Ильгар Ахадов
Однажды в Москве. Часть II
Глава V
Через минут 40 мы выехали за МКАД и еще через км 20 оказались в небольшом, видимо, полупокинутом населенном пункте. С трудом проехав заваленные снегом узкие дороги, остановились у небольшого домика.
Выйдя из машины, я оглянулся. Кругом тянулся унылый серо-белый фон из свежего снега, почерневших от времени деревянных хибар, такого же цвета полузаваленных заборов и деревьев с голыми ветвями, причудливо разросшимися в разные стороны. Лишь одно полуразрушенное кирпичное строение, местами выбитыми стеклами, врезалось в окружающий интерьер грязно-бордовым цветом. Завершала эту мистическую картину стая ворон, кружившаяся над нами и недовольно каркающая непрошеным гостям. Если даже и были жильцы в этих апокалипсических развалинах, то не подавали признаков жизни. Снежное покрывало вокруг был нетронутым ни человеческим, ни звериным, ни автомобильным присутствием.
– Нам что, внутрь заехать? – спросил я у Мансура, также оглядывающего пространство.
– Нет. Двор завален снегом и еще черт знает, чем. Я здесь сто лет не был.
– Что за место?
– Покинутая деревня. Если кто и есть, то старики или бомжи. Здесь жила Ларискина бабушка. В прошлую зиму отошла.
– Ты хочешь допросить Никитина?
– Вроде того.
– Думаю, Федьке пообещали ваш наркотрафик.
Не ответив, он метнул на меня недовольный взгляд…
Все его попытки открыть заржавевший замок старых, искривленных от времени допотопных ворот таким же древним ключом, оказались тщетными.
– Надо сломать… – наконец он сдался. – Внутри большой сарай. Там и разберемся…
Мы не без труда взломали также покрытый ржавчиной замок сарая. Здесь была площадка, местами заваленная загнившей картошкой, луком и чесноком. На стеллажах лежали пыльные банки и бутылки с различными заготовками, а также аккуратно разложенный прочий хозяйственный хлам.
Очухавшегося Никитина погнали в сарай. Толик надел на него свои любимые наручники, недавно “украшавшие” запястья Сейрана Аветисова. Посадили его в старое потрепанное кресло, потревожив на ней основательно сотканную причудливую паутину, хозяева которой моментально разбежались в воздухе, как малюсенькие акробаты. Широкие деревянные ворота в сарай мы оставили открытыми, потому дневное освещение, ворвавшееся внутрь, дало возможность сориентироваться в помещении.
Толик снял повязку с глаз пленника. Он, щурясь на снежную белизну из открытого проема сарая, неторопливо оглядел сначала окружающих, а после и унылое пространство. Страха в глазах не было.
– Что хотите?
После, его взгляд остановился на Митьке.
– Ты зачем предал меня?
– Я предал?! – кажется у Митяя дух прихватил от такой наглости. – Это ты меня предал! Ты меня спаивал, тварь, я все понял…
– Чтобы понять, мозги надо иметь. А у тебя их нет, – сухо возразил Никитин. – Тебе помогли понять.
– Ах ты, мразь!.. – в бешенстве замахнулся на него Митяй. Но руку его на лету поймал Мансур.
– Успокойся и не мешай! Ты и так наследил…
Митяй резким движением освободил руку. Павел, обняв его за плечи, увел в сторону.
– Что хотите? – повторил вопрос Никитин, внимательно оглядев Мансура.
– Федьку хотим. И у нас нет времени на уговоры…
Вытащив ствол, Мансуров начал закручивать на него глушитель.
– …Поможешь, сохраним жизнь. Нет, останешься здесь. Вряд ли кто найдет.
– Найти-то найдут, – озабоченно ответил пленник, – но в каком виде, это вопрос… Но вы все равно меня прикончите, не так ли? – он по-прежнему был спокоен. – Этот болван мне многое наболтал…
Мы с Мансуровым переглянулись. Противник не был слабаком. И глаза у него не бегали, как обрисовал Павел. Видимо, в этом уже не было надобности. Он легко вышел из “надетого” образа.
– Вы, как я понял, люди Корейца. Покойного, я надеюсь…
Никитин не сводил с нас глаз. Он, кажется, по выражению наших лиц собирался понять, настолько мы откровенны в угрозах.
– …Федька ликвидировал Корейца, теперь вы хотите отомстить. Примитивно, но предсказуемо.
– Ты, умник… – слегка постучал по его лбу глушаком Мансуров. – Даже мы, как ты выразился, своей примитивностью понимаем, что Федька в этой игре солдат. Я здесь выступаю от себя. Кореец был моим другом… У тебя пять минут. Сосредоточься и обоснуй, почему мы должны тебя живым оставить.
– Понял… – слегка скривил физиономию Никитин. Постукивание видно было даже неболезненно, а оскорбительно для него и ничего хорошего не сулило. – Объясню, почему нецелесообразно меня убивать…
“Все-таки заволновался.”
– …Я, действующий сотрудник ФСБ, внедренный в Бригаду. Информацию, полученную от вашего товарища, я давно передал по назначению, так что моя ликвидация уже не актуальна. Кроме того, казнь фээсбэшника вам даром не пройдет. Если отпустите, я постараюсь, чтобы вы по крайней мере живыми остались. Поймите, после Корейца вас уничтожат. Вам некуда деваться…
– Не убедил… – Мансуров зевнув, посмотрел на часы, после подвел их к уху и прослушал. – Есть еще что сказать?
Никитин закрыл глаза и, видимо, от напряжения крепко сжал веки. Наконец выговорил:
– Федьку я сдам. Без меня до него не доберетесь.
– А вот это уже интересно, – деловито убрал оружие Мансуров. – Давай поподробнее.
– Федька – отработанный материал. Когда все закончится, его все равно уберут. Но, поскольку обстоятельства изменились, можно чуть скорректировать его судьбу.
– Изложи яснее.
– Он забурился в своем новом имении.
– Предлагаешь брать дом?
– Если намерены срочно его ликвидировать, не вижу другого выхода.
– И как ты это представляешь?
– Он мне верит. Я – координатор между Бригадой и Ведомством. Это мы посодействовали Федьке в устранении Игорька и его команды. Но при нем безотлу́чно находятся две гориллы-латиносы, которые, как псы могут реагировать на любую угрозу хозяину.
Предлагаю следующее. У меня своя сфера в Бригаде, типа, технического оснащения оперативного характера. Это средства связи, мониторы слежения, жучки, сигнализация, взрывозащитные и пулестойкие конструкции и материалы… Кроме того, мы проделываем различные электротехнические работы бытового характера, и они еще не закончены.
Дом находится в зоне Кучинского лесопарка, недалеко от Балашихи и относительно вдали от близлежащих населенных пунктов. Лишь самое близкое окружение Федьки информировано об этом. Для остальных он регулярно появляется в старых жилплощадях, в частности, в собственном доме, находящимся в Измайловском районе…
– Семья в имении? – я перебил.
– Нет. Он их давно переправил в Штаты.
– Игорек в Германию, этот в Штаты… – я невольно выразил мысли вслух.
– Вы позволите? – Никитин недовольно спросил.
– …
– Так вот, соответствующее оборудование так и лежит в багажнике моей машины. С тех пор, как готовилась операция по ликвидации Корейца, мы временно отстранились.
Предлагаю использовать это обстоятельство для проникновения или вторжения в дом. Вы должны камуфлироваться рабочими. Мои ребята не так часто бывали в имении и не думаю, что кто-то их детально запомнил. Исходя из специфики работ, я несколько раз менял состав, нанимал специалистов. Но если охрана проявит чрезмерную прыть, надо действовать на опережение.
– Допустим, проникли в дом, во двор, как я полагаю. Что дальше? – после небольшой паузы спросил Мансур.
– Верно, во двор. До дома метров 100. На чердаке стрелок, что-то вроде наблюдательного пункта. Оборудование у нас не тяжелое, потому тащим все в сумках. Оружие сдается при входе. Кладут в сейфовый шкаф – самый обыкновенный, армейский. Нас обязательно обыщут…
– Тогда как пронести внутрь оружие? – мрачно перебил его Павлик. – В связи с событиями, дом нехило охраняется. Федька хоть большой, но трусоват.
– Точно, – согласился Толик, – еще тот шкурник.
– Вы трое, – кивнул Романовым и Митяю Никитин, – отпадаете, вас в этой Бригаде каждый пес знает. Потому должны ожидать снаружи и подключиться, если начнется бой и при отступлении страховать. А на счет оружия… Можно кое-что занести внутри аппаратуры. Дальше по обстановке…
Никитин внимательно оглядел аудиторию. Все, молча и напряженно слушали и по их лицам невозможно было угадать мысли.
– …Или же надо атаковать сходу. Перебив охрану, надо снять стрелка. Предлагаю выстрелить из “Мухи”. Шум и грохот произведут шоковый эффект. После у нас будет еще несколько минут, чтобы добраться до дома.
Второй вариант более уязвим. Поскольку после первых выстрелов выжившие забаррикадируются…
– …
– Другого плана у меня нет. При столь сжатом сроке разработать что-то альтернативное, думаю, невозможно…
После короткой паузы Толик чертыхнулся.
– Он хочет нас к Корейцу отправить… – это выразил мысли брата Павел.
Я вновь обменялся взглядом с Мансуровым. Видимо, мы мыслили одинаково. При всей “логичности” доводов Никитина, что-то в них настораживало. Было ощущение, что у него в рукаве козырная карта.
– Насколько детально ваше ведомство информировано о происходящем? – я спросил.
– У нас ваши списки личного состава, адреса проживания, даже ваши разработки и цели. Среди вас информатор, и не один.
“Информатор… Это однозначно. Они никогда не смогли бы подобраться так близко…”
– Чем вам мешал Кореец?
– Это не ко мне, – сухо ответил Никитин. – Это политика. Кореец был неуправляем. С ним невозможно было договориться.
– О чем? – Мансуров.
– Он вел свою игру… – Никитин отвел взгляд. – Доигрался.
– А Федьку зачем хотите убрать? Он же весь ваш? – это я.
– Он такой же наш, как ваш. И он тоже возомнил себя крутым, вроде этого Корейца. Поймите, бандиты – это параллельная власть. Их время проходит и с ними церемониться не будут. Все эти Солнцевские, Таганские, Казанские, Ореховские… Все подлежат уничтожению. Их места заполнят более привлекательные образования для простого обывателя. Например, националисты или даже национал-социалисты российского пошива. Разные молодежные общества… Почему бы нет? Когда нечем кормить, пичкают величием.
– Так Кореец не был бандитом! – с досадой возразил Мансуров. – Вы прекрасно знали, кто он.
Никитин пожал плечами:
– Скажем так, он был… я надеюсь, был… не простым бандитом или же не нашим бандитом. Но однозначно – эта не моя тема.
– А чем вы лучше? – я не сдержался. – Кого хотите крадете, кого отстреливаете. Прикрываетесь государством, а цели-то банальные – те же деньги, та же власть. Кто вам дал право убивать без суда и следствия? Тогда какая разница между вами и бандитами?
– Так это же не мы… – Никитин “невинно” захлопал глазами. – Это Федька. И Игорька он убрал. А теперь вы собираетесь его прихлопнуть… Вы же сами пожираете друг друга, вас даже убивать не надо, – он нагло ухмыльнулся. – Это как принцип домино. Тронешь один камушек, дальше все сами лягут. Главное – запустить процесс…
– Слышь… – прервал его словоблудие Мансуров, – ближе к делу. Детально объясни, как будем добираться до Федьки?
– Раз будем, тогда открой, – протянул руки с наручниками Никитин. – И учтите, я ваша единственная зацепка.
После секундного замешательства Мансур кивнул Толику.
– Ствол верните. Он казенный… – помял освободившие руки Никитин.
– Может под тебя еще бабу подложить? – Толик нагнулся и обнажил оскал под его носом.
– Ладно… – встал Никитин и посмотрел на часы. – Я через часа два, от силы три должен быть у Федьки.
– Зачем? – Мансуров.
– У нас информация, что вы собираетесь хоронить Корейца.
– Мертвецов положено хоронить… – после паузы ответил Мансуров. – Вы собираетесь напасть?
– Нет, – покачал головой Никитин, – по крайней мере до того, пока не выяснится, действительно ли мертв Кореец.
– Не понял…
– Стрелок, стреляющий в него, утверждает, что узрел, как Кореец упал и его тотчас накрыли телами телохранители. Хоть он и торопился сделать ноги, успел краешком глаза зацепить, как Корейца подняли и стоя, прикрывая со всех сторон, унесли в подъезд. Держали его за подмышки, ноги волочились по земле, но стрелку даже показалось, что первые шаги он сделал сам.
– …
– Объясню, – Никитин поморщился. – Если объект мертв, обычно его просто тащат. Как тушу. За ноги, за яйца – не важно. Если его увели стоя и прикрывая, значит более уважительно отнеслись, чем к мертвецу. Отсюда очевидный вывод.
– Вы не все договариваете… – я чувствовал, что он все юлит, выливая на нас ненужный поток информации. Он отвел взгляд:
– Вы расправились с нашими агентами. Но, один ушел, передал по связи – Кореец, возможно, выжил. Детали должен был сообщить лично. Но на назначенную встречу он не прибыл…
Я следил за реакцией Мансурова.
Тот вынул сигарету и прикурил. Выглядел слегка обескураженным. Все в напряжении ждали.
– Не знаю… – он глубоко затянулся и выпустил дым. – Я видел, как в Городок привели священников.
– Не важно, – я пришел ему на помощь. – Федька нам всем поперек. Пора разобраться.
Аудитория закивала.
– Если Федька не собирается напасть, то на хрен тебя вызвали? – Мансуров.
– Никто меня не вызывал. Я этого не говорил, – вновь сухо возразил Никитин. – Последние несколько дней я и не отходил от Федьки. После покушения на Корейца мне надо было отчитаться в ведомстве, и заодно я решил навестить семью. Ваша удача, что так легко на меня напоролись… Федька ожидает ответа – насколько достоверна информация о смерти Корейца. Увы, мы не владеем ею. Может, подскажете?..
Мы с Мансуровым вышли из сарая и вошли в дом – в сырое, темное помещение.
– Он блефует… – Мансуров плюхнулся на огромный кожаный диван, занявший чуть ли не половину комнаты покойной бабушки Ларисы. Такие, вполне вероятно, в 40-50-ые украшали мрачные кабинеты НКВД.
“Может и этот грел задницу какому-то палачу-следователю?” – невольно подумалось, перед тем как ответил:
– Думаю, да. Безусловно, Никитин получил задание убрать и Федьку, но, как и проговорился, после ликвидации Корейца. Он теперь шкуру спасает. Он не сдаст Федьку, пока не будет уточнена информация о гибели Корейца. За это ему свои же башку оторвут. Следовательно, его план – ловушка. Не знаю каким образом, но он нас подставит. Кроме того, после нападения на дом Федьки, у ФСБ будет дополнительные факты представить организацию Корейца перед Кремлем неуправляемой бандитской группировкой… И еще, мне не понравилось, что он заранее раздробил наши силы, которые и так скудны. Как, по-твоему, мы вчетвером – ты, я и те двое, Никитин не в счет, сможем добиться цели или хотя бы унести ноги, если потребует ситуация?
– Что предлагаешь?
Я решил вызвать его на откровенность:
– Кореец жив?
– Я не говорил о его смерти.
– Ставлю вопрос иначе: он выживет?..
Он нехотя кивнул.
– …Тогда зачем этот спектакль?
Чуть колеблясь, он выложил:
– Мы готовимся к решающей схватке. Для этого враги должны думать, что Кореец мертв и Организация вот-вот распадется. Тогда, во-первых, они расслабятся и откроются. Во-вторых, мы выследим кротов внутри команды.
Теперь, почему Федька? Это не только месть. Федька у них в руках – торпеда. У этого мерзавца достаточно внушительная боевая сила, которую еще и втихаря натаскали и перевооружили фээсбэшные инструкторы для противостояния с нами. В свое время Игорек не подписался под этот план и был приговорен.
У них есть и другие подразделения. Мы их выявляем. Ликвидация же Федьки дезорганизует и деморализует противника. Пора с ними кончать.
– Тебе так важна политическая борьба внутри русского общества? – я “раздраженно” спросил.
– Мне плевать на русских. Вообще на всех… Ты повторяешься.
На мою попытку вставить слово, он бесцеремонно перебил:
– Не сейчас. Ты, конечно, хлеб свой отрабатываешь с потом. Мне ни разу не пришлось краснеть за тебя. Но теперь ситуация другая. Мы должны или победить, или погибнуть. Все мы…
Ты знаешь, несмотря на нашу давнишнюю дружбу, Ким ни разу у меня не просил. Это я у него всегда в просьбах ходил. То за себя, то за вас… Теперь мне передали его просьбу – ликвидировать Федьку. Понимаешь?
– Кто передал?
– Тощий. Так и передал: Ким не приказывает, а просит.
– Постой. Неувязочка. Ким никогда тобой не рискнул бы. Почему через Трофима? Почему тебя к Корейцу не подпускают?
– Почему… Не знаю… – он помрачнел. – После разберусь. Теперь же обрисую ситуацию. Основные наши силы подтянулись в Городок. Но теперь он блокирован. Все подступы контролируются бронетехникой и неопознанными боевыми подразделениями. Наших бойцов, оставшихся за пределами, нагло отстреливают, потому выжившие легли на дно. Тут противник допустил оплошность: начали мочить людей чуть ли не по списку и этим сузили кольцо подозреваемых. Ведь информация о личном составе была строго засекречена…
На данном этапе наши офицеры восстанавливают связи с выжившими, укомплектовывают из них мобильные ударные группы.
Но люди растеряны после распространения информации о смерти Корейца. Он, как ни крути-верти, хребет Организации. О том, что Ким выжил, знают единицы, теперь и ты.
– Ты хотел использовать меня втемную?
Он пожал плечами:
– У меня не получилось.
– Неужели у Организации нет сил против Федьки?
– Мы не уверены в профессионализме внешних групп в режиме “смерти” Корейца. Не уверены, что они полностью ушли от слежки или до конца сохранили верность, или не пригрели внутри крота. Сам знаешь, как крысы бегут с тонущего корабля. А мы как бы в стороне. Трофим так объяснил…
Он посмотрел на часы:
– С Федькой мы должны расправиться к завтрашнему утру. Если противник добьется политического решения о роспуске наших сил, мы вынуждены будем организовать или очередной путч, или же сложить головы на плахе. В этом случае даже ГРУ не решиться заступиться. А так они де факто подпитывают нас, поставляют рекрутов.
Мы с тобой на эту тему никогда не говорили. Потому, одно уясни. На данном этапе мы являемся целью № 1 для наших недругов. Разгромив нас, они пойдут дальше. За нами, как это банально ни звучит, страна.
Мы должны опередить их, разгромить и поставить Кремль перед фактом. Победителей не судят.
И есть еще одна причина, почему это дело поручили нам. В Организации верят, что ты справишься.
– …
– Ты рожден для этого. Мы это поняли в Малых Вяземах. Теперь, если реально поможешь пришить этого ублюдка, я до конца жизни буду твоим должником.
– Возможно, я это припомню, – я в сердцах высказался.
– Не сомневаюсь. Это уже было.
– Хорошо. Но рулить должен я. На уговоры и объяснения времени нет.
Он кивнул:
– Не вопрос. Как только будет ликвидирован Федька, процесс запустится. Разработанная нами операция носит кодовое название “Укус скорпиона”. Выходит, мы с тобой, братец, жало этого скорпиона…
Глава VI
В сарае даже воздух был наэлектризован от напряжения. Никитин нервно расхаживал, периодически бросая на часы тревожные взгляды. Кажется, он не курил. Я заметил: он ни разу не закурил и не попросил курево у других.
– Так, слушайте внимательно… – Мансуров всех быстро оглядел и кивком указал на меня. – С этой минуты он главный. Все, в том числе и я, подчиняемся. Если что, пристрелю сам. Есть вопросы?
Если даже они и были, никто не рискнул их озвучить. Никитин с интересом меня разглядывал.
Я вытащил ствол и прицелился в него.
– Надень наручники… – кивнул Толику. Объект попытался дернуться, но его быстро подхватили за плечи и вжали в кресло. В следующий миг браслеты вновь захлопнулись на его запястьях.
– Зачем? – Никитин спросил чуть дрогнувшим голосом. – Мы договорились…
– Так, сиди молча и слушай. От исхода этой операции будет зависеть, в том числе, и жизнь твоих близких…
Даже в темноте я заметил, а может представил, как он побледнел и, вероятно, до боли сжал кулаки в наручниках.
– …Ты напишешь жене записку, что в целях безопасности она с ребенком должна последовать за Митяем. Что ты ее ждешь.
– Никогда! – он глухо зарычал. Интересно было его преображение от хладнокровного стратега в ощетинившегося хищника, готового ценою жизни защитить своих детенышей.
– Ты вроде профи, – я спокойно продолжил, – давай обмозгуем. У тебя нет выхода. Митяй без труда зайдет в твой дом. Жена твоя воспринимает его как семейного друга. Сам постарался.
– Ссука!.. – он с ненавистью впился в меня, сделав непроизвольное движение. Толик тотчас дал ему подзатыльник.
– Это за суку…
Я рукой сделал упреждающий жест.
– Определение не по адресу. Оно подходит больше тебе, учитывая твою профессию, и то, как ты спокойно сливаешь подельника.
– Эта служба! – выпалил он. – Что ты понимаешь в этом, мразь…
Опять последовал шлепок.
– Фильтруй базар…
Толик, вновь словив мой недовольный взгляд, “невинно” развел руками. Я вздохнул:
– Вот и говорю – сучья у тебя служба. Митьку предал, Федьку предал. И нас собираешься слить. Думаешь, мы купились на эту туфту, которую нам сочинил?
– …
– Есть у кого ручка и бумага? – обратился я к аудитории, с интересом слушающей наш диалог.
Один из Мансуровых бойцов быстро протер рукавом столик, пристроенный у стены. В следующий миг на нем появился клочок бумаги, оторванный из чьей-то записной книжки, и шариковая ручка.
– Иногда у самонадеянных людей вроде тебя появляются интересные мысли вслух, – я продолжил. – Ты же сам проговорился, что Федьку собирался ликвидировать после смерти Корейца. Следовательно, пока не уточнена информация, этот вопрос неактуален.
– Что бы я не ответил, все равно не поверите… – Никитин отвел глаза.
– Верно. Доверие в наше время – непозволительная роскошь. Тем более, доверие оперу. Потому, просто пиши и не умничай… – я кивнул Толику, который вновь снял с него наручники, – если не хочешь, чтобы твоих родных приволокли сюда как-то иначе.
– Послушай, ты, урод, ведь ты кавказец, так? По звериной роже вижу… – с ненавистью процедил Никитин. – Все вы звери! Пока не убедишь меня, что им ничего не грозит, даже если тут меня распилят на куски, не напишу ни слова! И будь что будет…
– С ними ничего не случится. Это я тебе обещаю, как кавказец, если выполнишь то, что велят.
– Был бы кавказцем, семью не тронул бы, – огрызнулся Никитин. – Знаю я ваши законы. Не мужское дело, воевать с женщинами и детьми.
– Ты прав… – я вздохнул. – Я наверно плохой кавказец. Так что, сантименты в сторону. Текст сам придумай. Да так, чтобы муза твоя поверила.
– Мразь!.. – он со злостью повторился. Я взглядом вновь остудил Толика.
– Теперь по Федьке. Надо его выманить. Можешь сообщить, что Кореец действительно мертв. Предложи ему от имени руководства съездить в твою контору для координации дальнейших действий. Говори что хочешь. Мне необходимо выманить его из логова…
Никитин, почти овладев собой, мрачно лицезрел, теребя ручкой по столу.
– …Мы устроим засаду в заранее обговоренном месте. Все это время твои с Митяем останутся здесь. Можешь представить нас супруге коллегами. Как хочешь… Главное, чтоб поверила. После ликвидации Федьки, Митяй вывезет их в безопасное место.
– А если блефуете? Кто помешает вам ликвидировать и нас, чтобы замести следы? – поразмыслив, он спросил.
– У тебя нет выхода, старик. Придется поверить в нашу кавказско-славянскую звериную порядочность. Пиши…
Мы молча наблюдали, как Никитин твердым почерком выводил строки на бумаге. Закончив, бросил ручку и откинулся в кресле. Я кивнул Толику, и наручники вновь заблестели на запястьях уже безучастного Никитина.
Я прочитал.
“Любушка, дорогая, когда будешь читать эти строки, не паникуй, не волнуйся, просто доверься Митьке. Я попросил, и он приведет вас ко мне. В доме несколько дней небезопасно. Ничего не спрашивай, никуда не звони, даже Кате – телефон на прослушке. Это связано с работой. Ну, сама понимаешь, всякое бывает. Нужно время, чтобы все разрулить. Одевайтесь потеплее.”
– Митяй, справишься?
– Не вопрос.
– Тогда не теряй время.
У выхода из сарая я его окликнул:
– Прежде чем войти в подъезд, отследись…
Он кивнул и вышел. Через несколько минут услышался звук заведенного мотора, и машина отъехала.
– А если в доме реально красноперые? – это Толик.
– Мы это скоро узнаем.
– У тебя есть альтернативный план? – спросил Мансуров.
– Нет… Пока нет… – сырость в сарае проникала в кости. Захотелось выйти из этого пропахшего могилой строения. – Умные мысли приходят в голову по мере необходимости…
– Вы посмотрите сюда!..
Мы повернулись на голос Толика, который держал в руке открытую двухлитровую банку. Поставив емкость на стол, он ножом, которым вероятно и открыл эту банку, разрезал кусочек жирового слоя и попробовал на вкус. – Гусиная тушенка! – радостно завопил он, чмокнув языком. – Пусть земля будет тебе пухом, бабуся. Видно, святая была женщина…
– Тут и соленья, – перебил боец Мансура.
– Мож, где водяра припрятана? – оживился другой.
– Ага, ты еще телок поищи, – раскрутил любимую пластинку Толик с чавканьем прожевывая “гуся”…
В скором нас ожидало еще одно везение. Митяй вернулся в здравии с женой и сыном Никитина.
– Они в машине… – запыхавшись, он сообщил.
– Так, выкладывай, только быстро.
– Значит, менты были…
– Ну?
– Значит, открывает Любка дверь, вся заплаканная. Ой, говорит, Митька, горе у нас, Сергея увезли. Я, мол, как, почему? Она – сама не знаю. Соседские пацаны видели, как запихнули его в машину. С работы приходили, я тотчас сообщила. Но ничего толком не объяснили. Задали вопросы – кто звонил, кто приходил? Может, я знаю то, чего и им надо знать? А я – а что я? Серега-то про работу, как партизан…
Тут она горько зарыдала. Спрашивает, Митька, если не власти, то кто?
Ну, я ее успокаиваю. Мол, жив твой Сергей, сам видал. Что там было, не знаю. Я даже не знал, что муж твой красноперый, только вот прозрел. Позвонил Серега мне, позвал на стрелку и говорит – иди домой, привези моих туда, куда укажу. Дома оставаться им палево. Любка тебя знает. Вот записка, чтоб поверила.
Люба баба умная, то читает, то глазами по мне шарит. Я ж как помидор расцвел. Врать-то я не умею, как этот… – фыркнул он в сторону Никитина.
– Не отвлекайся, – Мансуров с нетерпением.
– В общем, говорит она мне, тут дело нечистое, Митяй. А ну выкладывай, что случилось? Ты краснеешь или когда врешь, или же пьешь. А сейчас трезвый как поп-язвенник. Пришлось побожиться – вот те крест, святая правда, что рассказал. Может менты-пидоряги сами его взяли, позже отпустили. Собака ведь на лапу собаке не наступит…
В общем, изложил я все это, видимо, грамотно, она быстро собралась, одела ребенка…
– Митяй, ешкин кот, ты ж не крещенный, что ты гонишь про крест? – перебил Толик. – Ты ж молоканин?
– Какое твое собачье дело, кто я!.. – завопил было Митяй, но Мансуров вновь жестом закрыл тему.
– Иди, встречай семью, – обратился я к Никитину, – проводи в дом. Ты знаешь, что сказать. Толик, страхуй Кощея…
Никитина вновь освободили от наручников. Потерев, видимо, онемевшие от холода и бездействия руки, он молча встал и направился к выходу.
– Стой!..
Я подошел вплотную к Никитину. Он был почти на голову ниже и хило выглядел. Только во взгляде чувствовалась волчья натура и сила.
– …У нас на Кавказе, где, по-твоему, одни звери живут, учат, что для настоящего мужчины честь, интересы и безопасность семьи приоритетнее всего: жизни, всякого сраного долга, ну и всего прочего… Ну, ты понял…
Он нехотя кивнул.
– …Я перед этими пацанами, которые привыкли отвечать за свой базар и требовать это от других, клянусь Аллахом, что, если нас не подведешь, ни одна волосинка не упадет с головы твоего пацана и его мамаши. Ты мне веришь?..
Он вновь слегка кивнул.
– …И, соответственно, наоборот. Митяй, если по рации услышишь, что нас подставили, можешь далее не трепетать над их прической по той простой причине, что волосы без головы никому не нужны будут. Усек?.. – я впился в него взглядом. – И мы тебя не прикончим. Укоротим немного конечности, в смысле, грабли, копыта, член… Но жизнь оставим. Чтоб ты еще на этом свете почувствовал ад от осознания того, что сам же подвел родных под расход.
Бойцы вокруг одобрительно закивали.
– Все справедливо, – резюмировал Толик. – Теперь флаг тебе в руки, красноперый…
Митяй слегка подтолкнул его к выходу. Через секунду все трое растворились в снежней белизне.
Наши взгляды с Мансуровым встретились. Думаю, я прочитал тогда в его глазах…
– Презрение! – тут завопила Аталай, которая, кажется, готова была выцарапать глаза рассказчику, не прижми ее вовремя к себе Ганмуратбек. – Презрение! Отвращение! Брезгливость!
– Эй-эй, дамочка… – попытался урезонить ее Бакинец, но через секунду жутко пожалел.
– Заткнись! Тоже мне, мужичек! – обрушилась как фурия на него Аталай. – Да у вас нет даже капельки мужества, чтобы вставить слово этому бандиту! Как можно так низко пасть, чтобы взять в заложники женщину с ребенком и шантажировать этим мужа и отца?.. Да пусти меня! – огрызнулась “дивчина” и на Ганмуратбека, скинув его руку с плеч. – Тоже мне, кавалер! Иди к своим баранам…
Тут подключился Прилизанный:
– Да уймитесь вы, наконец. Если вы высказались первая, эта не значит, что остальные думают иначе.
– Вы меня осуждаете? – тихо спросил Длинный.
– Да, да и еще раз да! – Аталай уже превратилась в злую болонку и завизжала. – Я удивляюсь такой наглости! Вы еще надеетесь, что кто-то, будучи адекватным, оправдает ваш бандитский и аморальный поступок?
– Честно говоря, и я не в восторге от услышанного, – сдержанно проявила солидарность Гюлечка. – Неужели не смогли что-то другое придумать?
– Нет, не смог… – честно признался Длинный. – Может, вы смогли бы?
– Я? – растерялась Гюлечка. – Ну, не знаю…
– Чистой воды криминал, – подытожил Прилизанный. – По вам тюрьма плачет. Хотите, устрою?..
Даже Ветеран в тельняшке, каждый раз восторженно поддерживающий Длинного, молчал и старательно отводил взгляд в сторону. А Арзуман демонстративно не налил ему водочки, когда тот взглядом прошелся по пустой рюмке.
Он сам потянулся на другой конец стола, нежно обхватил талию “Распутина” и вылил почти пол бутылки в глубокий фужер. Сделав несколько внушительных глотков и закусив лимоном, произнес:
– Вот вы теперь как запели? А как же тогда родина? Как же Карабах? Поставленная перед нами чрезвычайная задача? Или вы хотите брать матерого противника одними вашими высокими идеалами?
– Позвольте! – тут возмутился Прилизанный. – Что вы мелите? Какое отношение имеет вышеизложенное к этому акту бандитизма?
– А самое непосредственное, – невозмутимо ответил рассказчик. – Справившись с Федькой, я в качестве ответной услуги мог бы… попросить у Мансурова содействия. Никитин же в этом контексте являлся ключевой фигурой. Взяв в заложники семью, мы обеспечили тогда его надежность. Что тут неясного?
– А я все равно настаиваю, что это гадко, – вновь огрызнулась, но уже более сдержанно, Аталай. – А если что-то пошло не так? Вы убили бы ни в чем неповинное дитя? Даже целый Карабах не стоит того, чтобы из-за него погиб хоть один младенец!
– Да вы пацифистка… – улыбнулся Длинный.
– Вовсе нет! – решительно возразила воинствующая амазонка, выразительно колыхая выдающимися прелестями. – Я не против, чтобы за родину погибали мужчины, если жертвы необходимы, но жертвовать даже ради самой возвышенной идеи жизнью не только ребенка, даже котенка, недопустимо, кощунственно! Неужели вы не понимаете своими высохшими от алкоголя мозгами аморальность своего поступка? – в отчаянии воскликнула она.
