Инна Тронина
Кросс на 700 километров

Фигура у Марконы была хорошая – сильная, крепкая. Покатые плечи, объёмистые бёдра и ноги с тугими икрами указывали на её крестьянское происхождение и соответствующий оному склад ума. Не откажись Маркона от личной жизни в пользу брата, выйди она замуж, нарожай детей – и цены бы ей не было. Особенно где-нибудь в хлеву, на птичнике, на покосе с вилами и граблями Маня Бурлакова смотрелось бы превосходно.

Первоначально для планёрки готовились другие вопросы. Намеревались обсудить поведение детей, причём даже из младших отрядов. Только вот грехи у всех были разные. Один отряд каждую ночь занимался спиритизмом. Другой устроил массовую драку после дискотеки. В третьем девчонки исписывали тетрадки всевозможными пошлостями и гадостями про любовь, поцелуи и прочее. Пятнадцатый отряд проштрафился тоже – посреди ночи детишки носились по коридору, всех будили и просили скорчить смешную рожу.

Перед Марконой в качестве вещдоков лежали тетрадки, фотографии и записочки с признаниями в любви. Кроме того, здесь были отобранная у мальчиков колода карт и даже одна пачка презервативов, правда, не распечатанная. Её, похоже, похоже, забыли на дне рюкзака. Накопились и другие вопросы, требующие срочного решения.

– Вот, пожалуйста!

Маркона ткнула пальцем с длинным алым ногтем в вещдоки, будто не сама притащила их на планёрку. На массивном перстне ярко сверкнул рубиновый кубик.

– Всякой ерундой занимаемся, а на важные проблемы внимания не обращаем. Просто руки не доходят! Спорим, можно в жару обливать детей из шланга или нет! Сердце у нас, дураков, болит… Ах, масло не едят! Зубной пастой друг друга по ночам мажут, штаны мокрыми узлами завязывают! Всякие садистские стишки находим у них, а после ночами не спим. Жестокими вырастают потомки наши! Будем откровенны – из-за старших всё время валидол пьём. А вдруг кто-нибудь беременный или больной из лагеря вернётся?! Ящерицы всякие в коробочках, поцелуйчики, самоволочки! Вчера узнала, что бывшая наша пожатая Даша Фомина собственную мать двум своим дружкам заказала, чтобы наследство получить! И с киллерами обещала из этих денег расплатиться! Между прочим, покушение удалось, и сейчас все эти юные подонки в «Крестах» сидят! А мы ей детей доверяли, помните? Как же, в православной гимназии девочка учится – самая лучшая, самая чистая… Что, удивлены? Не ожидали? Вот и я не ожидала! Но, надеюсь, о том, что у Коврижного из пятого отряда роликовые коньки украли, вы знаете? Говорили же – не привозить дорогих вещей в лагерь, так нет! Всё родителям по барабану, лишь бы своё чадо выпендрить! Золотую цепочку у Насти Елисеевой из третьего отряда украли. Милиция приезжала, а где результаты? Хотя и насчёт драгоценностей неоднократно предупреждали. Теперь, конечно, всё померкло. «Королевские ночи», детки в белых простынях, которые в темноте по корпусам бегают… Ах, это же просто игры!

Маркона прикусила губу, словно от боли. Потом вскинула тонкие брови, выщипанные в форме идеальной полуокружности.

– Как помните, я всегда была против того, чтобы Алиса Янина оставалась вожатой в четырнадцатом отряде. Перед ней там как раз Фомина рулила – просто несчастье какое-то…Одна оказалась убийцей, а другая с малолетками справиться не может. И, в то же время, собирается быть преподавателем у куда более сложных учеников. Надо смотреть правде в глаза, Алиса!

Маркона с ядовитой вежливостью обратилась к девушке в тесных джинсах и клетчатой ковбойке, притулившейся с краю стола.

Алиса чувствовала себя сейчас почти как на скамье подсудимых и готова была выслушать любые обидные слова, какой угодно жёсткий приговор. Переступая сегодня порог библиотеки, Алиса Янина смирилась с тем, что её снимут с отряда и уже никуда не возьмут, по крайней мере, в этом сезоне. И потому думала лишь о том, как всё это рассказать матери. Ведь от неё ничего не скроешь, потому что Маркона обязательно позвонит домой и всё выложит.

– Мария Константиновна, вы тоже с Денисом разговаривали, – напомнил Никита Юрченко, заведующий воспитательной частью, для которого происшествие в отряде «Чебурашка» стало неприятным сюрпризом. – Почему одна Алиса должна отвечать за случившееся? Между прочим, она рекомендовала Людмиле Витальевне забрать сына от нас, хотя бы после второй смены. Парень два раза пытался удрать, и все прекрасно видели, что этим дело не ограничится. Между прочим, я тоже выступал за отъезд Дениса. Но именно вы утверждали, что недопустимо идти на поводу у упрямых малолеток. Что, если ему сейчас уступить, «мелкий» почувствует себя победителем, и будет в дальнейшем вертеть старшими, как ему вздумается. Вы уверены, что ребёнок – кусок пластилина, из которого можно вылепить любую фигуру. Моё мнение другое. У Дениса уже есть характер, причём весьма непростой и достаточно твёрдый. С избытком у него и хитрости, и предприимчивости. Одними нотациями положение не исправить. Ваши призывы не мешать маминому счастью Денис воспринял своеобразно. Он захотел просто исчезнуть. Решил, что никому не нужен здесь, на земле. Я слышал, что его отец погиб. И видел, как Денис подолгу смотрел на фотографию. Он меня не заметил, и я постарался поскорее уйти. Жаль, что не сообщил Людмиле Витальевне…

– Не надо всё на меня валить! – визгливо перебила Маркона.

Она взглянула в растерянные глаза директора и поняла, что надо его выручать. Но выручать так, чтобы никто, в том числе и этот слишком умный очкарик Юрченко, потом не обвинил её в желании любой ценой выгородить братца.

– Я не виновата в том, что Оленников – психически неуравновешенный, а, может, даже больной ребёнок. Он не любит свою мать, а это, извините, уже патология!

– Позвольте! – Лицо Юрченко пошло пятнами, как с ним всегда случалось от волнения. – Очень любит! Он решил умереть ради того, чтобы она была счастлива. Другое дело, что Денис разуверился в материнской любви. Похоже, что в семье он не находит ни тепла, ни участия. Бабушка могла бы забрать его, раз уж мать так увлеклась предстоящей свадьбой. У парня не осталось другого выхода – вот что страшно! Он не только не хочет быть здесь, в лагере – это ещё полбеды! Многие дети плачут и скучают, хотят домой. Но никто из них не вешается, потому что все знают – их рано или поздно заберут родители. Но Денис-то, похоже, и домой не хочет. Ему нечего ждать, нечем жить. Вы – поклонница слова «заставить». Я же уповаю на слово «убедить». Нельзя заставить любить, ненавидеть, уважать, презирать. Можно только вынудить человека изображать все эти чувства. А это, простите, не одно и то же…

– Вот и убеждайте его теперь! – Бурлакова торжествующе улыбнулась. – Но для начала покажите парня психиатру. Только если он и впрямь окажется шизофреником или кем-то в таком роде, Алиса не будет отвечать за случившееся. Отвечать станут доктора, давшие справку о том, что ребёнок здоров. И в лагере с ним обращались, как со здоровым. Но я ведь рекомендовала установить за ним наблюдение после второго побега. Все это должны помнить! А где было сегодня это наблюдение?! Почему Денис сумел стащить верёвку у завхоза? А потом ещё во время тихого часа покинул палату, перелез через забор или в подкоп проник, не знаю… И никто ничего не заметил!

– Я всю первую половину дня разбиралась с жалобами на плохое питание в лагере, – робко объяснила Алиса.

Она сидела, уронив голову на руки. И беспрестанно тёрла горячий лоб, отбрасывая в сторону прядь блестящих, иссиня-чёрных волос и покусывая нижнюю пухлую губу. Над верхней губой прилепилась бархатная пикантная родинка – знак силы духа и властного характера. Впрочем, пока этих качестве Алиса не проявляла. Наоборот, девушка, имевшая по четверти испанской и грузинской крови, слыла на редкость сдержанной и покладистой.

– Мы с диетсестрой сидели очень плотно. Соня Голубцова из моего отряда нажаловалась родителям, что её плохо кормят. Те привезли в воскресенье целую сумку провизии, запрещённой для хранения в лагере. Там паштеты были, творог, колбаса, даже пирожные. Кроме того, оказалось, что Сонечке нужны чипсы и мюсли. Вот мы и убеждали Голубцовых в том, что девочка совершенно не голодает, а просто на свежем воздухе имеет повышенный аппетит. И что все эти лимонады химических цветов для неё даже вредны. Во время обеда я демонстрировала им меню…

– Вот-вот, и всё в «Чебурашке»! – Маркона обречённо рассмеялась. – Уж, кажется, восьмилетки – какие с ними проблемы? Так нет же! Постоянно идут сигналы в областную лагерную спецкомиссию! В конце концов, вмешивается заместитель губернатора. И можно представить себе, что чувствует при этом директор лагеря! Ведь его работу на комиссии будут разбирать уже в третий раз! Сначала терзают пожарные и санэпидстанция, потом является следователь прокуратуры. Старшие дети обчистили киоск на заправке! Теперь выясняется, что малышей плохо кормят, а один из них даже пытался покончить жизнь самоубийством. И попробуй, докажи комиссии, что поступок этот вызван не дурным обращением в лагере, не голодом, не издевательствами со стороны более старших детей и персонала, а болезненным эгоизмом, желанием любой ценой получить всё и сразу. Мы не имеем права приказать Людмиле Витальевне забрать сына из лагеря, если она не желает этого делать. Конечно, и она виновата – избаловала отпрыска до крайности! Но мать ведь оплатила его пребывание! Вы что, предлагаете расписаться в собственном бессилии? Чтобы родители других детей утратили веру в наши возможности? Родители должны быть спокойны, отправляя молодняк в лагерь. Оплачивая путёвки, они оказывают доверие именно нам с вами. Демонстрируют, что мы им необходимы. Они нас кормят, в конце концов! Многие надеются на благотворное влияние коллектива – и детского, и педагогического. А мы, получается, не можем справиться с одним малолеткой, найти к нему подход. Если он, конечно, здоров…

– Лучше всего будет признать его психически больным. И для Алисы, и для всех остальных. Алиса должна помогать маме, у неё бабушка в больнице, и ей ни к чему иметь нарекания. И у Алексея Константиновича не возникнет проблем с проверяющими, – подала голос из угла элегантная блондинка.

Она только что спрятала в сумочку из мягкой кожи мобильный телефон дорогой модели и присоединилась к дискуссии. Так вольно вести себя на планёрках могла только любимица Марконы Люция Бражникова, вожатая пятнадцатого, самого младшего отряда, который назывался «Мурзилка».

Несмотря на свою достаточно скандальную репутацию, вольное поведение и неоднократные громкие разбирательства в лагерной комиссии, Люция пользовалась расположением Бурлаковой. В лагере, с лёгкой руки Алисы Яниной, Бражникову прозвали «Санта Лючия» – именно потому, что к ней не приставала никакая грязь. Маркона благополучно забывала о случаях распития спиртных напитков в вожатской комнате, курения в компании подростков на дискотеках и на пляже. Ходили слухи о том, что Люция совсем не прочь обучить любовным премудростям старших мальчиков.

Но Маркона затыкала рот всякому сомневающемуся в отличных деловых и нравственных качествах вожатой Бражниковой. Люция умела легко улаживать конфликты, виноватых делать правыми, а правых – виноватыми. Даже собственные неблаговидные поступки Люция преподносила как ошибки цветущей юности, за которые красивую девушку грех наказывать. Не только вожатые-0мужчины, но и подростки запросто называли Люцию кисулей, лапочкой и ангелочком, и она ничуть этого не стеснялась.

Она охотно демонстрировала на пляже самые откровенные бикини, а в лагере – нижнее бельё из лучших питерских бутиков. Алису, которая одевалась в основном на развале у станции метро «Удельная» и в секонд-хэндах, Люция снисходительно презирала, но при случае всегда вступалась за неимущую бедняжку. Да, конечно, ни Алиса, ни кто-либо другой из здешних вожатых не умели мастерски готовить коктейли для летней вечеринки, которые обожала Маркона, но по условиям договора от них этого и не требовали. Какой-нибудь «Мороз в джунглях» или «Тропический дайрики» помогали разрулить любую сложную ситуацию, и проверяющий всегда уезжал из «Чайки» довольный.

Ласковая, услужливая, обходительная Люция пользовалась успехом не только у тоскующих по мамам первоклашек, но и у тинэйджеров, жаждущих поделиться самым сокровенным. В отличие от суховатой, академичной Алисы Яниной, Люция Бражникова плясала на дискотеках, шепталась с девчонками о первых поцелуях, а мальчишек учила обращаться с подружками. «Болела» на матчах за футболистов и бегунов, сама великолепно плавала и прыгала с вышки в воду. Могла порекомендовать лучший крем от солнца, посоветовать фасон сумочки или узор на джинсах, придумать эксклюзивный макияж и рассказать о своих путешествиях по экзотическим странам.

Кроме того, Люция придумывала бесчисленные вопросы для викторин, сочиняла смешные стишки и пела на концертах, как настоящая поп-звезда, грациозно перемещаясь с микрофоном по сцене. Без Люции не мог обойтись в лагере никто, в том числе и Маркона, которая сейчас тепло и благодарно взглянула на свою спасительницу. Сидящий тут же Вован, который был вызван на планёрку как свидетель происшествия в лесу, плотоядно выпятил мокрые губы и осклабился. Про них с Бражниковой много судачили, но парочка давно уже научилась игнорировать мнение окружающих о себе и особенно своих близких отношений не скрывала.

– Признать человека психически больным могут только врачи, – заметил, между прочим, Никита Юрченко. – Даже если ему восемь лет.

– Ну, положим, нормальный парень вешаться не станет! – пожала загорелыми, сильно открытыми плечами «Санта Лючия». – Про него же всё известно. Склонен к побегам, к демонстративному поведению. Объявлял голодовки, ставил ультиматумы, неделями не общался со сверстниками и с взрослыми. Когда собирали лекарственные травы, спрашивал, какой из них можно отравиться насмерть. У него, вроде, и отца нет?

– Люди почкованием не размножаются, – ехидно заметила Алиса. – Отцы были у всех, без них никто не мог родиться. Не наше дело разбираться в семейных проблемах его родителей. Даже если они и не были женаты, и ребёнок стал результатом случайной связи, это ещё не повод называть его шизофреником. Подчёркиваю – даже если это было так! А, может, там имела место настоящая любовь. Да каждого копни – и везде неблагополучно! Например, мои родители развелись, когда мне исполнился год. Кажется, Боря Артемьев тоже одной мамой воспитывался. И вожатые, и дети часто происходят из неполных семей…

– У меня в отряде двое круглых сирот! – добродушно пробасил Боря. – Ничего, нормальные дети. Курят в меру и почти не выпивают. Короче, сдвигов нет.

– Алиска, не передёргивай! – Люция скривила персиковое личико, всем своим видом демонстрируя терпение и кротость. – Да, многие воспитываются только мамами. Кстати, я сама была такой до семи лет. Потом появился отчим. Но я же не вешалась из-за этого! Попереживала немного, поплакала, а после приняла случившееся как данность. И ничего, жива, как видите! Отчим подарил мне свою квартиру, а сам прописался у мамы. Но Денис-то ведёт себя совершенно неадекватно. Он не просто страдает, что было бы естественно. Он считает себя сыном погибшего героя, а ведь это ещё вилами на воде писано. Наверное, мама просто так ему карточку сунула, чтобы сынуля не комплексовал. Выбрала того, кто внешне похож на Дениса, и наврала во спасение. А он поверил и счёл себя особенным. Ребёнок афиширует своё горе. Пытается шантажом, угрозами заставить мать отказаться от брака. Если он в восемь лет такой, что с ним станет дальше? Кем он вырастет? В любом случае Дениску следует показать врачу. И уже на основании диагноза делать заключение. Матери я предлагаю пока ничего не сообщать, чтобы не волновать её попусту. Пусть спокойно готовится к свадьбе. А мы попробуем в последний раз обратиться к его чести и совести. Будущий мужчина просто обязан уважать чувства дамы, особенно своей матери. Алиса, ты не желаешь, чтобы с ним ещё раз побеседовали?

– А кто будет беседовать? Ты, что ли? – грубо ответила Янина и отвернулась к окну.

– Что за тон, Алиса?! – вспыхнула Маркона. – Люция говорит дело. И я стопроцентно с ней согласна.

– Люция всегда говорит только дело. А вы постоянно на сто процентов с ней согласны.

Алиса мрачно, тяжело смотрела из-под шелковистых, резко очерченных бровей горькими прищуренными глазами цвета крепкого кофе. Сейчас она была похожа на рассерженного юношу, и впечатление ещё более усиливал нежный пушок над её верхней губой. Алиса принципиально не пользовалась косметикой, полагая, что хороша и так.

– Люция всегда знает, ЧТО надо говорить. Но Денис из моего отряда, и общаться с ним буду я. Завтра же утром, обещаю. Ещё до того, как его покажут психиатру. А маменька его пускай покупает фату! Ребёнок лежит в изоляторе, со странгуляционной бороздой на шее! Весь в синяках и ссадинах, с кошмарными мыслями в голове! А мы думаем только о том, как избежать огласки! Как оправдаться перед специальной лагерной комиссией! Выговор важнее человеческой жизни, да? Вы что угодно можете обо мне думать, и говорить тоже, но для меня в данной ситуации важнее всего сам Денис. Если он что-то с собой сделает, уже уехав из лагеря, вы с облегчением вздохнёте. Пронесло! Вам за него не отвечать! А я себе этого никогда не прощу, никогда! Я хочу не показатели, не отчёты спасать, а мальчишку!

– Где уж нам до тебя!

Люция мотнула объёмной причёской, похожей на сноп ярко-жёлтой блестящей соломы. Сумочка Люции хорошо смотрелась с широким, украшенным серебряной фурнитурой, ремнём. Ремень плотно охватывал осиную талию и дополнял ансамбль, состоящий из крошечных шортиков и стилизованной под тельняшку безрукавки.

– Мы – формалисты и бюрократы. Для нас человеческая жизнь – ничто. А ты-то куда раньше смотрела? Почему Денису не уделяла внимания столько, сколько нужно? Третья смена уже идёт, между прочим!

– Да, я очень виновата. Нужно было раньше подумать. Но я не знала, что он решится на крайний шаг. Что он… – Алиса не договорила, встала из-за стола и тряхнула головой. – Алексей Константинович, я пока остаюсь на отряде?

Директор растерянно кивнул и только потом заметил, насколько его любимая сестра потрясена наглостью вожатой. Судорожно усмехаясь, Маркона обмахивалась веером, сделанным из любовного письма, конфискованного в первом отряде. Но молчала, понимая, что кроме Люции Бражниковой жёсткие меры в отношении Алисы Яниной не поддержит никто.

Девчонка оказалась не промах, применила верную тактику, нашла нужные слова. И спорить с ней именно сейчас не стоило. Гораздо более разумным казалось поручить ей разобраться с Денисом. Может, что-нибудь и получится, а там и до конца смены недалеко. Мальчишка должен прийти в себя до отъезда из лагеря, иначе могут быть неприятности с его матерью.

Та обвинит во всём именно их – вожатых, педагогов, старших товарищей Дениса. Сама распустила сына до безобразия, пылинки с него сдувала, исполняла каждое желание. А теперь вдруг неожиданно собралась замуж. И в лагере обязаны, видите ли, из избалованного мальчишки сделать мужчину! Много захотела, вертихвостка! Как-то надо передать Дениса родительнице с рук на руки и не допустить новых глупостей. Всё время следить за ним никаких сил и нервов не хватит. В лагере куча других детей, и каждый – не пряник. Значит, надо Дениса как-то уговорить успокоиться. И если Янина сама вызывается попробовать, почему не позволить?

Покачивая грузными бёдрами, Маркона подошла к двери, приоткрыла её и выглянула на крыльцо. В темноте белел медицинский халат. Увидев его, Маркона удовлетворённо кивнула.

– Танюша, заходи быстрее! Как он там?

– Ничего, спит. Я ему успокоительного вколола.

Медсестра Татьяна Ларина, внешне очень похожая на свою знаменитую тёзку, перекинула косу через плечо и вошла в пропахшую потом, табаком и дезодорантами библиотеку. Испуганно осмотревшись, она съёжилась.

– Вот, пожалуйста! – Маркона покровительственно похлопала сестричку по покатому узкому плечику. – Танюша уверяет, что с Денисом всё в порядке. Мальчик спит. Ты считаешь, врач не нужен?

– Денису? Нет, скорее всего. Ну, невропатолог, может быть… А так никаких серьезных травм я не обнаружила. Правда, Денис ничего не ест и не хочет со мной разговаривать. Но я и не настаиваю. Ему нужно прийти в себя, а там посмотрим. Меня больше Оля Парфёнова беспокоит из четвёртого отряда. У неё, кажется, тепловой удар…

– Это уж ты сама решай, мы не медики! – Марконе не хотелось, на ночь глядя, грузить себя и брата ещё одной проблемой. – Надо будет – вызывай врача или сразу «неотложку». – Бурлакова нежно посмотрела на перепуганного брата.

Тот не чаял, как закончить планёрку, выбраться на свежий воздух и наконец-то расслабиться. Алексей собирался сразу идти на залив и долго плавать в тёплой, как парное молоко, воде. Потом по плану было выпить ледяного пивка и закусить солёными орешками. Ну, разумеется, и поспать, сколько получится, перед новым тяжёлым днём…

У вожатых были примерно такие же желания. Одна Алиса мечтала уйти в вожатскую, где жила вдвоём с подругой Гульдар Бариевой, которая командовала тринадцатым отрядом.

– Значит, пока шума не поднимаем, – резюмировала Маркона. – Дети в таком возрасте всё забывают быстро. Володя! – Она повернулась к Азибаеву. – Я бы тебя попросила особенно не вспоминать сегодняшнее. И пускай твоя компания много не болтает. Всем вожатым отрядов принять меры к пресечению пересудов на эту тему. Ничего не было, и всё! Кончено! Алиса поговорит с мальчиком и убедит его не делать глупостей. А денька через три мы ещё раз всё обсудим. Может, не в столь широком кругу. Всё. Я закончила! – Маркона словно и не метала только что громы и молнии. – У кого-нибудь есть вопросы?

– Я тоже хочу Алисе помочь!

Гульдар, восточная красавица, смуглая с ослепительно-белыми зубами и густо подсинёнными веками, выступила вперёд. Одета она была в красный махровый топик и такую же юбку, подпоясанную шнурком с кисточками.

– Мне кажется, не нужно обвинять Дениску. Ему и так плохо. Нужно помочь ребёнку понять всё, осознать. Получается, он сам и виноват во всём. Он – шизофреник и всё такое. Не надо его крайним делать. Да, мальчик неправ. Но если его только ругать, он лучше не станет. Почему-то он боится материного замужества. Может, ему именно этот отчим не нравится. Или что-то ещё… Надо узнать у него. Легче всего сказать, что он сам плохой. А что мы знаем об отчиме? О матери Дениса? Про его семью? Ничего! А вдруг ребёнку-то и виднее? Мы же папу-то нового не видели, а судим!

– Вот и займитесь этим оба! – устало махнула рукой Маркона.

Она тоже собиралась искупаться в заливе, но прежде всего – принять таблетку от головной боли. Затянувшаяся до полуночи планёрка утомила её, но без разбирательств и оргвыводов всё равно было не обойтись. Если начальство заинтересуется, Алёша отрапортует, что вожатые постановили ребёнка на сей раз простить, и попробовать разобраться самостоятельно. А уж если у них ничего не получится, показать Дениса детскому психиатру, в крайнем случае, невропатологу.

– Ты, Гуля, из многодетной семьи, так что справишься. Все свободны! Танюша, у тебя пятерчатки нет? Или, на худой конец, цитрамона?

– Пойдёмте со мной в кабинет. Я поищу…

Таня вышла из библиотеки вместе с Марконой. Другие, шумно переговариваясь и потягиваясь, тоже двинулись к дверям. Над крыльцом горел фонарь, и вокруг него роились светящиеся мошки. Казалось, что от электрического сияния мягко серебрится воздух.

– Родителям скажем, что дети просто неправильно поняли, – говорила Маркона Люции Бражниковой – Ребёнок случайно упал с дерева…

– Надеюсь, что в изоляторе он не повесится! – весело ответила Люция. – Так что можете спать спокойно. Никаких репетиций сегодня не будет, и пьянок тоже. План мероприятий придётся обсуждать утром…

– Слышишь, как тихо? – Никита Юрченко, проходя мимо Алисы, задержался. – Из-за твоего Дениса все угомонились раньше времени. Вижу, даже у бочки не курят! – Юрченко пожал плечами, увидев, что около наполненной протухшей водой бочки никого нет. – Значит, ещё что-то может их пронять. И это отрадно!

– Поменьше бы такой отрады! – брезгливо отозвалась Алиса и посторонилась, пропуская к выходу Алексея Бурлакова. Ей хотелось прямо сейчас поговорить с Денисом, но она понимала, что это невозможно.

– Аличе! Пойдём, искупаемся? – Гульдар осторожно взяла её под руку.

– Ты иди, а я не хочу. Посижу здесь одна.

Алиса, чувствуя, что ноги непроизвольно подгибаются, опустилась на тёплую деревянную ступеньку. Гуля хотела ещё что-то сказать, потом тихонько попятилась и скрылась в темноте, понимая, что подружке сейчас не до разговоров.

И Алиса вспоминала почему-то именно вчерашнюю вечернюю линейку, построенных в шеренгу детей. И слышала звонкий голосок отрядной активистки Лины Белан, которая рапортовала, что отряд «Чебурашка» на линейку построен не полностью. Один человек отсутствует по уважительной причине – так полагалось говорить о больных. Больным по всем понятиям считался Денис Оленников…

* * *

В этот день Алиса Янина возблагодарила судьбу за то, что ей достался отряд малолеток – с ними было не так много хлопот, как со старшими. Дети ещё не начали влюбляться и сходить с ума на этой почве. Они не обсуждали в уборных свою физиологию, не курили и не пили, не пытались при каждом удобном случае удрать в самоволку, серьёзно не дрались и не воровали. Только вот жаловались родителям на лагерные строгости и пищали по вечерам, подставляя исцарапанные коленки под зелёнку.

Не случись история с Денисом Оленниковым, отряд «Чебурашка» можно было бы назвать образцовым. Он стабильно держал второе место после «Мурзилки» Люции Бражниковой, но это нужно было воспринимать как данность. Соперничать с Люцией в «Чайке» не мог никто. Бражниковский статус Примы не подвергали сомнению ни юноши, ни девушки, ни взрослые администраторы.

Во время утренней планёрки обсуждалась завтрашняя поездка младших в Зеленогорск на аттракционы. Во время подъёма Алиса сообщила приятную новость своим «чебурашкам». Попутно вожатая пригрозила оставить в лагере каждого, кто будет нарушать дисциплину. Дети восприняли предупреждение более чем серьёзно. Побудка, заправка кроватей, зарядка, завтрак и линейка прошли на радость споро и организованно. Никому не хотелось лишаться долгожданных развлечений в парке и похода в тамошнюю мороженицу. Свои обещания Алиса всегда выполняла, приучая к тому же самому и юных «чебурашек». Дети свою вожатую побаивались, уважали и любили.

Придумать занятия для маленьких было просто, и Алиса освободилась быстро. Когда дети, упоенно визжа, убежали на волейбольную площадку играть в краски. Алиса взглянула на часы. До обеда ещё оставалось время, но и дел Алиса наметила немало. Она собиралась из бухгалтерии позвонить в Питер бабушке Дениса Оленникова Светлане Лазаревне. Связываться напрямую с Екатеринбургом, где сейчас находилась мать Дениса. Алиса не хотела. Слишком дорогое получалось удовольствие, и администрация запретила междугородние переговоры.

Пусть лучше Светлана Лазаревна позвонит дочери и объяснит ей, что надо всё-таки, оторвавшись от приятных предсвадебных хлопот, вспомнить о своём ребёнке. Какой спрос может быть с вожатых и воспитателей, если самые близкие люди не проявляют интереса к переживаниям и горестям этого мальчика? Он ведь не дурак, понимает, что от него хотят избавиться. Пусть на лето, но хотят. Он вдруг ощутил себя лишним.

Денис остро воспринял охлаждение матери и пытается принять радикальные меры. Вопреки уверениям Марконы, парень имеет упрямый, твёрдый, рисковый характер. И нет никакой гарантии, что он когда-нибудь не улучит момент и не удерёт с территории, не пропадёт где-нибудь по дороге из Комарова в Питер. Вечно рядом с ним сидеть не будешь и охранника к нему не приставишь.

Отбрасывая ногами сосновые шишки, Алиса шла к медсанчасти, где до сих пор лежал Денис. Нужно было поговорить с ним перед тем, как его вернут в палату. Об этом просила и медсестра Танечка, которой требовалось срочно освободить изолятор. Двое старших мальчиков отравились курой-гриль, которую привезли в родительский день, и теперь их нужно было некоторое время продержать на койках. С Денисом же всё было в порядке, он целыми днями читал книжки и смотрел телевизор.

Медчасть размещалась в одноэтажном финском домике, под окнами которого сейчас болтались два мальчика из Алисиного отряда. Даня Бурый и Вася Белобородов. Парочка эта ничем среди сверстников не выделялась – ни умом, ни силой, ни богатыми предками, ни показной лояльностью по отношению к старшим. Мальчишки эти были просто никакие. Почувствовать себя людьми они могли лишь на фоне чужой беды. Они всегда держались вместе и искали подходящую ситуацию – драку, скандал, кражу, сплетни. В результате всегда оставались пострадавшие – деморализованные детишки, зареванные и напуганные. Они и становились добычей Дани с Васей.

Алиса особенно не удивилась, застав их под окнами санчасти, но разозлилась страшно. И впервые пожалела, что в лагере запрещено физическое воздействие на детей.

– Толстый маленький Денис на верёвочке повис! – разом заорали Даня и Вася, приподнявшись на цыпочки.

Алиса, которую маленькие негодяи ещё не заметили, увидела, как Денис отошёл от окна и скрылся в палате.

– Оба завтра в Зеленогорск не едете! – холодно сказала Алиса, выходя из-за стены и направляясь к онемевшим от ужаса мальчишкам.

– Но почему-у-у?… – заныл Бурый, моментально изменив выражение лица с глумливого на плаксивое. Вася жалобно заморгал глазами.

– Потому что вы отвратительно себя ведёте! Я предупреждала? Вы всё слышали? Два раза никогда не повторяю. Вы оба наказаны.

– А чего мы сделали? – недоумённо пробормотал Белобородов.

– Больного товарища дразните, орёте всякие глупости! Я не хочу позориться с вами с Зеленогорске. Вам было сказано: не вспоминать про то, что случилось с Денисом! Вы обещали слушаться старших. Говорили, что никаких приколов не будет. А сами…

– Мы больше не будем, – пробубнил Даня Бурый.

– Я это уже тысячу раз слышала. При мне, конечно, не будете. А тайком – обязательно. И потом – разве Денис толстый?

– Конечно, толстый! – уверенно сказал Даня. – Потому и сук сломался. Все так говорят. Спроси, кого хочешь!

– А вы не слушайте всякие гадости не повторяйте их! Хорошему бы так быстро учились!..

Алиса критически оглядывала мальчиков, стоящих перед ней. Они низко опустили головы и ковыряли затравеневшую землю носками своих кроссовок.

– Кто этот стишок сочинил? Неужели вы поэтами заделались?!

– Да нет, это большие… – неопределённо махнул рукой в сторону залива Даня.