунка А. И. Шарлеманя.
Так, отдавая указанию по размещению караулов вокруг Зимнего дворца, Николай в одном мундире прошел вперед по Дворцовой площади. Его окружил сбежавшийся народ. Император сам стал читать толпе манифест о своем воцарении (он был распечатан ночью и его не успели распространить), закончив чтение словами: «Вы видите теперь, что я не отнимаю престол у брата». Такого в истории династии Романовых еще не было! Толпа стала кричать «ура!» и бросать в воздух шапки. В это время Николаю сообщили, что мятежные московцы построились в каре на Сенатской. Он довел это до сведения окружавшего его народа, после чего поцеловал нескольких рядом стоявших людей и попросил передать его поцелуи остальным. Очевидец вспоминал, что народ свято делил между собой поцелуи царя. Тем временем со стороны Зимнего дворца подъехала обычная извозчичья карета, в которой находился семилетний наследник престола, Александр Николаевич, со своим воспитателем. Его сестры уже были перевезены из Аничкова дворца в Зимний заблаговременно, теперь настал его черед.
Ситуация продолжала оставаться напряженной. Настроение толпы могло измениться, а на площади у дворцовых ворот пока находился только один караул Финляндского полка. Еще до описанных выше событий новый император приказал вызвать Кавалергардский и Конногвардейский полки, к этому времени уже присягнувшие ему. Позже было послано за Саперным батальоном, которым когда-то командовал великий князь. Именно на гвардейских саперов, большинство которых Николай знал в лицо и по фамилии, государь особенно надеялся. Наконец, прибыл батальон Преображенского полка. Отдав команду: «К атаке в колонну», Николай самолично выдвинул батальон к углу Главного штаба и приказал зарядить ружья. Тогда же ему привели верховую лошадь. Было 11 часов 30 минут.
Все было тихо. Выпавший снег заглушал полозья проезжавших саней и звук шагов. Император во главе батальона преображенцев занял позицию на Адмиралтейском бульваре. При нем с самого утра неотлучно находился генерал Бенкендорф. Начав движение почти в одиночку, по дороге к месту событий император постепенно «обрастал» офицерами в генеральских и флигель-адъютантских эполетах. Настроен он был решительно: ровным и громким голосом отдавал приказания и отправлял людей с поручениями в разные концы города.
Так, Милорадовичу Николай приказал привести на Исаакиевскую площадь Конную гвардию. Приехав в казармы конногвардейцев и не дождавшись их выступления, генерал-губернатор поскакал на Сенатскую площадь. Там он попытался убедить восставших солдат в законности присяги Николаю, уверяя их, что Константин отрекся от престола добровольно. Затем он стал апеллировать к старым солдатам, которые сражались под его командованием против Наполеона в 1812 г. Милорадович был популярен в армии, и стоявшие в каре члены тайного общества испугались, что дальнейшие переговоры могут привести солдат в замешательство. Один из них, уговаривая Милорадовича отъехать, нанес ему легкую штыковую рану (Е. П. Оболенский), другой (П. Г. Каховский) смертельно ранил из пистолета. Ночью генерал, не получивший ни царапины в пяти десятках сражений, умер, успев узнать, что выпущенная в него пуля – не солдатская, ружейная, а офицерская, пистолетная. Он воскликнул: «Слава Богу! Это пуля не солдатская. Теперь я счастлив».
Александр Христофорович Бенкендорф. Художник Дж. Доу.
Несмотря на смертельную рану, нанесенную петербургскому генерал-губернатору, попытки уговорить солдат принять присягу Николаю повторялись еще несколько раз. К ним приезжал и командующий гвардейским корпусом, и шеф Московского полка великий князь Михаил Павлович, и киевский митрополит Евгений, и петербургский митрополит Серафим. Последний весьма лаконично описал, как его приняли мятежники: «Обругали и назад отослали».
Коронация в Успенском соборе, Москва.
Между тем начинало темнеть – декабрьские дни коротки. И хотя император к этому времени располагал четырехкратным перевесом в живой силе и несколькими пушками, а мятежники были взяты в плотное кольцо верными ему войсками, наступление темноты могло изменить соотношение сил в пользу восставших. Дело в том, что настроение горожан, в огромном количестве собравшихся на Сенатской площади, резко отличалось от настроя утренней толпы на Дворцовой во время целования с новым царем. Николай колебался. Несколько человек уговаривали его как можно скорее применить «последний довод королей» – артиллерию. Он решил еще раз попытаться договориться с восставшими. К ним был специально послан именно артиллерийский генерал, что можно было рассматривать как намек. Когда парламентеру прокричали «подлеца», он поскакал назад, условленным знаком выдернув из шляпы белый султан. Было начало пятого. Николай решился. Трижды император отдавал команду приготовиться к стрельбе, после чего два раза из его уст звучал приказ: «Отставить!» И только на третий раз такого приказа артиллеристы не дождались. Тем не менее канонир медлил. Император развернул лошадь и поскакал к Зимнему дворцу. Тогда офицер, командующий артиллерийским расчетом, набросился на солдата-артиллериста с упреками, на что получил ответ: «Свои, Ваше благородие!» После повторной команды раздались выстрелы. Первый выстрел картечью был произведен поверх каре, всего выстрелов было восемь. Стрельба продолжалась четверть часа. Восставшие побежали – кто по Галерной или по Гороховой улицам, кто к Неве, надеясь переправиться на другую сторону. Один из офицеров-декабристов попытался построить на льду Невы солдат и матросов, чтобы с их помощью переправиться на другой берег и захватить Петропавловскую крепость (это входило в первоначальный план восстания). Однако несколько пушечных выстрелов (уже ядрами) привели к образованию на реке полыней, в которых стали тонуть люди. Отступавшие вдоль улиц тоже оказались под артиллерийским обстрелом, немало жертв было среди горожан, собравшихся на Сенатской площади и призывавших восставших держаться.
Коронационный портрет императора Николая I. Художник Дж. Доу.
Точное число жертв не поддается установлению: ночью при приведении города в порядок петербургский обер-полицмейстер приказал сбрасывать трупы прямо в полыньи на Неве (чем вызвал большое неудовольствие императора). Официальная цифра – 70–80 человек – явно занижена; вероятно, общее число убитых вряд ли превышало 200 человек, а вместе с ранеными – 700.
Коронационный портрет императрицы Александры Фёдоровны. Художник Дж. Доу.
Но вернемся к тому моменту, когда Николай, не дожидаясь окончания артиллерийского огня, повернул лошадь к Зимнему дворцу, чтобы не вернуться больше на Сенатскую. Александра Фёдоровна писала, что муж возвратился к ней другим человеком. Да и для нее пережитые треволнения, беспокойство за жизнь и безопасность мужа и детей не прошли даром: с этого дня у нее периодически дергалась голова.
В Зимнем на молебен по случаю воцарения Николая I были собраны сановники, высшее духовенство, военные и гражданские чиновники первых классов, знатные дамы. Они провели в ожидании несколько часов. Молебен состоялся только в половине седьмого. Перед этим Николай приказал вынести к своему любимому лейб-гвардии Саперному батальону наследника, заявив что сам не нуждается в их защите, а вот Александра Николаевича он вверяет их охране. Именно эта сцена запечатлена на одном из рельефов памятника Николаю на Исаакиевской площади.
После молебна император полчаса пробыл в семье, где «отобедал», так как не ел с самого утра. Затем рабочий день самодержца продолжился – в Зимний свозили арестованных, допросы которых продолжались с семи часов вечера до утра. Их производили генералы К. Ф. Толь и В. В. Левашев, в некоторых участвовал император. Подобную оперативность он объяснял необходимостью раскрытия замыслов злоумышленников по горячим следам. Протоколы допросов Толь приносил в кабинет Николая и зачитывал ему вслух. Потом монарх писал коротенькие записки коменданту Петропавловской крепости об условиях содержания того или иного арестанта.
Так прошел день 14 декабря 1825 г., который Николай Павлович считал настоящим днем своего воцарения, хотя в официальном манифесте оговаривал: «Время вступления Нашего на престол считать с 19-го ноября 1825 года» (т. е. со дня смерти Александра I).