Инесса Давыдова
А счастье было так близко
– Аутра была мудрой и гордой женщиной, развод для нее был неприемлем ни при каких обстоятельствах, только смерть может разлучить ее с мужем, была убеждена она. Она попросила несколько дней на раздумье. Для чего ей это было нужно Роберт не понимал, но противиться не стал, хочет обдумать – пожалуйста.
Следующие дни Аутра практически не выходила из спальни, а Роберт переселился на кабинетный диван. Все эти дни Кристина внимательно наблюдала за родителями. Ее благополучный мир рушился на глазах. Ребенок задался недетским вопросом: «А что такое развод?». Она спрашивала у соседей, у подруг и даже у крестной, которая нянчила ее с рождения. Никто не мог или скорее не хотел объяснить, что это за явление.
Наконец Аутра позвала мужа. Когда Роберт поднялся к ней в спальню, она протянула ему листок, на котором изложила условия развода. Роберт читал и периодически вскидывал на нее удивленные глаза. Первый пункт был вполне безобидным. Приближался шестой день рождения Кристины, Аутра настаивала на том, чтобы до этого дня ни единая душа не узнала о его романе и предстоящем разводе. Вторым пунктом значилось требование: все эти дни ни при каких обстоятельствах он не должен видеться с любовницей. Он может идти к друзьям, родственникам, но не к ней. Этот пункт Роберт тоже принял, хотя и с натяжкой: ради светлого будущего неделю можно подождать.
И наконец, третий пункт… Он-то и вверг Роберта в особое недоумение. Аутра настаивала на странном и, на его взгляд, бессмысленном условии: каждый день он должен был приходить с ней на набережную и проводить в безмолвии целый час. Она напомнила ему о том, что именно так они поступали, когда ждали рождения Кристины. Беременной Аутре нужны были ежедневные прогулки на свежем воздухе. Во время прогулок они держались за руки, думали о будущем и строили планы. По ее словам, это был самый романтичный период в их уже зрелых отношениях, и перед разводом она хотела бы пережить его снова.
Роберт пытался возражать: какие еще прогулки? Но Аутра была неумолима. Делать нечего, Роберту нужен был развод, и он согласился. Илва, узнав о третьем условии, заявила, что таким образом Аутра пытается манипулировать его чувствами, а когда поняла, что для него это дело чести, умоляла быть начеку. Семь дней оставалось до дня рождения Кристины и семь дней отведено на выполнение третьего условия.
Настал первый день «держания за ручку», как ехидно назвала третье условие Илва. Роберт пришел домой после работы, а когда поужинал, жена уже стояла в холле, одетая для вечерней прогулки. В первый день он чувствовал себя, как на раскаленной сковородке, никак не мог расслабиться. Чувство неловкости и понимание смехотворности этого фарса не покидали весь этот час, а когда все закончилось, он вздохнул с облегчением и поспешил к другу с ночевкой.
На второй день Роберт за ужином выпил рюмку коньяка, чтобы напряжение было не таким сильным, как накануне, но все же рука его неловко покоилась на руке жены, и час прогулки прошел в тягостном ожидании. Третий день выдался спокойным, Роберт уже стал привыкать к обязательной процедуре и думал весь час о работе. На четвертый день внезапно в его сознании произошел переворот, он так был увлечен собственными мысленными рассуждениями, что не заметил, как взял жену за руку и сильно сжал. Аутра одарила его белоснежной улыбкой и снова отвернулась. Роберту показалось, что в тот день жена была необычайно привлекательна, в ее глазах поблескивали огоньки фонарей, на щеках пылал нежный румянец. Это были считанные секунды, но они перевернули его сознание и заставили посмотреть на ситуацию совершенно с другой стороны: рядом с ним живет все еще красивая и желанная женщина. В произошедшей с ним перемене он боялся признаться даже самому себе, не то чтобы намекнуть Аутре. Бедняжка так и не заметила его смущения.
– Трус несчастный! – выкрикнул кто-то из слушателей.
– Нет-нет… – глаза старухи блеснули в темноте, – Роберт никогда не был трусом. Слепцом, возможно, за безнадежного романтика, излишне драматизирующего тоску по потерянной любимой, тоже вполне сойдет, но никак не за труса, уверяю вас.
– И что же случилось на пятый день?
– О! История входит в свою заключительную фазу, – многозначительно произнесла Прасковья.
– Может, на этом она и закончится? – послышался вопрос ее мужа.
Все повернулись и увидели его, стоящего поодаль, опирающегося на большую палку. На этот раз бессловесной дуэли не было, Прасковья лишь взглянула на мужа и кивнула. Отовсюду посыпались протесты не мешать рассказу, да такие яростные, что Георгий тяжко вздохнул, жестом дал понять, чтобы рассказ не затягивался, и опустился на стог сена.
