Игорь Владимирович Афанасьев
Невыдуманные истории

Друзьям моим посвящается

В оформлении обложки использовалась фотография с сайта-

https://pixabay.com/photos/wall-old-stone-ancient-3316062/

Автор коллажа обложки: дизайнер – Афанасьева А. И.

Часть 1

Чем запомнился современникам 1963 год? Полетом в космос первой женщины космонавта – Валентины Терешковой, убийством в Далласе президента США Дж. Кеннеди. Были и другие, менее значимые события. Мне исполнилось 2 года.

«Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко,

из чистого истока я начинаю путь» …

Два года, время, когда человек начинает осваивать новый мир.

Живу я в старинном двухэтажном купеческом особняке, превращенном в коммуналку. Четыре квартиры на этаже, огромная общая кухня. В доме вообще все огромное, стены как в бункере, метровой толщины. Оконные рамы два с половиной метра высотой. На зиму вставлялись глухие рамы, которые с трудом поднимали два взрослых мужика. На кухне большая варочная печь, которую топили вскладчину (с каждой комнаты по три полена). Туалет, раковина с фигурным бронзовым краном и здоровый сибирский кот по кличке Котя, которого я имел неосторожность дернуть за хвост. Кота я боялся до дрожи в коленях. Кот, сцуко, это чувствовал, и нападал при первой возможности. Я постоянно был искусанный и поцарапанный. Кот, совершив диверсию, по-тихому сваливал с кухни. Батя, с криком: «Я убью этого кота» – заставал лишь пустую кошачью лежанку. А к утру, кот, во искупление грехов, выкладывал у дверей огромную крысу. Не мышку, с палец длиною, не крыску с ладонь, а именно матерого крысюка, до полуметра длиной. Крысы были бедствием, поэтому кота прощали всякий раз.

Мой сосед по коммуналке – Вадька Матвеев, закадыка и напарник во всех проказах. Вадька был ниже меня ростом и на полгода младше, ко всему прочему мне поручалось забирать Вадьку из детского сада. Поэтому я безоговорочно признавался старшим. Но, что интересно, кот Вадьку не трогал, фамильярности, типа погладить, пресекал на корню, но никогда не нападал.

Старые советские коммуналки, столько историй всплывает в памяти. Летом по выходным, если не были заняты заготовкой дров, играли в шахматы блиц на чемпиона дома и его окрестностей! Участвовали все, но до финала доходила неизменная троица чемпионов. Остальные болели за своего чемпиона и, как в фильме, реплики: «Лошадью ходи» … Определив чемпиона расходились на завтрак. Через час опять собирались во дворе, все тащили с собой табуретки, ибо скамейка у стола одна, и та оккупирована мелкими шкодниками. И начиналась самая любимая всеми игра – лото. Ведущим негласно всегда был Сашка, Вадькин старший брат. До сих пор помню названия: «топор», «лебедь», «барабанные палочки», «в первый раз», «дед», «туда-сюда». Вторым занятием по популярности была заготовка дров. Сначала искали поставщика, обговаривался объем, цена, высылалась делегация по оценке качества. И только потом привозили бревна, сразу на всех. Пилили и кололи вручную, бензопил не было. Нет, они были, но нанять пильщика стоило очень дорого. В заготовке участвовали все, невзирая на возраст и гендерную принадлежность. Вот ни разу не вру, мне и в два года нашли дело. Из нас троих: меня, Вадьки и Ленки Климиной, соседки с первого этажа, организовали бригаду по уборке опилок. Совками опилки собирались в ведро, когда набиралось целое ведро опилок – его высыпали в мешок. Дрова укладывались в поленницы рядами, между поленниц оставлялся проход, чтобы дрова лучше сохли. В итоге получались шикарные лабиринты, по которым мы с Вадькой бродили часами, ища выход.

НЛО

Живу я на окраине города, в старинном купеческом особняке, превращенном в коммуналку. Весь район – это три улицы, зажатые с двух сторон реками: с одной стороны, речка Черемуха, с другой, почти километровой ширины, раскинулась Волга!

Район поделен на зоны влияния, вот так зайдешь сдуру на чужую улицу и будешь крепко бит, ибо нефиг делать в чужом районе! Все игры в своем дворе, благо есть где развернуться, квадрат соток на двадцать, образованный стенами близстоящих зданий. Во дворе легко было заблудиться, летом здесь сушили белье и дрова, выкладывая поленницы рядами. У каждой семьи свое место и способ укладки поленниц. В итоге получались такие шикарные лабиринты, по которым мы с соседом Вадькой бродили часами, ища выход!

Сегодня мы играем в ножички. С Вадькой играть неинтересно, он всегда выигрывает. Вот и сегодня выиграл, три раза подряд. Обидно ведь, согласитесь! Поэтому, разнообразия ради, предлагаю залезть на крышу, на наше любимое место, возле печной трубы. Лежа на крыше разглядываем облака.

– Вадька, а вон то, на медведя похоже.

– А там собачка.

Рядом с городом военный аэродром, самолеты разгоняются до сверх звуковых скоростей, прохождение звукового барьера сопровождается хлопком на подобии грома. Каждый хлопок мы встречаем криками: «Ура»!!! Хлопки стихли, их сменило жужжание.

– Вадька, у тебя жужжит?

– Ага! В оба уха жужжит.

И тут мы увидели источник шума: клином, по три в ряд, на приличной скорости летели серебристые, сигарообразные НЛО (сейчас я бы описал их так: по форме и размеру – как полторашка из-под минералки, по центру два небольших треугольных крыла, без опознавательных знаков). Мы, радостные, что так близко увидели самолеты, дружно кричим: «Ура! Наши полетели»! Нас толи заметили, толи услышали. НЛО встали, будто и не летели на огромной скорости, плавно снизились и зависли над печной трубой. С минуту мы разглядывали друг друга, потом, они, набирая скорость, сделали над нами круг почета, и все, больше мы их не видели!

***

На зиму дрова убирались в сарайки, двор засыпало снегом под два метра, прокапывали лишь узкие дорожки к сарайкам. Поэтому зимой у нас были другие развлечения – мы исследовали дом. Нравы были простые, все всех знали, можно без спросу было зайти в гости, где тебя поили чаем. Сама процедура чаепития достойна отдельного описания. Чай положено заваривать в горячей воде, это аксиома, но ни газа, ни газовых плит тогда, в шестидесятых, не было и в помине. Разогревали и готовили на керосинках. Керосинка представляет из себя эдакий приземистый агрегат из двух частей: бака для керосина, с тремя асбестовыми фитилями и корпуса, на который, собственно, и ставились кастрюли, чайники и сковородки. Чайник на этой архаической конструкции закипал примерно за час, фитили надо было постоянно регулировать – сильно вывернутые коптили, а на небольшом огне долго ждать, пока закипит. На третьем, мансардном, этаже была всего одна комната, крошечная, не более пяти метров, она была и кухней, и спальней. Там же была печь с большой духовкой, по центру стоял большой круглый стол. Жили там две великие женщины – баба Лина и тетя Люба. Придя первый раз в гости, безапелляционно заявил: «Я вас научу играть в кофки-мыфки, вы будете мыфки, а я буду кофкой». И они с удовольствием играли со мной в кошки-мышки, читали мне книжки, рассказывали истории из своей жизни, и о войне, страшные своей обыденностью.

Баржа

В самом начале войны Рыбинск не бомбили. Рассчитывая на блицкриг, надеялись захватить авиационный завод, расположенный в городе. Но, когда фюреру обломали рога под Москвой, зимой 41-го, был отдан приказ о бомбежке завода и города (завод к тому времени благополучно эвакуировали, немцы бомбили пустые корпуса). 10 декабря 1941 года был совершен первый массированный налет на город, с этого дня начались ежедневные, нагло– безнаказанные бомбардировки. Н.С. Патоличев (первый секретарь обкома) позже вспоминал, что, когда в октябре 1941 г. он в Москве докладывал о ситуации в области, о вражеских бомбардировках, на вопрос Сталина о том, сколько же сбито немецких самолетов над Ярославлем, он был вынужден признать: «Ни одного». Превосходство немецкой авиации было полным). По воспоминаниям очевидцев, самолеты летали небольшими группами или по одному, на высоте не более ста метров. Основными целями были военные эшелоны и санитарные поезда. В Рыбинске располагались эвакуационные госпиталя, город находился в непосредственной близости от линии фронта. Раненых переправляли в тыл санитарными поездами, на кораблях и баржах по Волге.

В тот день прибыла большая партия раненых, транспортабельных решено было эвакуировать по Волге, на барже. Раненых было так много, что они не поместились в трюме и многих пришлось размещать на палубе, по центру баржи нарисовали красной краской большой крест (тогда еще верили в гуманность, и в то, что по красному кресту стрелять не будут). День был пасмурный, обычно в такие дни самолеты немцев не летали. К барже прицепили буксир, который и вывел ее на фарватер. Черной молнией из тучи выскочил штурмовик, заметив баржу, плавно с разворота вышел на цель, и точно по центру креста сбросил бомбу. Буксир еще отчаянно пытался в тщетной надежде вытащить баржу на мелководье, когда зашедший на второй круг штурмовик сбросил на него бомбу. Не спасся никто. А в городе перестали есть налимов и сомов. Дело в том, что эта рыба-падальщик и когда стали потрошить налимов – у всех в животе были бинты…

Шоколадное масло

После одного из рассказов перестал есть шоколадное масло. Лето, июль месяц, самая жара. Дорога между Рыбинском и Ярославлем, немецкие самолеты здесь редко, но появляются, чтобы бдительность не теряли. Охотятся в основном за машинами. Это только в бездарном кино, самолёт стреляет, и все мимо, на деле же, с первого захода добивает выбранную цель. В этот раз не повезло полуторке. Расстрелянная с воздуха, потеряв управление, съехала в кювет и перевернулась на бок. Груз – шоколадное масло, расплавившись под солнцем, стекает на дорогу. В луже крови два солдата, совсем еще зеленые пацаны, толи попутчики, толи сопровождающие. Жара, масло, тучи мух, жуткий запах… и все проходят мимо. Вот такой и надо изображать войну, со зверским оскалом и равнодушными глазами.

Пиво

Наша память странная штука, помню о себе лет с двух, но как-то все выборочно… В памяти остались лишь яркие стрессовые моменты, дите из меня было шустрое и весьма любопытное!

К электричеству я был явно неравнодушен, пихал втихаря в розетку спички, гвозди, до тех пор, пока не вставил в розетку шпильку для волос. Во всем доме вышибло пробки и погас свет, меня же отбросило метра на два. Я, озадаченно смотрю на обожженные пальцы, и понимаю – реветь нельзя, свет – это серьезно, папка снимет ремень, и я буду опять бит.

В детском саду меня ценили за цепкую память! Мне достаточно было услышать один раз стишок, и я его запоминал. На всех утренниках я был звездой, рассказывал стихи про дедушку Ленина. Как-то, друг Пашка рассказал стишок, мне он до того понравился, что я решил озвучить его на утреннике, вместо скучного стиха о том, как нам хорошо живется в стране советской!  Стишок простенький:

«Раз ку-ку,

два ку-ку,

оба еб…сь в муку,

сижу попою в муке,

рожа в кислом молоке».

Успех был ошеломительный, но больше, с тех пор, я на утренниках не выступал!

Нос

На участке детского сада, как и положено, гипсовые статуи Ульяныча в детстве, да баба с веслом. Мы, оставленные без присмотра, набрав камней кидаем в голову Ульяныча, до тех пор, пока я, точным броском, не снес напрочь у статуи нос. Ну отвалился нос, бывает, ничто не вечно, но, на дворе 64-й год, коммунистическая идеология и культ картавого вождя в апогее. Меня ругают, стращают тюрьмой и зареванного ставят в угол. Как ни странно, дома меня не ругали. На следующий день батя принес гипс и вылепил новый нос. На серой статуе ярко-белый нос смотрелся шедеврально.

Баня

В баню до четырех лет ходил с мамкою, до тех пор, пока тетки не начали возмущаться, мол, взрослый мужик, нефиг делать в женской бане! И вот я иду с батей в баню, героически забираюсь на верхний полок в парилке, запах веника, жара, мне четыре года… и все как вчера! После бани идем пить пиво! Вот бы сегодня кому скажи – в четыре года пивка налить, по судам ведь затаскают! А тогда, в 65-м, в порядке вещей, даже кружки были специальные на 250 мл. Раки, вобла и пиво, из огромной, выше меня, деревянной бочки! И ведь не стали алкашами, нормальное поколение выросло.

Помню батин рассказ, как они жили во время войны. Отец пропал без вести под Сталинградом, за это семье никаких компенсаций не полагалось, и они ходили к мамке на пивзавод, пить пиво, вместо обеда, трех литровый бидон на троих …

Водка

Мне пять лет, меня не с кем оставить дома, и родители берут с собой в гости. Что там праздновали я не знаю, народу много, все веселые, наливают из бутылок, что-то явно вкусное, весело чокаются стаканами, потом едят, опять наливают… хм… они так все без меня выпьют, я тоже люблю вкусно попить, особенно мне нравится газировка! Беру ближайшую ко мне бутылку и наливаю пол стакана… водки!!! Но этого мне показалось мало, я взял еще бутылку с ликером и долил до верху. Тут кто-то заподозрил неладное:

– Эй, малой, поставь стакан на место, не смей это пить!

Я же, решив, что у меня отнимают мой любимый лимонад, хватаю стакан и делаю два огромных глотка, непонимающе смотрю на стакан, тут явно не газировка, и меня накрывает от ударной дозы водки с ликером! Меня везут к врачу, как родители выкручивались, Бог весть? Я же два дня маялся с похмелья и неделю сидел дома.

Давай закурим

Курить я начал в девять лет, ну, курить – это громко сказано, собирали с моим закадыкой окурки и пускали дым, а, чтобы нас не застукали, забирались в сарай, отопление было печное, в сарайках лежали дрова и сено, все держали кроликов. И вот сидим мы в сене, пускаем дым, в сарайку заходит батя.

– Ах же! – говорит, – паразиты мелкие!

Снимает ремень и выпорол обоих невзирая свой-чужой, и мы неделю охаем, когда садимся! А вот угадайте, что было дальше? А все просто, нас за шкирку приводят в курилку на нашей коммунальной кухне, батя достает пачку «Беломора», подает ее нам.

– Отныне курить будете здесь, на папиросы мать даст денег, нефиг окурки собирать!

В школе мы не курили вплоть до восьмого класса, как наша классная пронюхала, что мы курим, Бог весть, но заявилась к нам домой с претензиями. Батя человек простой и сказал по-простому:

– Все равно курить будут и нех…й им в сарае делать, пусть на виду курят, иначе спалят все к такой-то маме!

Ученье свет

Учился я в школе, школа восьмилетка, закончившим ее прямая дорога в ГПТУ (что в переводе означает «Господи, помоги тупому устроиться»). С первого по четвертый класс у нас был учитель от Бога – Зоя Александровна. Казалось бы, столько лет минуло, но я до сих пор помню ее уроки, нас как магнитом тянуло в школу, учиться было интересно. Писать учились пером, шариковой ручке до пера – как до Китая! Красивое, четкое письмо, отменная каллиграфия – это только при работе пером. Нужно макнуть перо в непроливайку на определенную глубину, макнул чуть больше и клякса в тетради. Пыхтя от усердия пишу фразу из букваря: «Мама мыла раму» … Все хорошее рано или поздно кончается. У нас новая классная, на ее уроках хочется заткнуть уши ватой, чтобы не слышать этот монотонный бубнеж. Создавалось впечатление, что она постоянно, что-то жует и при этом пытается говорить, получается плохо! Я сижу на первой парте в центральном ряду, классная постоянно пишет мелом на доске, и вытирает руки о мой пиджак, я отряхиваю плечо от мела,

– Вы подумайте какой чистоплюй, – заявляет она на весь класс!

Учиться как-то расхотелось. Как только на Волге сходил лед, на школу, мы с моим другом-закадыкой Сашкой, забивали. Ловили подъемкой рыбу, мастерили луки, арбалеты, устраивали парусные гонки корабликов, запускали планеры с волжского моста. Ну какая может быть школа, когда на дворе весна!

Нас оставляют на летние каникулы, вот же, все гуляют, а нам контрольные писать! Пишем плохо, через неделю математичка, плюнув на все, ставит нам тройки, классная давит на совесть – вы же советские пионеры, должны понимать текущий момент, когда вся страна… и в таком духе часа на два! На следующий день в школу не пошли, ловили рыбу на шлюзах, вечером дома нас ждал разнос и ремень по пятой точке за прогул. Классная, не дождавшись нас, пошла выносить мозги родителям, родители же отыгрались на нас. Прогуливать мы перестали. Но перестали писать и контрольные, в тетради каллиграфически писалось – «не понял вопроса», «не осилил», на тетради вместо фамилии – тетрадь «моя по всеобщему предмету»! Кончилось тем, что классная поставила нам годовую двойку по русскому, нас ждет второй год в одном классе, зато другая классная, в таком духе мы и заявили на пед совете.

Нас не оставили на второй год, зато оставили в покое. Нас не вызывают к доске, мы не пишем контрольные работы, сидим на камчатке и играем в морской бой. В крестики-нолики, виселицу, в карты играть не дают, пишут в дневнике родителям ябеду, чтобы создать видимость учебного процесса нам иногда задают вопросы с места, встал, пожал плечами, садись, два! Дневник на стол. Ну вот опять думать, как удалить из дневника пару? Что только не шло в ход, двойку перерисовывали в тройку, сводили пятно выводителем, перекисью, при помощи иголки вытравливали, в особо тяжелых случаях дневник сжигался или закапывался! Вот так и закончил восьмилетнюю школу, с тремя классами образования.

Переплюй

Живу я в бывшем купеческом особняке, на втором этаже, лестница в два пролета, шестьдесят ступенек, массивные дубовые перила.

– А вот ни за что не обплюешь все ступеньки.

Это мой закадыка Сашка придумал очередное развлечение!

– Я не обплюю? Да в легкую!

И вот под Сашкиным контролем устраиваем переплюй. Я с триумфом дошел до верху, твоя очередь. Когда у Сашки оставалась половина пролета, нас застукала соседка. тетка Рита. В итоге мы моем лестницу!

– Все ты виноват!

– Я?

– Ты!

– Сам дурак, плеваться не умеешь!

– Я не умею? Да тьфу на тебя!

И плевки уже друг в дружку, Сашка прячется за дверью в подъезд, я тяну дверь на себя, он держит и не дает открыть. Вдруг дверь распахивается, я с радостным воплем плюю в Сашку, за дверью стоит тетка Рита, я снайперски попал ей прямо в глаз!

Этот плевок потом она вспоминала целый год, заявляя, что у нее плохо видит глаз.

Толстый

У нас повальное увлечение луками, все играют в Робин – Гуда. Луки, одно название, бьют метров на пять от силы, наконечники для стрел сделаны из жести, вырезается полоска и сворачивается на конус. Большую мишень повесили на дверь в подъезд. Все стреляют в разнобой, открывается дверь в подъезд и выходит Гена Толстый. Стрела торчит у него во лбу, ровно промеж глаз.

***

Гене всегда не везло, его постоянно дразнили, он был толстый и невезучий! Неприятности к нему просто липли.

Играем в рыцарей, Толстый сделал себе шлем из жестяной трехлитровой банки, вырезал в банке щели для глаз и носа. Крестоносец как в кино, так и хочется чем-нибудь стукнуть гада по шлему, кто-то и стукнул от всей души, у Толстого, в итоге, сотрясение мозга.

***

Колька Голованов – наш главный заводила и специалист по изготовлению рогаток, луков, взрывчатки на карбиде и красном фосфоре! Сегодня он принес копье, самое настоящее, с большим жестяным наконечником. Толстый, с горящими глазами канючит:

– Ну дай подержать, ну дай.

Колька с суровым видом:

– Уронишь еще, не дам, – и со-всего маху втыкает копье в землю.

Толстый дико орет.

– Чего орешь? Сказал не… – и тут он переводит взгляд вниз, копье пробило насквозь сапог и ногу Толстого.

***

Летом лазаем в сады за яблоками. Яблоки так себе, мелочь кислая, главное – процесс! Лезем через забор и обдираем ближайшую яблоню,

– Оп-па, сторож, бежим пацаны!

В два прыжка преодолеваем забор. С забора раздается горестный вопль, это Толстый зацепившись штанами за гвоздь, повис на заборе. Сторож не сдавал пойманных родителям, а проводил показательную порку крапивой!

Бомба

Со спичечной фабрики вывезли на свалку машину красного фосфора. Первым узнал про фосфор Колька Голованов.  А надо сказать, он был химик высшего разряда, если дело касалось взрывчатых веществ.  Буквально из подручных средств сделал порох, и мы стреляли из жигала, до тех пор, пока не разорвало ствол. Со стройки стащили пакет карбида, неделю на пустыре гремели взрывы карбидных бомб. А тут – фосфор! Колька, по его словам, знал три взрывчатых состава на основе фосфора. Колька делает пробную бомбу – в пузырек из-под витамин насыпается адская смесь, вставляется поджигающий смесь шнур. Я устанавливаю бомбу на камень и поджигаю шнур, при этом неловко задеваю пузырек, хватаю его рукой, шнур догорает, рвануло у меня в руке! На каждом пальце было по двадцать-тридцать порезов, в больнице хирург извлек десяток осколков! Тяга к бомбам сошла на нет, больше мы ничего не взрывали.

Концлагерь

Чтобы хоть как-то ввести мою энергию в мирное русло, меня на месяц отправляют в лагерь!  Все друзья остаются в городе, а меня ждут линейки, построения и хождения строем.

Реальность оказалась еще хуже, это был детско-юношеский спортивный лагерь! Коллектив на 90% состоящий из спортсменов!  Я ничего не имею против спорта, сам занимался почти два года в секции бокса. Но общаться с людьми, которые не прочитали в жизни ни одной книжки вне школьной программы… Их мысли были однотипны, как сиамские близнецы: «О СПОРТ, ты наш кумир»!

Утро начинается с пробежки на… пять км., всего-то!  В шесть утра играет горн, не встану, лето, каникулы, идите лесом.  Раскладушку переворачивают, я лежу на полу. С пробежки приползаю в лагерь на последнем дыхании. Умываемся и опять бегом в столовую, поесть толком не дали, пять минут на весь завтрак и опять бегом, теперь на тренировку.

– Каким видом спорта занимаешься?

– Никаким, – отвечаю.

Вожатый смотрит на меня с жалостью:

– Ну ты это, не расстраивайся, мы сделаем из тебя человека!

Меня, до решения вожатого к какому виду спорта приобщить, оставляют в покое, иду в нашу палатку. Чисто на автомате достаю пачку «Опала» и закуриваю, и сделал-то пару затяжек, входит вожатый. Он КМС по тяжелой атлетике, такой, знаете, славянский шкаф, квадратный, с квадратными мозгами. Спорить с ним чревато! У меня конфискуются сигареты.  Дальше шоу для всего лагеря – мне дают в руки лопату, с моей кровати снимают простыню, четыре обалдуя берут простынь за углы, в центр положили окурок, и мы идем захоронять токсичные отходы.

На третий день я устраиваю бездарный побег. Собрав в рюкзак все вещи иду на остановку, время начало седьмого, первый автобус в десять. Меня хватились сразу, сложили два плюс два и взяли теплым на остановке…

Как я пережил этот месяц сложно описать словами, нет, меня не били, меня заставили жить по уставу, как сказал мой приятель, самое страшное в армии – не побои дедов, а жизнь 24 часа в сутки по уставу.

А подраться

Мы с Сашкой не разлей вода, но иногда на нас находит, и мы начинаем выяснять отношения!  В итоге мордобой до крови, у меня разбит нос, у Сашки бланш под глазом! Довольные как накостыляли друг дружке расходимся по домам, через час я у Сашки,

– Гулять пойдешь?

Хоккей

Двор у нас большой, как только ляжет снег, начинаем играть в хоккей. У нас две команды – Сашка, старший брат Вадьки, на пять лет старше нас, играет один против нас троих, я стою на воротах, Вадька нападающий, Толстый полузащитник. Сашка бьет по воротам, шайба ребром мне в лоб, кровищи… Снегом затираем, вроде несильно течет, надо тайм доиграть, 2:1 в пользу Сашки. Он опять прорывается к нашим воротам, я бросаюсь на шайбу, Сашка клюшкой пытается ее пробить по воротам и тут получает палкой по спине, это мой дед, решивший, что меня уже забили до крови, встал на защиту внука. Со слов деда:

– Вышел я во двор покурить, а там здоровый бугай пацанов избивает, моего уже до смерти забил, лежит весь в кровище… а шрам на лбу у меня на всю жизнь, как память, остался!

Люстра

Живем мы в старом купеческом особняке, две комнаты и прихожая. В большой комнате висит люстра, нет, не так, ЛЮСТРА!!! Эдакий монстр в три яруса из стеклянных трубочек. Мухи обожали эту люстру больше меда, забирались внутрь трубочек и там гадили.