Илья Бровтман
Эстафета любви

© Илья Бровтман, 2020

ISBN 978-5-4498-8760-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Глава 1. Стольник 1671

 
В палатах царских скучно не бывало.
Уже никто о смутных временах
Не вспоминал, и времени немало
Царь проводил в забавах и пирах.
 
 
Большой знаток охоты соколиной,
Был молод царь, румян и полон сил.
Ел сытно, пил изысканные вина,
А постный день в молитвах проводил.
 
 
В простой рубахе, стоя на коленях,
Три дня в неделю он поклоны бьёт.
За кроткий нрав и истовость моления
Его «Тишайшим» называл народ.
 
 
Но не был тихим он в делах державных.
За время царства даже пядь земли
Не потерял, и от викторий славных
Страдали иноземцы короли.
 
 
И подданные тоже жили в страхе.
Боялся православный человек
Не Господа, а дыбы или плахи
В раскольный и мятежный этот век.
 
 
Он не умел по-тихому любиться,
И в плотских неуёмен был страстях.
Душой и телом крепкая царица
Его была всё время на сносях.
 
 
Двенадцать раз её хранила вера,
И дюжину детей послала в дар.
В тринадцатый, во власти Люцифера,
Несчастную спалил родильный жар.
 
 
Был в трауре, молитвах и кручине
Царь целый год, но за спиной скопца
Жизнь продолжалась в женской половине
Огромного кремлёвского дворца.
 
 
Оставила усопшая царица
Без дела свиту. Вот уж целый год
Промаялись несчастные девицы
Не зная, что их в жизни дальше ждёт.
 
 
Будь в вотчинах они своих боярских,
Давно бы замуж выдали отцы.
А нынче из мужчин в чертогах царских
Лишь стольники к ним вхожи и стрельцы.
 
 
Жизнь пробегает. Плоть из сарафанов
На волю рвётся. Расплести б косу.
И хочется пока лицо румяно
Дарить кому-то нежность и красу.
 
 
Девиц забытых от случайных связей
Берёг пока что милостивый Бог.
Одной из них вдруг стольник долговязый
На душу неприкаянную лёг.
 
 
Он статен был и леп. Дрожа от страсти,
Забыв, что он женат, детей не счесть,
В ненастный день у Демона во власти
Доверила ему девичью честь.
 
 
Для девушек такое увлечение
Несёт порой не счастье, а беду.
Они желают райских наслаждений,
Но черти жарят за грехи в аду.
 
 
Обидно если разочарование
Амуров ожидает на пути.
От первого короткого свиданья
Девица умудрилась понести.
 
 
Не получив ни капли наслаждения,
Сгубив свою девичью честь зазря,
И оказавшись в трудном положении,
Она решилась попросить царя,
 
 
Чтоб к батюшке родному из столицы
В далёкое имение сослал.
Для этого отважилась девица
Явиться для поклона в тронный зал.
 
 
Присутствующие притихли сразу
И ждали, что разгневается он
На этакую дерзость – без приказа
Явиться к самодержцу на поклон.
 
 
В поклоне поясном застыла дева,
Касаясь, пола русою косой,
Но царь смотрел на девушку без гнева,
Сражённый небывалою красой.
 
 
Дождь сразу прекратился за оконцем.
На небе тучи расступились вмиг.
Как ясное полуденное солнце
Сиял, искрясь, её прекрасный лик.
 
 
Царь позабыл про траур и про тризну.
Весна порой приходит в ноябре.
Ростки желаний новых, новой жизни
Пробились в неприкаянном царе.
 
 
Цари быстры не только на расправу.
В мгновенье ока пройден Рубикон.
Все ахнуть не успели как любаву
Привёл к себе в опочивальню он.
 
 
Земля вращаться начала быстрее,
И было по ночам светло как днём.
А вскоре он ниспосланную фею
Держал за руку перед алтарём.
 
 
Большие чувства на высоком троне,
Взаимное влечение двоих,
Большая редкость. Клятва на иконе
Слова, когда весь мир у ног твоих.
 
 
Непросто обладателю короны,
Познавшему немало женских тел,
Стать на колени перед Купидоном
И быть рабом его любовных стрел.
 
 
Двору и люду было чем дивиться.
Такого чуда не бывало встарь.
На склоне лет в прекрасную девицу,
Как отрок юный вдруг влюбился царь.
 
 
Он шёпот сплетен, новости сороки
Ценил не больше медного гроша,
Когда принёс им аист раньше срока
Крикливого, по-царски, крепыша.
 
 
В ней не было укора или злобы,
Когда царица гордо как орёл,
На сотника смотрела исподлобья,
Который яства подавал на стол.
 
 
Секрета нет, что наша жизнь – качели.
Как только ты обрёл значимый вес,
Тебя он тянет вниз, и вдруг взлетели,
Сидящие, напротив, до небес.
 
 
А тот, кто наверху на всех взирает,
Сиянием своих надменных глаз,
Как на букашек. Он не понимает,
Что просто не настал падения час.
 
 
Они бы не поверили ворожке,
Поведавшей о том, что на пути,
Пересекутся часто их дорожки.
Да так, что их вовек не расплести.
 
 
Тогда ещё не ведала царица
Того, что царь, измученный войной,
С тремя детьми оставив голубицу,
Отправится навеки в мир иной.
 
 
Настанет время сотнику в столице
Подняться до невиданных небес.
Страною мудро править, а царица
С детьми уедет за дремучий лес.
 
 
Держава словно конь, на нём гарцуя,
Седок не должен быть суров и груб.
Чем надевать серебреную сбрую
Не лучше ль накормить, почистить круп?
 
 
Вот так и сотник вёл коня по свету,
Заботясь о любимом скакуне.
Не запрягал в тяжёлую карету,
Считая, что их много в табуне.
 
 
Не обижая плетью или шпорой,
На сытом жеребце вперёд скакал.
Но почему-то ропот и укоры
От челяди не поротой слыхал.
 
 
Пока никто не смог решить задачу,
Зачем народу нужен звон меча?
Так скучно людям на земле без плача.
Ласкает слух и спину свист бича.
 
 
Так думал сотник, сидя возле трона,
И силился державой управлять
Так, чтоб никто не мог услышать стона,
И видел от владыки благодать.
 
 
Но странный мир. Чем меньше гнёт престола,
Чем жизнь привольней и сытнее люд,
Тем больше было смуты и крамолы.
Спине холопа видно нужен кнут.
 
 
К добру и правде мало интереса.
Одна дорога ярке на алтарь.
А в это время в горнице за лесом
Входил в лета и силу юный царь.
 
 
Страна – кобыла, позабыв про негу,
Покой и сытость, стала злее пса.
Впрягая в непосильную телегу,
Царь не подкинет сена и овса.
 
 
Настало время ввысь взлететь царице.
Немилосерден тот, кто вверх летит.
И сотника подальше из столицы
Отправят в дальний заполярный скит.
 
 
Бывает героическое время.
Страна ползёт на север и на юг.
Под седоком трещит седло и стремя.
Во весь опор летит буланый друг.
 
 
Какое дело всаднику до мыла?
Царь должен гнать галопом без конца,
А если наземь упадёт кобыла
Он вскочит на другого жеребца.
 
 
Табун большой и будет расширяться.
В других стадах ещё полно голов.
И все кнуту готовы покоряться.
Хватило бы уздечек и подков.
 
 
Когда твои копыта в прочных путах,
А рядом громогласное ура,
Тогда не до крамолы, не до смуты.
Дожить бы, не издохнув, до утра.
 
 
И славит мир таких царей повсюду,
Разрушивших чужую цитадель.
И непонятно, что за дело люду
До стран заморских и чужих земель?
 
 
Но грезится им вольница степная,
Пьянящий цокот тысячи копыт,
А главное – добыча неплохая
Их буйную головушку кружит.
 
 
Одевшему военные доспехи,
Угроза и опасность нипочём.
За мнимые химерные успехи
Готов он пасть на жирный чернозём.
 
 
Зачем они идут на поле брани
И держат меч, пока рука тверда?
Запачканы в крови сердца и длани.
И Демон правит балом как всегда.
 
 
Чудная жизнь. По войнам и походам
Мы судим о величии царя.
А тот, кто не губил в боях народы,
Закончит жизнь в глуши монастыря.
 

Глава 2. Император 1711

 
Великий муж, достойный громкой славы,
Помазанник великого Творца,
Печась о пользе для своей державы,
Держал страну в узде как жеребца.
 
 
Проносится по Балтике галопом
Могучая и доблестная рать.
Остатки лучшей армии в Европе
К османам стали спешно удирать.
 
 
Запрятавшись трусливо за Кораном,
Король не помышляет о войне.
Он знает, что не долго басурманам
Озоровать на южной стороне.
 
 
В столице юной новая когорта
Прошла по площадям, чеканя шаг.
Ещё не сломлен крымский хан и Порта.
Коварный и ещё опасный враг.
 
 
Зима не время для больших походов.
Великий Император захотел,
Пока не установится погода,
Набраться сил и отдохнуть от дел.
 
 
Вокруг сугробы. Тройка удалая
По тракту рысью бодрою летит.
Округу бубенцами оглушая,
Спешит в ней Император в дальний скит.
 
 
На снежные бескрайние долины
Он направляет соколиный взор.
Укутывает шубой соболиной
Возница-проводник седой помор.
 
 
Далёкий путь, но вот конец скитаниям.
Уже встаёт над севером заря.
Трещат дрова, дымит парная баня,
И вениками потчуют царя.
 
 
Поддали пару ловкие холопы,
Потом обдали ледяной водой.
Он колесил загаженной Европой,
Но не встречался с чистотой такой.
 
 
Такое необъятное приволье
Ты не найдёшь, объездив целый мир.
Потом ему устроили застолье —
В натопленных палатах знатный пир.
 
 
Хоть рыбу и не жаловал вельможа,
Но рыбники из сёмги и трески,
Он запивал горячим сладким кёжем.
Брал кулебяк и  пирогов куски.
 
 
Он ел уху, воложи и ватрушки,
И говорил похвальные слова.
От медовухи в деревянной кружке
Немного закружилась голова.
 
 
Чтоб угоститься свежею икоркой,
Ему пришлось расстёгивать кафтан.
Когда внесли козули и тетёрки
Он был уже изрядно сыт и пьян.
 
 
Хоть было занавешено оконце,
Возможно, виноват немного хмель,
Почудилось ему как будто солнце
Кружило перед ним как карусель.
 
 
Оно его настолько ослепило,
И обдавало свежестью росы,
Что стало ясно: – это не светило,
А девушка невиданной красы.
 
 
Его глаза ни разу не встречали
Таких прекрасных голубых очей.
Светилось небо в них, морские дали,
И озаряли золотом лучей.
 
 
Румянились прекрасные ланита
И ягодная спелость алых губ.
Пьянящим соком грудь её налита.
Как от лампады осветился сруб.
 
 
Она была в парчовом туалете.
И понял он, мгновенно протрезвев,
Что никогда ещё на белом свете
Он не встречал таких прекрасных дев.
 
 
Вдали звучали дивных песен звуки.
Она стояла, опустив глаза.
Он подошёл и взял её за руки:
– Как звать тебя, красавица, – сказал.
 
 
В печи горело на огне полено.
Отсвечивалось пламя из очей.
Она в ответ промолвила: – Елена, —
И речь её журчала как ручей.
 
 
Звучал набат в груди у кавалера.
Красою неземною поражён
Он был. Дорогой Марса и Венеры
Он взял немало крепостей и жён.
 
 
Девиц изрядно и отважных армий
Он брал в полон, поставив ясно цель.
Но взять на приступ как Азов и Нарву
Не получилось эту цитадель.
 
 
Желая покорить её лобзанием,
Он разглядел в её глазах испуг.
И понял, что для этого создания
Была девичья честь не просто звук.
 
 
Обвязывая путами искуса,
Осадой долгой крепость обложил.
Он, словно снова став юнцом безусым,
Стремился к цели не жалея сил.
 
 
Лились ей в уши сладостные речи,
Которые захватывали дух.
А он кружил, расправив грудь и плечи,
Вокруг неё, как молодой петух.
 
 
Девичье сердце таяло как свечка,
И в горнице светлее стало вдруг.
Стрелу принять готовилось сердечко,
Когда Амур достал колчан и лук.
 
 
От этих стрел шаталась будто пьяна.
Уж не звучал в ушах её укор.
Ей стало тесно в узах сарафана,
И вырваться стремилась на простор.
 
 
Им небеса уста соединили,
Она нашла свободу в наготе.
По телу руки нежные скользили,
И мотыльки порхали в животе.
 
 
Считается, что свету тень – преграда,
Но в жизни всё как раз наоборот.
Приносит ночь блаженство и отраду,
А свет разлуку долгую несёт.
 
 
Его манили в путь дела короны,
И, покидая северный причал,
Не ведал, что во власти Купидона,
Великого учёного зачал.
 

Глава 3. Учёный 1758

 
Мы все плоды былого вожделения.
Неважно ты монах, иль ловелас.
Божественное таинство рожденья
Бывает жгучей тайною подчас.
 
 
Как злаки колосятся над полями
Божественная  милость нам дана,
Но как они переплелись корнями
Не ведает ни Бог, ни Сатана.
 
 
Учёный с давних пор дружил с вельможей.
Для них обоих было не секрет,
Что князя дочь была с учёным схожа.
Кто не грешил по молодости лет?
 
 
Частицы предков в каждом человеке.
И князь не удивлялся, что княжна
Сидела по ночам в библиотеке,
Воруя просвещение у сна.
 
 
Смеясь над приключениями брата,
Пропавшего в объятьях юных див,
Читала философские трактаты,
Французские романы отложив.
 
 
Пятнадцать лет. В мечтах о кавалерах
Ночами не смыкают девы век.
А Катерина с томиком Вольтера
Мечтала встретить просвещенный век.
 
 
Балы источник праздности и скуки.
Нет ничего глупее, и грубей.
Она войти мечтала в храм науки,
И посвятить себя всецело ей.
 
 
С учёным, познакомившись однажды,
Волнуясь, от смущения бела,
О мнении  света, позабыв отважно,
К нему в лабораторию вошла.
 
 
В движениях своих был очень ловок
Учёный муж. Всё делал не спеша.
В волшебный мир пробирок и спиртовок
Влюбилась удивлённая душа.
 
 
Как маг огня, или факир индийский,
Иль непокорный Зевсу Прометей,
Держал учёный два огромных диска,
Играя светом радужных огней.
 
 
Движением своих некрепких мускул
Он мог переместить огромный шар.
А миллионы маленьких корпускул
Кипели в колбе, выделяя пар.
 
 
В клеёнчатом переднике Светило
Пред девушкой стоял без парика,
И некая безудержная сила
Была в тщедушном теле старика.
 
 
Почти что пятьдесят. По меркам века
Преклонных лет. Хотя душою юн.
Он был высоким стройным человеком.
Всегда сосредоточен и угрюм.
 
 
Она, мечту заветную лелея,
Ходила мыть пробирки много дней.
И вскоре упросила корифея
Принять её помощницей своей.
 
 
Так вопреки обычному суждению,
Вдруг стала лаборанткою княжна.
С невиданным никем доселе рвением,
Свою работу делала сполна.
 
 
И многому, учась, хотела чтобы
Хранился этот маленький секрет.
И, слава Богу, об её учёбе
Не ведал долго вездесущий свет.
 
 
За днями дни в учёбе пролетели,
Пока он о науке говорил,
В созревшем, наконец, девичьем теле
Кипели страсти в поисках любви.
 
 
С ним барышня была всё время рядом.
Он говорил какие-то слова.
Она его съедала томным взглядом,
И плохо соображала голова.
 
 
Уже не лезло в голову ученье,
И поняла несчастная княжна,
Что в облаках безумного влечения,
Она была по уши влюблена.
 
 
Она себя за это презирала.
Легла ей на чело тоски печать,
Но в жилах кровь бурлила и играла.
Учёный начал это замечать.
 
 
Он тоже обожал её безмерно
Как дочку, и желал ей лишь добро.
Но часто по ночам в мечтах химерных
Толкал его нечистый под ребро.
 
 
Под париком уже глава седая.
Покрылись слабым серебром виски.
Нас часто бес на глупости толкает,
Когда в браде седые волоски.
 
 
Луна на небе в облаке купалась,
И за окном шумел осенний шквал.
Она щекой к руке его прижалась,
И он её к груди своей прижал.
 
 
Наверно Дьявол помогал забыться.
Не помнил то, что обнимает дочь.
Глаза горели. Радостные лица
Светились счастьем в сладостную ночь.
 
 
В пылу любви услышал он не сразу
В ушах звучащий сатанинский смех.
И только поутру вернулся разум.
Он осознал воочию свой грех.
 
 
Сознание греха лишило силы.
Померк пытливый ум и ясный взор.
Он вскоре от горячки слёг в могилу,
Похоронив навеки свой позор.
 
 
А девушку упрятали в поместье
На время, чтобы скрыть её порок.
И там, уже просватанной невестой,
Она родила сына точно в срок.
 
 
Гремела балом свадебным столица.
Была княжна мила и весела.
А мальчика в казацкую станицу
Кормилица навеки увезла.
 
 
На средства, что ей дали за молчанье
Построила она просторный дом.
В нём жил на радость ей малыш отчаянный,
И вырос настоящим казаком.