Игорь Кочкин
НИКТО, НЕКТО и ВСЁ. Забавный черновик – 3

© Игорь Кочкин, 2022

ISBN 978-5-0051-3474-5 (т. 3)

ISBN 978-5-4496-9812-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ (которого не было в 1978 году).

Несмотря на то, что тема о сорокалетнем анабиозе моей рукописи не раскрыта до конца, я расскажу коротко про «весёлые картинки», разбросанные по тексту (и предельно адаптированные теперь к Настоящему времени 2020 г.). Да, они предусматривались изначально, как обязательный элемент повествования, но и с ними случилась знакомая метаморфоза: раньше их было на порядок меньше, чем сегодня: почему? Изменились времена – изменились читатели: иллюстраций стало больше, они изменились по духу, по подаче – на грани фола; другими словами, как уже было сказано – адаптировались в соответствии с Реальностью, в которой сейчас живём МЫ.

«Бедная Лиза рвала цветы и этим кормила свою мать…» (Из сочинений учеников средней школы в капиталистической РФ).

Вчерашние картинки – по качеству и смыслу! – были не хуже и не лучше нынешних, они были другими, в совершенно иной «весёлой» тональности…

(Про анабиоз продолжим позже.)

Итак, чем началась первая и – закончилась – вторая часть «НИКТО…»? Верно, историей о шпоне, вагон которого мои юные герои разгрузили, и в поисках кассы, чтобы получить заработанные рублики, недостающие им для покупки «Гибсона», обнаружили, что попахивает «мертвечиной»…

«Лось вышел на опушку леса и завыл от досады…»

В двух словах о третьей части. НИКТО, НЕКТО и ВСЁ продолжат покорять мiр: в чём-то преуспеют, в чём-то – не очень. Попутно они получат аттестат о среднем образовании. И «попутно» их музыкальный проект прикажет долго жить, накрывшись медным тазом: как и почему это произойдёт, мы узнаем в этой части.

Далее, через три года после их первой встречи на школьной плаце, они опять случайно-неслучайно соберутся вместе на террасе культовой кафешки Алма-Аты, имеющей название «Акку». Что будет потом? Читайте, и всё узнаете. Тех, кто отважится на этот подвиг, я думаю, ждёт захватывающее путешествие!.. полное сюрпризов! уверен, что неожиданных. Будет забавно – это я обещаю.

Успешного чтения и обретения реального восприятия мiра взамен восприятию иллюзорному!

«Hа берегу реки доярка доила корову, а в воде отражалось всё наоборот…»

Р. S: Цитата из моего черновика про абсолютный успех: «…это когда те, кто всеми фибрами души тебя ненавидел, вдруг с трепетом – все, как один! – будут уверять, как они безумно тебя любят…»

РФ, 2020.

Часть третья

Тьмы низких истин мне дороже

Нас возвышающий обман.

А. Пушкин, 1831.

Ночь на 27 октября родители НЕКТО и ВСЁ провели у телефона, обзванивая все больницы и отделения милиции.

В итоге они пришли к неутешительному, но блистательному умозаключению – незафиксированному отечественной медицинской наукой, но равному по дерзости теории относительности! – что подобные авантюры, в которые их любимых чад втянул НИКТО, доведут до инфаркта любого самого здорового: вот, где таятся корни всех мiровых проблем, которые косят род людской под корень, не хуже, чем рак.

Отец НИКТО, который не имел пристрастий бодрствовать по ночам, отреагировал на это только утром:

– Шестнадцать лет для мальчишек – возраст «солидный», когда родительская опека им уже ни к чему. И, по меньшей мере, смешно будоражить весь город из-за всяких пустяковых пустяков: беспокоиться надо было раньше.

– Позвольте поинтересоваться: когда это раньше? – спросила в сердцах мама ВСЁ.

– В момент беременности, а ещё лучше – до.

– До беременности? – опешила она. – Вот, оказывается, как?

– Так точно! – ответил по-военному отец НИКТО.

Отец НЕКТО тоже хотел было высказаться по этому поводу, но в последний момент решил не озвучивать свои мысли: зачем что-то говорить вслух, когда и так всё ясно, как божий день…

(«ВЫ НАСТОЯЩИЙ АЛМА-АТИНЕЦ, если У ВАС НЕТ СТРАХА ВЫГЛЯДЕТЬ в собственных глазах НЕЗНАЙКОЙ: всезнание (как и представление о Космосе, имеющем определённые границы, которые мы способны достичь) – есть иллюзия…» Из «Кодекса поведения алма-атинцев». )

Ночные переговоры по телефону произошли также с Пат, Мари и Йоко.

Короче, на уши беспокойные родители решили поставить всех, кого только можно было поставить на уши. И они были поставлены.

Когда виновники переполоха были уже дома, отец Пат позвонил НИКТО:

– Здорово, бандит! У меня один-единственный вопрос: а разве нельзя было воспользоваться телефоном, чтобы всех не вгонять в ступор?

– В троллейбусе, где мы сладко задремали до утра, телефона-автомата не было, – объяснил НИКТО.

– Это обстоятельство в корне меняет дело, – согласился отец Пат строгим тоном, сдерживая смех, сдержать который ему не удалось. – Только вот…

– У родителей НЕКТО и ВСЁ миллион претензий ко мне? – спросил НИКТО.

– Вижу, что для тебя это не новость.

– Разве для чудовища, сбивающего невинных отпрысков с пути истинного, это может быть новостью?

– Если я перечислю тебе все их претензии, ты придёшь в ужас.

– Вряд ли, – сказал НИКТО. – В своей «длинной» жизни я не встречал ни одного идиота, признавшего себя идиотом. Я же для них – идиот (по терминологии современных психиатров)? Я – по определению! – не могу прийти в ужас. Но! В этой парадигме – можно найти ответы на другие вечные вопросы, которые – будто бы – не имеют ответов.

– Похвально. И каковы же выгоды обратной стороны этого образца мудрости?

– Ницше, помнится, сказал: «Кто мнит: я обладаю истиной, – сколь много он не замечает».

– Я вижу – шпон вам пошёл на пользу. И мне – тоже. Я нашёл ответ на вопрос, который не имел ответа раньше.

– Я коллекционирую ответы на подобные вопросы. И каков он?

– Твоя и моей любимой дочюни страсть к книгоедению способна уничтожить любой негатив и любую заразу, которые вечно витают где-то рядом с нами. И это меня порадовало.

– То, что это вас порадовало, меня порадовало больше, – сказал НИКТО. – Аксиома, не нуждающаяся в подтверждениях. А знаете, каков антоним слова «аксиома»?

– Каков?

– Идиото-ома. Нам с Пат сказала об этом одна очень милая библиотекарша.

– Очень милая?

– Очень-очень. Несмотря на то, что она в годах.

– В очень преклонных? Дочка об этом не говорила.

– Скрыла, – заметил огорчённо НИКТО. – По мнению Пат, ей не меньше двадцати пяти: старуха старухой.

– Верно: очень даже «не юный» возраст!.. Всё, на этом закончим: боюсь – если мы продолжим и дальше развивать тему идиотизма, я тоже превращусь в идиота, который никогда не признает себя идиотом.

Когда НИКТО положил трубку на телефонный аппарат, он вспомнил, как библиотекарша, похожая на Одри Хепбёрн, сказала, что, в отличие от аксиом, идиото-омы нуждаются в подтверждениях. Она была права: опровергать – во что бы то ни стало – идиото-омы – это любимое занятие всех идиотов…

Разгрузка вагона со шпоном стала мистическим Рубиконом, который разделил события в летописи о «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ» на две половины: до 26 октября 1975 года и после 26 октября 1975-го.

22. Дюжина композиций НИКТО.

Неделю НЕКТО и ВСЁ находились под домашним арестом.

Потом всё вернулось на круги своя. НИКТО написал дюжину композиций на стихи Бёрнса. Это вызвало открытый восторг Мари, и тайный не восторг Йоко. Про Пат говорить не имеет смысла, поскольку все сочинения были посвящены ей – она была музой.

Потом тихое недовольство Йоко переросло в тихое и негодующее противостояние: как это так, что она оказалась на обочине творчества «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ», а вместе с ней не оказался в самом центре и НЕКТО? И, разумеется, разразилась привычная разборка, подобная той, которая случилось год назад на домашнем концерте у ВСЁ по поводу «Битлз» и «португальского» портвейна».

– Что не так? – спросил ВСЁ, свято выполняющий свою миссию миротворца.

– Всё не так! – рявкнула по-фельдфебельски Йоко. – Это не рок-музыка! Это какие-то финтифлюшки! Это средневековая камерность, где нужны скрипочка, виолончелька и фортепиано!

– О, я не готов стать виолончелькой! – провопил, дурачась, НЕКТО. – Это не моё!

– А я готов взять в руки скрипочку, – сообщил спокойным тоном ВСЁ. – Что здесь дурного?

– Тебе ответить по пальцам? – спросил НЕКТО, продолжая ломать комедию. – Первое – ни раскатов грома тебе! Второе – ни запаха озона! Третье — ни всего такого другого! Четвёртое, пятое, десятое перечислять надо?

– И не попахивает мертвечиной, как на товарной станции, когда мы искали кассу? – спросил НИКТО.

– Мертвечиной? – поморщился НЕКТО. – Ну, давай, вали всё в кучу! Вместо того, чтобы делать дело. Давай, подбрось ещё страшилок! Это у тебя хорошо получается.

– Ну, раскатов грома, запаха озона у НИКТО вместе с Бёрнсом более, чем предостаточно, – ответил, не повышая голоса, ВСЁ. – Их только надо услышать. А для этого вам с Йоко надо вытащить, наконец, бананы из ушей.

– Громкие и голые слова! – возразила свирепо Йоко. – Где аргументы?

НИКТО сел за пианино и сыграл «Я пью твоё здоровье». ВСЁ великолепно спел.

– Это же классический вальс! – вынес обвинительный приговор НЕКТО.

– Да, вальс: а что же ещё? – сказал НИКТО. – А почему ты не обратил внимание на слова: «Прощай, красавица моя, я пью твоё здоровье. Надоедать не стану я тебе своей любовью…»? Ни на какие ассоциации не наводит?

– Наводит! – ответил яростно НЕКТО. – На ассоциации сумасшествия!

– «Старый мир! Вот и окончен пир! Все разошлись давно! Скучно и чинно! Зря мы явились в него…» – твои слова?

– Мои.

– Созвучия с Бёрнсом не слышишь?

НЕКТО ничего не ответил. Йоко ответила ледяным взглядом: без комментариев.

– А продолжения темы тоже никто не слышит? – спросил НИКТО. – Как и раскатов грома?.. Запаха озона?.. Этого ничего нет?

– Не слышу, не вижу и не ощущаю! – упрямо стоял на своём НЕКТО.

НИКТО, не присаживаясь на стул перед пианино, исполнил теперь «Красавицу» без вокала: репетиционная наполнилась и раскатами грома, и не только. Он сыграл жёстко, предельно жёстко, на септаккордах, в сопровождении басовой партии на самых низах, как нельзя, более форте: так, что – казалось – старенькое пианино не выдержит этой мощи и превратится в хлам.

– Я даже предложил бы другое название этой песне, – сказал НИКТО, когда звуки стихли. – «ПРОЩАЙ, РУСКАЯ АЛМА-АТА, затерявшаяся на бескрайних просторах СССР, агонизирующего существа, БОЛЬШЕ ИЛЛЮЗОРНОГО И ЭФЕМЕРНОГО, ЧЕМ ЖИВОГО».

– Причём здесь руская Алма-Ата? – фыркнула Йоко. – Почему не солнечный Магадан?

– А я знаю, почему: потому что Магадан солнечный! – съязвил НЕКТО.

После этого все, за исключением НИКТО, должны были дружно повеселиться, поскольку предложение о переименовании «Красавицы» никем не воспринялось всерьёз, но этого не произошло. Рассмеялся один НИКТО. Остальные смотрели на него – понятно, как на кого.

– НИКТО, мой добрый совет тебе, – саркастически отреагировала Йоко, – никого, кроме нас, в свои идеи больше не посвящай! Чтобы ненароком не случился конфуз!.. Теперь относительно Бёрнса: а, может, нам хором засесть омузыкаливать всего шотландского Пушкина, от начала и до конца? Лет на пять, я думаю, работы хватит.

НИКТО никак не оценил ядовитую доброту Йоко к себе и к Бёрнсу. (Ему было безразлично, что она думает на этот счёт.) ВСЁ оценил её в полной мере:

– А что: омузыкаливать можно только НЕКТО? А также только то, что порекомендует Йоко?

– А хоть бы и так: неужели не видно, что мы движемся в пропасть, в дилетантство, в самодеятельность!

– Ответить откровением на откровение? – спросил ВСЁ.

– Валяй.

– Знаешь, какая самая светлая мысль рождается после общения с тобой?

– Не знаю… – Йоко пожала плечами, – столько позитива и доброты исходят от меня, что я теряюсь в догадках.

– Застрелиться! – сообщил ВСЁ, скорее умиротворённо, чем воинственно.

Непонятно было: поразил этот выстрел цель или нет, но Йоко не произнесла в ответ ни слова.

В репетиционной установилась звенящая тишина…

(«КОНЕЦ уже содержится в НАЧАЛЕ». Д. Оруэлл, «1984». )

– Ты похожа на проститутку… – продолжил ВСЁ, – которая ещё в совершенстве не овладела профессией, но хочет продать себя только за самую высокую цену… а цену эту пока никто не даёт.

– Ну, как же так: разве НЕКТО эту цену не дал? – спросил НИКТО.

– Он – кролик, который добровольно пропрыгал в пасть удава… – ответил ВСЁ в микрофон, который стоял пред ним на стойке, – пасть удава… пасть удава… пасть удава… – ревербератор, эхом, с затуханием, повторил его слова.

Йоко имела вид разъярённый: она хотела ещё кролика, и не одного.

– А кто же, по-твоему, не дал, назначенную мной цену? – процедила она сквозь зубы.

– Не дал Я!.. я!.. я!.. я!.. – отозвался ревербератор.

Комичность ситуации заключалась в том, что ВСЁ говорил в микрофон. Йоко говорила без микрофона, автоматически стараясь произносить слова на том же уровне громкости, как звучало из акустических колонок. Так бы это продолжалось и дальше, если бы она, наконец, яростно не продефилировала, чеканя каблучками по деревянному полу, к голосовому усилителю и не вырубила его…

– ЭХ, ТВОРЧЕСТВО, ТВОРЧЕСТВО! – произнёс с пафосом НЕКТО. – ГДЕ ОНО, ЭТО ЧУДО-РАСЧУДЕСНОЕ, НАЧИНАЕТСЯ И ГДЕ ОНО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ: ЗНАТЬ БЫ…

– Если человек, умеющий чувствовать сердцем… – сказал НИКТО.

– А не только половыми органами, – добавил ВСЁ.

– И какое тогда чудо может произойти? – Йоко прищурила глаза, обрамлённые ресницами, густо накрашенными чёрной тушью.

– Произойдёт обыкновенное, – ответил НИКТО, – если человек пожелал солнца в хмурый день – оно выйдет из-за туч.

– Ой, ли? – удивился НЕКТО.

– Если человек сотворил мысль о крепкой композиции, которая способна сразить всех – она непременно реализуется в звуке. И так во всём. Если Леннон сказал:

«УСПЕХА МОЖЕТ ДОСТИЧЬ ЛЮБОЙ. Надо всё время повторять себе эти слова, и успех придёт», то так оно и будет.

– Английский я выучил только за то, что им разговаривал Леннон! – продекламировал ВСЁ.

После этого Йоко решительно развернулась и вышла из репетиционной. Звук закрывшейся за ней двери был эффектным и впечатляющим, как это и предполагалось.

В репетиционной вновь установилась звенящая тишина, которая приобрела новые оттенки…

(«СЛУШАЙ И НАСЛАЖДАЙСЯ тем, чего тебе не давали в жизни, -ТИШИНОЙ…» М. Булгаков, «Мастер и Маргарита». )

НИКТО первым прервал затянувшуюся паузу:

– Я бы не удивился, если бы вывалилась вся дверная коробка и ухнулась на пол со всей дури. Хочешь с Йоко покоя – готовься к бою.

– Я бы сравнил это с выстрелом из портовой сигнальной пушки, которую слышно на несколько километров, – по-прежнему добродушно прокомментировал ВСЁ. – А завтра Йоко, как ни в чём не бывало, притащится на репетицию: никуда она не денется.

– Да уж, да уж: все дураки, только ты один – молодец, – поморщился НЕКТО. – И откуда столько агрессии?

– Агрессивности Йоко может позавидовать любой агрессор. Если никого не удалось съесть (или, на худой конец, пнуть побольнее) – значит, день для Йоко прожит зря, впустую. Ей комфортно, когда живот сыт, а вокруг… страдают.

– Даже так?

– Даже так. В ней такое «доброе» начало, которое сокрушит, сожжёт напалмом всё и вся.

– Так уж и сожжёт?

– Сожжёт. То, что не сможет проглотить.

– Это – булыжник в мой огород? – с вызовом посмотрел на друга НЕКТО,

– Нет, больше – в огород умности Йоко. По версии НИКТО, девушки любят ушами, но если в этот момент у них включаются мозги – это крах всему. Умность Йоко зашкаливает за все разумные пределы. А теперь тебе следует – согласно сценарию! – смотать шнур своего микрофона и выйти вон, по всем законам классического водевиля – через окно.

Вновь установилась тишина, подобная тишине в могильном склепе…

(«СО ДНЕЙ АДАМА ВСЕ НАПАСТИ ПРОИСТЕКАЮТ ОТ ЖЕНЫ. Та, у кого ты был во власти, была во власти Сатаны». Р. Бёрнс.)

Тишину резко прервал НЕКТО:

– Хватит бузить! Давайте заниматься делом. Через неделю конкурс. Там мы тоже будем играть Бёрнса?

Днями раньше профком НИИ в приказном порядке объявил, чтобы они приняли участие в городском конкурсе патриотической песни. Что они будут играть – их дело. Главное, чтобы было первое место.

– Нет, там мы сыграем лезгинку, – ответил ВСЁ, и пропел, – «на горе стоит ишак дедушки Макарыча, его дети бОятся, вай-вай, нехорошо»!

– Лезгинку, так лезгинку, – согласился НЕКТО, и вывернул до предела тумблеры всех усилителей. – Поехали!

Они действительно ладно спели про Макарыча, разложив этот шедевр народного творчества на многоголосье.

Когда прозвучал последний аккорд, НИКТО увидел, что в дверях стоит уборщица со шваброй в руках.

– Молодцы! Как на свадьбе! Так и хочется в пляс пуститься! – оценила услышанное она, и быстренько ретировалась: её ждал ещё не один десяток квадратных метров пола, требующих срочной помывки.

На конкурс НИКТО, НЕКТО и ВСЁ приготовили другую песню…

(«ВЕЛИКАЯ БОЛЬ И ШУТКА всегда идут бок о бок…» Джон Леннон.)

23. «У деревни Крюково».

Во время перерывов репетиции, когда НЕКТО и Йоко, как обычно, ворковали в дальнем углу репетиционной, а ВСЁ, как обычно, мудрил над своими барабанами, НИКТО подсаживался к радиоприёмнику, чтобы галопом промчаться по эфиру: что там вещает Москва, а что – заграница? Тогда он и услышал «У деревни Крюково»¹, тогда же, на коленке, набросал аранжировку: нет, не конкурса – для, а забавы – ради. Первым оценил её ВСЁ:

– По-моему, попадание в самое яблочко: патриотизма навалом, а звучания такого забавного – клянусь! – никто не слышал.

ВСЁ знал, что говорил, предвкушая, как покоробит Йоко и НЕКТО одно упоминание слова «забава».

– Опять двадцать пять… – проворчали, почти в один голос, они, – новые сюрпризики от НИКТО, как консервы в собственном соку, припрятанные про запас… Сколько же их – на его тайном складе – ещё осталось?..

– Не беспокойтесь: я не дам вам умереть с голоду, – ответил НИКТО.

– Да уж лучше голодная смерть… чем такие лакомства.

– А, по-моему, козыри – свежи, дураки – те же, – заметил ВСЁ. – И это чертовски забавляет!

– А, по- моему, ЗАБАВЫ – это всегда вечный черновик, который ждёт исправлений и улучшений… – сказал НИКТО.

– Бред! – раздражённо заявила Йоко. – Это полный бред!

– Сократ мне друг, но от Платона я слышал, что «ЧЕЛОВЕК – ЭТО КАКАЯ-ТО ВЫДУМАННАЯ ИГРУШКА БОГА. Этому и надо следовать: НАДО ЖИТЬ, ИГРАЯ». Может, он прав?

– А Ньютон при личной встрече тебе ничего не сказал по этому поводу? – с трепетной заинтересованностью в немедленном ответе произнёс НЕКТО.

– Сказал: «Опыт – это не то, что происходит с вами; это то, что вы делаете с тем, что происходит с вами».

– А я вот слышал от Пат… – подключился к развитию темы ВСЁ, – что «играть – это производить опыты со случаем²». Цитата кого – не помню, но тоже где-то близко к правде.

– Вот, так-так! – развела руками Йоко. – И Пат, вроде бы, среди нас нет, но без неё никак не обошлось… Или она здесь, а я её не вижу?

– «Человек бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет». Фридрих Шиллер, – сказал НИКТО.

– Ну, да: я здесь есть, и меня здесь нет… – Йоко, как овощ в психушке, смотрела в одну точку. – Я, наверное, не человек, я – фантом!

– И Шиллера до кучи сюда приплели, – удручённо вздохнул НЕКТО, – да, у нас не репетиция, а какой-то коллоквиум ботаников получается!

– Коллоквиум, – согласился ВСЁ, – мы же – в НИИ, а не в каминном зале на Медео: барменов и коктейлей я здесь не наблюдаю…

– Ага, а тема нашего ботанического коллоквиума – «ЗАБАВЫ, ЧЕРНОВИКИ И КОНСЕРВЫ»! Не странно. И странно… – Йоко продолжала смотреть в одну точку.

– Мистика какая-то… – произнёс задумчиво ВСЁ, – есть люди, к которым хочется бежать, бежать и бежать.

– Как к Мари? – уточнил НИКТО.

– Нет, как к Пат, которой здесь нет, а есть люди…

ЕСТЬ ЛЮДИ, ОТ КОТОРЫХ ХОЧЕТСЯ БЕЖАТЬ…

Какое-то время все сидели молча, пока Йоко с улыбкой – как ни в чём не бывало! – спросила:

– А помните бородатый анекдот про консервы?

– Я помню! – первым отреагировал НЕКТО. – Домик людоедов. Маленький людоедик-сынок выглядывает в окошко и видит, как возвращаются домой его папаша и мамаша с гробами под мышками. Он – возмущённо, недовольно и брезгливо: «Фу! Опять – консервы!» Шикарный анекдот… Ладно, попробуем «жить играя» и сыграть «У деревни Крюково» в аранжировке, сделанной «на коленке»: может, что-то и получится.

– Чёрти чё и сбоку бантик – вот, что получится, – хмуро заявила Йоко. – Короче – «консервы»…

(«Художник – это человек, который пишет то, что можно продать. А ХОРОШИЙ ХУДОЖНИК – ЭТО ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПРОДАЕТ ТО, ЧТО ПИШЕТ». П. Пикассо.)

Следующие пару вечеров они репетировали, а в перерывах пили чай, который заваривала Йоко.

Аранжировка «У деревни…» получилась камерной, и стильной: без барабанов и без электрического звучания. Пат сказала, что у неё есть одноклассница-подружка, которая учится в школе при консерватории и играет на виолончели не хуже Ростроповича, и она готова сделать виртуозный аккомпанемент. Это юное создание привело с собой на репетицию в НИИ ещё двух девчонок, которые разложили классическое многоголосье, и исполнили его также не менее виртуозно. НЕКТО играл на акустической гитаре. НИКТО – на пианино. Главный вокал был у ВСЁ.

По настоятельному требованию Йоко, прежде, чем отправиться на конкурс, надо обязательно показать подготовленную песню профкому и получить «добро».

В репетиционную пришла, покачивая бедрами, та самая хорошенькая зампредпрофкома. Она уселась верхом на стул, как на коня, несмотря на то, что была в юбке. На спинку стула сложила руки, одна на другую, как прилежная школьница: она готова, можно начинать.

После того, как «У деревни Крюкова» была сыграна, некоторое время все сидели, как на поминках.

Неизвестно откуда взявшаяся навозная муха с перламутровым брюхом неистово барражировала вокруг светильника на потолке. Если бы не она – тишина была бы менее гнетущей. ВСЁ подумал, что если он запустит в неё барабанную палочку – шанс попасть в муху колеблется вокруг нуля.

Было видно, что зампредпрофкома не спешит выносить приговор услышанному, намеренно выжидая и продолжая размышлять, какими словами передать своё впечатление.

Йоко сидела, удобно устроившись в кресле. НЕКТО делал вид, что изучает партитуру, держа в руках нотные листки вверх тормашками. НИКТО сидел у басового усилителя и откручивал винтики кожуха, чтобы потом снять его.

Навозная муха сделала почетный круг по репетиционной и совершила посадку на рамке с портретом вождя мирового пролетариата.

НЕКТО закашлялся, как туберкулёзник: сколько же можно ждать с моря погоды?

Зампредпрофкома, наконец-то, решила приступить к разбору полётов. Камерность исполненной песни, столь ненавистная Йоко, пришлась ей по вкусу:

– Дерзко! Неподражаемо! Гениально! Вы не перестаёте меня приятно удивлять. Просто, а с каким вкусом: здесь тебе и мягкость пиано, и твёрдость форте: высший класс! Первое место наше.

– Да, вот такие мы – мягко-твёрдые. А ещё… – ВСЁ набрал воздуха в лёгкие, – ещё мы хотели на заднем плане поставить на подтанцовку Йоко – она и сама очень хотела этого! – с её грациозно-невероятными прыжками вниз головой и демонстрацией соблазнительных ножек, взлетающих вверх, в ритмах и движениях канкана, чтобы подчеркнуть карнавал жизни, который мы хотели представить вниманию уважаемой публики. Но у неё последние чулки порвались, неожиданно, у нас на глазах. И хорошо, что на репетиции, а случись это на выступлении? Вышел бы форменный скандал! Поэтому по техническим причинам от этой изюминки пришлось отказаться.

Йоко была вне себя от гнева: если бы под рукой у неё оказалось что-нибудь, чем можно было запустить во ВСЁ, она этой возможностью воспользовалась.

– Как жаль!.. – шуткой на шутку ответила сокрушённо зампредпрофкома. – Вам надо было меня позвать – у меня с чулками полный порядок: я бы вам такой канкан показала – «Мулен Руж» отдыхал!

– А как нам жаль, вы просто не представляете, – ещё сильнее сокрушился НИКТО, – какие-то драные чулки Йоко – и всё летит в тартарары! Потому что мы лишились женского участия, и женского богатства.

– Богатства? – переспросила зампредпрофкома, с недоумением.

– Богатства! – подтвердил ВСЁ. – Женщина – самый богатый человек на земле: она даже голая может что-то… дать.

– Какая проза жизни… – лицо зампредпрофкома слегка порозовело, – ох, шалуны!.. Ё-моё: вам палец в рот не клади, молодым, да ранним. От себя добавлю – от голых мужчин тоже иногда польза случается… – и через секунду она уже твёрдо добавила, – первое место, я уверена, будет наше!

Итак, «добро», на котором настаивала Йоко, было получено…

«ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА – ЭТО ОДИНОЧЕСТВО. Перед каждым стоит только своя задача, и каждый должен сам её решить. ТЫ СОВСЕМ ОДИН, пойми это, раз и навсегда. ОДИН ВО ВСЕЛЕННОЙ». Р. Брэдбери. «Вино из одуванчиков».

На следующий день они отыграли свою песню на конкурсе, и, не дожидаясь подведения итогов, спокойно ушли, поскольку были уверены – первое место у них в кармане.

Когда вечером по телефону они узнали, что жюри присудило им третье место, это был шок, это была трагедия для всего НИИ. Больше других была опечалена зампредпрофкома:

– Это моя вина: как я могла не доглядеть? Все конкурсанты пришли в костюмчиках и галстучках, и только мы – в полной джинсе, и подстричься вам не помешало бы, но… кто бы мог знать, что это перечеркнёт всё?.. Это клиника, это паранойя: сволочи!.. Мы же, в конце концов, не на дефиле пожаловали… Один из жюри мне так и влепил по первое число: оделись бы поприличнее и были бы первыми…

Йоко торжествовала:

– Хотели канкан? Получите и распишитесь!..

Новость об итогах конкурса застала всю честную компанию вечером, в десятом часу, когда они чаёвничали в гостях у НИКТО.

Если Мари и Пат были здесь сотни раз, то Йоко попала сюда впервые. Комната с единственным окном, выходящим в сторону гор, представилась ей большой и пустой. Здесь было минимум самого необходимого: письменный стол, вдоль одной из стен – стеллажи с книгами от пола до потолка, пианино, деревянная кровать. Ещё было два стула: один, на котором сидела Мари, стоял у стола, и второй, где устроился ВСЁ – у пианино.

Йоко прохаживалась по комнате взад и вперёд, всё высматривая и всё вынюхивая:

– Головато здесь… – сделала предварительный своим наблюдениям она, – как-то головато.

– Зато можно вальс танцевать, – сказала Пат, – места хватит.

– Или канкан! – добавил ВСЁ, и ощутил на себе свирепо-испепеляющий взгляд Йоко.

– Зато есть ковёр… – сказал НИКТО.

Пат сидела на ковре, привалившись спиной к кровати, рядом лежал НИКТО, положив голову ей на колени.

НЕКТО восседал на подоконнике.

Негромко играл «Романтик». Ему подыгрывал, импровизируя на клавишах, ВСЁ: как было не помочь Эмерсону, Лейку и Палмеру, если звучал их альбом «Картинки с выставки»?

– И что: никто сюда не войдёт и не скажет – час уже поздний и хватит бренчать? – удивилась Йоко.

– Никто, – ответил НИКТО, – никто не войдёт и ничего не скажет. Здесь хорошая звукоизоляция – это первое. И второе – это моя территория.

– Терра инкогнита, – сказала Пат, – неведомое, неисследованное, неизвестное… здесь всё это есть.

– Странные у тебя родители… – Йоко остановилась ровно в центре комнаты.

– Вероятно, это потому, что они странным образом похожи на странного НИКТО, – объяснил причину «странного» парадокса ВСЁ.

– Да, странные… – повторила Йоко.

– Да, такая у нас семейка, – сказал НИКТО, – сколько себя помню, она всегда была такой: со странной моей мамулей, которая водила дружбу – в легницкие годы службы в армии – с министром обороны Гречко, маршалом Жуковым, генералом Ярузельским; со странным моим отцом, страстным любителем животных: в мои детсадовские времена у нас, кроме привычных для всех котов, собак и ежей, жил медвежонок.

– Как? – спросила Мари. – Живой?

– Нет, мёртвый, – сострил НЕКТО, – плюшевый, из «Детского мира».

– Когда он подрос, его отдали в цирк, потому что возвращать в тайгу было нельзя – не прижился бы. Этого «плюшевого» мишку отцу подарили знакомые охотники. Рассказывали, что его мать-медведицу подстрелили браконьеры, а детеныш остался цел, один в лесу, где сам бы он не выжил, и надо было что-то делать: так он появился у нас.

– Да, это не удивительно… – Йоко подошла к столу, на котором стояла пишущая машинка «Москва». – Ого! А это зачем?

(Стоимость печатной машинки в 1976 году равнялась зарплате инженера – 140 рублей.)

– Машинка нужна НИКТО, когда он занимается математическим анализом законов природы, – ответил бесстрастно ВСЁ. – С её помощью легче и красивше формулы пишутся, или рисуются.

– «Москва» – это царский подарок от моих странных родителей, – сказал НИКТО. – Отвечаю Йоко: на ней я записываю партитуры очередных композиций на Бёрнса; целые, половинные, четвертные, восьмые, шестнадцатые нотки… печатаю – это удобнее, чем заморачиваться с мелодиями, записывая их на бумаге от руки. Ещё вопросы есть?

Кроме машинки на столе лежало вразброс десятка два разных по тематике и формату книжек.

– А это на фига: для колорита?.. Неужели всё это ты читаешь?

– Конечно, нет. Это для красоты. Из книг я выстраиваю мыслимо-немыслимые конструкции башен. Занятие, скажу тебе, весьма увлекательное.

Над письменным столом на стене висели фото в рамках.

– Вижу Пат. Вижу всех. А где я? – с крайней степенью возмущения спросила Йоко.

– Ты там есть, – успокоил её НИКТО, – на давно зарезервированном для тебя месте, которое пока пусто: потому что твоей фотографии у меня нет.

– Обещаю: я завтра же её представлю, чтобы ты срочно убрал – нет, ликвидировал! – это возмутительное белое пятно! Куда не глянь – везде бардак…

После этого зазвонил телефон, и состоялся разговор с зампредпрофкома.

– Вы лучшие… – произнесла грустно Мари, – и это правда, а вас поставили на третью ступеньку. Это полный вздор. Зачем вздор они представили, как правду?

НИКТО встал, подошёл к пианино и на самых верхних нотах, чтобы не мешать ВСЁ, вставил свой звуковой рисунок в «Картинки с выставки». Потом опять улёгся на ковёр.

– А кто утверждал, что вокруг нас одна только правда? – спросил он. – Люди так устроены, что живут и думают все по-разному: кто-то говорит на ¼ правды, кто-то – на ½, кто-то – на ¾. Я уже не говорю про сто процентов правды.

– О, да, это исчерпывающий ответ… – с комическим восторгом покачала головой Йоко, – весьма!

– А если бы мы припёрлись на этот конкурс в лохмотьях? – спросил ВСЁ. – В натуральном рванье типа мешковины на голое тело?.. И в лаптях на ногах?

– Вас и на порог не пустили бы! – ответила грозно Йоко. – А если бы и пустили – ваше место было первым, с конца!

– А если бы мы привели с собой симфонический оркестр в таком же виде? – продолжал фантазировать ВСЁ. – И грянули патриотическую симфонию Шостаковича? Как бы это оценили?

– Я думаю, что оглушительными аплодисментами, не иначе, – робким голоском – паясничая в тональность с Йоко – заметил НЕКТО, – и тут же вызвали кареты скорой помощи, как это случилось с Иваном Бездомным в «Мастере…» Булгакова.