Ирина Лоскутова
Стратегии снижения социальной рискогенности российского образовательного пространства (на примере организаций среднего общего образования)
По мнению ректора СГА М. П. Карпенко, в расчетах Всемирного банка имеются структурные несоответствия. Так, преувеличена доля произведенного капитала (40 %, хотя оценка его значения соответствует данным Росстата и финансовых агентств)[99]. Кроме того, крайне занижена оценка природного капитала России – всего 2,4 трлн долл., что существенно ниже оценок Госкомстата, а также оценки стоимости разведанных полезных ископаемых России.
Но наиболее сомнительной в данной версии является оценка человеческого капитала России. Как следует из табл. 10, его доля в национальном богатстве нашей страны оценивается в 16 %, что в 3–4 раза ниже, чем в остальных странах мира. При этом по абсолютной величине (6 тыс. долл. США) человеческий капитал России оценивается примерно вдвое ниже мировых аутсайдеров по этому показателю – стран Западной Африки и Южной Азии.
Такое положение, по мнению М. П. Карпенко, мало соответствует действительности. Поэтому была рассчитана модель СГА (табл. 10), которая дает другую, более адекватную из рассмотренных моделей оценку национального богатства России и его структурных составляющих. Если принять оценку национального богатства России и его структуры по модели СГА, то с учетом табл. 10 место нашей страны в иерархии стран мира по величине человеческого капитала существенно выше.
Совокупное национальное богатство всех стран мира оценивается в 525 трлн долл., из которых более половины приходится на страны большой семерки – США, Великобритания, Франция, Германия, Италия, Канада, Япония. Оставшаяся часть распределяется между странами ОПЕК – 95 трлн долл., странами СНГ – 80 трлн долл, и прочими странами – 100 трлн долл. Доля России в этом совокупном богатстве составляет примерно 7 % (при вкладе в численность населения планеты около 2,2 %)[100].
Следует подчеркнуть, что большую часть мирового совокупного капитала составляет человеческий капитал – 335 трлн долл., на произведенный и природный капитал приходится соответственно -87 и 83 трлн долл. США. Человеческий капитал практически во всех странах мира (кроме России) превышает половину накопленного национального капитала. Необходимо также обратить внимание на то, что в странах большой семерки и ЕС человеческий капитал является доминирующей составляющей национального богатства – 78 %, в то время как природные богатства дают вклад лишь 4 %.
Р. И. Капелюшников приводит другие расчеты человеческого капитала в нашей стране. Он обращается к наиболее общему индикатору запасов человеческого капитала – среднему числу накопленных лет образования. Для России единственным источником, позволяющим получать такие оценки на регулярной основе, являются обследования Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ).
Таблица 10[101]
Оценки национального богатства России и его структурных составляющих, выполненные по различным моделям
В настоящее время по данным РМЭЗ средняя продолжительность обучения населения России в возрасте 15–64 лет достигает 12,6 года (табл. 11). У занятого населения она оказывается еще больше, превышая 13 лет. По оценкам мониторинга, в 2009 г. в среднем на одного россиянина приходилось около 10 лет обучения в общеобразовательной школе. Более полугода – в системе начального профессионального образования (НПО). Около года – в ссузах и около полутора лет – в вузах. Женщины (примерно на целый год) опережали по этому показателю мужчин, что может служить свидетельством их более выраженного стремления к инвестированию в человеческий капитал.
Рассмотрим, как складывается ситуация с образованием как видом человеческого капитала в современной России[102].
Данные табл. 11 говорят о том, что по среднему числу лет накопленного образования Россия находится в числе мировых лидеров, резко выделяясь среди стран с развивающейся экономикой.
Таблица 11
Среднее число лет накопленного образования населением разных стран (в зависимости от возраста)
Кроме того, данные таблицы свидетельствуют, что эффективность развития экономики современных государств в огромной степени зависит от того, сколько средств оно вкладывает в образование граждан. Без этого невозможно обеспечить его поступательное экономическое и социальное развитие. Например, в развитых странах (США, Япония, Израиль) доля инвестиций в человеческий капитал (затраты на образование) составляет более 10 % ВВП, что превышает «чистые» валовые инвестиции частного капитала в заводы, оборудование и складские помещения[103]. В России ситуация несколько другая. В нашей стране доля подобных инвестиций в человеческий капитал (затраты на образование) составляет лишь 5,5 % от ВВП.[104]
Прежде всего, это сказывается на индексе развития интеллектуального потенциала общества, который рассчитывается по инициативе ООН. Он является важнейшей составляющей более широкого показателя, получившего название индекса развития человеческого потенциала (human development index) – ИРЧП. С 1990 г. ИРЧП вычисляется практически для всех стран мира. Принято считать, что страны, у которых ИРЧП равен 80 пунктам и выше, обладают высоким уровнем развития человеческого капитала, от 50 до 79 – средним, ниже 50 – низким.
Результаты замеров регулярно публикуются в научной печати и справочных изданиях. ИРЧП может использоваться также для прогноза развития постольку, поскольку проводится сравнение значений данного индекса (и его составляющих) в указанных выше двух плоскостях – в целях международного и внутреннего сравнения. Так, Россия в 90-е гг. XX в. неумолимо скатывается вниз в таблицах ИРЧП, составляемых международными организациями, переместившись с 54-го на 71-е место, в то время как Беларусь сумела подняться в последнее время с 68-го на 60-е место[105].
Обнаруженные В. К. Левашовым закономерности в развитии и накоплении человеческого капитала в России можно проследить по данным табл. 12. Инвестирование в человеческий капитал, отмечает ученый, является одним из важных направлений деятельности государства. В нашей стране увеличивается количество граждан, желающих получить и получающих высшее образование. Россия продолжает в широких масштабах (при всех недостатках современной системы высшего образования) больше, чем в других странах (в расчете на 10 000 чел.) готовить специалистов высшей квалификации[106].
Анализ данных, приведенных в табл. 12, показывает, что численность студентов высших учебных заведений на 10 000 человек населения составила 700 человек. В 1989 г. она насчитывала только 179 человек. Большинство вливается в ряды современной интеллигенции и работников высококвалифицированного труда. Около половины экономически активных граждан причисляют себя к современному среднему классу, индикаторами которого могут служить высшее образование, высокий уровень квалификации, а также достойное качество жизни, высокая оплата труда и активность в политической сфере. Выделяя эти положительные закономерности, нельзя не замечать, что в российском обществе продолжается падение престижа научной деятельности. Депривированное положение основной массы ученых и исследователей является источником социальных напряжений, тормозящих устойчивое развитие нашего общества. Российский «пролетариат» умственного труда принижен не только уровнем сверхдоходов новых богатых, но и маргинальным положением внутри своего класса. В этих условиях складываются неблагоприятные тенденции развития фундаментальной и прикладной науки и в целом интеллектуального потенциала, что лишает общество и государство надежного будущего. Поэтому «утечка мозгов» за рубеж оценивается в настоящее время как актуальная социальная проблема. Наше государство, имея конкурентоспособную систему образования, на деле инвестирует в человеческий капитал других стран.
Таблица 12
Характеристика интеллектуального потенциала в СССР и РФ
Сложившиеся в России условия конвертации полученного образования в социальный и экономический капитал индивида понижают его удовлетворенность своей позицией в социальном пространстве. В исследовании, проводимом под руководством В. К. Левашова, респондентов просили ответить на вопрос: «Как Вы считаете, какое место в нашем обществе Вы занимаете по своему образованию, профессии, другим сторонам жизни? Отметьте, пожалуйста, по шкале место, исходя из того, что 10 – это высшая, 1 – низшая ступень в обществе».[107]
Таблица 13
Социальная самоидентификация респондентов (РФ, n = 1500) средний балл
Приведенные в табл. 13 данные самооценки идентификации респондентов относятся к показателям социальной позиции. Она может быть оценена по уровню квалификации, характеру выполняемой работы, уровню образования, выбранной профессии, качеству жизни, размеру заработной платы, участию в политической жизни. Граждане России, как показало исследование, довольно высоко оценивают себя по уровню квалификации и образованию (соответственно средний балл 5,9 и 5,7). Иначе говоря, они достаточно высоко оценивают свой человеческий капитал. При этом такие показатели, как качество жизни и размер зарплаты, оцениваются существенно ниже (соответственно 4,3 и 4,0). Вторичный анализ этих данных подтверждает наш вывод о том, что в обществе риска получение образования в России не дает автоматической гарантии конвертации его в экономический и социальный капитал. Выпускники практически всех высших учебных заведений и средних учебных заведений после окончания учебы попадают в сложную ситуацию. Между обучением и занятостью возникает рискованная серая зона лабильной неполной занятости, поиска работы или краткосрочных трудовых отношений. По окончании учебы большинство молодых людей под угрозой безработицы готовы согласиться на любую работу, чтобы хоть как-то интегрироваться в сферу занятости. Но опасность девальвации человеческого капитала состоит в том, что они могут надолго, несмотря на полученное образование, задержаться в сфере малоквалифицированного труда.
Таким образом, в современном российском обществе образование как вид инвестиций в человеческий капитал становится все менее надежным. По меткому замечанию У. Бека, система образования напоминает «призрачный вокзал». Поезда уже не ходят по расписанию или идут в другом направлении, вагоны переполнены, но билеты все равно брать надо[108]. В обществе, где риски приватизированы, ответственность, экономические затраты и риски инвестиций в человеческий капитал перекладываются на самого индивида. Современному молодому человеку, чтобы успешно интегрироваться в социум, необходимо получить профессиональное, специальное или высшее образование. Кризис инвестиций в образование как вид человеческого капитала проявляется для молодежи не столько как утрата возможности заниматься своей профессией, сколько как утрата планируемой хорошо оплачиваемой и престижной стабильности трудоустройства. Профессиональная необходимость образовательной карьеры не утрачивается, но становится непредсказуемой и не поддается планированию. Соответственно долгосрочное планирование зачастую заменяется сосредоточенностью на временно возможном. Это может означать, что при «закармливании» ирреальными профессиональными образовательными содержаниями вновь обнаруживается голод на образование. Но это также может означать и то, что, осознавая обесценивание содержательных квалификаций, человек стремится лишь к формальному завершению образования как к страховке от грозящих сложностей на рынке труда. Диплом о высшем образовании больше ничего не сулит, но он по-прежнему и даже более чем когда-либо есть условие, могущее предотвратить грозящую бесперспективность. На всех ступенях образовательной иерархии растет стремление избежать грозящей безработицы через получение второго высшего, дополнительного образования и повышение квалификации. Смещение статусоназначающей функции из системы образования в систему занятости имеет в итоге – как показывает статистика безработицы – глубокие последствия. По мнению Бека, этот ведет к «возрождению сословных критериев в распределении социальных шансов»[109]. В замаскированном виде происходит рефеодализация распределения шансов и рисков на рынке труда. Возможно, потому, что при выборе формально равных по квалификации специалистов вновь вступают в силу критерии сословного отбора.
Эта тенденция многими воспринимается особенно болезненно, поскольку получение высшего или среднего специального образования или просто успешное окончание школы требует значительных усилий не только самих учащихся, но и их родителей. Эту закономерность впервые установил Дж. Коулман, изучая социально-демографическую структуру семей, дети которых оставили школу. Он показал, что социальный капитал в семье – ресурс для повышения уровня образования детей, наравне с финансовым и человеческим капиталом. Социальный капитал, в понимании Коулмана, – это совокупность отношений, порождающих взаимовыгодные действия. Эти отношения связаны с ожиданиями того, что другие индивиды будут выполнять свои обязательства добровольно без применения санкций. Иначе говоря, обоюдная концентрация экспектаций и обязательств выражается обобщенным понятием «доверие»[110].
Социальный капитал и в семье, и за ее пределами (в объединении взрослых, образующемся вокруг школы) приобретает, по мнению Дж. Коулмана, решающее значение в уменьшении вероятности того, что ученик прекратит занятия в средней школе. Социальная среда накладывает на учащихся обязательства, вырабатывает определенные нормы и санкции, которые оказывают на учащихся определенное давление и помогают им окончить школу Эти выводы также распространяются на российские условия.
Результаты Коулмана подтверждаются многолетними исследованиями Д. Л. Константиновского в России. Они показали, что существует жесткая зависимость между уровнем подготовки школьников и социальным и человеческим капиталом их родителей. Они также показывают, что образовательное пространство неоднородно. По результативности обучения условно в нем можно выделить три уровня: высокий, средний и низкий. Исследование выявило почти линейную зависимость между тем, к какому образовательному уровню принадлежит школа, и объемом накопленного социального и человеческого капитала родителей[111]. В школах третьего уровня всего 28–29 % родителей имеют высшее образование, первого – уже 77–80 %. С известными оговорками исследователи делают вывод, что для ребенка, чьи родители не имеют высшего образования, вероятность оказаться в элитной школе составляет около 20 %. Высота этого барьера весьма значительна. Следующий фактор – сфера занятости родителей. Если в школах третьего уровня в промышленности заняты почти две трети отцов, то в школах первого – их уже всего 40 %. В науке, образовании и здравоохранении заняты 36 % матерей учащихся «лучших» гимназий (при средней величине этого показателя 27 %), в сфере услуг матери учащихся обычных школ работают существенно реже – 17 % (средняя величина показателя – 29 %). Чем лучше предоставляемое школой образование, тем меньше в ней детей, чьи матери заняты физическим трудом. Этот показатель снижается с 39 % (в школах первого уровня) до 8 % в школах третьего уровня. Руководителей подразделений среди матерей больше в тех школах, где выше академические результаты учеников. Более всего их в школах первого уровня – 14 % (при средней величине показателя 6 %). Должность отца – не менее важный показатель. Если в школах третьего уровня 2 % отцов – руководители предприятий, а 57 % – рабочие, то в школах первого уровня уже 11 % отцов – руководители (что более чем в два раза превышает среднюю величину показателя) и 12 % – рабочие (что ниже средней величины показателя почти в три раза).
Таким образом, низкий социальный и человеческий капитал родителей создает труднопреодолимый социокультурный барьер в социальной мобильности молодежи, формирует ситуацию неравенства жизненных шансов. Наличие значимого социального и культурного семейного капитала является существенным условием накопления человеческого капитала в современном обществе, которое перспективно с точки зрения достижения желаемой социальной позиции.