Ирина Костина
Нет цветов у папоротника. Книга седьмая
© Ирина Костина, 2021
ISBN 978-5-0053-5383-2 (т. 7)
ISBN 978-5-0053-5384-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
автор Ирина Костина
обращение к читателю
Дорогой читатель!
Ты держишь в руках заключительную книгу, исторического романа «Нет цветов у папоротника», состоящего из семи книг:
«Рыцарская академия» – первая книга
«Польский этюд» – вторая книга.
«Капкан на принцессу» – третья книга.
«Матовая сеть» – четвёртая книга.
«Наследники и самозванцы» – пятая книга.
«Рецепт дворцового переворота» – шестая книга.
«Нет цветов у папоротника» – седьмая книга.
Роман охватывает период событий в Российском государстве с 1733 года, времени правления Анны Иоанновны, и заканчивается серединой 1740-ых годов, когда корона Российской империи уже венчала голову Елизаветы Петровны.
Исторические события в нём разворачиваются на фоне житейских историй приятелей кадетов первой в России Рыцарской Академии, что позже будет переименована в Кадетский Сухопутный корпус. Они учатся, озорничают, влюбляются, попадают в переделки и, сами того не ведая, зачастую становятся участниками событий, которые впоследствии потомки впишут в учебники.
Такие исторически известные фигуры, как Анна Иоанновна, её фаворит Бирон, племянница Анна Леопольдовна, канцлер Андрей Остерман, фельдмаршал Миних, царевна Елизавета и прочие – тоже предстанут на страницах романа главными героями. Они здесь, как обычные люди – радуются и страдают, боятся и рискуют, а бывает, тоже попадают в нелепые ситуации.
Ирина Костина
1742 год
Санкт-Петербург
В Петербурге, в отсутствие императрицы и двора, было неспокойно. Офицеры и солдаты, поучаствовав в череде дворцовых переворотов, возомнили о себе слишком много. Дисциплина в армии сильно пошатнулась. Особенной строптивостью и своеволием отличались обласканные императрицей господа члены лейб-кампании; это проявилось сразу после установления власти Елизаветы. Но новая государыня пока смотрела сквозь пальцы на их безобразия. Прежде всего, она чувствовала себя обязанной этим людям и не хотела показаться неблагодарной. А во-вторых, она до жути боялась их разозлить! И поэтому вела себя крайне осторожно.
Понимая, что все вместе они – неуправляемая мощная сила, Елизавета, применив женскую хитрость, решила их разъединить. Часть их она взяла с собою в Москву в качестве почётного эскорта. А другую часть оставила в Петербурге, якобы для поддержания нового государственного порядка в её отсутствие.
Правда, она тогда ещё не знала, чем это обернётся.
Как известно, одним из лозунгов вошедшей на трон Елизаветы было её обещание освободить русскую нацию от притеснения её иноземцами. Самой Елизавете казалось, что она сдержала слово. Ведь наполовину немка Анна Леопольдовна с её австрийским мужем и на три четверти иностранцем-ребёнком были отстранены от трона. Так же с высоких должностей были уволены иноземцы и, на их места назначены представители русских фамилий.
Однако господа члены лейб-кампании нашли, что этого недостаточно! В военной среде высокие чины, по-прежнему, занимали иностранцы: фельдмаршал Ласси, генералы Кейт, Левендаль и Ливен, капитан Гессен-Гомбургский и другие.
И, оставшись в Петербурге, наделённые правами поддержания порядка, гвардейцы принялись бузить и сеять смуту.
В их среде стали распространяться такие слухи.
– Догадываешься, для чего Елизавета оставила нас в Петербурге?
– Для поддержания нового государственного порядка.
– А знаешь, в чём главная задача наведения порядка?
– В чём?
– Чтоб провести зачистку столицы.
– От кого?
– Ясное дело, от кого! От иноземщины!
– Как это?
– А так! Оставшимся в столице гвардейцам будет дозволено убивать всех иноземцев!!
– Ты в своём уме?
– Да говорю тебе! Так оно и есть!!
И, одурманенные властью и безнаказанностью, солдаты гвардии повели себя до крайности дерзко! Они нападали на улице на попадавшихся им жителей иностранного происхождения, грабили их, и избивали. Дело дошло до того, что они оголтелой толпой ворвались в дом к адъютанту фельдмаршала и жестоко избили его и его гостей – других офицеров.
Ласси незамедлительно послал гонца – известить императрицу о беспорядках в оставленной ею столице. Но в ответ Елизавета прислала письмо, в котором, назначила виновным лишь слабое наказание. И это усугубило ситуацию – бесчинства гвардейцев усилились.
Тогда фельдмаршал Ласси самостоятельно взял на себя право подавить гвардейский беспредел! Он покинул лагерь под Выборгом и перебрался в Петербург на целый месяц. Там велел расставить на всех улицах пикеты полевых войск. И днём и ночью рассылал по городу частые патрули.
Только, благодаря его требовательности и жёсткому контролю, порядок постепенно восстановился. Но, несмотря на это, жители Петербурга ещё долгое время находились в большом страхе. Люди не решались выходить из дому по вечерам. А так же опасались появляться на улице поодиночке. И никогда ещё все так не заботились о том, чтоб держать двери дома на запоре и днём, и ночью.
лагерь под Выборгом
Тем временем, пока фельдмаршал Ласси был занят наведением порядка в Петербурге, в лагере русских под Выборгом произошла скандальная ситуация. Поутру прибыли шведские унтер-офицер и барабанщик с письмами к фельдмаршалу.
На передовом посту их встретил генерал-майор Ливен. Провёл в свою палатку, взял от них письма и отправился верхом в Петербург, чтобы лично доставить их Ласси.
В это время несколько пеших гвардейцев, стоявших поблизости, видели, как Ливен принимает в своей палатке шведов, берёт от них какие-то письма. И вообразили себе заговор! В ту же минуту растрезвонили об этом по всему лагерю:
– Ливен получил от неприятелей секретные послания, и прячет в своей палатке шведов! Мы видели своими глазами!
– Братцы! Доколе нам терпеть начальствования иноземных офицеров?! Они продажны! Они в сговоре с врагом!!
– Они замышляют что-то со шведами против нас!
– Иноземцы- предатели!!
– Их следует убить!! Всех разом!
– И начать с Ливена, главного предателя!
Тут же собралось до четырёх сотен взбунтовавшихся солдат и унтер-офицеров Преображенского и Семёновского полков, которые отправились прямо в палатку Ливена для выяснения дел. Но, поскольку Ливен был уже на пути в Петербург, там они его не нашли. Зато обнаружили шведских парламентёров. Осерчав, солдаты набросились на них и стали избивать. Адъютант генерал-майора попытался было вступиться, но тоже отхватил тумаков. Ему на помощь пришли караульные, но разъярившиеся солдаты и с ними не стали церемониться, и отдубасили беспощадно.
На шум сбежались офицеры. Они криками призывали бунтовщиков прекратить беспорядок, но те не оказывали им никакого уважения, а вели себя, будто одержимые и продолжали неистово кричать:
– Смерть иноземцам!!
– Братцы! Убивайте иноземных офицеров!! Чтоб ни одного не осталось в армии!
– Иностранцы – прочь!! Мы не станем вам повиноваться!
– Отныне мы выполняем приказы только офицеров русской нации!!
После таких угрожающих лозунгов и размахивания оружием, ни один из офицеров не захотел подходить к ним близко из страха быть покалеченным или же убитым.
– Митяй! Дуй стрелой за генералом Кейтом, – шепнул Микуров.
Голицын, без лишних слов, прыгнул в седло и помчался во весь дух к передовому пикету.
Услышав о бунте, Кейт мгновенно устремился в лагерь. Ворвавшись в толпу, спешившись с коня, он вошёл, не колеблясь в середину мятежников. Там грубо схватил за шиворот одного из бунтовщиков. И приставил дуло пистолета ему к голове. Солдаты оторопели.
А Кейт зычно крикнул, заглушая ропот толпы:
– Позовите священника!! Я хочу исповедаться в том, что намерен прямо сейчас пристрелить на месте этого солдата!
– Во, даёт! – в восхищении ткнул Голицын Василия.
Толпа пришла в замешательство от такого дерзкого заявления. И выкрики солдат неожиданно стихли. А генерал Кейт бросил боевой клич офицерам:
– Господа офицеры!! Приказываю вам последовать моему примеру! Можете убить каждый по одному бунтовщику!! Уверяю, полковой священник отпустит вам эти грехи!
Едва он произнёс эти слова с присущей ему твёрдостью, как офицеры, почувствовав уверенность, вынули из-за пояса пистолеты. Голицын, Трубецкой и Лопухин вместе с ними. В ту же минуту всё сборище бунтовщиков мгновенно рассеялось! Солдаты побежали прятаться по своим палаткам.
Таким образом, восстание было подавлено. Все участники бунта арестованы и отданы под следствие. Генеральный прокурор назначил комиссию для рассмотрения этого дела. И всех зачинщиков сослали в Сибирь.
Такие строгие меры сбили с солдат спесь, и принудили их к дисциплине. И только бесшабашная лейб-гвардия, привыкшая к поблажкам, не желала отступать под властью командования! Они отправили курьеров лично государыне с прошением поддержать их кровавые намерения, а именно: всех иноземцев, находившиеся на русской службе, убить!! Ну, или выслать из страны!
Елизавета была шокирована таким прошением. Она ещё не проделала и половины пути до Москвы, едва добралась до Твери, а страшные события о проделках гвардейцев из Петербурга и Выборга сыпались, как горох! Елизавета постаралась умиротворить своих разбушевавшихся любимцев, и письменно объявила им, что убивать никого не позволит, но берёт всех иноземцев в армии под своё особое покровительство.
Рига
Во внутреннем дворе Рижского замка, где позволено было гулять пленникам, Анна встретила коменданта крепости генерал-лейтенанта Бибикова. После короткого приветствия друг другу, он заботливо осведомился:
– Как самочувствие Вашей любезной фрейлины Юлии?
– Благодарю. Ей уже значительно лучше. Я так признательна Вам, генерал!
– Пустяки.
– Нет-нет! Только, благодаря Вашей заботе и хлопотам присланного Вами доктора моя дорогая Юлия осталась жива. И теперь идёт на поправку.
– Я рад, что могу хоть чем-то быть полезен Вашему высочеству.
Анна подошла ближе и, понизив голос, спросила:
– Скажите, на моё имя не приходило никакой корреспонденции?
– Никак нет, Ваше высочество.
Она, расстроенная, присела на скамью, вздохнула:
– Ах, я написала уже столько писем!! И всё без ответа!
Бибиков, осмотревшись, не слышит ли кто, быстро присел рядом и, тоже понижая голос до шёпота, произнёс:
– Ваше высочество, надеюсь, в написании писем Вы не употребляете никаких крамольных слов в адрес императрицы Елизаветы или же Вашего здесь нахождения?
Анна задумалась. И вдруг лицо её переменилось, озарённое неприятной догадкой:
– О… Я понимаю, – прошептала она, настороженно вглядываясь в лицо генералу, – Вы намекаете на то, что граф Салтыков, должно быть, читает мои письма прежде, чем отправить их адресату?
Тот покачал головой:
– Ваше высочество. Надеюсь, не причиню Вам душевную рану, если скажу, что Ваши письма граф Салтыков неуклонно доставляет только одному адресату – в Тайную канцелярию.
– Что?! – ахнула она, побледнев, как полотно.
– Простите.
Анна отпрянула, исказив лицо в таком ужасе, будто увидела перед собой змею. Несколько мгновений она пыталась восстановить дыхание, прижав ладонь к груди. Наконец, раздавленная горьким прозрением, пробормотала:
– Господи! Это значит, Мориц не получил ни одного моего письма?!!
– Увы…
По щекам её невольно хлынули слёзы:
– И он не ждал меня в Мемеле!!… Не приезжал в Митаву!
– Тише, Ваше высочество! – взмолился комендант, протягивая ей платок.
– Не знает о том, что я здесь! И что я жду его…, – причитала она с нарастающим отчаянием, – Он вообще ничего не знает!!!
– Мне очень жаль, – вздохнул Бибиков.
– Господи! Какое коварство!!
– Ваше высочество. Прошу Вас, не плачьте.
Анна, сглотнув слёзы, осторожно дотронулась до его руки:
– Генерал. Вы могли бы оказать мне услугу?
– Какую, мадам?
– Переправьте хоть одно моё письмо в Дрезден тайком от Салтыкова.
Он испуганно огляделся и с сожалением покачал головой:
– Госпожа Анна. Я глубоко Вам сочувствую. Но не могу этого сделать…
– Умоляю Вас!!
– Не сердитесь! У меня двое детей и вот-вот родится третий… Я не вправе оставить их сиротами, – и, не в силах видеть её заплаканное лицо, потупил взгляд.
Она уронила руки. Лицо её сделалось таким безнадёжно несчастным, что у Бибикова защемило в груди:
– Простите, Ваше высочество, – повторил он, терзаясь муками совести.
Она взглянула на него сквозь пелену слёз, несколько раз тяжело вздохнула и обречённо промолвила, коснувшись его руки:
– Не извиняйтесь, генерал. Я всё понимаю…
лагерь под Выборгом
Голицын, закутавшись в наброшенный на плечи мундир, вышел из палатки и, прогуливаясь, подошёл к пикету, где нёс ночной караул Микуров.
– Не спится, – вздохнул Митяй.
– Чего так?
– А чёрт его знает, – поёжился он, глядя в ночную даль, – Так. Мысли всякие одолевают.
– Мысли? – удивился Микуров, – Ну, поведай. Что за мысли?
Митяй помолчал в раздумье и, опасливо оглядевшись, нет ли кого поблизости, понизив голос, спросил:
– Ты слышал про то, что стало с Анной Леопольдовной?
– Ну, слышал. Вроде, как Елизавета отпустила её со всем семейством за границу.
– Как ты думаешь, куда они могли поехать?
– Ну… Первое, что приходит на ум, это Беверн или Мекленбург.
– Да! Знаю! – кивнул Митяй, – Ну, если ни туда и ни туда. То – куда?
Микуров пожал плечами в недоумении:
– К чему ты клонишь?
– Понимаешь, – Митяй перешёл на тихий шёпот, – Я написал письма всем мало-мальски знакомым в Европе. И, знаешь, что?
– Что?
– Никто из них ничего не знает о местонахождении Анны Леопольдовны!!
– Ты… написал такие письма?? – поразился Василий, вытаращив на него глаза, – С ума сошёл!! Зачем ты разыскиваешь Анну Леопольдовну?!
– Не её, – покачал головой Митяй, – Её фрейлину. Юлию.
– А-а…, – неожиданно припомнил Василий, – Это та странная особа, что всё время давала тебе отворот-поворот?
– Она самая.
Василий тихонько усмехнулся, прислоняясь к лафету:
– Что-то на тебя не похоже, Митяй. К чему это?
Голицын насупился. И, не зная, что сказать, пробурчал одно только слово:
– Тянет.
– Ах, тянет?! – лукаво улыбнулся Микуров, сорвал травинку и положил себе в рот.
Повисла пауза. Каждый погрузился в собственные размышления и воспоминания. Подумав, Василий произнёс:
– Знаешь, что я об этом думаю, Митяй?
– Что?
– Дело это пустое. Тебе её не найти.
– Почему?
– Да потому, что, наверняка, все они – и Анна с супругом, и дети, и Юлия – выехав в Европу, взяли себе другие имена.
– Как это?! Зачем?!
– Ну, сам рассуди. Ребёнок Анны Леопольдовны, как ни крути, законный русский император. Да и другим рождённым её детям дано право наследования престола. И сама она – внучка русского царя. Опасно жить с такими правами за пределами страны.
– Отчего?
– Чудак! Враги могут использовать кого-то из них для нового дворцового переворота, – пояснил Микуров и, подумав, добавил, – Да, и сама Елизавета может в один прекрасный момент сменить милость на гнев.
– Как это?
– Не тупи! Подошлёт убийц. И сказочке конец.
– Так значит, они в опасности?! – переполошился Голицын, – И Юлия с ними!
– Тихо ты!!
Оба умолкли и, прислушиваясь, огляделись по сторонам. Микуров поманил пальцем Митяя и зашептал в лицо:
– Я ж тебе про то и толкую! Если они не дураки, то взяли себе другие имена и поселились где-нибудь в тихом укромном месте, как обычная немецкая семья, чтоб их никто и никогда не нашёл.
Голицын пригорюнился:
– Что ж… Выходит, я никогда её больше не увижу?!…
– Скорее всего, нет. И учти! Если ты будешь продолжать так рьяно их разыскивать, можешь накликать на них беду!
– Ты прав, – с горечью признал Голицын.
– Да и на себя тоже!! Понял?
Тот тяжело вздохнул:
– Понял я. Понял…
Москва дом князя С. В. Лопухина
Коронование Елизаветы совершилось 25 апреля. После коронации последовала целая череда балов.
– Наталья Фёдоровна! Ну, ты скоро? – осведомился Степан Васильевич, вторгаясь в комнату к супруге, где та прихорашивалась перед очередным императорским балом.
Та сидела перед зеркалом в платье из парчи бирюзово-голубого цвета. И, не реагируя на вопросы мужа, что-то оживлённо обсуждала с куафёром, тыча пальцем в журнал:
– Вот! Посмотри, как нарисовано! Волосы собраны наверх, а локон всего один, и сбоку!
– Вижу, мадам, – кивал тот, держа в руках раскалённые щипцы.
– Причеши так же!
– Как Вам будет угодно.
– И розу вплети.
– Какую изволите?
– Розового цвета.
– Хорошо, мадам.
Степан Васильевич, видя, что на него никто не обращает внимания, издал звериный рык, означающий предел его терпению, и удалился в столовую, крикнул слуге:
– Никитка! Водки налей!
Москва, апартаменты императрицы Елизаветы Петровны
В это же время в апартаментах императрицы точно такой же журнал лежал перед Елизаветой. И она, внимательно изучив картинку, переспросила своего куафёра:
– Значит, именно так сейчас носят в Париже?
– Так точно, ваше императорское величество.
– Все волосы наверх? И один длинный локон сбоку?
– Да. Именно так. И непременно – роза в локоне.
– Хорошо, – кивнула она, – Сделай мне так же!
– Какого цвета изволите вплести бутон?
– Розового!
– Как будет угодно вашему императорскому величеству.
Облачившись в бальное платье, Елизавета придирчиво осмотрела своё отражение в зеркале, внимательно приглядываясь к каждой детали. Фрейлины отошли на безопасное расстояние. А слуги с четырёх сторон держали зеркала, чтоб государыня могла увидеть себя в полный рост со всех сторон.
Елизавета оправила кружева на рукавах, повернулась одним боком, другим. И вдруг плотно сжала губы:
– Шлейф никуда не годится!
– Как?! Что случилось? – побледнели портнихи.
– Что случилось?! – передразнила она их, – Это какой-то собачий хвост! А не шлейф!
– Ваше императорское величество, но мы сшили всё по выбранной Вами картинке из журнала. Вот! Извольте сами взглянуть.
– Это вы взгляните!! Тупоголовые дуры! – она бросила в них журнал, – Шлейф должен стелиться позади на два локтя! Вы меня слышите?! Стелиться! На два локтя!! А у меня что? Едва-едва болтается по полу!
– Ваше императорское величество. Простите! – портнихи бухнулись на колени.
– Так! – Елизавета жестом приказала слугам опустить зеркала, – Я в таком убожстве на бал не пойду! Мавра! Скажи церемониймейстеру, что всё отменяется!
– Как, отменяется?!!
Фрейлины ахнули и наперебой кинулись её отговаривать:
– Елизавета Петровна! Смилуйтесь!
– Ваше императорское величество!
– Уже все гости собрались.
– Вас ждут.
– Фейерверки установлены!
– Столы накрыты.
– Я сказала! Никуда не пойду!! Пусть все расходятся по домам! – топнула она ногой и, скрестив на груди руки, отвернулась от всех.
Её верная Маврушка, которая теперь по мужу была графиня Шувалова, пришла на помощь:
– Голубушка, Елизавета Петровна! Ну, может, портнихи сейчас живо выкроят новый шлейф? Такой, как тебе угодно будет! – и обернулась к ним, – Ткань осталась?
– Осталась.
– Несите!!
В это время зал императорского дворца уже был до отказа заполнен гостями. Все галдели в недоумении, почему не объявляют открытие? Почему не идёт императрица?
А Елизавета сидела у себя в покоях, в кресле, покачивая ногой, пила кофе из изысканной фарфоровой чашечки и со скучающим видом смотрела в окно. Возле её ног, на полу, вокруг расстеленной во всю комнату парчовой ткани, ползали торопливо портнихи, выкраивая новый шлейф…
Спустя час, придворные и иностранные гости, изнывали от томительного ожидания. Гомон поутих. В основном, все были заняты тем, что искали в пустом зале места, где можно присесть или хотя бы, прислониться. Многие уже чувствовали нестерпимую усталость в ногах. Мужчины вытирали вспотевшие под париками лысины. Дамы переживали по поводу увядающих в причёсках цветов.
Анастасия Ягужинская, интенсивно обмахиваясь веером, рассуждала:
– А, знаешь, Настя, наверное, всё, что ни делается – к лучшему.
– О чём ты?
– Бог уберёг меня от того, чтоб связать судьбу с семейством Миниха. Александр Голицын, хоть и видный из себя, но перед Елизаветой спину не гнёт, а значит, большой карьеры не сделает.
– К чему ты клонишь? – не поняла Настя.
– Все, кто приближен к Елизавете, сейчас станут занимать самые высокие должности! Смотри, братья Шуваловы уже пристроились. Братья Воронцовы нахватали чинов и графских титулов. Братья Бестужевы – тоже. Надо брать пример с матушки! Она, наконец, одумалась и от пустых увлечений итальянскими актёришками перешла к решительным намерениям второй раз выйти замуж.
– Анна Гавриловна собралась замуж? За кого?
– За старшего Бестужева, того, что вернулся из Швеции перед началом войны. Его брат Алексей Петрович занял место канцлера. Наверняка, и Михаил Петрович займёт чин не хуже брата.
– Наверняка.
– Поняла? Надо искать жениха среди ближнего круга новой императрицы.
– У тебя уже есть кто-то на примете? – спросила Настасья.
– Не поверишь! Женихи разбираются, как горячие пирожки с лотка! – посетовала Анастасия, – Вот погляди! Враз прибрали к рукам двух – Петю Шувалова и Мишу Воронцова. И – кто! Маврушка, Елизаветина чесальщица пяток! И, между прочим, Анютка Скавронская!
– У Шуваловых и Воронцовых осталось ещё по младшему брату, – подсказала ей насмешливо Настя.
– Ну, младший Шувалов ещё молод. А вот Ванечка Воронцов…, – Анастасия, наблюдая его через пространство залы, досадливо поморщилась, – Уж больно он мягок и галантен, прямо как Петя Трубецкой.
– Кстати! А, может, тебе вернуться к Пете? Его отец нынче тоже в большой чести у новой государыни, – напомнила Настя.
– Эх, – вздохнула Ягужинская, – Что Петя, что Ванечка Воронцов – не рыба, и не мясо! Прямо, не знаю, что делать!! Герои все повывелись!
– Подожди. Найдутся! Вот кончится война со шведом, – подзадорила её Лопухина.
– Ну, а твой герой Микуров где? – поддела её в ответ подруга, – Говорила, в Москве.
– Уже нет, – опечалилась Настасья, – Я вчера была у бригадира московского драгунского полка. Отбыл мой ненаглядный на войну.
– Опять?! – всплеснула руками Анастасия, – Что ж, ты его так до самой старости ждать будешь?!!
– Надо, так буду.
– О! Гляди-ка! Кто к тебе идёт! – толкнула её под локоть Ягужинская.
– Кто?
– Твой московский воздыхатель. Николай Головин.
– Ну, это уж вовсе ни к чему.
– Как знать, – лукаво улыбнулась Анастасия, – Поворкуйте. А я отойду.
– Настасья! Здравствуй! – радостно приветствовал её Николай.
– Здравствуй.
– С каждой нашей новой встречей ты становишься всё краше и краше.
– Полно, – смутилась Настя.
– Лукавить не стану. Уж в этот раз точно сватов зашлю!
– Вот ещё чего выдумал! – одёрнула его она.
– Я не шучу.
– Ишь, ты, шустрый какой! Прежде, чем сватать, меня бы спросил, – укорила его Настя, – Может, я за тебя не пойду!
– Это почему?! Чем я тебе не хорош?
– Всем хорош. Да… не люблю я тебя.
– Это ничего. Потом полюбишь.
– И не подумаю даже.
– А ты подумай. Если я чего решил, то от своего не отступлюсь! – рассмеялся Головин, прижимаясь к ней плечом.
Но она шутливо стукнула его веером и отодвинулась.
Елизавета, тем временем, разглядывала в зеркале новый шлейф, приколотый булавками к платью.
– Теперь хорошо, – удовлетворённо сообщила она, – Но края ткани не подшиты.
– Лизанька! – взмолилась Маврушка, – Но, чтоб подшить края шлейфа, уйдёт вся ночь! Поверь! Всё выглядит итак великолепно!
– Парчовые нитки будут торчать, – капризно заявила она.
– Не будут.
– Будут!
Мавра взяла со столика ножницы:
– Я возьму их собой. И буду неотлучно следить за твоим шлейфом. Как только замечу какую нитку – сразу её отстригу!
Елизавета задумалась. Все в комнате – фрейлины, портнихи, слуги – устремили на неё умоляющие выстраданные взгляды. Она выдержала мучительную для всех паузу и произнесла:
– Ну, хорошо. Пусть церемониймейстер объявляет, что я иду.
– Её императорское величество, государыня императрица и самодержица Российская Елизавета Петровна!
Оркестр грянул торжественный марш. Гости, измождённые ожиданием, встрепенулись и, рассредоточились по залу, выстроившись в живой коридор, присели в почтительном поклоне.
Елизавета, чрезвычайно довольная собой, плыла по паркету мимо толпы. И с наслаждением отмечала на себе восхищённые взгляды. Ещё бы! На ней платье, стоимостью в её прежний годовой расход. Весь лиф усыпан таким количеством бриллиантов, что блики от них отражаются в лицах придворных. Пальцы увенчаны перстнями. А уши оттягивают серьги с небывалой величины сапфирами. Шлейф тянется по паркету ровно на два локтя, как влитой – ни вправо, ни влево, как некогда у Наташки Лопухиной. И, главное, причёска по самой последней парижской моде, о которой всем этим придворным «матронам» ещё даже не ведомо…
И тут её умиротворённый взгляд неожиданно напоролся на Наталью Лопухину с прической в точности, как у неё, по последней парижской моде. И даже бутон в локоне был одного с нею цвета – розовый!!
Елизавета остановилась и, сменив траекторию маршрута, с угрожающим видом приблизилась к чете Лопухиных. Смерила Наталью высокомерным взглядом, двумя пальцами поддела её локон с плеча:
– Эт-то что такое?!
Наталья в ответ лишь взглянула ей в лицо с тихой насмешкой.
Ах, сколько раз Елизавета видела прежде этот ненавистный ею взгляд, полный презрительного превосходства! И сколько раз она умирала от желания врезать Лопухиной по довольной физиономии! «Ну, да ничего! Сейчас ты у меня получишь!» – мстительно подумала Елизавета. И повелительным жестом протянула руку к Шуваловой:
– Мавра, дай-ка мне ножницы.
Та быстро подсуетилась, и вручила в протянутую ладонь императрице серебряные ножницы, что прихватила с собой, дабы срезать с парчового шлейфа Елизаветы секущуюся золотистую нить.
Елизавета стиснула в ладони Натальин локон и грубым движением отстригла розовый бутон вместе с волосами. И, наконец-то, с наслаждением узрела-таки исказившееся ужасом лицо соперницы. Наталья, никак не ожидающая такого поступка от императрицы, от потрясения побледнела и схватилась рукой за изуродованную причёску, где у виска остался торчать куцый клок волос.
Придворные тихо ахнули и оторопели. Стихла даже музыка. Елизавета, держа в руках срезанный локон, обернулась к притихшим гостям:
– Предупреждаю! – её голос прозвучал в образовавшейся тишине гулко и угрожающе, – Я – ваша государыня! Я – первое лицо в Российской империи! И я – первая надеваю то, что будет потом в моде при дворе!! Всем ясно?!
Все присутствующие в зале дамы похолодели и присели в поклоне ещё ниже так, будто у всех разом подкосились ноги. Елизавета пренебрежительно бросила под ноги Наталье срезанные волосы, отряхнула руки и величественной поступью двинулась дальше.
За её спиной вдруг возник шум и возбуждённые возгласы. Она остановилась и спросила, не оборачиваясь:
– Что там за суета?
– Лопухина в обморок упала, – тут же пояснила ей шёпотом Маврушка.
Елизавета лишь презрительно хмыкнула:
– Ну, так поделом ей, дуре! – и недоумённо изогнула бровь, – А почему молчит оркестр?!
Музыканты, с перепуга, дружно грянули музыку; нестройно и невпопад. Но, подгоняемые дирижёром, быстро выровнялись в нотах. Церемониймейстер на полусогнутых коленях подбежал к императрице:
– Прикажете начинать бал, ваше императорское величество?
– Начинайте!
В разгар бала Елизавета окинула взглядом танцующих придворных и весело осведомилась:
– Что-то я нашу красавицу не вижу?
– Кого имеет в виду Ваше императорское величество?
– Наташку Лопухину. Отчего не танцует?
Мавра бросила требовательный вопросительный взгляд в толпящихся у трона вельмож.
– Я слышал, князь Лопухин велел карету к крыльцу подать, – проявил осведомлённость князь Трубецкой.
– Уехать собираются?! – нахмурила лоб Елизавета, – Я им такого позволения не давала. Негоже гостям уходить с императорского куртага раньше времени. Никита Юрьевич! Скажи, чтоб воротились и продолжали веселиться вместе со всеми!!
Трубецкой покорно помчался исполнять поручение. Он застал чету Лопухиных, садящимися в карету, готовыми отбыть с бала прочь. Бросился к ним по ступеням, нелепо скользя туфлями по гладкому камню крыльца:
– Степан Васильевич, постой!
Лопухин усадил супругу в карету, сам обернулся к Трубецкому:
– Ты чего, Никита Юрьевич?
– Её императорское величество не довольна.
– Что так?
– Воротить вас велела.
– Да, ну?!
– Негоже, говорит, гостям уходить с императорского куртага раньше времени.
– Ах, негоже, значит?! – язвительно переспросил Лопухин, подрагивая ноздрями, – А волосы своим придворным дамам при людях стричь? Это гоже?!
Никита Юрьевич опасливо оглянулся; не слышит ли кто? И понизил голос:
– Ну, чего ты взъелся, Степан Васильевич? Ведь не дурак, понимаешь.
– Что я должен понимать?!
– Будто сам не знаешь! Семейство твоё при Анне Леопольдовне большую власть на себя взяло. В чести у великой княгини, как сыр в масле, катались!! И Елизавета Петровна это помнит. И все обиды помнит, что твоя Наталья ей чинила! Скажешь, нет? – и дружески положил ему руку на плечо, – Мой тебе совет: пригнуться бы вам теперь надо. Переждать. Не выпячиваться. Чтоб новой беды на себя не накликать.
Но тот резким движением скинул с себя руку Трубецкого и выпятил грудь колесом:
– Я – потомственный князь Лопухин! Я с царями в роду!! Никогда ни перед кем спину не гнул, и гнуть не стану!!
– Да побойся бога! Не гневи ты, Степан Васильевич, государыню-то!!
– А кто здесь государыня? – ядовито прищурился тот, – Это Лизка-байстрючка?!
– Тише!! – перепугался Трубецкой, мгновенно спав с лица, – Совсем страх потерял? Ведь только что из-под ареста! За такие слова сразу на дыбу пойдёшь!!
– Ну, так, давай! Беги! Кричи «слово и дело»!! Выслуживайся перед новой царицей!!!
Никита Юрьевич рассердился:
– Ничего я кричать не стану. Но ты, Степан Васильевич, заруби себе на носу – больше ко мне не подходи! Я тебя отныне знать не знаю!!
И, развернувшись, удалился. Лопухин послал ему в спину ядовитый плевок:
– Да пошёл ты!
Обратную дорогу Наталья Фёдоровна, сидела в карете истуканом, будто онемела. И вдруг не выдержала и разразилась горькими слезами. В одном порыве оплакивая сразу всё: и разлуку с Левенвольдом, и закат своей карьеры первой придворной дамы, и унизительные допросы в Тайной канцелярии, и срезанные волосы, и жгучие минуты позора на нынешнем балу.
Лопухин долго сидел, насупившись. И слушал её отчаянные завывания. Наконец, одним движением привлёк супругу к себе, прижал крепко к груди и сказал:
– Ну, будет реветь-то! Я тебе вот что скажу, Наташа! Ты, и с обрезанными волосами, всё одно, краше её будешь.
Выборг
Только к концу мая фельдмаршал Ласси, убедившись, что порядок на улицах Петербурга возобновился, вернулся под Выборг и провёл смотр войскам на готовность к военным действиям против шведов.
Разведка донесла, что пехотные части шведской армии сильно пострадали при попытке выступления в середине марта. И теперь, наверняка, шведы пустят в ход флотилию. Этого Ласси очень опасался.
Ведь русский флот пребывал в плачевном состоянии и не смог бы оказать достойное сопротивление противнику. Война против турок унесла старых матросов и лучших офицеров русского флота; недоставало людей, чтобы укомплектовать экипажи судов.
