Инесса Давыдова
Верона. Часть III

Глава третья

Вера

Нас разместили в самом сердце Вероны – в старинном здании XIV века. Я бродила по этим местам с Руссо, и от воспоминаний щемит в груди. Отель Palazzo Victoria похож на роскошный дворец или музей. Администратор рассказал нам немного об истории здания и его реконструкции. Мы с подругой заселились в один номер.

Вечером Софа вызвала в номер стилиста, которая занималась нашим макияжем и прическами. Открыв ей дверь, я в недоумении перевела взгляд на подругу.

– Мы идем в оперу! Руссо одобрил. Сказал, что ты в последние дни по его вине подвергалась колоссальному стрессу, и теперь он перед тобой в неоплатном долгу.

Я закатила глаза: конечно же, так он и сказал!

– Ладно, это моя версия! – сдается Софа. – Дословно он написал так: «Если с охраной – можете хоть голыми в ночном клубе отплясывать, только потом не удивляйтесь, что ваши сиськи и зады появятся на YouTube».

Вот это больше похоже на правду, и по характеру сообщения я понимаю, что Руссо зол. Видимо, кто-то ему уже начистил перышки, и он целый день на адреналиновом коктейле. Сердце сжимается от тоски, я уже по нему скучаю. В ожидании своей очереди на преображение просматриваю наши фотографии, которые сделала в Швейцарии. Время еще есть, и я решаю с ним пообщаться. Набираю СМС:

«Ты свободен? Мы собираемся в оперу. У меня есть минутка. Хотела услышать твой голос».

В ответ тишина. Видимо, нет. Убираю телефон в карман гостиничного халата. Пока Софу накручивают, она строчит кому-то, как пулеметчица. Я спрашиваю, с кем это она так схлестнулась. Софа отвечает:

– С Анькой. Дура со стажем и двумя наградами от Джорджа Буша и Арнольда Шварценеггера.

У меня лицо вытягивается от удивления.

– А чем тебе Шварц не угодил?

Софа надувает щеки и изображает Арнольда.

– Полагаю, что гей-брак – это именно то, что непременно должно быть между женщиной и мужчиной.

Я прыснула.

– Да он прикалывался, ну не может же быть он таким тупым, – пытаюсь оправдать кумира девяностых.

– Скорее всего, прикололись его спичрайтеры. Арни даже по бумажке плохо читает.

Вспоминаю, с чего начался разговор, и спрашиваю про Анну, чем она титул дуры со стажем заслужила.

– Пишет, что Габ просит ее одуматься, типа они вместе год и любят друг друга, она просто оступилась и так далее… – Софа закатывает глаза. – Тот еще дурошлеп! На хрена она ему такая нужна, если бежит с первым встречным, как Валерия Мессалина с царского ложа в лупанар.

Может, Софа права и Анна еще не готова к серьезным отношениям?

К замужеству мама меня готовила лет с двенадцати. Не учеба, а кулинария, шитье, домашнее хозяйство и огород были моими приоритетами. Это уже два последних выпускных года мама нанимала репетиторов для поступления в институт. Но вышеперечисленное не исключалось из моей жизни, а совмещалось. Если я начинала ныть, мама упирала руки в бока и говорила: «Меньше трепись с подругами и читай своего Гарри Поттера, а больше работай и учись, тогда все будешь успевать».

– Не понимаю, как можно дать согласие на брак и тут же закрутить с другим? Это ведь только подтверждает, что она еще не отошла от того, что у них произошло с Габом. Злится на него и тут же дает согласие. Вот где она промахнулась.

Аристарх

Мать встречает меня в своем кабинете вымученной тусклой улыбкой. Всю дорогу я ломал голову, что же за решение она приняла, из-за которого теперь нужно бучу поднимать. Ну, приняла и приняла. Как говорится, сделай выводы и живи дальше. Мне зачем знать о ее ошибках?

– Сынок, – голос дрожит, она показывает на кресло и садится рядом.

– Ма, – сжимаю ее руку, давая понять, чтобы не волновалась. – Этот разговор так обязателен?

– О! Ты не представляешь, как…

– Ладно, ма, что у тебя?

Смотрю на часы. Половина пятого, а мне еще минимум час добираться до фитнес-центра.

– Сынок, – мать заламывает руки и тяжело вздыхает, – не знаю, как начать…

Да что это с ней?

– Ты узнала что-то о гибели Авроры? – пытаюсь прощупать почву.

Она мотает головой.

– Это касается меня, тебя и еще одного человека.

Почему-то я решил, что речь пойдет о Лили. Мать это поняла и выпалила на одном дыхании:

– Платон тебе не родной отец!

Меня будто бетонной плитой придавило!

– Чего? – вцепился в подлокотники кресла и вытаращился на мать неморгающим взглядом.

Проклятье! Как такое возможно?

Минуту буравил ее лицо: она краснела, бледнела, плакала, но так и не заговорила. Передо мной пронеслись детские воспоминания, в которых неизменно присутствовал отец. Между нами всегда было взаимопонимание. Отца я уважал и старался следовать его примеру. А уважать было за что. Он человек слова, добрый, заботливый, душа компании. Дома он первый заводила. Мы с Авророй были его помощниками и сообщниками буквально во всем. Если бы мне сказали, что мой старший брат ему не родной, то я бы быстрее поверил, но я…

Прочистил горло, спрашиваю:

– А он знает?

Мать кивнула. От этого мне почему-то стало легче.

– Не поздновато ли для признаний?

– Был бы выбор за мной, я и под страхом смерти никогда в этом не призналась, но… решаю не я…

– Кто он?

– Вот на этот вопрос труднее всего ответить.

– Как это? Он что – призрак? – нервно хохотнул я, но мать на меня так посмотрела, что я осекся.

– Именно в этом и кроется проблема. Долгое время он действительно был призраком.

– Рассказывай, ма, с самого начала.

Исповедь растянулась на час. Передо мной развернулась многолетняя семейная трагедия, о которой я даже не подозревал. По словам матери, когда Севе было два года, она влюбилась в другого мужчину. Долго боролась с чувствами, но в конце концов под напором оборотистого хахаля ушла от отца. Из-за кочевого образа жизни, а, как я понял, человек он служивый, мать постоянно переезжала с квартиры на квартиру, из города в город. В таких условиях воспитывать сына было нельзя, и Сева остался с отцом. А когда они наконец осели, отец заартачился, не давал развод, грозился лишить мать материнских прав, и родители решили пока ничего не менять. Вскоре мать забеременела, а за два месяца до моего рождения биологический папаша исчезает с радара, как сбитый самолет. Две недели мать сходила с ума, а потом к ней подчалили два типа, предъявили корочки и разъяснили, что ее любимый будет отсутствовать в стране не менее пяти лет, и ей лучше вернуться к прежней жизни. Из этой реплики я понял, что крендель, который бросил меня и мать, типа секретного агента. Тьфу! Мало в моей жизни было драйва, еще одна головная боль подвалила.

Перед родами мать приехала повидать Севу. Отец узнал, как обстоят дела, и уговорил ее вернуться. Сказал, что примет меня как родного и никогда не вспомнит о случившемся. Кстати, главным его условием было: биологический отец не должен претендовать на ребенка.

Прошло пять лет, объявился Джеймс Бонд и начал качать права. Но мать ему быстро объяснила, что почем. Я так понял, работодатели тоже подключились, и папашка отступил. Так сказать, приказ есть приказ. Ему разрешили видеть меня, но не говорить, кто он мне. В памяти всплывает дядя Яша. Так вот это кто! Помню его смутно. Особо часто он появлялся в период начальной школы, а потом опять пропал. Последний раз мы виделись, когда мне было четырнадцать. Мать уговаривала меня с ним пообщаться, но я брякнул, что меня ждут друзья, и был таков.

Наверное, все бы этим и закончилось, но после свадьбы пропала Аврора. Они с мужем уплыли на парусной яхте в кругосветку и исчезли в районе островов Фиджи. Это было самым черным периодом нашей семьи. Мы подключали всех, кто мог помочь в поисках. Мать призналась, что позвонила папашке Яшке и попросила о помощи. После этого он стал звонить чаще и узнавать новости из моей жизни. Периодически он пропадал, потом снова всплывал. А недавно я попал в поле зрения его следственной группы, которая следила за моим партнером. Я напрягся – партнеров у меня много, хрен его знает, где я там засветился, а мать не знала ни имен, ни деталей.

– Он сам все расскажет.

Мой мозг ушел в режим обработки данных. Вспоминаю инцидент на парковке перед клубом в день свадьбы.

– Это с ним ты говорила на стоянке клуба?

Мать кивнула.

– Он хотел тебя поздравить со свадьбой, но отказался ломать комедию с «дядей», сказал, что ты уже мужчина и должен знать правду.

– Ясно. Что вы от меня хотите?

– Он хочет поговорить…

– Это я понял, – огрызнулся я и зыркнул на мать. – Прямо сейчас?

Она потянулась к телефону, отправила мессагу. Через минуту пришел ответ.

– Он найдет тебя позже сегодня или завтра с утра.

Плетусь к двери. Меня штормит. Не понимаю, как мне вести себя с новоиспеченным папашей Яшей. Не могу даже уложить в голове это родство. А самое главное, как мне вести себя с отцом? Ведь кто бы там ни объявился, мой отец – Платон Иванович Романов и всегда останется таковым. Никто этого не изменит.

Я уже открыл дверь, когда мать обрушила на меня еще одну новость, от которой мне поплохело не меньше, чем от предыдущего признания.

– Сынок, я ухожу от Платона.

Резко обернулся, прожег мать ненавистным взглядом. С моей точки зрения, это чистейшей воды предательство. Не представляю, что чувствует отец. Он выполнил все взятые на себя обязательства, простил ее и никогда не упрекал. А когда любовничек снова замаячил перед глазами, мать в очередной раз потеряла ориентиры и кинулась ему в объятия.

С минуту я смотрел на мать – по моему лицу она поняла, что я о ней думаю, и залилась слезами. Да, мать сына поймет без слов!

Выскакиваю из академии и бегу к тачке. В голове кавардак. Сердце разрывается на куски. Не успеваю сесть за руль, на телефон приходит мессага от Вероны. Она хочет поговорить, а я не могу сейчас даже рта открыть. Тянусь к телефону, хочу ответить, но руки не слушаются.

Паркуюсь у фитнес-центра. Вижу Курта. Нажимаю на стеклоподъемник.

– Годзилла сказал о Мангусте.

Несколько секунд смотрю на кореша, пытаюсь привезти мысли в порядок. Меня мутит. Первая волна шока прошла, в сознании начался процесс укоренения сногсшибательной новости. Выпить бы сейчас, но я знаю, чем все закончится, и тут же отвергаю эту мысль.

– Черт! Бро, если бы я знал. Звонил ему – трубу не берет. Встречу – начищу фейс, – Курт тушит окурок ботинком и смачно сплевывает.

О чем он толкует? Мозг дает запоздалый повтор. Так, кажется, мы говорим о Мангусте.

– Вставай в очередь, – брякаю я первое, что приходит в голову.

Глушу мотор, вылезаю из джипа и плетусь за корешем в здание. Мне нужно срочно собраться духом и принять рабочий вид. Бреду в сторону туалетов. Споласкиваю лицо и возвращаюсь в бойцовский зал. Все вокруг гудит, как улей. Персонал настраивает видео и осветительное оборудование. Массовка вокруг ринга разминает кости. Как я понял, им предстоит поднять градус драйва.

Кувалда и его конвоиры стоят у ринга. Явно на нервяке. Все трое сверлят меня таким взглядом, будто я сейчас пойду на них врукопашную. Да, видок у меня после разборок с матерью еще тот. Подхожу, здороваюсь с партнером, перекидываемся дежурными фразами. Кувалда спрашивает, буду ли я сегодня делать ставки, – я в отказ. Троица крысится: видать, Кувалда болтанул дружкам, что я ставлю по-крупному, а те губу раскатали. Делаю вид, что происходящее меня особо не волнует, – не хочу, чтобы эта троица что-то заподозрила. Пока я не придумал, что мы сделаем с Кувалдой, придерживаюсь своего золотого правила: «Если не видна конечная цель – навостри уши и сиди в засаде».

Годзилла и бойцы поодаль готовятся к боям. Кореш дает каждому подопечному последние наставления. Я в процесс не лезу – это его вотчина, поэтому нахожу Курта и жестом показываю ему в сторону раздевалок.

Падаю пятой точкой на деревянную скамью, что стоит вдоль стены, и на одном дыхании рассказываю всю ту муть, что вывалила на меня мать. Мне нужно с кем-то поделиться, чтобы не сорвало крышу, а я уже чую, еще чуть-чуть, и меня понесет. Курт бледный как поганка, сопит, на меня не смотрит, наблюдает за рингом, где разминается первая пара бойцов. Со стороны можно подумать, что он не слушает и ему пофиг, но я-то его знаю. Он в еще большем ступоре, чем я. Помимо того, что влилось в его уши, послезавтра ему отчаливать. Вернется ли он с задания, знает только Господь Бог, а он по понятным причинам с нами не делится.

Когда я понимаю, что комментария от кореша не дождусь, поднимаюсь и шагаю в сторону ринга. Встаю рядом с Годзиллой и молча пялюсь на Пегаса – клубного рефери. Тот отсчитывает время, звучит гонг, начался бой. Я в родной стихии. Бои – особый драйв – дают мне заряд бодрости и энергии. С первыми ударами почувствовал облегчение, а к концу боя меня окончательно отпустило. Пришло понимание, что я столкнулся с проблемой, которую с наскока не решить. Чую, что мать и новоиспеченный папаша Яша выпьют не один галлон кровушки. Но от одной мысли, что я не один, у меня теперь есть Верона, становится легче. Как же мне сейчас ее не хватает! Черт! Моя малышка успокаивает меня одним своим присутствием. Ей даже говорить ничего не надо, просто сидеть рядом, и каким-то удивительным образом я сам прихожу в норму.

– И что ты будешь делать?

Оборачиваюсь и вижу Курта. Кореш стоит все еще бледный и чешет затылок.

– Пока я не в состоянии даже уложить все это в голове.

– Да ясный перец, но ты собираешься с ним хотя бы поговорить?

– Вроде он сам обещался заявиться.

Курт хмыкает, поглаживает коротко стриженые волосы. Мне не хочется развивать эту тему, и я перевожу разговор на его армейского другана.

– После боев надо перетереть с Годзиллой на счет Мангуста.

– Бро, я сам его сделаю, – Курт бьет ногой по бетонной колонне.

Мотаю головой.

– Будем решать вместе, – говорю так, чтобы понял. – Это не клубные разборки. Тут наезд на бизнес.

Курт пытается оправдать Мангуста, типа его поимели, талдычит, что тот не силен в стратегии, мол, напоили и выведали все детали. Я кривлюсь, давая понять, что не верю в невиновность его однополчанина. Мангуст давно мне пакостит и не скрывает свою ненависть. Он даже пытался перед захватом бара приударить за Вероной.

– Ты мне нужен завтра утром на встрече с Драконом, – говорю Курту и рассказываю всю инфу, что узнал через него.

– Если бы не мой отъезд, сам бы возглавил поиски Бизона, – Курт переминается с ноги на ногу.

Вижу, он сам не рад, что подвязался под командировку, но назад ходу не дашь: он уже пробовал – не прокатило. Сам слышал, как он пытался втюхать про отца и безопасность семьи. Ответом был отказ. Типа раньше надо было думать.

После боев все расходятся. Кувалда говорит, что нужно еще раз встретиться и все обсудить. Мы киваем, со стороны полное взаимопонимание. Черт! Как меня достал этот цирк!

Кобра отводит меня в сторону, говорит, что завтра днем в клубе будут вскрывать сейфы Бизона. Прошу держать меня в курсе и обещаю подскочить ближе к вечеру. К нам присоединяются Курт и Годзилла. Перетираем старт женских боев. Кобра хочет сама участвовать. Не знал, что у нее черный пояс по добровольному идиотизму! Вот чумичка! Завтра в клубе вставлю ей мозги.

Как только Кобра слиняла, Курт заценил мой видончик, потащил на ринг и влепил по самые помидорки. От первого же пропущенного удара я взбодрился и вскочил на привычную волну.

– Отпустило? – Курт перешагивает через канаты.

Киваю и плетусь в душевую. Уф! Мне реально легче.

Пока мылся, думал о Вероне. Я скучал по ней, точно родившийся младенец по матери. Она стала неотъемлемой частью моей жизни. До встречи с ней я был уверен, что буду рысачить бобылем лет до сорока, а сейчас, оглядываясь назад, мне удивительно, как я вообще жил без нее. Она мой воздух, мой источник вдохновения.

Вышел из душа, обтерся полотенцем и потянулся к телефону. Еще раз прочитал ее сообщение и наконец-то написал ответ.

«Малышка, я сегодня плохой собеседник, но как приду в норму, сразу наберу. Скорее всего, уже завтра. Ок?»

Верона тут же ответила:

«Береги себя! Буду ждать звонка».

Другого я от нее и не ждал. Моя жена все понимает и старается не трепать мне нервы глупыми вопросами и мелодрамой. Она могла написать, как напугана действиями Ландау и ныть от вынужденной разлуки, но нет, просто будет ждать.

Из встроенных в потолок динамиков доносится душещипательная песня. Прислушиваюсь – будто про нас с Вероной. Не знаю, что за группа, и забиваю поиск в инете по фразе из припева. Копирую слова и отсылаю жене. Пишу, что присоединяюсь к каждой строчке песни, что лучше даже при желании не скажешь. Она не отвечает, но я точно знаю, что плачет.

Вера

Выходя из отеля, я пребывала в полной уверенности, что мы пойдем пешком – Софа заставила меня надеть платье с длинным рукавом и взять с собой почти невесомый палантин из норки. Но у входа нас ждал все тот же эскорт, что встречал в аэропорту. Мое любопытство дошло до точки кипения, когда мы выехали из города и помчались на юг. На вопросы Софа не отвечала, пожимала плечами и загадочно отшучивалась. Вот плутовка! Как и Руссо, ей нравится меня дразнить. Но по сравнению с ним она нетерпелива. В середине пути не выдержала и призналась, что мы едем в «Театро Комунале» на «Травиату».

Мне это ни о чем не говорило, но по виду подруги я сделала вывод, что это какой-то знаменитый театр. Расспрашивать не стала, углубилась в телефон и прочитала историю театра и сюжет оперы. В переводе с итальянского «травиата» означает падшая или заблудшая. Изучаю сюжетную линию и… плачу.

– Чего опять? – ворчит Софа и закатывает глаза. – Можно хоть один день без слез?

– Так жалко Виолетту, – тянусь к клатчу за платком и поправляю макияж.

– Кого? – Софа округляет глаза. – Опять читала форумы о несчастной любви?

Обычно этим занята Анна, но я понимаю, что Софа «перепутала» нас намеренно, чтобы позлить. До меня доходит, что она посещает оперу, но не вникает в суть происходящего. Мои подозрения подтверждаются, когда я включаю арию из оперы «Тоска» и говорю, что нам предстоит ее сегодня слушать.

– Выключи эту бредятину, – ворчит подруга.

– Зачем ты потащила меня в оперу, если она тебе не нравится?

– Если размещу в инсте фотку из оперного театра, френды все попадают!

Вот в чем дело! Софа хочет впечатлить английских друзей.

Через полтора часа мы были на месте. Здание театра, огромный зал и нарядная публика вызвали во мне такое волнение и восторг, что, усаживаясь на свое место в ложе, я еле справлялась с эмоциями.

Еще до начала оперы Софа сделала несколько селфи и разместила в социальных сетях. Тут же посыпались комментарии. Самые удачные сообщения она громко нашептывает, отвлекая от происходящего на сцене. Оказывается, я попала в один из кадров, и парочка друзей тут же завалили ее вопросами: кто я и как зовут. Софа так распалилась, что ее не смогли остудить даже шиканья из соседних лож. Я выхватила из ее рук телефон и поставила условие: либо она идет в фойе судачить со своими друзьями, либо остается, смотрит на сцену, но уже без телефона. Софа сдалась, хотя зыркала на меня с обидой весь оставшийся вечер.

В машине общение с друзьями перешло в разряд видеозвонков. Симпатичный парень по имени Саймон буквально выпросил у Софы две минуты разговора со мной. Я стеснялась и отворачивалась. Друг Софы с ходу завалил меня комплементами, отмечая, какие у меня сногсшибательные глаза. Он понял, что я нахожусь под впечатлением оперы, и начал расспрашивать о самых захватывающих моментах. Я отправила ему ссылки на арии, и мы обменялись впечатлениями. Как и предполагалось, моего знания английского не хватило, и Софа вынуждено выступала в качестве переводчика. В итоге забрала телефон, сообщила англичанину, что я замужем и чтобы он не раскатывал губу. Думает, что отомстила, но на деле оказала неоценимую услугу.

В отель мы вернулись уже далеко за полночь. От усталости валились с ног. После душа я расстелила постель, пожелала подруге спокойной ночи и завалилась спать. Но поспать так и не удалось. Даже затычки для ушей, заботливо приготовленные персоналом отеля, не спасли меня от бурлящей деятельности подруги. Уже через полчаса я пожалела, что согласилась на совместное проживание. Меня будто пытала испанская инквизиция. Тело ломало и плавилось. Последняя неделя была выматывающей. Хорошо, что курсы начинаются послезавтра, попытаюсь хотя бы днем выспаться. Если для этого мне нужно будет снять второй номер, я так и сделаю.

Аристарх

Звонок мобилы вырывает меня из сна. Открываю глаза. Я в нашей с Вероной спальне. Пытаюсь вспомнить, как сюда попал. Мы с Годзиллой и Куртом хлопнули добрую порцию пива, заели пиццей, которая встала у меня в желудке комом. Теперь меня мутит и штормит. Черт! Не могу без жрачки Вероны. Если меня не шлепнут во время разборок, то прикончит фастфуд. Помню, как перетерли новости с корешами и выработали план дальнейших действий. Разошлись ближе к часу ночи. Смотрю на табло электронных часов – 2:45.

– Сынок… – слышу плач матери. – Где ты сейчас?

– В коттедже, – недовольно бурчу я.

Не ожидал так скоро ее услышать – пока я не готов с ней общаться.

– Можешь приехать в Жуковку?

– Зачем?

– Не могу выйти из дома. Платон запер дверь на замок, от которого у меня нет ключа. А сам в гостевом домике. Я боюсь, что он пострадает. Понимаешь? Можешь приехать?

– Ушел и ушел. Остынет и придет, – голос сонный, я все еще надеюсь отмазаться и снова заснуть.

– Там крики… брань… я слышу грохот, – мать заскулила, – они там точно дерутся.

– Кто? – резко вскакиваю и впотьмах ищу шмотки.

Меня шатает, но я чудом удерживаюсь на ногах.

– Я собрала вещи, хотела уехать. Платон не отпускал меня, а Яша сказал, если я не приеду, он сам за мной приедет. Вот и приехал.

Б-р-р-р… трясу башкой. Черт! Началось! Натягиваю джинсы, ботинки и футболку. Ищу ключи от тачки, но потом отбрасываю их на тумбочку. Я же выпил – придется вызывать такси.

– Сынок, у Яши пистолет, и он натренирован, как машина, а что Платон против него? У него больные суставы. Один удар, и он не поднимется.

В голосе матери слышу беспокойство за отца. До меня доходит, что создавшаяся ситуация ей не в радость, она на распутье. Вспоминаю, как она кричала на стоянке. Она не хотела, чтобы папаша Яша со мной заговорил. Убеждала, что так будет только хуже.

– Ма, я еду. Успокойся. Разберемся.

– Ты пьян? – мать с полпинка вычисляет мое состояние.

– Выпил пива, пока доеду, буду в порядке.

– На такси?

Она боится, что в таком состоянии я оседлаю байк. Как бы она ни была расстроена, материнский инстинкт всегда доминирует.

– Да, – брякаю раздраженно и разъединяю связь.

Как только Курт увидел, что я сонный и злой спускаюсь по лестнице, поставил ультиматум, что в таком состоянии меня одного не отпустит, и увязался прицепом. Еще бы! Ему сваливать, а кто присмотрит за девчонками, если я буду на больничной койке или того хуже?

Подъехали к дому родителей. Открываю ворота своим ключом и натыкаюсь на брательника.

– Ты чего здесь делаешь? – здороваюсь с ним за руку и оглядываю двор.

Вроде все тихо, чего мать так подорвалась.

– Мне позвонили соседи, а потом я дозвонился до матери, – Сева смотрит на меня как на пришельца. – Что за чертовщина, Ари?

Проклятье! Мать уже успела выдать Севе новость века. Обхожу его и бреду к гостевому домику. Краем глаза подмечаю, что входная дверь дома распахнута, а значит, мать уже выбралась наружу. Застаю ее у гостевого домика. Она замечает меня и кричит в окно:

– Яша! Арик приехал! Вам нужно поговорить.

Оцениваю обстановку. Дверь закрыта, ключ вставлен с внутренней стороны. Единственное место, где нет решетки на окнах, – это ванная комната. Направляюсь к восточной стене. Разбиваю арматурным прутом стекло и уже собираюсь влезть в окно, но слышу, как провернулся ключ на входной двери. Лечу обратно. Мать первая ныряет в гостевой дом. Сева и Курт залетают следом за мной.

Отец сидит на полу у дивана и бьется в истерике. Руки связаны за спиной его же ремнем. Штаны болтаются на бедрах. Рубаха распахнута. Пузо наружу. Волосы взлохмачены. Лицо красное, как помидор. Губа разбита. Взгляд затравленный.

Мать бросается к нему, но он рычит и отпихивает ее ногами. Не знаю, что делать, и надо ли вмешиваться. Не каждый день мать пытается уйти к любовнику.

– Ты все это время общалась с ним! А мне лгала!

– Мы говорили только о сыне! – кричит мать и пытается развязать ремень, но отец снова ее отпихивает.

– Так сказала бы, что говорите о сыне! Но ты скрывала! Значит, было что скрывать! Знаю я ваше общение! Ты сама говорила, что не можешь ему противостоять! Забыла?

Папаша Яша сидит в кресле совершенно спокойный, будто ничего необычного в его жизни не происходит. На нем белая рубашка и черные джинсы. Кожаная куртка лежит в стороне. Он смотрит на меня, а я на него. Черт! Как же я на него похож! Тут и генетическую экспертизу делать не надо. Рост, телосложение, а фейс так просто копия: такие же зеленые глаза, трапециевидное лицо, прямой, заостренный книзу нос.

– Он мой сын! Мой! Ты позволяла ему видеть моего сына! Я же сказал, чтобы не подходил ни к тебе, ни к сыну!

– Платоша, у меня не было выбора. Понимаешь? Либо так, либо он сказал бы ребенку правду.

– Он мой сын! Мой! – повторяет отец.

Вид такой, будто сейчас его кондратий хватит. – Я его воспитывал! Ночами не спал, выхаживал больного, учил уму разуму. А где был он?

И тут подает голос Джеймс Бонд.

– Это благодаря твоему воспитанию он трижды чуть не загремел в тюрьму? Если бы не мое вмешательство, где бы сейчас был твой сын?

Яша говорит о моих похождениях после расставания с Лили. Трижды меня забирали в кутузку и каждый раз отпускали. Я-то думал, что меня отмазывали родаки, а выходит, мать сразу звонила папаше Яше.

– Сволочь! Какая же ты сволочь!

– Остынь, Платон! – тон властный, почти диктаторский. – И давай без оскорблений. Ты же знаешь, за каждое слово придется ответить.

Первой реакцией было набить козлу морду. Какого хрена приперся и устроил в доме бордель! Видать, тут было жарко, раз соседи Севе звонили. Но глядя в глаза виновника заварушки, я мгновенно остываю. В памяти мелькают картинки из детства. Я стою в парке, передо мной на коленях папаша Яша, он что-то мне втолковывает, а я плачу. Еще бы! Меня выгнали с детской площадки из-за того, что один вертлявый пройдоха украл у меня пожарную машину, а я, недолго думая, навтыкал ворюге и забрал назад свою игрушку. Драку заметила мамаша пройдохи и разоралась на весь парк. Теперь меня распирает досада и обида. Почему я должен отдавать свои игрушки?

«Закрой глаза, Арик. Дыши медленно. Ты должен осознавать каждый свой вдох и выдох. Наблюдай, как воздух проникает через нос, наполняет твои легкие, как медленно выходит. Вдох. Раз… два… три… четыре… пять… А теперь выдох. Раз… два… три… четыре… пять… Повторяй, пока не успокоишься».

Так вот это откуда! Папаша Яша учил меня самообладанию, показывал, как укротить гнев. Воспоминания действуют на меня, как холодный душ. Нужно всех успокоить, развести по углам и выслушать каждую сторону.

Подхожу к родителям и прошу мать отойти. Отец реагирует на мой спокойный голос и перестает истерить. Развязываю ремень на его запястьях и помогаю подняться. Затем вдеваю ремень в петлицы брюк… Не спешу, даю всем время осознать, что я делаю и зачем. Это мой отец, и я не дам его в обиду.

– Пап, иди в дом, тебе нужно привести себя в порядок.

Отец заглядывает мне в глаза, я сжимаю его плечо, давая понять, на чьей я стороне. Он кивает и плетется к дому.

– Ма, свари нам кофе, – мать не двигается, смотрит на любовничка, будто спрашивает его мнение, но я слегка подталкиваю ее к двери, и она уходит вслед за отцом.

Перевожу взгляд на Яшу. Он молчит, я молчу. Мы просто пялимся друг на друга. Больше ничего не происходит.

– Ари, мы будем на кухне, – слышу я голос брата и киваю.

Хлопок входной двери возвещает, что с этого момента я с Джеймсом Бондом остался наедине. Гляделки продолжались недолго. Не успел я расположиться напротив новоиспеченного папаши, как он заговорил:

– Аля сказала, что ты слишком спокойно воспринял новость, а это означает только одно: завтра или послезавтра, когда все в твоей голове уложится по полочкам, ты напьешься и начнешь куролесить. Вымотаешь нервы мне и матери, по ходу рикошетом и Платону достанется.

Еле сдержался, чтобы не врезать. Меня наизнанку выворачивало от его надменного тона. Еще меня взбесило, как он назвал мать – Аля. Только сейчас я прочувствовал, что между матерью и ее любовничком непростая история. Чуйка голосит, что он ее любит, а раз так, она его крепко зацепила. Это ж сколько лет прошло, а он все по ней сохнет. Повторно пытается выдернуть из семьи.

– Я спокоен потому, что меня это никак не касается. Мой отец – Платон Романов. Все! Разговор окончен. На счет матери – не маленькая, разберется в своих чувствах и примет решение. Сейчас по ночухе она с тобой никуда не поедет.

– Ты же сказал, что тебя это не касается, а сам условия выдвигаешь, – тут же поймал меня за язык Яша.

– Повторю для глухих и непонятливых. Мать сама примет решение. Без постороннего давления. Тем более твоего.

– Вера тоже сама принимала решения? – опять ехидно поддел меня папаша и усмехнулся. – То-то у нее такой испуганный вид был на свадьбе. Говорят, ты ей тоже условия выкатил, а чего же меня осуждаешь?

– Выходит, ты на мать все же давишь? – я так понимаю, что отвечать вопросом на вопрос у нас семейное.

Джеймс Бонд напрягся и подался корпусом вперед. Буравит меня пристальным взглядом. На шее вздулись вены. Да, внешнее спокойствие дается ему нелегко.

– Я верну себе все, что у меня отняли.

До меня доходит, что он не только о матери говорит, но и обо мне. Фыркаю, мол, много на себя берешь, но не комментирую. Не хочу сейчас вступать с ним в бесполезные перебранки. От такой движухи КПД – ноль. Меня волнует только, каким образом я попал в поле зрения какой-то там следственной группы.

– Мать сказала, ты хотел поговорить о деле.

– Хотел… – он откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу, – завтра… но раз уж встретились… Каким ветром тебя занесло в долю к братьям Ждановым?

Так вот в чем дело! Ждановы! Так и знал, что их игорный бизнес рано или поздно выйдет из-под контроля. Я схлестнулся с братьями два года назад на одной закрытой вечеринке. Бизон поставлял пойло, а другой мой партнер – стриптизерш. В тот период я не был особо разборчивым ни в партнерах, ни в чиксах. О Ждановых я много слышал, но увидел впервые. Когда нас представили, я порядком уже накачался и о делах говорить не хотел. Ночка была жаркой. Начали мы в их игорном клубе, а закончили в загородном коттедже младшего Жданова, к тому моменту неженатого. На моей свадьбе он был уже с женой, и, судя по расплывшейся фигуре его избранницы, пара ждет своего первенца.

– У меня доля в их боулинг-центре. Остальных дел не знаю.