Игорь Вереснев
Хозяйки тумана

– Фера бабёнка молодая, потому и свербит у неё между ног. Я ей кулаком двину, на декаду утихомирится. Зато в постели сладенькая и деток здоровых рожает.

– Так ты же не знаешь, от кого они!

– Какая разница, все наши, зелёнохолмовские.

– А я бы выгнал!

– Ты бы выгнал… да гнать некого. Злой ты, потому и бабы от тебя шарахаются. Вон, Мила предпочла с Молчуном второй жить, чем с тобой первой.

Орест заскрежетал зубами, готовясь выплюнуть очередную гадость. Но Тим уже поднялся, предостерегающе махнул рукой.

– Хватит о бабах сплетничать, привал окончен! Впереди Топкие Поляны, место опасное, наверняка парочка пузырей там поселилась.

То, что они нашли на опушке полян, где рыжие стволы чернолистов подёрнулись сизо-зелёной плесенью от сырости, а под ногами чавкала предательская топь, было хуже пузырей. С ветвей свешивались большие серые коконы, – гнездовье отроившейся стаи шлейфокрылов. Взрослая самка и восемь молодых, недавно вылупившихся самцов. И ещё один кокон, не похожий на остальные: склеенные затвердевшей слюной тушки золотянок, рыжков, слепышей, куски разодранного ворчуна. И среди этого месива плоти – вырванные из суставов человеческие ноги, руки, выпотрошенный торс, не сразу разберёшь, мужской или женский, детское тельце с запрокинутой белобрысой головкой. Стая собрала неплохой запас на летнее межсезонье.

– Ах ты ж, болячка болотная! – Тим в сердцах цыкнул сквозь выломанные передние зубы. – Сколько вас налупилось за зиму! Да близко как гнездовье устроили. Совсем обнаглели, тварюги поганые.

Солнечный свет усыплял шлейфокрылов, делал беспомощными, лишь прочная кожа защищала их от зубов и когтей мелких дневных хищников. Но не от наконечников стрел, выплавленных из чудесного камня Древних! Охотники, не торопясь, смакуя сладкую месть, расстреливали стаю, пока Щербатый не махнул рукой.

– Хватит! Думаю, все подохли. Теперь нужно кому-то наверх залезть, сбросить их вниз. И заодно срезать то, что они жрать собирались. Негоже мертвецов в таком виде оставлять.

– Берт наверх лезет! Берт – лучший лазальщик по деревьям!

Безголовый, не дожидаясь разрешения, сунул лук и колчан стоящему рядом Тэду и, ловко подпрыгнув, начал карабкаться по стволу чернолиста. Тим сплюнул досадливо, предупредил:

– Осторожней, там скользко!

– Берт – лучший лазальщик! – Безголовый уже был наверху и с интересом разглядывал содержимое кокона: – Дитёнок наш, я узнал! А второй… Это баба, только без головы! Не, не наша! У нас этой зимой крылы баб не уносили, тока дитёнков. Может, из Грибной Поляны? У неё родинка над пупком, никто не знает?

– Безголовый, ты на кой туда полез? – возмутился Орест. – Сбрасывай эту дрянь вниз! Быстро!

– Ага! Берт быстро всё сделает!

Безголовый подцепил ножом основание сплетённого из затвердевшей слюны кокона. Охотники внизу поспешно расступились. «Бац» – кокон шлёпнулся, разбрызгивая в стороны комки грязи и вонючую жижу. Что случилось в это время на дереве, не видел никто. Испуганно-удивлённый вопль – и Безголовый уже внизу, загребает ногами воздух, насаженный низом живота на длинный, остро обломленный сук.

– Берт… Берт… упал… скользко… Ти-им, больно! Очень больно внутри… – Он ещё попытался что-то сказать, но вместо слов изо рта хлынула, пенясь, кровь.

Вдовство Мальки продолжалось недолго. Понимая, что соперники найдутся, Марик выждал девять дней – срок, установленный Правилами, – и отправился к Старосте требовать жену.

Поллейн минул, а вместе с ним и затяжные весенние дожди. Туманы окончательно убрались на дальние лесные болота, солнце припекало почти по-летнему, и будто радуясь его живительным лучам, забушевала молодая зелень. На огородах пока что работы было мало – земля, обильно напитанная влагой, ещё не нуждалась в поливе, сорная трава лишь кое-где успела пробиться сквозь набирающую силу ботву репчатки и гороха. Зато лесная страда для женщин уже началась – месяц моджаль принёс редкий по щедрости урожай стеклянки. А мужчины, почистив окрестности от зимних тварей, занялись настоящей охотой.

Крису почему-то не везло. Всей добычи за две декады – шкурка рыжка, да пара слепышей. Позор! Это не шло в сравнение даже с корзинками стеклянки, регулярно приносимые Ритой. В отличие от огородных дел, возиться с ягодами жена не отказывалась. Сушила, давила на сок, но больше всего ей нравилось собирать эти упругие полупрозрачные шарики, выискивать их на укромных лесных полянах. Каково же было изумление Криса, когда, вернувшись в очередной раз пустым из лесу, он увидел растянутую под навесом шкуру молоденького ворчуна. Потрогал недоверчиво – впрямь свежая, недавно сняли.

Рита возилась тут же за домом, ворошила сохнущие на солнце ягоды.

– Шкура откуда? Орест подарил. – Пожала плечами в ответ на вопрос мужа.

– Орест? Подарил? За что? – не поверил Крис. Щедрость Кривого не укладывалась в голове. Вспомнился разговор месячной давности.

– Да, подарил, – настойчиво подтвердила Рита. – Он сам живёт, без семьи. Много ему нужно? А нам пригодится.

– Не мог Кривой за так шкуру отдать. Ни за что не поверю! Ты что с ним… блудила?

– Да что ты выдумал?! – Рита вскочила, возмущённо поджала губы. – Ни с кем я не любилась, кроме тебя! Говорю подарил, значит, подарил!

Крис растерялся. В щедрость Ореста он всё равно не верил. Но возмущение Риты выглядело так искренне…

Два дня он старался убедить себя, что жена не врёт, а потом не выдержал. Сославшись на хворь в животе, остался дома. Терпеливо выждал, пока ватага женщин с корзинками скроется в лесу, и тайком отправился следом.

Пришлось сделать порядочный крюк, чтобы соседи не догадались, куда он идёт, так что ягодниц Крис догнал далеко от посёлка, там, где у основания невысокой гряды начинались овражки, тянущиеся к Каменцу. Стеклянка любила расти в укромных местах, среди прелой листвы, под защитой шипастых зарослей злобника. Ягодницы рассыпались по овражкам, только смех и весёлые возгласы подсказывали, кто где находится. Но голоса Риты слышно не было, сколько не прислушивался.

– Ой, да это Крис! – Из-за кустов на дне показалась голова вездесущей Феры. – А я думаю, кто там сверху топчется? Охотишься, да?

Она отбросила за ухо растрепавшиеся пряди светло-русых волос, улыбнулась лукаво.

– Ага. – Крис для убедительности снял с плеча лук.

– Понятно! Дичь дальше, возле реки пасётся. В камышнике.

– Какая дичь? – Он тоже неуверенно улыбнулся.

– Твоя, твоя, не сомневайся. А что за дичь, не знаю. На рыжка не похожа, на золотянку и подавно. Не наша. Должно быть, с речного края забрела.

Фера звонко засмеялась. Ответом ей послышался смех из соседних овражков. Чувствуя, что щёки становятся пунцовыми, Крис побежал кромкой оврага к речке. Смех давно смолк, и голоса остались позади, а ему всё казалось, что спину жгут насмешливые взгляды женщин.

Стенки оврага расступились, превращаясь в невысокий обрыв. Между ним и берегом речки стелилась каменистая отмель, заросшая сочным, ярко-зелёным камышником. Крис остановился, повертел головой, решая, куда идти. И почти сразу услышал чьё-то быстрое и шумное дыхание. И ещё вскрики иногда. Крадучись, двинулся на звук.

Рита стояла голая, упираясь руками в ствол росшей посреди камышника трещотки. Такой же голый Орест прижимался к её оттопыренной заднице. Пальцы парня сами собой сжались в кулак. Нет, так нельзя, не годится затевать сейчас драку! Он взрослый охотник, не может нарушать Правила, – драться из-за бабы. Крис попятился. Стараясь не оглядываться – а голова сама, нет-нет, да и норовила повернуться в ту сторону, где всё ещё слышен был визг, – вскарабкался вверх по склону. Огляделся, убедился, что никого нет вокруг, и напрямик, не разбирая дороги помчался к посёлку.

Рита вернулась ближе к полудню. По обыкновению, мурлыча что-то, поставила корзинку с ягодами, присела рядом с мужем, нежно коснулась пальчиками плеча.

– Крисик, как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?

– Да, теперь мне хорошо. Теперь мне очень хорошо! – Не в силах сдержать ярость, он перехватил её руку, резко вывернул в суставе. – Теперь я точно знаю, что моя жена – блудка!

– Ай! Ты что, мне больно!

– Больно?! А знаешь, как мне было больно слушать твой визг и смотреть, как ты Кривому задницей подмахиваешь?

Размахнулся, саданул ладонью по подлому личику. Удар отбросил Риту на пол, из носу брызнули капельки крови. Но Крис уже завёлся. Подскочил к жене, дёрнул за короткие тёмные волосы, заставляя приподняться.

– Больно, да? Правильно мне говорили, что поучить тебя надо! Я думал, что ты меня… а ты… а ты… ты вонючая речная тварь! Эх, какой же я дурак был! Джула в десять раз лучше тебя!

Он готов был хлестать ещё и ещё по ставшему вдруг ненавистным лицу. Если бы Рита попробовала сопротивляться! Но она вместо этого жалобно заскулила.

– Крисик, миленький, пожалуйста, не выгоняй меня! Куда я пойду? Со мной никто водиться не хочет. Я не думала, что здесь всё будет таким чужим. Правильно, что ты меня бьёшь – я блудка, знаю! Но ведь меня всё рано в посёлке ненавидят! Всё равно будут обо мне гадости рассказывать! А с Орестом я согласилась любиться не потому, что он мне нравится. Он специально делает, чтобы мне больно было. Но он же шкуру принёс! И ещё принесёт. Для нас! Я же вижу, как ты надрываешься и на охоте, и дома. Хочешь, чтобы мы лучше жили, а я как тебе помогу? Не одними же ягодами! Если бы мы на Реке жили, я бы сети ремонтировала, рыбу вялила, рассол готовила. Я умею, меня мама всему научила. А здесь? Я не привыкла в ваших проклятых огородах ковыряться! Я за три дня все пальцы в кровь сбила. Ноготь сорвала до мяса! Так что, из-за этого я хуже, чем другие жёны? Чем Джула твоя? Я не хуже! Я красивее всех женщин в посёлке! Каждый мужчина захочет со мной любиться! Почему я не могу этим заработать? Что, меня убудет?

Крис растерялся. Выпустил волосы, отступил. Жена уткнулась лицом в кулачки, зарыдала громче.

– Крисик, миленький, я же для нас старалась. Бей меня, если хочешь, только не выгоняй! Пропаду я здесь…

Крис поиграл желваками. Посмотрел на руки. Большие, сильные. Девчонке с одного удара лицо разбил, молодец! А осенью на Длинном Озере не думал, каково ей будет в незнакомом краю? Конечно, не думал! Ни о чём тогда думать не хотел. Так сейчас навёрстывай, а не кулаками маши!

– Не пропадёшь, – буркнул он хмуро. – Ничуть у нас не хуже и не тяжелее жить, чем в речном краю. Просто немного по-другому. Привыкнешь за лето. А там деток рожать начнёшь, поселковые своей и признают.

– Так ты… меня не выгонишь?

Рита робко подняла голову. Багровый кровоподтёк расползался по её левой скуле.

– Куда я тебя выгоню? Не к Кривому же. Этот гад, что, бил тебя?

– Крисик, ты самый лучший! Я для тебя всё, что хочешь сделаю! – Рита подползла к нему на коленях, прижалась щекой к ноге. – А Орест, он хуже, чем бил. Знаешь, как он любится с женщинами?

– Прекрати! И знать не желаю! Верни ему эту паршивую шкуру и впредь не смей таким заниматься!

– Крисик, послушай. – Рита облизнула губы, во взгляде её страха уже не было. – Шкуру я ведь почти отработала. Всего три разочка осталось. Жалко же возвращать – что я, зря терпела? И шкура не паршивая, хорошая. На неё можно пять больших корзин репчатки выменять.

Крис сморщился, словно от зубной боли. Махнул обречённо рукой.

– Поступай, как хочешь!

Знать, что твоя женщина блудит с кем-то – тем более, с Кривым! – было мерзко. Несколько дней Крис жену игнорировал. Старался отодвигаться на край топчана, чтобы не прикоснуться лишний раз, и немедленно пресекал всякие попытки ласк. Но плоть жила по своим правилам, вынуждая выбирать – либо пользуйся собственной женой, либо чужой. Фера не отказала бы, но прятаться по кустам Крису было противно.

А затем случилась беда.

Глава 4. Скины

В тот раз Крис уговорил Марика забраться подальше на север, с ночёвкой в лесу. Толстяк долго капризничал, выискивая причины для отказа. Согласился лишь, когда решили идти вчетвером, с Тимом и Малышом Робиком. Жалеть не пришлось – загнали матёрого ворчуна и мелочи всякой набили. Но и вымотались они к вечеру второго дня предостаточно. Домой возвращались, еле ноги передвигали.

Суету у своего дома Крис заметил, едва вышли из рощи кислиц. А когда приблизились к холму, навстречу сорвался Тимов старший. Закричал на бегу:

– Крис, Крис! Иди скорее! Там Речная помирает!

Мигом забыв об усталости, Крис рванул к хижине.

Рита лежала, накрытая до подбородка пончо, только левая рука снаружи. Вернее – культя, завёрнутая в измазанную красным тряпку. А рука, обрубленная чуть не по локоть, валялась в стоящей рядом миске, до половины заполненной кровью. Пятна крови были на полу, на подстилке, на руках сидевшей в изголовье Ани Чёрной, Докторши теперь, после смерти мамы Энн. И воздух в доме пах кровью. Да ещё – какими-то травами и дымом от недавно растопленного очага.

– Хорошо, что успел. А то я боялся, что мне придётся. Не люблю такими делами заниматься. На! – Рик Борода шагнул к Крису, протянул нож. Спохватился: – Нет, твой поострее будет. Ладно, не нужен я больше здесь.

Поспешно выскользнул за дверь. А Крис испуганно обвёл глазами оставшихся – Докторшу, Феру, сестрёнку Тину.

– Что случилось?

– Её носач укусил за руку, – ответила Аня.

– Где?! – охнул Крис. – Почему яд сразу не остановили?

С носачами люди старались жить мирно, по-соседски. Проку от маленькой серой шкурки не было никакого, питались зверьки всякой дрянью – многоножками, личинками древоеда, слизнями, – на человеческую пищу не зарились. Наоборот, в окрестностях их нор можно было собирать грибы, ягоды, орехи без опаски наткнуться на затаившегося ленточника. И не нападали на людей зверьки никогда, уступали дорогу. Разве что огрызнуться могли, когда сам, зазевавшись, не заметишь в прелой листве серую спинку и ткнёшь в неё рукой либо ногой. Тогда следовало не мешкая сделать надрез, высосать яд вместе с кровью и прижечь ранку огнём или горячим железом. Если не оставлять яд надолго в крови, то для человека он был не опасен. Однако если оставить… Вскоре в месте укуса проступала сыпь, мелкие розовые пятнышки, как бывает, когда лист крапчатки заденешь. Но эта сыпь не проходила сама собой, а расползалась по коже. Начинало знобить, словно болотная хворь прицепилась. Потом яд пробирался в голову и выжигал всё, что там есть.

– Я не знала! – кривясь от боли, то и дело всхлипывая, Рита попыталась оправдаться. Как будто Крис винил её в случившейся беде. – У нас такие не водятся. Я стеклянку рвала, сунула руку в куст, а он там сидит. Маленький, почти как золотянка. Я и не видела даже! Руку отдёрнула, смотрю – след от укуса. Подумала, что само пройдёт.

– Что же ты никому не сказала?!

– А она одна в овражках осталась, – с готовностью начала объяснять Фера. – Специально, чтобы не видели, с кем блудить будет. Думаешь, один Орест у неё между ножек пасётся? Пфе! Видно, торопилась корзинку набрать, вот и не смотрела, куда руку суёт. Поделом!

– Рот прикрой! – Докторша грозно глянула на разговорчивую соседку. – А лучше иди-ка отсюда.

Фера возмущённо фыркнула, но перечить Докторше не посмела. В дверях оглянулась.

– Если какая помощь понадобится, зовите.

Обращалась вроде бы ко всем, но смотрела при этом на Криса. Когда дверь за ней закрылась, Аня пояснила:

– Рита ко мне пришла, когда сыпь увидела. Да пока я выпытала, что случилось. Надежда была, что яд только в руке, что с кровью выйдет… Зря мучила девочку.

Она осторожно загнула край пончо. Пятнышки покрывали плечо, грудь, шею. Больше слов не требовались – и так понятно, что жить Рите осталось всего-ничего. Скоро она начнёт кататься по полу от нестерпимой боли, не помня себя и не узнавая никого вокруг. Потому Борода и протягивал нож.

Докторша отодвинула в сторону пончо, посмотрела на Криса, спросила:

– Нам выйти или остаться? Как для тебя сподручнее?

Рита поняла, о чём речь, заскулила громче. Пальцы уцелевшей руки вцепились в подстилку на топчане.

– Крисик, миленький, сделай что-нибудь! Я не хочу умирать!

Аня ласково коснулась её головы, убрала спутанные пряди наверх.

– Не бойся, девочка. Твой муж хороший охотник. Он всё сделает быстро, больно не будет. Ты просто заснёшь.

Рита всхлипнула. Закусила губы, зажмурилась, послушно запрокинула голову, подставляя шею. Шея была такой тоненькой, беззащитной. Голубая жилка пульсировала едва заметно. Как раз в том месте, куда надо… Крис потянул нож из чехла, к горлу подкатил колючий комок.

– Аня, но ведь в голову яд не попал? – Он попытался ухватиться за соломинку. – Может, есть какое лекарство?

– Ты же видишь – кровь испорчена. Нет от этого лекарства.

– А скина?! Скина лечит все болезни!

– Ты уже взрослый, чтобы верить в сказки. Скина не лечит, она лишь добавляет человеку силы, чтобы бороться с болезнью.

– Какая разница?! Если мы наденем на Риту скину, она не умрёт!

– Не умрёт. Но испорченная кровь так в жилах и останется. Снимем скину, и болезнь вернётся.

– Аня, моя мама была Докторшей! Я видел, как лечат болотную хворь, другие болезни. Рано или поздно, на место дурной крови приходит хорошая. Разве я не прав?!

– Прав. Но это не болотная хворь. Нужно очень долго носить скину, пока вся кровь не заменится. Два месяца, или три, я не знаю. За такое время скина потеряет почти весь свой багрец. А если кто заболеет? На охоте поранится? Что потом делать? – Она покачала головой. – Нет, Крис, Староста не согласится.

– Но в посёлке есть и другие скины! У мамы Энн была, у Щербатого Тима…

Докторша нахмурилась.

– Крис, ты что говоришь? Те скины уже старые. Их нельзя надевать на такой долгий срок, а то мало ли… Лучше умереть, чем такое!

Крис знал. «Скина прирастёт к тебе, и сам превратишься в хоку». Сколько в этом сказки, а сколько правды, не ведал никто. Однако случаи, когда надевшие скину уходили неизвестно куда, на памяти жителей зелёнохолмья были. И никто не предпочёл бы такое смерти.

Но Крис ещё цеплялся за призрачную надежду.

– Любую старую скину можно обновить багрецом.

– Где он, этот багрец? – отмахнулась Докторша. – Только в старых сказках и остался. Я и не видела его никогда. И никто не…

– Я видела, – вдруг подала голос Тина, до этого тихо сидевшая в углу. – У Охотника есть.

– У Охотника? – Докторша удивлённо оглянулась на девочку.

А Крис уже понял. Разумеется, у Охотника должен быть багрец! Иначе как бы он добывал скины, чтобы платить за жён?

– Но у него нужно уметь просить, он странный, – продолжала девочка. – Мне багреца не даст.

Крис смахнул со лба выступившую испарину.

– Я сумею! Аня, я достану багрец! Прошу, одень на Риту поселковую скину, пока я другую принесу. Я быстро!

Докторша неуверенно покачала головой.

– Если так… Всё равно с неё глаз нельзя спускать ни днём, ни ночью. Я тебе в этом не помощница.

– Я помогу, – опять встряла Тина. Улыбнулась брату. – Так уж и быть, понянчу твою Речную. Кто тебе пособит, если не родная сестра?

Домик Охотника прилепился у самого берега ручья. Потемневший, не ухоженный. Видно, хозяин за все годы палец о палец не ударил ради своего жилища.

Дверь отворила Салли, удивлённо уставилась на неожиданного гостя. Крис прокашлялся.

– Доброго вечера! А муж…

– Дома я! – голос из глубины комнат оборвал его вопрос. – Кого там принесло?

– Это Крис Красавчик.

Белянка неуверенно отступила в сторону. Почему-то была она в одной юбке, без лифа. Крис невольно скользнул глазами по высокой полной груди. Тотчас отвернулся – нехорошо на замужних женщин пялиться.

Охотник сидел за столом, мастерил что-то из железок, деревяшек, кусочков кожи и обрезков жил. Впрочем, когда Крис вошёл в комнату, работу он отодвинул и пристально уставился на гостя.

– Красавчик, значит? Ко мне за какой надобностью пожаловал?

Не дожидаясь приглашения, парень опустился на подстилку.

– Попросить у тебя хочу одну вещь. Багрец.

– Ого! – Хозяин покачал головой. Непонятно – насмешливо или удивлённо. – Много?

Крис растерялся. Пожал плечами.

– А сколько надо, чтобы старую скину обновить?

– Это ты жену затеял лечить, что ли, которую носач покусал? Брось, не стоит она того. Дрянь бабёнка. Глупа и блудлива.

– Моя жена, мне и решать, хорошая или плохая! – возмутился Крис.

Сказал бы и резче, если бы не острая нужда привела в дом этого человека. А так – приходилось сдерживаться.

– И то верно, – неожиданно легко согласился Охотник. – Столько багреца у меня есть конечно. Но багрец – вещь ценная. На что ты готов его поменять?

– Да на что угодно! Вот. – Парень выложил на стол нож. – Это лучший нож в посёлке. Настоящий, из Города Древних.

Хозяин взял оружие, поднёс к глазам, понюхал зачем-то, лизнул лезвие. Вернул обратно.

– Правда, хороший нож. Настоящая сталь, не подделка. Может, и стоит багреца. – Он хитро прищурился. – А может, и нет. Лезвие проверить нужно.

– Давай проверим. На чём?

В ноже Крис не сомневался. Взвесил оружие на ладони, обвёл взглядом комнату, выбирая, в какой из столбов-подпорок метнуть, чтобы не расколошматить хозяйскую утварь. Охотник следил за ним, едва заметно улыбаясь. И вдруг предложил, когда взгляд гостя скользнул по забившейся в угол женщине:

– А на Белянке и попробуй. – Поманил жену пальцем: – Снимай одёжку и иди сюда!

Салли метнула сердитый взгляд на мужа, но команде подчинилась. Стянула юбку, швырнула на скамью, неспешно подошла к мужчинам. Крис настороженно покосился на её голый торс. Что это затевается?

– Сможешь сидя, одним ударом снизу-вверх рассечь ей пузовину от шёрстки до самых рёбер? – как ни в чём ни бывало спросил Охотник. – Если нож настоящий, должно получиться.

Крис ошеломлённо уставился на него, затем на женщину. Белянка стиснула зубы и мелко вздрагивала. Но отстраниться не пыталась, наоборот, положила руки на бёдра, выпятила живот, словно подставляла его под удар. Да что здесь творится?!

Он вскочил, заорал на Охотника:

– Ты… ты… ты людей убиваешь?! Я всем расскажу, всему посёлку! Знаешь, что с тобой за это сделают?!

Он ожидал чего угодно. А Охотник захохотал, даже слёзы брызнули из глаз. И Салли фыркнула, окончательно сбив с толку.

Отсмеявшись, хозяин вытер кулаком слёзы, покачал головой.

– Ты глупее, чем кажешься. Разве я убивать Белянку предлагал? Она и то поняла, что кроме боли, ничем ей твой ножик не грозит. Умишком пораскинь, к кому ты пришёл и зачем? Что ж ты думаешь, у меня здесь скины нет? Рана на пузе за декаду затянулась бы.

Крис растерянно оглянулся на женщину. Та кивнула чуть заметно, мол, давай, режь, я вытерплю, если надо. Но Охотник заметил её кивок.

– Нет, поздно! Не сообразил, значит, не сообразил. А ты чего выставилась? Иди, делом займись. И ты иди, Красавчик. Ножик твой мне не нужен, я тебя проверить хотел. Думал, и впрямь, любишь Речную, на всё ради неё готов. А у вас баловство одно. Выходит, нечего и воду мутить, не суждено ей жить дальше. Полосни её своим ножичком по шее, чтобы не мучилась, и новую девку в жёны присматривай. Да внимательней будь, во второй-то раз!

Найгиль пришёл на смену моджалю, и лето окончательно вступило в свои права. Солнце теперь палило немилосердно, будто стремилось выжечь воспоминание о зиме. Гороховые стручки налились, пожелтели и перекочевали в корзины хозяек. Следом пришла очередь репчатки. Ей весенней влаги было маловато, женщины занялись поливкой. А мужчины валили деревья, тесали брёвна, распиливали на доски. Дни в найгиле длинные, солнечные, сухие. Самое время приводить в порядок жилища, заготавливать дрова.

У Криса руки не доходили заняться домом, хотя крыша, да и стены нуждались в ремонте. И очаг следовало бы переложить. Но времени на это не оставалось – он боялся оставить Риту без присмотра даже на миг. Каждую ночь дежурил, сидя у изголовья, а днём, когда приходила Тина, пытался ещё возиться в огороде, притащить из ближнего леса дров.

Марик без возражений отдал скину, принадлежавшую когда-то маме Энн. Была та в самом деле старая, прозрачная, давно растерявшая весь свой багрец. Но силы не утратила, и то хорошо. Культя у девушки затянулась быстро, и двух декад не прошло. Потом отпустила боль, Рита начала вставать, пыталась работать по дому. Смеялась, что однорукой уж точно на огороде не справиться. И уже не сомневалась, что пронесло, что верная смерть прошла стороной. Но Крис в этом уверен не был. Не зря ведь люди старых скин опасаются.

Когда случилось впервые, он не понял сразу, что это. Как раз кроил «подаренную» Кривым шкуру, Рита сидела рядом, лущила горох, болтала всякие глупости. И вдруг умолкла. Крис поднял глаза и увидел, что жена замерла, сжав в пальцах стручок, неподвижно уставилась куда-то вдаль.

– О чём задумалась? – спросил. – Рита! О чём задумалась, спрашиваю? Реку вспомнила?

Жена не отвечала, словно и не слышала. Он потянулся через стол, дёрнул за руку.

– Эгей! Ты меня слышишь? Да что с тобой?

Бесполезно. Холодок побежал по телу от догадки. Крис вскочил, уложил жену на топчан, содрал одежду и тонкую плёнку, обтягивающую тело. Только после этого Рита очнулась. Удивлённо посмотрела на него.

– Я что, заснула? А почему я голая? И без скины!

– Не вечно же её носить.

– Ой, я уже здоровая?

Она внимательно оглядела грудь, культю. Розовые пятнышки потускнели, но не исчезли. Крис с сожалением покачал головой.

– Не совсем. Тебе что-то снилось?

Девушка сосредоточенно наморщила лоб.

– Да, снилось… Не могу вспомнить, только туман.

К вечеру болезнь обострилась, пятна налились краснотой, вернулся озноб. Пришлось вновь обтягивать Риту скиной.

После этого случая оставлять плёнку на теле жены надолго Крис не рисковал. Первое время снимали раз в три дня, затем – через день, затем – ежедневно. А приступы случались снова и снова. Это походило на замкнутый круг. Чем чаще снимали скину, тем медленнее шло выздоровление. Или не шло уже, и яд медленно, но верно возвращался в кровь? Рита тоже поняла, что с ней происходит. Сникла, почти не разговаривала. Целыми днями лежала на топчане, теребя в руке принесённую из дому повязку. Или отворачивалась к стене и тихонько плакала.

И Крису хотелось плакать. От собственной беспомощности, от разговоров соседей, которые давно считали его вдовцом. Хотелось плакать и кричать им в лицо: «Рита живая, вы что, не видите?!» Но он был мужчина, взрослый охотник, он не мог этого сделать. А соседи вовсе не были злыми. Они вели себя так, как предписывали Правила.

Во второй декаде клеоля жара отступила. Западный ветер принёс тяжёлые серые тучи, опять пошли дожди. Не весенние обложные, полощущие сутками, а короткие тёплые ливни, что обрушиваются на землю под вечер. На открытых местах к следующему полудню солнце успевало высушить лужи, но в лесных зарослях тут же стало сыро.

Рита исчезла ночью. Вроде бы спала, но стоило Крису выйти по нужде за угол, – топчан оказался пуст. Сначала подумал, что жена вышла за тем же, что и он. Сидел, ждал. А следовало сразу искать, потому как когда понял и выскочил на улицу, её поблизости уже не было. И как специально, Большая Луна не могла пробиться сквозь плотную пелену туч! В такую ночь человек будто слепой.

Крис излазил весь посёлок, заглядывая в каждую щель, оббежал огороды, а дальше что?! Сообщить Старосте, поднимать охотников, прочёсывать ближний лес? Наверняка они успеют перехватить беглянку. Успеют…

Крис резко остановился у самого порога дома Старосты. Все в посёлке считают, что Рита умерла, а глупец-муж растягивает её агонию. И если она убежала, значит, старая скина проснулась, как и говорится в Правилах. Первый, кто заметит беглянку, не задумываясь, пустит в неё стрелу, – и чтобы оборвать мучения, и чтобы назад не вернулась хокой. Нет, нельзя поднимать людей. А сам он Риту не отыщет в бескрайнем лесу…

– Доброго утра! Ты что в такую рань по посёлку шныряешь? Случилось чего?

Заспанная физиономия Марика высунулась из окошка башенки на крыше Ратуши. Крис вздрогнул – как он мог забыть о дежурном? Хорошо, что сегодня очередь Толстяка! Другой давно бы заметил Крисово мельтешение и догадался, что произошло. Тогда облаву на Риту начали бы без всяких просьб.

Он подошёл к Ратуше.

– Так чего случилось? – Марик сладко зевнул. Замер с открытым ртом. Догадался. – Речная что… в хоку превратилась?

– Не кричи! Ты что глупости городишь? Кто видел, как надевшие скину в хок превращаются? Они просто уходят.

– Так она ушла?! Что ж ты стал, беги к Старосте, счас я в железо ударю!

И колотушку схватил, Крис едва успел остановить его:

– Не бей! Мы Риту сами найдём.

– Кто это «мы»?

– Мы с тобой. Может, Тэд согласится помочь.

– Да брось! Лес большой, втроём не прочешем. Всех поднимать нужно.

– Ты что, не понимаешь? Они её убьют. А мы – догоним и вернём. Надо только снять скину.

Марик поёжился.

– Скажешь тоже, снять. А если…

– Не сочиняй! Я её сколько раз снимал. Ничего страшного не случилось! Рита почти выздоровела, понимаешь? Я её почти вылечил!

Толстяк колебался.

– Я ведь на дежурстве…

– Рассвет уже. Пока я за Тэдом сбегаю, к тебе смена придёт. И сразу в лес двинем.

Тэд согласился неожиданно легко и быстро. Как-то обречённо кивнул, выслушав рассказ товарища, и пошёл готовить лук, собирать сумку в дорогу. В последние месяцы он сделался ещё более замкнутым и молчаливым. Будто присутствие двух молодых женщин под боком его не радовало, а наоборот, угнетало. Весной Марик пытался расспрашивать, в чём дело, но не добившись ответа, рукой махнул. Молчун, он и есть Молчун. А Крису своих забот хватало.

В ближнем лесу Риту они не нашли, как ни старались. Невозможно каждый кустик проверить! Марик скис, принялся уговаривать вернуться в посёлок, признаться, пока не поздно. Понимал, что накажут в первую очередь Криса, но и им с Тэдом достанется. Самое меньшее – устроят публичную порку на площади. Больно и позорно для взрослого охотника.

– Поздно возвращаться, – Крис отбросил доводы сводного брата. – Тина к нам каждое утро приходит. И сегодня пришла наверняка. Догадалась обо всём, когда увидела, что Риты нет. Скорее всего, охотники уже идут по нашему следу. Так что давайте вперёд двигать.

– Куда «вперёд»?! Где мы её искать будем? Мы же не знаем, куда она идёт!

– Ясно куда, на Запретные Озёра. А туда одна дорога – вдоль тропы от Каменобродья на Мокрый Лес. Севернее – топи непролазные. Так что выйдем к мосту через Гнилушку, и будем ждать.

– Да ты что?! – Марик скривился. – Это же полтора дня пути.

– В лесу заночуем, впервой, что ли? А утром выйдем к Гнилушке. Мы, три охотника, по любому доберёмся туда быстрее, чем девушка, к тому же больная.

– Риту скина ведёт, – подал голос Тэд. – Она может без отдыха идти, а мы нет.

Тэд был прав. Но согласиться с его словами значило признать поражение. Крис упрямо стиснул зубы.

– Всё рано мы успеем перехватить её у моста!

До развилки на Каменобродье они шли по тропе. Потом – напрямик, сквозь рощи трещоток, по пустошам и дальше, по незнакомому лесу, срезали угол. Крис гнал товарищей вперёд, не позволяя сделать привал, передохнуть. Даже когда солнце скрылось за стеной леса на западе, упрямо продолжал идти.