Игорь Жуков
Похитители старичков и старушек. Марка сказочника, или Опус, Кропус, Флопус!
Иллюстрации Ирины Бордей
© ООО «Издательство «РуДа», 2022
© ООО «Издательство «Примула», 2022
© Жуков И., текст, 2022
© Бордей И., иллюстрации, 2022
* * *
Похитители старичков и старушек
сказка-детектив
Елизавете Костаки, моим детям Илюше и Лизе и моим родителям
Глава первая,
в которой господин К. проснулся довольный и испуганный
Поэт и сказочник Семён Семёнович К. проснулся довольный и испуганный. Довольный, потому что ему приснился стих, а испуганный, потому что стих был какой-то страшноватый.
Судя по всему, было утро. Семён Семёнович быстро, пока не забыл, записал стих и задумался. В задумчивости он съел яичницу с колбасой, а потом вышел во двор к своему другу Пёсику Фафику.
Пёсик Фафик мог преспокойно жить в доме поэта, но жил в большой будке, потому что был убеждён, что у собаки должна быть своя собственная собачья квартира.
– Не иначе стихи сочинили, Семён Семёныч? – сказал Фафик.
– Откуда вы знаете? – не особенно удивился поэт.
– Я ваши стихи по запаху чую.
– Ну тогда послушайте, – Семён Семёнович достал из кармана бумажку и монотонно забубнил:
КАКОЙ-ТО ДРЯНЬ
(вступление к поэме)
Жили-были дед да баба.
К ним пришёл какой-то Дрянь.
Дрянь кудрявый, в сапогах
На руках и на ногах.
Сапоги – БАБА́Х-БАБА́Х!
Просто страх!..
Пёсик Фафик обошёл кругом застывшего с поднятой головой поэта и лизнул ему руку:
– Здо́рово! Сколько первобытной выразительности! Правда, страшновато.
– Вот и я думаю: здо́рово, но страшновато… Кстати, чем пахнут мои стихи?
– Восторгом. Или смятением чувств, – не задумываясь выпалил Фафик. – Семён Семёныч, и долго вы их сочиняли?
– Я их и не сочинял. Они мне приснились. К чему бы это?
Фафик сел на ступеньку у порога будки и закинул заднюю лапу на заднюю лапу.
– Думаю, что здесь не «к чему?», а «с чего?» – важно изрёк он. – Вспомните, что было накануне вечером… Вот я тоже спал, мягко говоря, не очень спокойно. Вчера посмотрел фильм ужасов «Пятнадцать злобных псов на сундук мертвеца» – и до сих пор в себя прийти не могу!
Ночью мне снилось, будто я шеф-повар заводской столовой, а ко мне является собака Баскервилей в виде скелета и начинает есть мой собственный хвост! Я ей кричу:
– Что вы делаете? Я лётчик-испытатель котлет! Не ешьте мой хвост, вот вам компот с огурцами!
А она вдруг замяукала и говорит:
– Взносы-то не заплатил, мой слонище! – и опять за своё…
Проснулся я на крыше будки и тут же свалился и стукнулся об велосипед… Какие ещё взносы? – Фафик поморщился и потёр бок. – Вы, Семён Семёныч, вчера не смотрели фильм ужасов?
– Никаких фильмов ужасов я не смотрел, я их терпеть не могу…
Поэт развернулся и побежал в дом.
– Ещё больше испугался, бедняга! – вздохнул Фафик и принялся за свою вкусную кость без супа.
Но Семён Семёнович быстро вернулся. На ходу он развернул газету «Шпион Диснейленда», пробежал её глазами, засунул в правый карман, а из левого кармана вытащил газету «Весёлые дедуганы».
Газета «Весёлые дедуганы» постоянно сообщала новости из жизни современных старичков и старушек.
– Вот! – поэт ткнул пальцем в какую-то заметку. – Это я прочитал вчера.
Заметка называлась
ОПЯТЬ УКРАЛИ СТАРИЧКА
Уважаемые господа! Наша весёлая газета иногда вынуждена сообщать невесёлые известия. В среду около одиннадцати вечера господин очень почтенного возраста Иван Цыганов вышел прогуляться перед сном и был похищен неизвестными на улице Крутицкой.
Неизвестные накинули жертве на голову мешок, в бессознательном состоянии доставили господина Цыганова в какое-то укромное место и, когда он пришёл в себя, всю ночь заставляли его делать упражнения по русскому языку. Мешок при этом с головы не снимали.
В конце концов несчастный опять потерял сознание и очнулся на улице ранним утром на том же месте, где и был похищен. Состояние здоровья потерпевшего удовлетворительное.
Это уже девятый случай похищения старичков и старушек в нашем городе. Каждый раз всё происходит по одной и той же схеме. Пенсионеров похищают и заставляют всю ночь делать школьные уроки вслепую, а потом отпускают.
Только предметы им попадаются разные. Так, например, старичку Милославскому досталась физика, старушке Таракановой – алгебра, старичку Ниточкину – анатомия, а старушке Будберг – экономическая география.
Сколько можно издеваться над пожилыми людьми?!
Куда смотрят соответствующие органы?!
Старички и старушки, не выходите на улицу затемно!!!
Ведётся следствие.
– Вот «с чего» ко мне явился какой-то Дрянь! – затряс «Весёлыми дедуганами» поэт. – Вот с чего!
Он бросил газету на землю и немного потоптал её ногами. А потом хлопнул себя по лбу и сказал:
– Какой же я осёл! Надо предупредить старика Шляпкина. Он ведь газет никогда не читает.
Глава вторая,
в которой старичок куплетист Кокоша Шляпкин повествует о трёх особенностях Полтавской битвы
Когда бульварному поэту и куплетисту Кокоше Шляпкину исполнилось девяносто восемь лет, он перестал считать свои года и отмечать дни рождения.
Возможно, он боялся сбиться со счёта, потому что всегда не ладил с арифметикой. Уже достаточно много лет старичок Шляпкин на вопрос «Сколько же вам лет?» отвечал: «От роду девяносто восемь».
В большую литературу Кокоша Шляпкин пришёл ещё в десятые годы прошлого века и сразу стал скандально известен. Он умудрился поругаться с Корнеем Чуковским из-за популярного произведения «Крокодил».
«Кокоша у вас в книге, который с Тотошей, – прямая пародия на меня, чистой воды издевательство! – сказал юный Шляпкин ещё совсем не дедушке Корнею. – А я не крокодил вам, а гимназист!»
Чуковский сначала чуть в обморок не упал от такой естественной наглости, а потом дал юноше шоколадку «Гала Петер» и благословил в большую литературу. На этом и поладили.
Всю жизнь Кокоша Шляпкин сочинял весёлые стишки и куплеты. Вот, например, его знаменитый
КАКАДУ
По синему морю
Плывёт Какаду,
Он то ли в Канаду,
То лИ в КанадУ.
Но если, к примеру,
КакАду,
Тогда-то уж точно
В Канаду.
Но на старости лет его поэзия стала гораздо трагичнее. Вот что Шляпкин сочинил совсем недавно:
БЕСЕДА ЮЛЫ И МЯЧИКА
– Я кручусь! – А я качусь!
– Я кручусь! – А я скачу!
– Я кручусь! – А я лечу!
– Я кручусь! – А я об стену
Лбом стучусь, стучусь, стучусь!
Вы представьте:
Лбом об стену!
Лбом об стену!
Лбом об стену!
Я так больше не хочу!
Я так больше не хочу!!!
Вот немного подкачаюсь,
Стану как воздушный шарик
И на небо улечу!
Ужасно трагическое и философское произведение!
Друзья молодости Кокоши Шляпкина остались где-то далеко в прошлом, а новых он не завёл, потому что был вздорный старик. Но имелся у него любимый почтительный ученик – Семён Семёнович К.
В тот поздний тёмный вечер, когда Семён Семёнович впервые прочитал заметку «Опять украли старичка», Кокоша Шляпкин взял свою деревянную трость с изогнутой ручкой и железным наконечником (подарок, который когда-то друг детства привёз ему из Страсбурга) и вышел прогуляться.
Он прогуливался и думал, как бы опять насочинять весёлых куплетов, а то что-то грустновато. Ну, например, про огромную Птицу Рух, которая
Ловит слонов
Для своих птенцов,
Словно мух.
На 1-й Завокзальной улице он перестал думать, потому что кто-то прыгнул ему на спину и накинул на голову какую-то ткань.
«Вот тебе и весёлый куплет!» – пробормотал старичок и потерял сознание.
Кокоша Шляпкин очнулся от того, что кто-то сильно тряс его за левую ногу. Перед глазами было всё так же темно.
«Мешок», – догадался куплетист и слабо закричал:
– Вы мне ногу оторвёте, злодеи! Я ведь вам уже не мальчик!
– О! – раздался глухой голос. – Ожил дедушка!
– Жив пока, – сказал Шляпкин. – Что вам угодно, бандиты?
– Нам угодно, дедушка, чтобы вы рассказали о Полтавской битве, только и всего, – ответил глухой голос. – Тогда мы вас отпустим без всякого выкупа и палочку отдадим. С виду вы вполне положительный интеллигентный старичок и наверняка знаете подробности.
– Знаю, – брякнул польщённый Кокоша Шляпкин.
И тут же понял, что от испуга всё забыл, хотя в гимназии по истории получал одни пятёрки.
– Ну что ж, валяйте, без промедления! А не то с вами случится удар.
Шляпкин задрожал и решил, что всё вспомнит, когда начнёт говорить, и что, по крайней мере пока он говорит, ему ничего не угрожает:
– Полтавская битва билась под Полтавой, – начал он, – в 1709 году… Надо же, почему-то никогда не забывал даты! У Полтавской битвы было три особенности. Первая – русские под командованием Петра I бились со шведами. Вторая – шведы под командованием Карла XII, как это ни странно, бились с русскими. Бились они, бились… бились, бились… очень долго бились…
– До чего добились-то? – не выдержал глухой голос.
Кокоша Шляпкин услышал скрип пера по бумаге. Злоумышленники явно за ним записывали.
– Не перебивайте, а то я буду начинать сначала, – гораздо бодрее молвил куплетист. – И третья особенность – схватка государей.
Карл XII выстрелил в Петра I из мушкета и попал в грудь. Но у Петра на груди висел огромный крест. Пуля угодила в крест, погнула его и отскочила в карман.
Тогда Пётр залез на дерево, выстрелил в Карла из пистолета и попал ему в левую ногу.
Что тут началось! Шведы кричат по-шведски:
– Скорую фысыфайте! Король сахромал!
А Карл XII кричит:
– Греки, радуйтесь! То есть, нет… Шфеты! Посор фам!
Скорая приехала с носилками. Король в истерике:
– Не уйту с поля поя!
Но его связали и увезли.
– Ну уж после этого, – старичок начал размахивать руками и дрыгать ногами, – армия разбита, конница бежит, мы ломим, сдаётся пылкий Шлиппенбах, пирует Пётр, наша взяла! Ура-а-а! – вдруг изо всех своих древних сил заорал Кокоша Шляпкин.
– Во даёт дедуган! – восхитился глухой голос, но Шляпкин этого не услышал.
– Ура-а-а! Ура-а-а!! А-а-а!!! – истошно вопил он, дёргаясь, как энергичная марионетка.
Но возраст быстро взял своё – старичок очень скоро обессилел и изнемог.
– Отпустите, гады! – жалобно выдохнул он и опять потерял сознание.
Бульварный поэт и куплетист Кокоша Шляпкин очнулся на том же месте, где был похищен, на 1-й За-вокзальной улице. Его страсбургская трость лежала рядом, и было уже светло.
– Кажется, со мной приключилось приключение, – медленно произнёс старичок. – Что ж, скажи ещё спасибо, что живой!
Он дополз до своей квартиры.
По лестнице на второй этаж бедняга поднимался следующим образом: загнутым концом трости цеплялся за решётку, на которой держатся перила, и подтягивал своё немощное тело вверх.
Дома Кокоша Шляпкин прилёг на диван и тревожно задремал, забыв даже запереть дверь.
На диване его и застали Семён Семёнович и Пёсик Фафик.
Глава третья,
в которой много говорят о темноте, Фантомасе и краковской колбасе, а Пёсик Фафик очень застыдился
Кокоша Шляпкин приоткрыл правый глаз и увидел Пёсика Фафика.
– А скажите честно, собака: боитесь ли вы темноты? – вяло спросил он.
– Честно говоря, боюсь, – не растерявшись, ответил Фафик. – Хотя и не должен бы по службе. Я ведь иногда дом сторожу по ночам. Когда сигнализация портится. Иной раз сидишь возле будки – вдруг такое примерещится! То бандит с ножом, то старуха с кочергой, то какой-нибудь собачий Фредди Крюгер. Подбираются к тебе, замахиваются… «Ну, думаешь, всё! Прощай, брат Фафик!»
– И что дальше?
– А ничего… Только эти чудовища замахнутся – и сразу тают в темноте, расплываются. А сердце моё – БУМ-БУМ-БУМ! – от страха… Правда, потом в доме то велосипеда недосчитаются, то банки солёных огурцов…
– Помню, помню! – вмешался наконец в разговор Семён Семёнович. – Хороший велосипед был, немецкий трофейный! Пришлось новый покупать.
– А, и вы здесь, мой молодой друг! – Кокоша Шляпкин открыл левый глаз. – Что ж, вы пришли вовремя. Вы пришли, чтобы мне на закате дней было кому поведать мою печальную и ужасную историю… Я теперь навсегда боюсь темноты и спать буду только с включённым светом!
И старичок куплетист, вздыхая и всхлипывая, рассказал о мешке, глухом голосе и Полтавской битве.
Пока он говорил, Семён Семёнович расхаживал взад-вперёд по комнате и всё время натыкался на старинный письменный стол под зелёным сукном.
– Да, – воскликнул он, когда Шляпкин закончил. – Весело до ужаса!
– Ну вы всегда скажете что-нибудь такое! – вырвалось у Фафика. – Как это: «весело до ужаса»?
– Ну, например, так. Когда мне было лет девять, я обнаружил у себя в почтовом ящике письмо.
ПИСЬМО ДЕВЯТИЛЕТНЕМУ СЕМЁНУ СЕМЁНОВИЧУ
Мне нужен труп,
Я выбрал Вас.
До скорой встречи.
Фантомас.
И синяя физиономия пририсована. С одной стороны, смешно, а с другой – как-то страшновато.
– А-а, Фантомас! – понимающе кивнул Фафик. – Это такой всемирно известный злодей, который никогда не снимает синей маски… Теперь вашим Фантомасом никого не испугаешь. Теперь такие фильмы ужасов, что просто под стол падай! Но дети их любят, хотя и боятся.
– А в моём детстве Фантомас был – о-го-го! – Семён Семёнович мечтательно закатил глаза. – Правда, ко мне он после того письма так и не явился. Ну и слава Богу!..
– Какой ещё, к чёрту, Фантомас! – прохрипел Ко-коша Шляпкин. – Мне совсем не весело, мне только ужасно!
– По-моему, о трёх особенностях Полтавской битвы, уважаемый мэтр и учитель, вы рассказывали очень весело.
– Это профессиональное, – вздохнул старичок. – Я ведь по натуре куплетист… Вообще, поэта обидеть может каждый! – неожиданно громко выпалил он и опять всхлипнул.
– Ну-ну, старина! – ученик погладил несчастного учителя по плечу и протянул ему газету «Весёлые дедуганы». – Главное, что вы живы… Это я виноват, это я, осёл, не догадался вас вовремя предупредить! Я негодую на себя и на этих беспардонных похитителей! – тут Семён Семёнович – бац! – со всей силы треснул кулаком по письменному столу. – Я должен за вас отомстить!
Фафик вдруг протянул плачущему Кокоше Шляпкину что-то завёрнутое в бумажку:
– Лягте на пол! Вот вам успокаивающая котлетка.
– Вы хотите сказать: «таблетка»? – старичок трясущимися от горя и старости руками стал разворачивать бумажку.
– Нет, именно КОТЛЕТКА. УСПОКАИВАЮЩАЯ КОТЛЕТКА, больной! Я всегда говорил, что никакая таблетка не сравнится с котлеткой.
Кокоша Шляпкин начал послушно жевать котлетку и действительно перестал всхлипывать.
Тогда Семён Семёнович продолжил свою возмущенную речь:
– Мой дорогой Пёсик Фафик, любите ли вы детективы?
– Люблю, Семён Семёныч, только собаки Баскервилей боюсь.
– Понятно. Я вот тоже до сих пор Фантомаса боюсь. У собаки – собачий детективный страх, у человека – человечий… А сами вы не хотели бы стать сыщиком и поймать собаку Баскервилей? Я, признаться, когда-то мечтал надеть наручники на Фантомаса.
– Нет, не хочу я связываться с этим кошмаром. Вот соседского кота Базилевса арестую с удовольствием… если выслежу. Он у меня целое кольцо краковской колбасы стибрил, негодяй! Я ещё хотел вас угостить! А вообще, Семён Семёныч, к чему вы клоните?
– Колбасы, говорите… – нахмурился ученик Шляпкина, – краковской… Да за это не только арестовать, за это сразу в тюрьму сажать надо, в крепость, в замок Иф, как графа Монте-Кристо – без суда и следствия! Краковскую колбасу украл! Мою!!!
– Ну будет, будет, Семён Семёныч! – замахал лапами Фафик. – В первый раз вас таким вижу. Неприлично как-то… Так к чему вы всё-таки клоните?
– Да, да! – Семён Семёнович так сильно мотнул головой, будто пытался вытряхнуть из неё мысль о краковской колбасе. – Мы должны с вами отомстить за оскорблённого поэта Кокошу Шляпкина, да и за всех прочих униженных старичков и старушек! Мы выследим и поймаем похитителей, как Шерлок Холмс и доктор Пилюлькин… то есть Ватсон! И нас наградят. Вы согласны быть доктором Ватсоном?
– Ни за что! – в страхе ответил Пёсик Фафик.
Но это Пёсик Фафик ответил про себя, а вслух он сказал:
– Ну, если наградят, тогда, пожалуй…
Он так сказал вслух, потому что очень застыдился своего страха.
Глава четвёртая,
в которой рассматриваются проекты памятников выдающимся сыщикам-любителям, Кокоша Шляпкин даёт показания как потерпевший, а Семён Семёнович – как влюблённый
– А как нас наградят? – немедленно спросил Пёсик Фафик.
Кокоша Шляпкин дремал от успокаивающей котлетки.
– Ну, например, вам торжественно вручат Именную Кость с Тремя Золотыми Звёздами и Одной Оловянной Луной, – без подготовки выдал его ученик.
– Класс! – взвизгнул Фафик. – Семён Семёныч, а если нам памятники поставят? Вы бы какой желали себе памятник?
– О, я это давным-давно знаю. Я бы желал, чтобы возле самой большой лужи в нашем городе установили бронзового слона. Чтобы он хоботом тянул воду из лужи, а на нём чтобы сидел бронзовый я с пропеллером за спиной. А на слоне чтобы было написано: «БЛАГОСЛОВИ ДЕТЕЙ И ЗВЕРЕЙ!»
– А я хочу… – Фафик закрыл глаза, – я хочу чтобы меня из гранита высекли в позе «девушка с веслом». Только чтобы вместо весла была огромная косточка. Поставить этот монумент на площади Пушкина, возле фонтана, а надпись на постаменте: «ЭКОНОМЬ ГАЗ, ВОДУ И ЭЛЕКТРИЧЕСТВО!» По-моему, очень солидно.
– Предлагаю вам ещё на голове параболическую антенну.
– Я подумаю.
– Думайте быстрей, а пока приступим к расследованию, – Семён Семёнович осторожно потряс за плечо мирно дремлющего куплетиста.
– А-а-а, гнутся шведы! – подскочил тот и свалился с дивана…
Когда старичка опять успокоили и вернули на прежнее место, Семён Семёнович спросил, как матёрый комиссар полиции Мегрэ:
– Уважаемый Кокоша, может быть, во время вашего похищения вы обратили внимание на что-нибудь ещё, кроме мешка, глухого голоса и скрипа пера по бумаге?
– Не знаю… Мешок был плотный, никакой свет сквозь него не пробивался, а я так перетрусил! Я был привязан, кажется, к старому креслу – пружины прямо впивались… сами знаете куда, перехвачен верёвкой под мышками…
– Это уже кое-что. А как вы думаете, сколько было похитителей?
– Не знаю. Говорил всё время один и тот же голос. Больше звуков не было. Кажется, никто вообще с места не двигался – никаких шагов, только скрип пера.
– А запах?
– Запах… – куплетист втянул носом воздух. – Был запах! Гуталином каким-то сильно пахло или кремом для обуви!
Больше потерпевший ничего вспомнить не мог, хоть убей.
Тогда Семён Семёнович посмотрел на часы, сказал: «Прошу прощения!» – и включил старый чёрно-белый телевизор.
На экране появилось очень привлекательное дамское личико. Личико рассказывало о губернских новостях отключения горячей воды и патриотического воспитания подрастающего поколения на ближайшие три года.
Семён Семёнович выключил звук и уставился в телевизор, как истукан.
– Что это с вами? – спросил Кокоша Шляпкин.
Его ученик молчал.
Фафик подмигнул Шляпкину и покрутил лапой у виска.
– Знаете, хоть это большая тайна, но я с вами поделюсь, потому что мне одному эту тайну хранить просто невыносимо, – наконец сказал Семён Семёнович. – Потому что вы – поэт, а вы – собака поэта… Вы меня поймёте.
– Правильно, – тявкнул Фафик. – Давайте хранить тайну вместе.
– Ну так вот… это, – Семён Семёнович кивнул головой в сторону телевизора, – моя безумная безответная любовь! Каждый раз, когда я вижу её на экране, я вдруг начинаю думать о том, что ужасно одинок в личной жизни. И ещё вспоминаю, как несколько раз видел её не по телевизору, а по-настоящему…
Мне сразу хочется пригласить её в библиотеку, почитать вместе с ней какую-нибудь историческую книгу… Я бы даже перед телевизором вместе с ней посидел часов тридцать без перерыва, с огромным удовольствием… Кстати, я телевизор купил из-за неё, чтобы на неё смотреть…
– Да вы просто Рыцарь Печального Образа, – не удержался начитанный Фафик. – Как её зовут?
– Не скажу. И так много наболтал… Говорят, что в телевизоре человек смотрится красивее. Только не она. Она в жизни так же умопомрачительно прекрасна, как и на экране. И там и там до неё хочется дотронуться или угостить шоколадной конфетой. Хочется пробормотать ей что-нибудь нежное и сочинять о ней стихи…
– Сколько же это с вами длится? – сочувственно спросил Кокоша Шляпкин.
– Года четыре.
– Представляю себе, – сказал Фафик, – Семён Семёныч протягивает девушке в телевизоре шоколадную конфету и нежно бормочет.
– Так оно порой и происходит, – чистосердечно признался влюблённый. – Из-за неё мне, мягко говоря, не шибко симпатичны остальные телеведущие, потому что она – совершенство.
– Ну а не по телевизору? – вильнул хвостом дотошный Фафик.
– А не по телевизору у меня при встрече с ней пока ни разу не оказалось с собой шоколадных конфет, а ещё отнимаются язык, руки и ноги и наступает какой-то полуобморок.
– Как вы полагаете, у вас есть надежда на взаимность? – ещё раз вильнул хвостом ужасно любопытный Фафик.
– Надежда всегда есть. Даже когда человек с полной уверенностью заявляет, что ни на что не надеется, он всё равно надеется – закон природы. Иначе бы человек вообще об этом не говорил – и не вспомнил бы… Я ни на что не надеюсь! Мне и с телевизором хорошо!!! – Семён Семёнович размахнулся, чтобы треснуть кулаком по телевизору, но передумал и опять треснул по письменному столу.
Пёсик Фафик тут же подскочил к нему и протянул что-то завернутое в бумажку.
– Что это? – совершенно спокойно спросил влюблённый.
– Успокаивающая котлетка, – скромно ответил Фафик. – Ещё одна осталась. Я запасливый.
– Спасибо, мой дорогой друг. Не надо. Я уже в себе, – Семён Семёнович выключил телевизор, из которого давно выглядывало совсем не дамское личико, а какой-то бородатый господин с половником в руке. – Продолжим расследование. Поскольку несчастных похищенных старичков и старушек заставляют делать школьные уроки по разным предметам, надо проверить самых непроходимых городских двоечников.
– С запахом гуталина, – добавил иногда очень сообразительный Фафик. – Но сначала надо сходить домой пообедать.
