Ирина Калитина
Когда волнуются боги
Особенный ребёнок в школе, первое предупреждение
Не так интересны Матвею были детские игры, как устройство заводных игрушек, радиоприёмника или часов. Если прибор попадал в руки, он, сосредоточенно сопя, разбирал его, редко ломал, но не всегда оставался доволен конструкцией.
Занятия в первом классе «отбросили» любознательность мальчика года на четыре назад, когда они со Стасей постигали алфавит и числа. На уроках он занимал себя тем, что потихоньку читал книги из домашней библиотеки. Одна из них об устройстве Вселенной показалась особенно интересной, поэтому он отправился в дом пионеров, чтобы записаться в кружок астрономии. Сначала взрослые ребята посмеялись, а потом удивились, услышав, какие вопросы в этой науке волнуют девятилетнего человека.
Уравновешенный от рождения, Матвей с окружающим миром поддерживал ровные отношения. Если одноклассники спрашивали, отвечал доброжелательно, они обступали его и слушали, открыв рты. Руку на уроках не поднимал, не показывал, что знает больше других.
Единственным человеком, относящимся к отличнику с подозрением, была его учительница Клавдия Петровна. Про «поцелованных» богом, она не хотела слышать, потому что бога нет.
Своей задачей, как педагога, женщина считала воспитание «нормальных» людей. Под этот стандарт подходила, прежде других, она сама: внешне невзрачная, скромно одетая, скучная, с набором стандартных мыслей, выраженных заезженными фразами. Муж отмахивался от супруги и «переступал» через вопросы и возражения матери сын.
Самоутверждалась учительница в школе. Так продолжалось до тех пор, пока в её классе не появился мальчик, которого одноклассники слушали с большим интересом, чем её.
Кроме того, однажды, она, попросила «бабушку» Матвея помочь сопровождать детей в цирк. В трамвае ребята активно, звонкими голосами рассказывали что-то старушке, которую видели в первый раз, а их преподавательницы, будто, не существовало рядом.
«У семидесятилетней женщины на лице пудра, на губах помада, а держится с таким достоинством, будто аристократка», – случайно угадала Клавдия Петровна происхождение Стаси и окончательно прояснилось для нее, что с семьёй этой не всё в порядке.
В школе вёл плановый приём титулованный психотерапевт, профессор, немолодой полноватый мужчина в белом колпаке и молоточком в руке, ему надлежало обследовать учеников с проблемами в психике.
Сосед Матвея по парте, мальчик с наследственной фамилией Рюмкин, мочился во время уроков, убегал из дома, не имел терпения просидеть сорок пять минут, а толстая девочка с говорящей фамилией Гиря не понимала и не запоминала ничего из того, что ей рассказывали. По мнению Клавдии Петровны в «норму» эти дети укладывались. Матвей оказался в медицинском кабинете школы.
После стандартного осмотра доктор приступил к беседе.
Мальчик отвечал вежливо и спокойно, как учила Стася.
Они обсудили, как живёт Матвей, чем занимается, даже, проблемы с астрономией. Наконец, врач высказал мнение, что интересов у третьеклассника столько, что одной жизни на них не хватит.
– Парень ты толковый, но, видишь ли, у меня больница полна тех, кто хотел успеть всё и сразу. Постарайся выбрать одно занятие на всю жизнь.
Мальчик задал только один вопрос, но поставил профессора в затруднительное положение.
– Как же я выберу, если сначала не попробую всё?
– Почему, ты думаешь, – глаза врача смеялись, – учительница направила тебя ко мне?
Матвей пожал плечами.
– Ты говорил с ней об астрономии?
Мальчик покачал головой.
– И не нужно, предупреждаю.
Молчание.
–Ты всегда согласен с тем, что она рассказывает в классе?
– Нет.
Маленький пациент не имел жизненного опыта, достаточного, чтобы объяснить свои чувства, поэтому повторил слова Стаси, сказанные маме в такой момент, когда взрослые думают, что ребёнок их не слышит.
– Иногда мне за неё бывает стыдно.
Между детством и взрослой жизнью
Дом, в котором мальчик прожил пятнадцать лет, подлежал капитальному ремонту. Эту новость принесла мамина подруга Екатерина, а та получила от супруга, «крепкого хозяйственника». Он и посоветовал Мане фиктивно зарегистрировать брата, инвалида войны, жившего в деревне. Манёвр давал возможность получить квартиру большого размера.
Эта махинация обошлась Мане потерей китайской вазы эпохи Мин, она «ушла» председателю райисполкома, и столового набора из серебра на 12 персон, вырученными за него деньгами пришлось расплатиться с братом, который после ранения зарабатывал, играя на гармошке в колхозном клубе. Всё это было проделано с помощью Аркадия и Екатерины.
Когда на очередном уроке обществоведения педагог долбил головы учеников преимуществами социалистического строя, Матвею уже было известно: приобретатели «бесплатных» благ при социализме, всё равно, платят, но парадокс заключается в том, что рассчитываются они не с тем, кто производит или торгует, а с тем, кто распределяет.
Соображения мальчик оставил при себе, памятуя уроки Стаси и психотерапевта.
Готовясь к переезду, Матвей укладывал книги в большие картонные коробки и среди рукописей предков обнаружил тетрадь отца.
Размышляя о будущем планеты, нейрохирург называл ядерную войну главной угрозой человечеству, как биологическому виду.
В тетради были фразы:
«Народам земли следует побороть страх и недоверие, сплотиться, избегать конфронтации, искать компромисс и пути сближения…
Стремление некоего индивидуума применить сверхмощное оружие, носящее в себе опасность существованию земли и, как следствие, самому инициатору трагедии, приравнивается к попытке самоубийства и свидетельствует о нарушении психики агрессора. Такую личность следует выявлять, отстранять от работы, изолировать, воздействовать на мозг, заменяя его убеждения, взгляды и желания, или же лечить химическими препаратами.
Вовремя распознать психопатов типа диктатора нацистской Германии и воздействовать на них – главная задача».
Матвей предположил, что достижения естественных наук позволят ему сконструировать прибор, который сможет, как локатор, улавливать мысли человека, вмешиваться в деятельность мозга и передавать команды на расстоянии. Получалось, что отец завещал ему продолжить интереснейшую и очень важную работу.
Стася, единственный человек, с которым он мог поделиться новостью, попала в больницу с инсультом. Необходимость очередной перемены места жительства и грядущее одиночество напугали старую женщину. Последний её переезд на кладбище оплатил сын. На краю могилы Матвей увидел солидного преподавателя ВУЗа с носовым платком около глаз. Аккуратно составляя фразы, как мать, останавливаясь, чтобы вытереть слёзы, сын говорил о том, что хотел бы вернуться на шестнадцать лет назад.
«Машину времени пока не изобрели, – грустно думал Матвей, – а взрослому мужчине, готовому поменять взгляды из-за каприза жены, лучше всего обратиться к психотерапевту».
Второе предупреждение
Переезд в новую квартиру означал перемену школы, Матвею это не понравилось. Он позанимался и сдал экстерном экзамены за последний класс.
В шестнадцать лет невысокий, широкоплечий мальчик с сократовским лбом сделался студентом умного ВУЗа, предоставив учителям и постаревшей маме гордиться тем, что воспитали и обучили вундеркинда, особенно любила вспоминать о нём на уроках Клавдия Петровна.
Мать продолжала обслуживать сына, ожидая, когда он начнёт зарабатывать и прервёт её тяжёлую жизнь уборщицы. Поскольку она никогда не жаловалась, Матвей о деньгах не думал вообще, как и о еде, он не был гурманом, и об одежде, хотя аккуратность была у него в крови.
На четвертом курсе между студентами и аспирантами зашёл спор об оружии. В этой же компании оказался сын Екатерины и Аркадия, со вкусом одетый молодой человек, завсегдатай тусовок молодых учёных, унаследовавший от матери худобу, а от отца невысокий рост. Индивидуальностью его была слегка подскакивающая походка, за что и получил прозвище: «Кузнечик».
Маня и Екатерина поддерживали дружеские отношения, но сыновья их только слышали друг о друге.
Кузнечик тоже сделал жизненный выбор, поставил перед собой цель попасть в группу, не «производящих», как многие знакомые, не «достающих», как отец, а «распределяющих». Для этого, кроме учёбы в ВУЗе, посредственный студент служил в другом учреждении осведомителем.
Матвей поделился с друзьями мыслью о приборе, способном предотвратить ядерную войну.
Ничего личного против заумного чудака Кузнечик не имел, просто выполнял свою работу.
Часа через два у Матвея закружилась голова, в глазах появились глюки.
Очнулся он раздетым до трусов, привязанным за руки и за ноги к металлической кровати в комнате с решёткой на окне. По чистоте, белизне и капельнице около койки догадался, что это больница, а не тюрьма.
Закрыл глаза, чтобы подумать.
«Что случилось? Мне подсунули что-то выпить. Почему? Я рассказал над чем работаю. В компании оказался «стукач»».
Затошнило то ли от вчерашней дури, то ли от голода. В палате появился человек в белом халате на широких плечах, принёс его костюм и рубашку, велел одеться, вывел во двор, посадил в «Волгу» и повёз за город в лес, к зданию среди сосен. По отсутствию занавесок на окнах и лампам дневного света под потолком Матвей догадался, что это – учреждение.
Комната, в которую его привели, была похожа на кабинет начальника. Два стола образовывали букву «Т»: один – громадный письменный, другой приставной, офисный. За большим столом сидел интеллигентный седой человек в гражданском костюме. У него были внимательные, умные глаза.
– Здравствуйте, уважаемый Матвей Александрович, – сказал он двадцатилетнему парню.
Церемонное обращение насторожило Матвея.
Не представляясь, хозяин кабинета предложил сесть. Судя по отметке в календаре на стене, Матвей понял, что провёл в больнице не одну ночь, а две и один день. Захотелось чаю.
Хозяин кабинета сообщил, что молодой человек находится в военном институте, ему предлагают трудиться по специальности за хороший оклад, но с условием: никто и никогда не узнает, где он работает и чем занимается. Необходимо дать подписку о неразглашении государственной тайны.
– Военную службу нужно любить, – завершил своё предложение человек, одетый в штатское.
Матвей, не признававший ни распорядков, ни сроков, ни ограничений ответил, что не готов «служить» и подписать документ о неразглашении, потому что разговаривает во сне. Он не женат и не собирается обзаводиться семьёй, подслушать его может любая женщина, даже шпионка. Именно, во сне к нему приходят интересные идеи. Запрет на обсуждение темы, над которой работает учёный, ему кажется не логичным. Что касается денег, так они его, вообще, не интересуют, деньгами у них в семье занимается мама.
– Я не подхожу для секретной работы, – уверил он серьёзного человека.
Его визави закрыл глаза, подумал и согласился, предупредив, что место, где происходил разговор, и темы, которые проговаривались, Матвею следует забыть. Ему выдали справку, якобы, из психлечебницы и отвезли к ближайшей остановке трамвая.
По вагону проходил контролёр, обозлённый на многочисленных «зайцев», он потребовал предъявить билет.
Кошелька у Матвея не оказалось.
Порывшись в карманах, он вытащил справку из психлечебницы.
Контролёр прочел её, стал приветливым, попросил не беспокоиться и ретировался.
То же самое произошло в троллейбусе, на который молодой человек пересел, чтобы доехать до дома.
Матвей понял, что получил «индульгенцию» от оплаты за проезд.
Об институте среди леса и разговоре в кабинете он никому не рассказал, пообещал себе не болтать об идеях, а мама сочла, что ребёнок перезанимался.
Второе, предупреждение с окнами в клеточку оказалось серьёзнее, чем беседа в школе с психотерапевтом.
Невзрачная Клавдия Петровна и носом, и кожей чуяла время, в котором жили она и её нестандартный ученик.
