Ирина Дегтярева
Капкан для МI6

– Твоими бы устами мед пить. Надо прежде слетать на Кипр и переговорить с тамошним посольским офицером безопасности, – Карпенко перевернул страницу на ежедневнике, лежащем на его столе, надел очки и прочел фамилию: – Руденко. Я уже переговорил со своим приятелем из СВР, он предупредил Руденко, и тот тебе окажет всемерное содействие. Кстати, меня просили тебя предупредить. Едешь, естественно, без дипломатического паспорта, как турист, будь там повнимательнее.

Ермилов пожал плечами, подумав о приятеле шефа: «Перестраховщик», а вслух сказал:

– Да, так было бы надежнее – провести разведку до того, как решим возбуждать дело. Иначе информация наверняка просочится. А Дедов сейчас на Кипре, и есть вероятность, что тогда мы его просто-напросто больше не увидим в России. В любом случае, надо будет ждать его приезда и брать тут тепленьким. Многое еще зависит от того, удастся ли что-нибудь узнать от Руденко. А его телефон, координаты? – Ермилов взял протянутый Карпенко листок. – А командировочные или отпускные, раз я еду по туристической?

– Наглый ты, Олег Константинович, – крякнул Карпенко, но все же кивнул и сделал пометку для себя в ежедневнике. – Придумаем что-нибудь. Всё, всё. По домам. Я на дачу хочу! Ночевать на свежем воздухе…

* * *

Олег задремал в самолетном кресле под монотонный голос соседа. Тот летел на паломничество по святым местам Кипра. Он что-то говорил про монастыри Кикос и Махерас. «Вот же люди думают о чем-то кроме статей из УК, коррупции и упырей в чиновничьих костюмах, – сквозь сон подумал Ермилов. – О духовном, понимаешь, мечтают. Ничего, мы тоже помечтаем, когда с упырями разберемся».

Самолет накренился на крыло, совершая поворот перед посадкой в Ларнаке, и ребенок, сидящий в соседнем ряду, возвестил, разбудив Ермилова: «Мама! Море!»

Разлепив глаза, Олег глянул в иллюминатор. Остров, чуть изогнутый, слегка напоминал полумесяц. Взлетно-посадочная полоса почти срывалась одним концом в море. Самолет снизился и, едва не чиркнув брюхом по водной глади, понесся по полосе. Слева виднелось что-то вроде белоснежного поля.

– Соляное озеро, – пояснил кто-то сведущий из пассажиров.

Олег различил это сквозь ватный шум в ушах, который еще не прошел, и некстати вспомнил, что одной из претензий Люськи была его поездка на Кипр, несанкционированная ею. Они с детьми давно не отдыхали вместе на море. Зимние отпуска с поездками в санаторий, куда не пускали с детьми, она за отдых не считала. Детей на это время отправляли в Дмитров к теще и тестю.

Доводы Ермилова по поводу того, что командировка – это не отдых, действия не возымели. В итоге он спал в ванной…

Аэропорт в Ларнаке отчего-то напомнил Олегу ростовский. Наверное, из-за небольших габаритов и духоты. Пока доплелся от трапа до терминала, рубашка прилипла к спине. Августовское пекло, сопровождаемое ежегодной засухой, давало о себе знать, несмотря на вечернее время.

Паспортный контроль Ермилов прошел без заминок и замешкался у стойки для туристов, где можно было взять карту города. И в этот момент почувствовал заинтересованный взгляд на своем затылке. Такой настойчивый, внимательный…

Вспомнилось предупреждение шефа быть бдительным, которое Ермилов тогда не воспринял всерьез.

Поискав глазами отражающую поверхность, Ермилов сделал несколько шагов к рекламному щиту со стеклянным покрытием. В отражении Олег срисовал парня лет двадцати пяти, жмущегося к колонне в центре зала. В бежевой футболке и в темно-синих джинсах.

«Упрел бедный, – посочувствовал следователь. – К чему бы это – к добру или к худу?»

Ермилов подхватил свою сумку и пошел к туалету. Умылся прохладной водой, посмотрел в зеркало на свое лицо в капельках воды и покачал головой.

«Если он кого-то встречает или сам только что прилетел, то долго ошиваться тут не станет. А если по мою душу… Но с чего бы? Нет, наверное, показалось».

Олег вышел в зал прилета и старался не вертеть головой по сторонам, но тут же увидел парня в знакомой уже бежевой футболке около стойки турфирмы, где несколько минут назад стоял сам.

Это наводило на неприятные мысли. Подозрительный парень расспрашивал девушку – сотрудницу турфирмы, видимо, проверял, что делал Ермилов около этой стойки. Она кивала немного скованно, затем показала в сторону туалета.

Ермилов двинулся к выходу. Но внезапно остановился, опустил сумку на пол и принялся запихивать в боковой карман карту Ларнаки, которую все же успел взять. Мельком взглянув назад, увидел, что «бежевый» снова пристально смотрит в его сторону.

«Да мало ли. Это у меня уже профессиональная паранойя. Мания преследования. – Следователь отер лоб платком. – Ну а даже если следят? Сейчас пытаться уйти от него глупо и вызовет еще большие подозрения. Узнать, в какой гостинице я остановлюсь, – не проблема. Незачем таиться».

Олег взял такси до гостиницы, так как ехать до нее от аэропорта было минут двадцать и не так уж дорого. Сел рядом с шофером, едва не перепутав правостороннее водительское место с пассажирским. Ермилов с благодарностью вспомнил мать, которая настояла, чтобы он учился в английской спецшколе. Язык сидел у него в подкорке, и даже с кипрским таксистом, обладателем богатой седой шевелюры и продубленной солнцем кожи, говорящим с заметным греческим акцентом, Олег мог разговаривать, не особо напрягаясь.

Вполуха слушал болтовню шофера, жалующегося на жару и засуху, а сам поглядывал назад через боковое зеркало. Но из аэропорта выезжало немало машин, и вычленить авто наружного наблюдения не представлялось возможным.

Через час, заселившись в номер и переодевшись, Ермилов уже купался. Грех было не воспользоваться такой возможностью. Вода за день нагрелась и напоминала довольно-таки горячую ванну. К заплывам не располагала, а только к неподвижному зависанию в толще морской воды, почти как в Мертвом море. Олег чувствовал уколы совести, вспоминая жену и детей, но успокаивал себя тем, что привезет им подарки. А во-вторых, если дело Дедова удастся довести до логического завершения, то потребует у руководства нормальный летний отпуск и уже если не на Кипр, то в Сочи поедет всей семьей.

Необходимо было сегодня созвониться с Руденко, но в связи со странной «встречей» в аэропорту, Ермилов думал, как лучше поступить. В итоге решил выждать до утра, а после пляжа повнимательнее осмотреть номер, в который его заселили. Ничего подозрительного Олег там не обнаружил и пораньше лег спать.

Длинная штора из полупрозрачной ткани чуть колыхалась. Во дворе отеля раздавались голоса, официанты звякали посудой и столовыми приборами в ресторане на террасе. На шторе то и дело мелькали тени – это летучие мыши охотились.

Сон не шел. Олег вытянулся на чуть жестковатой от чистоты простыне и смотрел на эти тени. Из головы не шел разговор с Вячеславом… Они дружили уже четыре года, но о том, что Богданов служил в Майкопской бригаде, Олег не подозревал.

Эта бригада втянулась в Грозный 31 декабря, чтобы захватить железнодорожный вокзал – пустое здание, разбитое авиацией. Бригада попала в окружение, и дудаевцы обрушили на них шквал смертоносного огня. Потеряла бригада сто пятьдесят семь человек. Двадцать четыре офицера… Выжившие вышли из-под обстрела только 2 января.

«Как жизнь людей перемалывает, – думал Ермилов. – За десять лет от Советского Союза к развалу страны, к войнам, терактам… В Ростове военно-медицинская лаборатория неопознанными трупами солдат переполнена… И одновременно с этим по Москве рассекают на черных джипах бандюки из ОПГ. Расплодились, выползли из всех щелей – спортсмены, бывшие военные, менты, афганцы, ребята с первой чеченской… Научились стрелять по людям, остановиться никак не могут. Славка не успевает со своими операми и собровцами контрольные закупки стволов совершать. Всем торгуют, вплоть до гранатометов. Да и коррупция… Она, конечно, всегда была во власти, но сейчас приобрела совсем уж алчные, уродливые формы. Ну куда столько домов, яхт, машин? Какое-то бесконечное, бессмысленное накопительство, и ладно бы на честно заработанные. Череда заказных убийств, перестрелок».

Он встал, прошелся по номеру, шагнул на маленький балкон, оперся о перила. В темноте дышало море густой чернотой, чуть проблескивая в слабом свете с берега. Духота облепляла. Какой-то белый прожектор на рыбацкой лодке или огонек на буйке довольно далеко от берега мигал. Олег насчитал девять вспышек. Затем огонек гас и через время снова мигал девять раз.

«Девяностые закончились, но с каким балансом мы подошли к началу нового века? Экономика в руинах, безденежье, долги, коррупция, организованные преступные группировки, война, терроризм. Да, не позавидуешь ему, – подумал Ермилов, имея в виду нового Президента. – Попробуй разгреби эти завалы. И есть ли желание? Хотя, если б не было, не взвалил бы на себя эту ношу. Тут или грудь в крестах, или голова в кустах».

Вдруг пронзительно зазвонил телефон в номере на тумбочке у кровати. Ермилов, вернувшись с балкона, снял трубку. Тишина. Он взглянул на светившиеся в темноте цифры электронных часов – половина второго ночи. «Ошиблись», – решил он. Задвинул балконную дверь и включил кондиционер. Попытался уснуть.

Но через полчаса снова раздался звонок. И опять тишина в трубке. После третьего ночного телефонного звонка Ермилов спустился в вестибюль и поинтересовался у портье: «Доколе?» – на что девушка на ресепшене с характерным прибалтийским акцентом по-русски принесла извинения, а потом начала что-то проверять по компьютеру.

Пока она это увлеченно делала, Олег успел разглядеть ее. Светлые гладко зачесанные волосы, стянутые на затылке в небольшой хвостик, скуластое, бледное, почти не загорелое лицо, крупные губы, ненапомаженные, словно бы искусанные. Усталая, но профессионально бодрящаяся, с дежурной улыбкой, с тонкими припудренными морщинками в уголках больших синих глаз. Высокая, модельной внешности в темно-зеленом жилете поверх белоснежной рубашки с коротким рукавом и с блестящим металлическим бейджиком на груди с именем – Эда Метс.

Не к месту вспомнилась прибалтийская снайперша, которую ему показывали в Грозном, вернее, ее труп. Запекшаяся кровь на бледной коже и в светлых волосах. Некрасивая, невысокая, она валялась во дворе разбитой школы. Вокруг ее живота разлилась лужа крови. Со снайпершами там не церемонились.

Всякий сброд из союзных республик повалил на Кавказ, особенно из Прибалтики и с Украины, не только в надежде заработать, но и желая отсечь Северный Кавказ от России, получая деньги, указания, натовское обмундирование от Запада и моральную поддержку – их называли «борцами за свободу» или «повстанцами». На ногах снайперши были как раз натовские берцы… Она не походила на Эду Метс, но отчего-то вспомнилась.

– Мистер Ермилов, я еще раз приношу вам свои извинения. Но это не из гостиницы звонили. Иначе это отразилось бы на нашем коммутаторе. Может, из города?

– Вы хотите сказать, что если звонят из города, то звонки минуют ваш коммутатор? – не удержался Олег от раздраженного тона.

– Простите, сэр, я работаю тут совсем недавно и еще не знаю всех нюансов. Думаю, это какой-то сбой системы. Лучше всего будет вам отключить телефон, а утром пришлем к вам в номер мастера, и он все наладит.

– Ладно, Эда, я так и сделаю, – Олег легонько пристукнул ладонью по отполированной до блеска высокой стойке, как бы поставив точку в разговоре. Он не сомневался, что ночные звонки связаны со слежкой в аэропорту. И складывающаяся ситуация нравилась ему все меньше. Это уже не случайность, а планомерное психологическое давление. Вот только с какой целью?

По его следственной работе подобное, конечно, могло происходить. Гипотетически. Но он не вел сейчас таких дел, по которым его могли прессовать, тем более за границей. Это что-то из практики спецслужб.

Ермилов слукавил, когда при встрече в кафе на Бронной с Игорем сказал, что «слыхал» о Чигракове и о том, где он работает. Он «слыхал» это от самого Чигракова, с которым встречался совсем недавно, причем по инициативе Коли Чигракова – следователя ФСБ. Тот интересовался, не хочет ли все еще Ермилов перевестись к ним. Олег подтвердил свое давнее намерение с внутренним волнением. Неужели сбудется его юношеская мечта?

Так вот это из их сферы деятельности – слежка, психическая атака ночными звонками, провокации… Что, если его приняли за кого-то другого? Срисовали на паспортном контроле, вдруг однофамилец кого-нибудь из Конторы?

– Мистер Ермилов, а вы из Москвы? – вывела его из задумчивости Эда. Оказывается, он все еще стоял у стойки. – Я в детстве жила там года три.

– Да, – рассеянно кивнул он. – А вы, судя по имени, из Эстонии.

– Верно. Я из Тарту, – усталое лицо девушки ожило, она заулыбалась.

– Юрьев? – вспомнил старое название эстонского города Олег. – Бывал в Тарту в юности. Красивый древний городок. Река там с забавным названием… – Он пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить.

– Эмайыги, – обрадовано подсказала Эда. – Вы, кстати, тоже на прибалта внешне похожи.

– Все люди братья, – почти серьезно согласился Ермилов. – А рядом с гостиницей есть приличные рестораны? Приличные в смысле качества еды, а не цены.

– Да здесь везде неплохо кормят. Но напротив гостиницы приятный ресторанчик. Там борщ варят, пельмени. С учетом пожеланий российских туристов. Вкусно и недорого. Я и сама там иногда обедаю, потому что здесь нам есть не положено, и даже купаться на этом пляже сотрудникам гостиницы не разрешено.

– Несправедливо, – посочувствовал Олег и невольно представил себе стройную Эду в бикини. – Где же вы купаетесь?

– Да на любом другом пляже. Они на Кипре ведь общественные.

* * *

После всех ночных перипетий сон, казалось, совсем пропал, но, отключив телефон, Олег уснул крепко и по закону подлости привычно проснулся так, словно собирался на службу – с учетом разницы во времени в пять утра. Но светало быстро. Пока он брился, читал журнал, лежащий на столике, с перечислением достопримечательностей острова Афродиты, сидел на балконе, глядя на зарождающийся рассвет, прошло достаточно времени.

Чувствовалось, что день будет очень жаркий. Уже нечем было дышать. Пахло морем, подгоревшей яичницей из ресторана на первом этаже гостиницы и мокрой пылью, которую прибыл водой из шланга бич-бой около бассейна.

Ермилов решил искупаться, увидев несколько голов в море, барражирующих вдоль буйков, отгораживающих безопасную зону от судоходной.

Утренняя вода была более привычной для русского человека – довольно прохладная и действительно бодрила. В море торчала поплавком голова смуглого худощавого человека в брезентовой панаме защитного цвета, из-под нее выбивались седые кудри. На переносице пловца сидели очки в роговой оправе.

– Вы зря без кепки, – вдруг заговорило это чудо в панаме на ломаном русском, обращаясь к Ермилову. – Наше солнце довольно коварное.

– Вы киприот? Хорошо по-русски говорите.

– Меня Лука зовут.

– Олег, – пожал Ермилов мокрую жилистую руку.

– Я учился когда-то в России, в Пятигорске. Я работаю в Press and Information Office of Cyprus. Как это по-русски?

– Бюро прессы и информации, – подсказал Ермилов, удивившись, что поймал такую «рыбку» в водах Средиземного моря.

Лука, заметив недоумение на его лице, улыбнулся и показал на берег, правее гостиницы, где стояли одна за другой двухэтажные виллы кремового цвета:

– У меня тут дом. Приезжаю из Никосии иногда купаться и писать книгу. В Никосии нет моря. Душно, намного хуже чем здесь… А вы в отпуске?

– Да, выдалось несколько дней, – не стремился распространяться дальше на эту тему Олег, испытывая подспудную настороженность.

– А вы кто по профессии? Не военный? Выправка у вас, словно у офицера.

– Нет. Я юрист в фирме. Торгуем потихоньку слуховыми приборами для слабослышащих – проще говоря, медтехникой, – Олег сам едва сдержался от смеха, не понимая, откуда возникла у него в мозгу эта бредовая версия. Но, как известно, слово не воробей…

– Может, вместе пообедаем? – предложил Лука неожиданно. – Я бы вас расспросил о России, как там и что?

– Я бы с удовольствием, Лука, но редко выдается отпуск, хотелось просто отдохнуть, выспаться и купаться как можно больше. Но спасибо за предложение.

– Еще несколько дней я в Ларнаке. Можно будет все же пообедать как-нибудь, – очевидно расстроился журналист.

Доплыв до буйков, Ермилов вернулся к берегу, по дуге обогнув брезентовую панаму. Этот тип вызвал у него глухое раздражение своей бесцеремонной навязчивостью.

Позавтракав и переодевшись, Олег спустился в вестибюль, мельком взглянув на стойку ресепшена. Он не увидел Эду и немного разочарованно вздохнул. Эта девушка тут единственная, с кем Ермилов успел переговорить с удовольствием, без напряжения.

Едва он вышел из прохлады вестибюля, солнце буквально ударило по затылку. Справа, рядом с двумя теннисными кортами, огороженными сетчатой оградой, увитой бугенвиллией, белела ослепительно на солнце церковь с голубой отделкой по-над окнами и высокой дверью. Тут венчались пары, специально прилетавшие на Кипр, чтобы устроить помпезную свадьбу на берегу моря. Пальмы островками росли вокруг подъездных дорог к отелю. Здесь их поливали, но, стоило Ермилову шагнуть за территорию отеля, он попал практически в пустыню.

Напротив, действительно находилось несколько ресторанов со столиками, стоящими под навесами. Но Олег прошел внутрь, изнывая от жары.

– Разрешите позвонить? – поздоровавшись, спросил Олег у бармена по-английски.

Тот вытащил из-под барной стойки телефон и поставил перед Ермиловым. Уже набрав номер, Олег зажал трубку ладонью и попросил у бармена стакан холодной воды.

– Алексей? Это Олег Ермилов, вас должны были предупредить обо мне.

– Ты в Ларнаке? – довольно бесцеремонно спросил Руденко, но поскольку, растерявшись, следователь задержался с ответом, добавил снисходительно: – Давай без экивоков.

– Но есть проблемка. У меня тут вдруг обнаружилось столько знакомых, о которых я никак не подозревал.

– Да? – голос с хрипотцой не выражал никаких эмоций. – Тогда часа через два сядешь на автобус от отеля до центра города. Доедешь до остановки Zinonos Kitieos, а потом пройдешь вперед до форта – Medieval Fort. Купишь билет и зайдешь в музей. Походи там, а я тебя найду.

– Как ты меня узнаешь?

– Это моя забота.

Олег успел поесть до автобуса, расправился с отменной свиной отбивной, с чудовищно огромной порцией гарнира в виде салата и картофеля фри. В автобусе, надев солнцезащитные очки, Ермилов смотрел в окно на пустынный пейзаж с одинокими оазисами вилл, на которых хозяева худо-бедно поливали растения в засушливые летние месяцы. На ветру трепетали рекламные растяжки на некоторых виллах, где по-русски было написано о продаже недвижимости на Кипре.

Ермилов привык общаться с самыми разными людьми, и, чаще всего, они смотрели на него, следователя, как на врага, и научился не реагировать на агрессию, наглость, насмешки, но сейчас его отчего-то задел снисходительный тон Руденко.

Однако довольно быстро мысли об офицере безопасности ушли на задний план, так как, оглядевшись в автобусе, Олег заметил на заднем сиденье вчерашнего соглядатая. Теперь он правда был одет в белую футболку с картинкой-мотоциклом. Но Ермилов его узнал по широким скулам и накачанным предплечьям. Похоже, парень занимался армрестлингом.

Отвернувшись к окну, следователь пытался сообразить, что делать. Звонить Руденко? Но и так довольно прозрачно намекнул ему по телефону, что за ним хвост. Чего еще? «Попросил зайти в музей – зайду, а там пусть сам решает, как с этим быть», – решил Ермилов.

Когда Олег оплатил билет и вошел в серо-бежевый, из светлых булыжников сложенный форт, то узнал из маленькой программки и фотографий на стенах внутри помещений, что здание построили турки как смотровую башню. С нее давали выстрел из орудия, когда разрешали войти кораблям в гавань. К началу XVII века крепость частично развалилась. А затем это была тюрьма. Англичане подлатали форт и содержали здесь заключенных и тут же казнили неугодных, осужденных ими киприотов. В 1948 году совершили последнюю казнь. Форт снова частично разрушили, когда борьба за независимость от английских колонизаторов принесла успех, с особенной ненавистью разгромили комнату экзекуций – где не только пытали, но и вешали заключенных.

А потом восстановили, чтобы помнили, – теперь тут болталась от легкого сквозняка веревка с петлей на крепкой балке, как бы ожидая очередной жертвы. Ермилов остановился здесь надолго, прислушиваясь к внутренним, не слишком приятным ощущениям. В этом помещении вместе с веревкой висел страх концентрированным сгустком, который никакие разрушения не истребили.

Перед тем как попасть в эту «веселую» комнату, Олег прошелся по второму этажу, осмотрел черепки, сосуды, мраморные мемориальные доски, фото с фресками раннего христианского периода. Полюбовался на море со стены форта. Народ купался внизу, на пляже. Небо, раскаленное, насыщенно-голубое, словно огромным жарким куполом окружало со всех сторон…

– Олег, – негромко позвал знакомый голос с хрипотцой. – Я поставил машину слева от форта. Выйдешь, пройдешь к ней, а я посмотрю. Синяя BMW, номер 356. Садись сразу в машину, она не заперта.

Он тут же исчез. Ермилов даже не успел его толком разглядеть. Олег выждал минуты две и пошел к выходу. Действительно, синяя машина стояла в тени старой огромной акации. Заставляя себе не оглядываться, следователь уверенно подошел к BMW и сел на переднее сиденье. И стал ждать.

Руденко не было несколько минут. Затем он быстро сел на водительское место.

В солнцезащитных очках с тонкими чертами загорелого лица, он сам здорово походил на киприота, выглядел моложавым, хотя Ермилов решил для себя, что они примерно ровесники. Черные волнистые волосы, с легкой сединой на висках Руденко укладывал каким-то гелем, они выглядели влажными, словно только после душа.

– Пристегнись! – бросил он так, словно они знакомы лет двадцать и расставались ненадолго.

– Ты что гонки собираешься устраивать? – Олег испытывал неловкость в присутствии этого парня.

Руденко фыркнул и глянул в зеркало заднего вида:

– Еще чего! Здесь просто здорово штрафуют за непристегнутого пассажира.

Но с места тронулся довольно резво и начал петлять по узким улицам города. Молча, сосредоточенно, явно пытаясь сбросить хвост в виде черного форда. Они выехали на трассу из города, тут Руденко притопил педаль газа насколько позволял скоростной режим. Правил он явно не нарушал. Ермилова позабавила ситуация, когда, даже участвуя в преследовании, ни объект, ни хвост не нарушали правил.

Наконец Руденко вздохнул, свернул с главной дороги, и они стали углубляться в горы по серпантину. Черной машины сзади Олег уже не видел.

– Ну ты умелец! – сказал наконец Алексей. – Где ты подцепил такого настойчивого? Я мог бы подумать, что я хвост привел. Они за мной ездят. Знают, конечно, ху из ху. А на тебя чего польстились? Ты по чью душу?

– Есть у вас торгпред – Дедов Юрий Леонидович.

– Ай-яй-яй, что же наш Юрочка натворил? Какую статью ему шьешь, начальник?

Ермилов удивленно посмотрел на него сбоку. Но ни тени иронии на лице Руденко не обнаружил. Пожал плечами, однако ответил:

– Двести восемьдесят пятую. Может, и сто пятьдесят девятую.

– Вообще, он настойчивый. Услужливый, но себе на уме. Довольно давно работает здесь. Приехал заместителем торгпреда, но после гибели торгпреда в автомобильной катастрофе, назначен на его должность распоряжением из Москвы. До Кипра несколько лет был в Португалии. В связях, порочащих его, не замечен, во всяком случае, не попадался. С местными бизнесменами видится, но это по его должности в порядке вещей. Часто бывает в порту. Я с ним плотно никогда не общался.

– Ты так навскидку обо всех посольских знаешь?

– На том сижу. – Руденко въехал в маленький городок, скорее даже деревню, но с каменными домами и булыжными улочками, узкими настолько, что машина едва не чиркала боковыми зеркалами по стенам домов и задевала свисающие со стен плющ и цветы. Со встречной машиной не разъехались бы. – Арестовывать будешь?

– Не здесь, конечно. Когда он возвращается?

– Через полмесяца. Я так понимаю, у тебя уже есть основания для задержания?

– Усилить хотелось бы, – вспомнил фразу из хорошего советского фильма Ермилов.

Машина выбралась из городка и снова поехала по узкой дороге. Слева – обрыв, вдалеке – не слишком высокие горы, справа – деревья и склон горы из белых камней. Наконец Руденко въехал через полукруглую арку и остановил машину во дворе с несколькими двухэтажными продолговатыми зданиями.

– Монастырь святого Минаса. Здесь редко бывают посторонние. Это, кстати, женский монастырь. Тут в основном бабульки. Выращивают оливки, виноград, курочек разводят. – В подтверждение этих слов закричал петух за сетчатой оградкой во дворе. С навеса рядом с загоном для кур свисали гроздья незрелого винограда.

– Еще зелен виноград, – задумчиво проговорил Олег, выбираясь из машины и разминая ноги и спину. Ему было тесновато в этой машине.

Ермилова поразила тишина и умиротворение, разлитые в горном чистейшем воздухе. В арке ворот, как в раме, в легкой дымке виднелись небо и горы.

Мужчины прошли во внутренний дворик, заставленный горшками с цветущими растениями. В воздухе витал необыкновенный аромат. В продолговатой арке между внешним двором и этим маленьким внутренним сидели на скамье несколько старых полноватых монашек в черном облачении. Руденко сказал им что-то по-гречески, они дружно закивали и заулыбались.

Из внутреннего двора Алексей и Олег прошли в храм и сели на деревянные, отполированные за десятилетия стулья с высокими спинками и высоко расположенными подлокотниками, на которые прихожане опирались, когда во время молитвы вставали. Темный старинный иконостас украшала причудливая резьба. Ростовая икона Святого Минаса висела в правом торце иконостаса, завешанная благодарственными кулончиками и цепочками прихожан, молитвы которых были услышаны. Святой на коне, с копьем в руках и в развевающемся плаще, с копной кудрявых волос выглядел добродушным.

– Хорошо здесь, – вздохнул Руденко. – Тихо, безлюдно. Ни чьих рыл не видно. Мне кажется, в раю так должно быть – тихо и пустынно.

Ермилов взглянул на него, но снова так и не понял, насколько Алексей серьезен.

– Что ты хочешь о нем узнать? Ведь тебя волнует что-то конкретное?

– Его собственность здесь, на Кипре. Есть ли она? Все, что на него оформлено. Может, бизнес. Чем занимается его жена? Она ведь тут, с ним?

– И она, и дочь. Ей, кажется, лет шестнадцать. Сын еще у него, но тот вроде учится в Испании.

– Это любопытно, – протянул Олег. – Насколько я понимаю, учеба за границей дело платное.

– Ну, бывает частичная оплата. Тут копать нет смысла… Жена, кстати, не работает, – припомнил Алексей информацию из личного дела торгпреда. – Странно другое. В Португалии, где он был до Кипра, работал наш Юрочка старшим специалистом в торгпредстве. Прямо скажем, не высокая должность. Затем во второй заезд в Лиссабон – экспертом. Португальский он знает, но лучше английский. Здесь по-английски говорят все, поэтому проблем с греческим у него нет. Но после той должности сразу прыг-скок – и замторгпреда и потом торгпред. С дипломатическим паспортом.

– Блат? – Ермилов отчего-то вспомнил фото старичка из Внешторга, которого сфотографировал Вячеслав на выходе из загородного дома, зарегистрированного на Дедова.

– Вне всяких сомнений. Вообще, насколько я помню, Дедов был партсекретарем в Плехановском. И оттуда шагнул в международную торговлю. Не хило, да? И зашагал бодро, динамично. Сейчас весь из себя важный. Нервный, правда, какой-то… Бабьи сплетни, но моя жена говорила, что их соседка слышит через стену постоянные домашние скандалы. А он как-то слишком зависим эмоционально от жены. Давит она на него… Знаешь, какие бабы бывают, из мужиков веревки вьют, – Руденко вздохнул, видимо о чем-то личном. – Она у него красивая. Двое детей почти взрослые, а она эффектная. Ради такой в лепешку разобьешься. Роковая дамочка, просто-таки любимый персонаж Достоевского – Настасья Филипповна советского пошиба… Значит, закрыть Юрочку решили? Заказ на него поступил, что ли? Ну чего ты закаменел? У нас ведь как обычно? Разрешают разрабатывать коррупционеров, когда они кому-то дорожку перебежали.

– Устарели твои представления, – сухо заметил Ермилов. – Сейчас не девяностые, да и я заказухами никогда не занимался.

– Брось! – Руденко снял солнцезащитные очки, обнаружив темно-коричневые глаза, такие усталые, что они сразу прибавили ему лет восемь. – Я буду рад, если все поменяется. На Россию работаю, а не на себя.

Слова не прозвучали пафосно, а скорее грустно, ведь до последнего времени, уже лет десять, России словно бы и не нужны были такие верные люди.

«Господи, хоть бы что-то наконец изменилось, – подумал Ермилов, глядя на икону Святого воина Минаса. – Иначе служить зачем? Продержались девяностые, как на штормующей лодчонке, едва не сожрали друг друга от голода и ненависти. Неужели не выгребем теперь к берегу?»

– Сегодня суббота, – Руденко надел солнцезащитные очки. – Попробую заняться твоим Юрочкой, – он снова вздохнул. – Насколько я понимаю, нельзя потревожить товарища торгпреда? Пускай спит безмятежно.

– До времени ареста, – кивнул Олег. – А что со слежкой мне делать?

– Кстати, ты говорил, что тебя окружает много новых знакомых, а не только этот, с мотоциклом.

– Этот тип – раз, – загнул палец Ермилов, – всю ночь трезвонили в номер и молчали в трубку – два, и в море ко мне пристал какой-то киприот, говорящий по-русски и рвавшийся со мной отобедать, – три. Он работает в офисе прессы и информации Кипра.

– Ага. Там есть ребята из местных спецслужб. Но почему ты? Им нужны прокурорские работники? Списки милицейских, прокурорских и особенно наших у местных и у «сисовцев» есть. Повели тебя от аэропорта. Тут одно из двух – либо попытаются выяснить истинную цель приезда, либо хотят вербовать, а значит, можно ожидать провокаций.

– Но пасаран, – нервно отшутился Ермилов.

– Пасаран, пасаран, – пошутил в ответ Алексей. – Смотри в оба. Ты человек опытный. Дипломатической неприкосновенности у тебя нет, поэтому осторожнее. Ты же видел сегодня бывшую тюрьму наших друзей англичан? Здание, конечно, древнее, но методы получения информации все те же. Где хитростью, где просто-напросто выбьют. Не нравится мне эта возня. Не характерно как-то… Пойдем.

Они вышли из церкви, сели на скамье во дворике.

– Слушай, а зачем мы так далеко уехали? – смущенно спросил Ермилов. – Сели бы да поговорили в кафе около форта.

– В зоне видимости, значит в зоне слышимости, если не ухом, то с помощью приборов.