Ирина Брестер
Долгое эхо разлуки
– Очнулся, – сказал командир. – Три дня в беспамятстве провалялся.
Филатов ничего этого не помнил.
– Думали, уже не вытащим тебя обратно. Не так много крови потерял, как сильное нервное потрясение пережил. Сначала – шок, оцепенение, потом – конвульсии начались. У тебя раньше подобное было?
Филатов нашёл в себе силы лишь покачать головой в ответ.
– Последствия долгого перелёта, – заключил командир. – Не ты первый. Слыхал я о таком явлении. Вот только не думал, что увижу воочию. Ты как теперь? Игнатов, – наш врач, – сказал: опасности нет. Форму наберёшь со временем. Вот только психику придётся восстанавливать. Изуродовал ты её, Саня, вконец!..
Филатов почувствовал, как к горлу подступил комок. С трудом проглотил его, но легче почему-то не стало.
– Да ты говори, – попросил командир. – Говори, тебе полезно это. Надо, Филатов, выговориться.
– Василий Петрович… – язык с трудом ворочался во рту. – Что я наделал?
– Ну, что ты наделал, мы все знаем. А вот для чего – это ты один можешь рассказать.
Филатов покачал головой.
– Не могу… Внутри всё болит… Как огнём прожгло…
– Внутри болит? – усмехнулся командир. – Это, парень, душа называется. Она-то и донимает тебя болью своей жженой.
– Не мог я дольше терпеть!.. – признался Филатов. – Силы закончились. Да и не было их, наверное, вовсе… Зачем только взяли меня сюда? Никому не пригодился – ни там, на Земле, ни здесь – в экспедиции!..
– Ты, Филатов, отдохнёшь денёк – другой, – заботливо посоветовал командир, – а потом к своим обязанностям потихоньку возвращайся. Так-то оно лучше будет.
– Не могу… – снова замотал головой Филатов. – Сломлен я, Василий Петрович. Сломлен весь изнутри!..
– А ты не спеши. Собирай по кусочкам, не спеша. Времени у тебя много в запасе. Главное – не торопись.
– Куда ж теперь? – обречённо выдохнул Филатов и в изнеможении откинулся на подушку. – Целый век впереди…
Командир, словно не обращая внимания на его слова, прошёлся по комнате, взял какой-то предмет и поднёс к кровати, на которой лежал Филатов.
– Да, славный инструмент… – заметил он. – Гитару-то за что?
– Вы же сами сказали: раны бередит.
– Поэтому ты решил её приговорить?
Филатов снова приподнялся.
– А что, совсем плоха?
– Ну, как сказать… Восстановлению, пожалуй, подлежит. Жаль, струн новых не найти.
Филатов заметно сник. Гитара была его самым надёжным спутником, верным другом. Зачем же он с ней так сурово обошёлся? Дурак, эх, дурак!..
– Не горюй, Филатов. Когда на землю вернёмся, я тебе новую подарю.
– Вернёмся!.. – горько усмехнулся Филатов. Опять эти ожидания!.. К чему теперь об этом говорить, когда всё давно ясно? – Бросьте вы, Василий Петрович…
– Вернёмся! – к его удивлению, командир провозгласил это ещё более, чем всегда, уверенным тоном. Филатов заглянул в его глаза и увидел в них такую непобедимую силу, что самому захотелось в неё поверить.
– Вернёмся, Филатов! Эхом пролетят твои песни, через весь космос стрелой пронесутся к самой матушке Земле! Услышат нас люди и обернут назад, – он схватил его за плечи, сжал их крепкими руками. – Только верить надо, Саня! Ты меня слышишь? Верить!
И Филатов, наверное, впервые ощутил, как эти, такие важные для них для всех слова командира проникают в самое сердце, заполняют всю пустоту, зияющую в нём огромной чёрной дырой. И тогда он подумал: вот оно – то, ради чего ему, да и всем остальным, быть может, стоит быть!
