полная версия

Илай Колесников
Честность

Прошло два года. С тех пор бывало много чудес в волшебном городе Вене: один раз, в марте, даже вышел из берегов Дунай, но так и не появилась Американка. Говорят, что Илай до сих пор приходит в кафе на Гроссельштрассе, всегда выбирает столик на веранде, и долго-долго сидит за ним и отрешенно смотрит вдаль. Илай всегда приносит шахматы. С собой ли он играет, или Дунай приглашает его на чашку вечернего чая, но говорят, что он часто сидит в кафе на Гроссельштрассе и собирается с мыслями, вспоминая свою скрипку.

***

 Когда дочитал, уже подъехали к казино. Друг за рулем последний раз взметнул дворниками, убирая вместе с омывателем набежавшую за день грязь. Илья решил освободить себя от всего. Он будто собирался проходить некий обряд очищения, как это делают на востоке. Снял с себя куртку, оставшись в оставшись в однотонной тоненькой белой футболочке, решив так: если проиграюсь-это будет хороший стимул для меня сразу пойти искать работу, что-то анализировать, как-то действовать. Если же выиграю-(сначала хотел сказать-захвачу вертолет), но теперь скорее подумал, что пойдет пешком до ближайшей остановки, чтобы было поколоритнее. И если измерзну-кофе буду пить только в Вильнюсе. Илья почему-то обязательно хотел попасть туда. Счастье-в ограниченности, в смирении. И кому, как не ему, вдруг взявшему весь выигрыш, было бы об этом не знать? Вот задумайтесь, если вы когда-нибудь сидели на диете, ну, или у всех же вас банально был насморк? Разве не счастьем было, когда вы могли съесть что-то ранее запрещенное, или просто-напросто двумя ноздрями вдохнуть вдруг океанский бриз? А вспомните притчу о человеке, которого должны были казнить? Это, по моему, из Достоевского, «Преступление и наказание». В этой притче человека, приговоренного к казни ждали последние минуты мирной жизни, до того, как перед ним поставят табурет. В те секунды, последние, как казалось, мгновения жизни, он думал о счастье. Он думал: какое бы это было счастье, если бы весь мир разверзся вдруг в своем основании и отправился к пракитам, а ему бы остался единственный клочок земли, с которого и шагу ступить бы нельзя было! Он думал: какое счастье-прожить этак с миллиард лет на таком клочке, где угодно, только бы жить! По сути, жизнь в своем истоке, начальном исходе и есть такой клочок земли, говорящий прямо, что жизнь-суета, жизнь есть лишь нечто, безвозвратно образовавшееся, и, быть может, вскоре в будущем умершее безвозвратно вновь. По сути деньги-это лишь тот же способ получить счастье, осознав, что у тебя есть не только то, что ты имеешь, но еще и возможность безгранично развиваться, иметь все. По сути деньги-это такой же последний клочок земли, с той лишь разницей, что дает тебе вместо ничего почти все, но разве есть для истинного философа здесь разница? А так, как эти понятия вовсе невыполнимые и сугубо неясные для нас: все и ничего, то и деньги, в общем-то, не имеют никакой разницы с тем клочком земли. Куртку Илья подарил на память своему другу. Решил больше не мешкать. Достал крестик, поцеловал его, три раза перекрестился, и уверенной с мороза походкой вошел внутрь. Сквозь стеклянные, во всю высоту окна просматривались номера все больше русских машин. Казалось, хозяевам их и правда стоило бы играть и играть, ведь похоже, что фортуна никогда не покидала их: в номерах почти везде были одинаковые буквы и цифры. У Ильи, конечно, промелькнула мысль, что что-то здесь неладно, и на секунду он даже испугался, что выиграть здесь можно лишь заранее заказав масть, как пиццу, а после приехать и забрать заказ, и правда, очередь этих глянцевых машин, растянувшихся на пастбище парковки, напоминало в то же время парковку у Макдональда в час пик, лишь находящегося в неком другом измерении, но Илья без труда отогнал все лишние мысли. Его разум прояснялся, как, по слухам, проясняется разум у людей перед смертью, или проявляется четче картина мира у людей, принявших верное решение. Существуют ли верные решения? Еще недавно я бы ответил, что да, существуют. Но теперь думаю, что решение, любое решение может быть верным. Важно лишь, от чего считать. Конечно, одно из самых верных решений-решение от цели. Еще лучше-решение от чувств. Но у Ильи не было четкой цели. Разве что начать-таки наконец все с чистого листа. Из желаний же был сильный голод-выезжали рано и почти не поели, и слабая тоска по родине, по родителям. Соглашаясь с последним, сделал-таки, совершил конечный шаг, рывок к столу, и поставил-таки на черные. В последнее время Илья решил одеваться неброско, скромно, и именно перед этим казино сделал первый шаг к этому. Судья уточнил: и правда ли Илья желает поставить всю сумму сразу, на черные, которые выпадали уже несколько раз подряд? Илья подумал, поколебался, и изменил решение в голове-очень уж ему не хотелось в данный момент служить на поезде. Так или иначе Илья поменял свое решение, поставив на красные, и красные победили. Сумма, которую он выиграл, была крупна так, что даже все заядлые игроки, которым, казалось, проиграть свое состояние, как и выиграть новое-не казалось чем-то необычным, все, все обернулись. И тут один Итальянец (фортуна, кажется, и впрямь оставила его, вся перейдя к Илье, подошел к Илье, дал ему в руки сумму, почти такую же, что ставил сам Илья, и сказал: «Ставь, на красные». Илья смерил его кротким взглядом, и после минутной борьбы в себе ответил: «Не буду» и вернул данные ему деньги. Итальянец быстро, впрочем, от этого не менее сильно удивился, и вместо того, чтобы разразиться сотней проклятий, лишь удивился, как уже было сказано, и спросил: «Почему?». «Фортуна уважает людей всех, кроме нерешительных и самоуверенных. Плох тот охотник, кто, оставшись один в пещере, из жалости не убьет тигра. Плох и тот, кто, убив тигра, начнет потрошить все вокруг. Все остальное-можно. Все остальное-жизнь»,-говорил Илья. Итальянец смотрел на Илью раскосыми, заплывшими бессмысленностью жизни глазами, которые как бы имели блеск хрусталя и не знали, куда стремиться дальше. Такое бывает с человеком, решающим задачу по физике, и не могущим ее решить, но тщетно долбящим, как ноябрьский дятел, в систему координат, связанную с землей, даже и не додумываясь, что что рожденный ползать-летать не будет, лишь с тем условием, что всегда может переродиться, чтобы летать. Нос его был как бы глянцевый от успеха. Но именно эта глянцевость и мешала ему наслаждаться им. Вот почему бывает полезно порой стать отшельником. Тебе некого судить. Но и тебя никто не судит. Похожие слова Илья сказал и итальянцу. Возможно, они и правда подействовали на него. Вы думаете, тот подарил ключи от своей Ламборгини нашему герою и ушел? О, какой, должно быть, скучный роман, в котором не происходит ничего плохого! А как насчет того, что «Молодость» утонула? Да, это так, в ночь с двадцатого на двадцать первое декабря, вместе со всем экипажем и боеприпасами, натолкнувшись на мель нашего с вами воображения. Что, купились? То-то же. Вот об этом я вам и говорил. Знайте цену счастью, друзья, знайте, ведь в один момент оно вот так же, как «Молодость», может безвозвратно утонуть. Ну не ругайтесь, не поднимайте голоса на своих родителей, любите и не презирайте их привычки, ведь именно они, эти привычки, воспитали вас таким, какой или какая вы сейчас и есть. Так как мы можем отрицать, ставить себя выше того, что явилось нашим фундаментом? Цените жизнь, друзья, будьте кротки. Уважайте своих родителей. Говорите меньше, но полезнее. Да, жизнь-это танец. Но танцуйте его по правилам. И тогда весь мир будет у ваших ног, расплывающийся в улыбке земной мантии. Итальянец шел в одну сторону, пешком, как бы прогуливаясь-он решил совершить паломничество отсюда и до своей родины, Илья же шел в другую, с карманами, абсолютно пустыми (все деньги он перевел на банковскую карту, заготовленную заранее). Стал накрапывать белый, как в детстве, пряный, такой загадочный снежок, как когда выходишь из дома с мамой, вечером, а вокруг ни зги и лишь только три цвета-черный, ночь, желто-рыжий фонарь, и белый-цвет счастья. И ты вот так вот идешь, взяв маму за ручку, ей хорошо, тебе тепло и ты лишь немного волнуешься, зная, что папа задерживается в пробке по случаю снегопада, как сказала тебе мама, но вот и он-поворачивает, заворачивает во двор фарами, и вы все вместе едете куда-нибудь, например, на красную площадь, встречать Новый год. Да… Именно такой, особенного рода снежок, снежок воспоминаний окутал Илью, и он непременно обещал себе съездить в Россию к родителям, или, быть может, если обустроится в Чили, а это всегда была его мечта, но обустроится не когда-нибудь, а максимум через полгода, то обязательно пригласит их туда. Мечтать-вот главная возможность, которую дают деньги, мечтать шире, чем когда бы то ни было, но эту возможность они и забирают, лишь только ты начнешь их тратить. Но траты пока что были далеко. Илья прижался к окошку автобуса дальнего следования, как в детстве, приложил ногу к обогревателю и стал просто смотреть вперед и думать, думать, думать. О, какое же это счастье! На бортовых часах, как это объявил диктор, было без двадцати четыре. Илья крепко сжал своего талисмана-жирафа в руке и сказал ему: «Спасибо!».

Глава 20. «Голубоглазые мечты»

Что ж, да и пир, надо сказать, как это обычно бывает, закатили на весь мир, не меньше.

Вот представьте, что бы вы сделали, чего купили бы, построили, или наоборот, снесли, имея в наличии, скажем, тысяч сто долларов? Да, глаза разбегаются. Для русского человека (а нежели чем писатель, в первую очередь я именно русский), для меня, для русского, встает вопрос: Что же такое есть эти сто тысяч долларов?» А черт с ними, как говорится, ну, в общем, с ними. Так что представим, что, оплатив все жилищно-коммунальные счета, вы все равно имеете эти сто тысяч долларов. Предположим, пожалуй, что этих денег вам хватит на построение личного золотого самолета на триста мест, этакого пузатого аэробуса, хотя, конечно, не хватит. Но предположим. Так на что вы бы потратили эти деньги? Быть может, как раз потому и не идут к нам деньги, что мы не знаем-на что их спустить, где потратить? А поплавать с друзьями вот так вот, до Афин, можно, конечно, и с суммой, в разы меньше представленной. Присутствует у денег так же и особенность, что они обеспечивают нас привязью, приземленностью к какому-либо месту. Ну, что, и вправду открыть друзьям вольный хлебобулочный, хлебопекущий бизнес? Но ведь они птицы полета, люди вольной души. С такими рассуждениями и стояли на той же пристани все шестеро, деньги решили пока не трогать. Хотелось лишь простого человеческого, яблочного, с гвоздикой, лимонада, и новогоднего чуда. Илья готовил, помешивая ложечкой, салат оливье.

Рождество отметили споро. Денег своих и вправду не тратили-решили копить. Продукты купили на свои оставшиеся еще до Великого Выигрыша деньги. На следующий день условились, не теряя ни секунды, так сказать в новом году, с чистого листа отправиться в плавание. Собака лает-караван идет. И что бы ни случилось, шоу должно продолжаться. Ближе к вечеру повалил настоящий Норвежский, не то, что эстонский, снег. Отти как раз заканчивал делать утку по-Пекински на местном гриле у набережной. Как говорится, утка получилась со снегом. Ну ничего, зима… Владимир предложил отметить рождество необычно. После таких фраз ребята обязательно попадали в какие-нибудь передряги, но, решив поблагодарить друга Владимира за тёплый приём, сгладить все возможно выступающие углы их взаимодействия, все безропотно согласились сделать ему этот праздник особенным. Однако, многие понимали, что к полночи скорее всего не вернутся домой. Впрочем, отнюдь. В этот раз все произошло по-другому. «А как это-по другому?»,-спросите вы. А дело было вот как:

На часах, припорошенных мелким снегом, секундная стрелка гналась успеть, куда-то успеть так, будто и правда, тоже опаздывала домой к Новому Году, в этот момент обгоняя значение самих часов. Был вечер. Ребята ехали в электричке на место, которое всем очень хотел показать Владимир. Ох уж эти электрички, эстонские электрички, скажу я вам! Впрочем, ребята уже хорошенько, плотно поужинали, и, сидя в вагоне одни, вовсю, притом лишь только распеваясь, пели разные песни. В вагоне царила атмосфера того тепла, которое только может царить в вагоне электрички под Новый год, когда туда зашли с мороза шестеро веселых людей. Когда прибыли, взору открылась довольно приятная картина: первое, что бросалось в глаза, это количество снега. Снег там и правда был что называется везде, ведь пока ребята ехали, он шёл, не переставая от самого Таллина, а ехали они точно больше часа. Представьте, пожалуйста, картину. К примеру, тот парк, в котором вы чаще всего бывали в детстве. А теперь представьте себе самую что ни на есть огромную копну снега, которую вы видели, как свисает она с трехсотлетнего дуба. Ну, вот примерно столько снега представилось взору ребят. Если учесть еще, что помимо дуба, хоть может и не трехсотлетнего, там было ещё с десяток-два других типов деревьев. Ели, пихты, сосны, липы, березы, перемешанные между собой, как хорошая арабская вязь по золоту. Подумать только, как бы этот парк выглядел осенью! Забегая вперёд, скажем, что парк этот ещё в молодости посадил весь сам Владимир. По истечении семнадцати лет он пришёл сюда, копал, копал, а после сажал, сажал, не обращая ни на что внимания. Он сказал себе, что придёт сюда в следующий раз лет этак через двадцать, и спросит у своего парка совет: как жить дальше? Эмоциональная сила была настолько велика, когда Владимир сажал деревья, что чувствовалась даже сейчас. Хоть лет прошло и не двадцать, а чуть поменьше. Чего же хотел Владимир, приведя своих друзей сюда под Новый год? Насладиться лишь красотой природы? Но это было не в его стиле. Похвастаться? Но для чего тогда столько тайны? Владимир кричал: «быстрее, быстрее», когда ребята медлили, собиравшись, и даже не разрешил занести им ежа в приют, напротив-шумел и суетился так, что ёж проснулся. Вышел из спячки с глазами чуть сумасшедшими, но веселыми. Ежи вообще всегда славятся своим взглядом. Помню историю, произошедшую однажды со мной. Это было летом, в начале августа, мы с родителями только вернулись из Тулы, куда ездили отдыхать на пару дней. Вернувшись, решили долго не тянуть, и сразу поехали на дачу. Было уже темно, звездно, и стадия «вечерело» перешла уже в нечто большее, да настолько, что на востоке уже показался марс. Настроение держалось у всех, и правда, самое лучшее. Я пошел гулять вокруг участка, без фонаря, средь елок и малиновых кустов. Писал стихи. Летом я почти каждый раз, каждый день писал стихи, чтобы по плану выполнить свой первый сборник «Лето». И вот, тот день был не исключением. В Туле родители купили самовар, а Тула и вправду ценится качеством этих изделий, и стали его расставлять, где-то там, возле качелей, кресел и беседки. Я же пошел в другую сторону, где было потемнее, к елкам и дому, в предвкушении вкусного чая и хорошего стиха. Не пройдя и круга, глазами натолкнулся на что-то колючее, и то был еж, часто забегающий к нам в то время, ближе к ночи, на участок. К тому же ежа мы всегда подкармливали мясными косточками. Мой мечтой всегда было подержать ежа в руках, и в этот раз ежик то ли замешкался, то ли нарочно решил меня осчастливить, но факт в том, что побежал он от меня на долю секунды позже, чем надо было бы. И я его сразу схватил, прищипывая за бока, и со счастливой улыбкой понес к родителям. Те и обрадовались, и испугались, но все же меня с ним сфотографировали. И даже три раза. Пожалуй, я добавлю его, я приложу это фото к книге где-нибудь в конце, после текста. Стих же в тот вечер я написал вот какой: ( будто вникал, вживался, живьем вписывался в образ той плеяды звезд, что окружала меня сверху) «Не сбывается, ну и пусть, я стою на краю неба, Золотая любви грусть золотится душой в небыль. Звезды падают, как стихи, как сердец позабытых главы, а намедни саму жизнь полюбил молодой август. Нынче даже Луна-Русь полыхает иным светом; Золотая любви грусть золотится душой в небыль.» Последние строки я дописывал, уже открывая ворота забора, когда папа выезжал оттуда на машине. В тот момент мне думалось о многом. Вспоминалось так же, как еще пару- тройку часов назад, по дороге из Тулы, стоя в пробке перед каким-то мостом, глядя на седеющее поле ржи понимал, что внутри меня закипает некая светлая грусть, ведь ту же книгу, что я пишу сейчас, я хотел написать еще летом. Грусть кипела и я не знал: а напишу ли я ее вообще в этой жизни? Но вот, сегодня двадцатое ноября , и половина книги уже готова. Человек не может рационально отмечать время. Такова наша природа. Говорим-месяц, и кажется-это безумно много, это ого-го и целая жизнь, говорим-пять лет и думаем-да, этого мало-всего лишь пять раз по годику. С августа по ноябрь всего лишь четыре месяца , и, друзья мои, что только со мной за эти четыре месяца не произошло!Вот почему иногда важно представлять, даже не зная точно, что следует продолжать делать и это приведет тебя к успеху. Разве, начав тогда, не написал бы я уже четыре книги? Сейчас все мои цели ограничены двумя-одним месяцем. Тогда же их у меня было четыре. Разве не жалко, что я упустил столько времени? Разве не здорово, что впереди меня ждет, может, еще столько же? А потому просто продолжай делать. Смысл человеческой жизни в результате, а результат может быть любым, главное, чтобы он совпадал с тем, чего ты собирался достичь изначально. Ведь недаром говорят: Если долго мучиться-что-нибудь получится.Важен больше не сам результат на себя, а чувства, которые ты испытываешь его достижением. Вот получили мои ребята гору денег, но чувств, я имею ввиду-сильнейших чувств, при этом не испытали. Потому что не имели четкой цели разбогатеть, а если и имели, то шли к ней быстро. Именно потому так важно ставить перед собой сложные цели. Просто продолжая делать, работая каждый день, вы их достигнете и почувствуете небывалый прилив сил, как будто от перерождения. Я знаю, о чем говорю. Просто поверьте. Но что-то разговор затянулся.Пожалуй, надо его закруглять. Давайте разбавим его стихами. Приятно ведь, но скажите, приятно ведь после знойного длинного дня купаний на пляже или на пирсе в кафе, всему загоревшему заказать прохладительный арбузный коктейль, и, сидя под тентом, глядя на море читать стихи.

«Все наладится, переменится, кто бы нас чему ни учил, в золотую косу месяц заплетет солнца лучи. Жизнь исполнит медленный танец в циферблате часов «Заря», у любви моей скоро станет десять новых любят. Заполышет судьба-мельница, и тоска уж не зазвучит, в золотую косу месяц заплетет солнца лучи».

Нет, ребята, я серьезно, представьте, что вы долго купались летом в море, а теперь пришли отдохнуть и я вам читаю стихи. Без этого не начнем. Ну, представили? То то же. Шучу-шучу, можете не представлять. Но вот этот стих лично мне очень нравится: «Я подружусь с малиновым кустом, сияние молодости станет чаще, забрезжит белизной восход пред ликом жизни спящей. Расставит крылья, словно, надо мной, Венера, спутник озаренья ночи. Я обернусь парящею луной, желания неба я исполню тотчас. Заря-печаль не выйдет на восток, сияние молодости станет чаще. Я подружусь с малиновым кустом и стану счастлив».

Спасибо вам, друзья! И еще стакан холодного мохито нам сюда, пожалуйста!

Глава 21. «Вот такая, блин, вечная молодость!»

Приятно сидеть в предновогоднем Минске с чашечкой рождественского пунша в руках, внутри некоего кафе, окнами, угловыми, так, что лучше и не придумаешь, которые выходят на длинный проспект. При условии, что где-то там далеко, быть может, даже немного за пределами твоего разума, в другой системе отсчёта, связанной с байтами, ты и твои друзья-миллионеры. Приятно, сидя в таком многообещающем положении жить, как обычный гражданин, не богач, а скорее даже и экономнее обычного гражданина. Приятно во многом потому, что это как бы растягивает твои временные жизненные рамки, даёт тебе большую уверенность, некую более мягкую подстилку твоего будущего. В канун Нового года Минск преобразился. Минчане всегда радовали своим ещё чуть советским, коллективным отношением к Празднику. Любить-так любить, праздновать-так праздновать, а потому по городу в большом количестве шастали песняры, одетые в красные новогодние шапочками с баянами, гармошками, аккордеонами-кто во что горазд, и распевали или наигрывали белорусские народные песни. На фасаде почти каждого здания, по крайней мере в центре города, висели гирлянды и мишура, над проспектом и вовсе играла всеми своими блестящими цветами новогодняя радуга, полярное сияние, покинувшее вдруг Норвегию и отправившееся в путь вместе с Ильей, вслед за ним решившее расширить свой кругозор. Илья долго думал, заказывать ли ему вторую чашку пунша, или что-нибудь поесть, но порешил на том, что в данной сказочной, такой волшебной ситуации, что охватила его, а вследствие и весь город, отсутсвие действия и есть лучшее действие. Чтобы, как говорится, не спугнуть. И вот, на Илью напал-таки голод, но уже другого характера. То был творческий голод, приходящий обычно в двадцатых числах, когда все заботы вдруг припорошило сказочным снегом, и ты понял вдруг, что, рождество ли, Новый год, неважно, из рекламы Кока-Колы, что вот он-то, здесь, живехонький, царит и, больше того, лишь начинает царствовать. Подумать только, и всю зиму я буду просыпаться и видеть снег! Если представить того старика, которого чуть не казнили, знал бы он, что, стоя на последнем клочке земли будет видеть еще и снег, он бы наверное сам повесился от счастья. Илья, глядя на елку, так к месту поставленную в кафе, в самом ее центре, припорошенную искусственным снегом и настоящими подарками в обёрточках от городских жителей, неравнодушных, надо сказать, и веселых, начал свой новый рассказ «Елка». Времени было часов семь, а точнее-без двадцати восемь, и на Илью нашло настоящее творческое вдохновение, лихорадка. Он чувствовал, как с кухни доносится запах чего-то, ну, вкусного, переносил запахи в чувства, а чувства в слова, и переносил все на листочек. То Отти готовил рождественские блюда на кухне. Перейдем же к его рецептам и к нему самому. Перво-наперво Отти наделал немало глинтвейна, пряности, в общем их понятии, пожалуй, слились бы все в одну, узнав, что Отти готовит такую вкусность. Гвоздика, корица, имбирь, мята-в глинтвейн входило по-эстонски все, и Отти, с позволения товарищей, не отказал бы себе, при всем желании не отказал бы в возможности поэкспериментировать. Впрочем, четыре кувшина глинтвейна с малиной и имбирем, пожалуй, получились бы вкусными даже в Африке, о чем заботливо сказал Кристиан, что уж говорить об умелых руках Норвежского повара. Друзья все до единого хотели что-то перекусить, а потому Генриус (оказывается, се бродяги умеют хорошо готовить) приготовил большую стопку оладий, полив их кленовым сиропом. Не оладий даже, а скорее канадских панкейков, но никто точно не знал, как они называются. Владимир со своим другом, за разговорами о молодости, вспоминая армейские годы, как-то ненароком приготовили вишневые сырники. Кристиан в это время, поотжимавшись, при чем сделав это прямо на улице, под косым таллинским снегом (прогулка по морю закалила ребят), сбегал до магазина и приготовил две пиццы, а так же гору бутербродов со вкусом местного счастья. Ребята, как сейчас в готовке, еще никогда не были столь дружны между собой. Утка по-Пекински с овощной смесью, португальскими мандаринами и сладкой ягодой, заправленной медом-одно из главных блюд, приготовленных сейчас Отти. «Но сыр, сыр, ребята!Ведь я забыл потереть сюда сыр!-кричал чуть не в исступлении от осознания своего бессилия Отти-ведь так получится совсем сладко». «Тихо, Отти, тихо, милый друг, ты зачем кричишь во сне, не нада»,-чуть грузинским акцентом говорил друг Владимира, проснувшись. Отти протер глаза и правда успокоился. Посмотрел на календарь- было еще неперевёрнутое двадцать третье. За окном только-только начинало светать. И Отти вздохнул с облегчением. Выходит, весь этот кошмар, вся эта ругань ему приснилась? Что ж, вполне возможно, очень даже может быть. Вот и вы, дорогие друзья, я уверен и обещаю, будете думать о всем том прошлом, о всех тех препятствиях с таким выражением лица, с таким же непониманием, мол: а разве может все быть иначе? А разве мог я не пройти через все эти испытания, мог разве я после всего того не стать вдруг великим, как Норвежские горы? Да… Враки. И приснится же мне однажды! Так что, дорогие друзья, прошу вас, лишь выполняйте свои цели, не примените вставать рано по будильнику, и тогда на синусоиде жизни вы остановитесь ровно в точке один, в точке безоговорочного успеха.

«Жизнь-это море»,-говорит Владимир Отти, когда те, непонятно, правда, почему, решили пойти с утра на пробежку. «Ты хочешь меняться?»,-говорил Владимиру Отти.

–Да, а ты?

–Ну тогда чего ж мы стоим, побежали!

И побежали. «Вот такая, блин, вечная молодость!», как пелось в одной известной песне. Немного странное решение ребят, но я бы посмотрел на других, вдруг оказавшихся в такой ситуации, когда из денег в твоем кармане натурально не остаётся ни гроша, а твой друг со всеми деньгами если и приедет, то не сегодня. Или сегодня? Ребята заскочили на рынок, чтобы купить томатов и пасты для Ильи. Но, все равно, в такой ситуации волей-неволей начнешь меняться. С томатами, макаронами в рюкзаке бежали, вдоль какого-то, чуть скалистого берега, глядя вслед уплывающему навстречу солнцу парому. Картина навевала, своими берегами моря навевала некое соленое, приятное состояние в голове, позволяющее и располагающее к тому, чтобы думать.

-Скажи, Отти, нужно ли планировать жизнь, или более всего жизнь нуждается все не в планировке, а в панировке?

–Я бы не смог ответить но твой вопрос, Владимир, не обсуждай я его с Ильей перед его отъездом. А Илья говорил так: «Ведь все, что известно в своем сознании, что можно понять, можно и вертеть на вертеле мысли, как шашлык на морозе, поливать его разными соусами и оттого будет только вкуснее, представлять одно через другое. А потому можно и планировать жизнь, панируя, и панировать ее пряным планом. Но план на жизнь иметь все таки стоит. Я так считаю.»

Трусцой переступая чуть сзади, поодаль, Илья слушал ребят и улыбался. Вчера, дописав «Елку», он сел на первый самолет и полетел в Таллин, чтобы порадовать ребят и успеть к празднику.

Глава 22. «Да, тяжело жилось ребятам в это время в Эстонии»

И, как это обычно бывает, в момент, когда ты уже готов сдаться, где-то вдалеке на помощь тебе выезжает собственно говоря сама помощь. Держись, трудись. Варьируй. Вертись, как сверчок, как червяк, и ведь недаром говорят: «хочешь жить-умей вертеться». Несладко живет глупый, горькой живет гений; Жизнь умерщвляет тени, их заплетая в круг. Солнце моей печали Тускло прольет свет, Господи, сколько лет нужно запить чаем? Раны лишь станут знаком, что я живой еще. Господи, дай мне сахар, и принеси счет. Примерно такое упадочное настроение было у четырех друзей после того случая, как они поругались с хозяином, с тем самым другом, хозяином квартиры, этак пару дней назад. Не буду называть тему, ибо дело глубоко интимное, лишь скажу, что в деле фигурировала некая женщина, из-за которой теперь лучший друг Владимира выгонял из квартиры его самого. Да, так всегда и бывает, политика, религия, и да, женщины. Но никогда не сдавайся. Да, поначалу сложно мыслить в узком направлении, как я тебе посоветовал, но согласись, поначалу всегда и трудно. И чем труднее, тем лучше, тем правильнее то, что вы делаете. И наши ребята хоть и оказались без дома сейчас и мерзли в предрождественском Таллине, заглядываясь на теплые каюты проходящих мимо паромов в порту, но их единственной ошибкой было лишь отсутствие цели, как таковой. А остальное-жизнь. Если же ты попал в такую ситуацию, что за имением чересчур величайшего количество целей не попадаешь в график, то чем сильнее не попадаешь, тем лучше. И я повторюсь, лишь продолжай делать, научись выкручиваться, и если надо сделать тренировку, но уже пора спать, сделай тренировку. Если только сон не является твоей целью. Скорее всего в данном случае твоей целью является спорт, потому на первых порах сон подождет. Ничего. Просто продолжай делать. Часто люди даже не представляют, что будет, что может быть дальше. Порою лишь выехавшая помощь уже может оказаться ненужной. Так бывает с какой-нибудь фразой, похвальбой, предложением, которое ты вдруг захотел рассказать, вставить свои пять копеек, но из-за новой тактики смирения, принятой тобой недавно на днях, не сказал. И вот ты ждешь, что получишь некий, хоть и не невероятный прилив сил оттого, что сделал все правильно, в соответсвии со своими принципами. Но время проходит, и ты просто забываешь об этом, не получаешь от этого вовсе никакого удовольствия. Между прочим, это один из главных показателей, что ты на верном пути. И забываешь ты только потому, что живешь настоящим моментом, а живя так, порою часто сложно думать о прошлом. Пораздумав чуть над собой и над жизнью, друг Владимира чуть ли не бегом, извиняясь, вернул своих гостей обратно. Друзья любили друг друга, и им было в тягость такое расставание при таких драматичных обстоятельствах, когда оба поочередно повышали голос. Ребята, все вместе, встали в круг, обнявшись, и даже чуть всплакнули, пообещав никогда-никогда больше так не ругаться. Тем более, из-за женщин, учитывая, что та женщина, из-за которой поругались, была ещё сама и виновата. Стояло двадцать четвёртое число. Уже стемнело. За картинным, аккуратным окном белыми хлопьями пошёл мокрый, сказочно-пряный Таллинский снег.

«Ну, что же, пора накрывать на стол, друзья?»,-спросил друг Владимира, как бы проводя послесловие этой счастливой, хоть и немного грустной Таллинской истории. И стали накрывать на стол. Но послесловие для истории писать, как по мне, пока рановато, да и декабрь, не сменив ноябрь, ещё никак не мог бы вступить в свои владения. В общем, наша история сейчас находится в стадии скорее апофеоза, нежели чем послесловия, и, несмотря на все невзгоды наши герои упорно двигаются в Афины, по синусоиде, останавливаясь на единице и как бы символизируя успех. Да и вся наша жизнь, впрочем, вполне сравнима с математикой. Я говорил когда-нибудь, что все можно сравнить со всем, выразить через все? Не помню, говорил ли, но сейчас бы точно хотел сказать. А потому, что все можно представить через все, легко доказать теорию: ничто-только нолик, но нолик не конечный, печальный, а скорее бесконечный и обещающий творить.