Игорь Чиркунов
Выживальщик
Опять развернулся к Артёму, растерянно хлопая глазами. Эх, и что с ними делать!
– Ща, не уходи.
Снова прикрыл дверь, сходил в комнату, осмотрел свои запасы. Выбрал горелку с раскладными лапками и шлангом, прикрутил газовый баллон на четыреста пятьдесят миллилитров, вернулся.
– Держи. Вот пьезоподжиг, вот регулятор. Разберешься?
– Спасибо. А вы как?
– У меня еще один есть, не переживай, – успокоил его Артём. Потом добавил с нажимом: – Экономьте. Как бы мебелью не пришлось топить.
У Сани округлились глаза, он пробормотал что-то нечленораздельное и отправился в свою квартиру. Артём постоял немного в проеме двери, прислушиваясь, закрыл дверь и вернулся к Светке.
– У них ребенок мелкий, – как бы извиняясь, развел руками.
– Конечно, милый. Ты правильно поступил. Тебе сырники со сметаной?
Завтрак проходил в молчании: жена ничего не спрашивала, а Артём так и не нашел в себе сил начать разговор.
Света была домашней девочкой и к родителям очень привязана. Он до сих пор порой удивлялся, что девушка из семьи рафинированных интеллигентов могла найти в таком простом парне? Когда она ответила согласием выйти за него замуж, он в ближайшем походе полночи не дал Владу уснуть, изливая душу.
– Посмотри на меня, я же простой складской работяга. Не инженер, не музыкант, не искусствовед, как ее мама. Я не тащусь от этих, как их там, импрессионистов, и ни фига не понимаю в классической музыке. Что я могу ей дать? Обсудить какую-нибудь симфонию? Я Баха от Бетховена не отличу. Не хожу на концерты и выставки, меня не тянет ехать в Рим, рассматривать старые развалины. Мне милей вот, – он обвел рукой ночной лес, обступивший островок дрожащего света со всех сторон.
Влад понимающе усмехнулся в усы:
– Знаешь, я тоже не психолог, но жизнь повидал. Мне кажется, она нашла в тебе то, с чем дефицит в их, как ты говоришь, рафинированной среде, – он сделал нарочито длинную паузу, прихлебывая из закопченной кружки неизменный кофе, который пил даже на ночь, – надежность. Ты надежный, уверенный в себе мужик, за спиной которого уютно и спокойно. А симфонии, как я тебя понял, она на работе обсуждает.
Артём судорожно вздохнул:
– Все равно. Нам же ее родители жить не дадут. Мы когда к ним приходим, я себя забавной зверушкой чувствую. Все жду, когда они ей скажут: «Хватит милая, наигралась, перебесилась, бросай своего грузчика, пора тебе нормального мужа поискать, из наших. Есть у отца на работе один скрипач… или пианист».
Влад хохотнул:
– А ничего, что ты не грузчик, а начальник смены?
– Ты думаешь, для ее родителей это не одно и то же?
– Артём, – включилась Вера, – ты на Светке женишься или на ее родителях? Вот и перестань паниковать, я тебя прям не узнаю. Зачем тогда предложение делал?
Вот Вера, по Артёмову мнению, была идеальной женой выживальщика. Влад познакомился с ней еще на службе, когда та работала в госпитале. Верная, надежная подруга и в походе, и в жизни. И обед приготовит, и рану, если что, перевяжет, и с ноги в ухо вполне может. При этом весьма миловидная и стройненькая.
– Если честно, я даже не надеялся, что согласится. Для меня это все равно что… – замялся, подбирая сравнение, – все равно что мечтать стать президентом. А тут раз, и соглашается. Я даже не знаю, что мне делать!
– Делать? Вести под венец и перестать грузиться негативными мыслями, – Влад подмигнул, – и нам спать не мешать, а то завтра надо верст двадцать отмахать.
Вера встала, отряхиваясь, сделала шаг и потрепала Артёма по волосам:
– Но в Рим тебе все же придется съездить. Или во Флоренцию. Надежность надежностью, но маленькие радости своим любимым доставлять надо, раз уж решил мужем назваться. Ничего, перебьются местные комары без твоей крови недельку-другую. И пусть это будет сюрприз.
К удивлению и несказанному облегчению, родители отнеслись к Светкиному выбору с уважением, отношения вполне наладились. Может, с тестем он и не ходил на рыбалку или в походы, а тещу не называл мамой, но у себя дома они принимали зятя весьма радушно и, кажется, радовались за дочь.
О своих родителях он не беспокоился. Мать долго болела, ему даже отсрочку от армии сделали по уходу за больной. Когда он учился уже на пятом курсе, умерла, а отец через полгода женился по новой, причем на материной подруге. Простить такое сын не смог и по окончании института рванул к приятелю в другой город, да так тут и остался. С тех пор отца ни разу не видел, вот сейчас только вспомнил.
– Кстати, хозяюшка моя, у нас пустые пластиковые бутылки есть?
Завтрак подходил к концу, и, наблюдая, как супруга наливает из баклажки воду для чая в стоящую на огне кастрюльку, Артём внезапно вспомнил о многотопливной горелке.
– Схожу, из машины бензин солью, пока это кто-то другой не сделал.
– А мы что, на ней пока ездить не будем?
– Пока нет.
– Жалко, я так люблю нашу машинку.
Эх, женщины! Мир летит в тартарары, а вам лишь бы муж был сытый да привычные вещи под рукой. Ладно, для того у вас есть мы, мужчины, чтоб все остальные заботы брать на себя.
Когда Артём появился на улице снова, рассвело окончательно. Квартиры напротив уже не горели, из некоторых продолжал валить дым, следы пожара в других оставались заметны только по копоти вокруг окон. На удивление, улица казалась безлюдной. Видимо, тот народ, что подорвался ночью, как Артём с Михой, уже отправился отсыпаться. А кто проспал все события, еще не выходили, с удивлением разглядывая перемены во внешнем облике района из разбитых окон.
Со стороны проспекта доносился какой-то гомон. Подойдя ближе, Артём увидел группку мужчин, что-то отчаянно обсуждавших. Подошел, поздоровался. Некоторых знал, кого-то просто видел, человек десять относительно активных соседей. Они обступили худощавого мужичонку лет за сорок, который жадно прикладывался к пластиковой бутылке и в перерывах пытался что-то рассказать, перемежая речь матюгами и жестикуляцией. Мужичок был одет в хэбэшный камуфляж, сейчас сильно обгоревший, местами даже еще дымившийся; короткие рыжеватые волосы закурчавились от жара, на лице и кистях рук виднелись ожоги.
– Короче, дальше ручья хода нет. Жарит – мама не горюй, что в печке у Яги. Я хотел по воде поближе подобраться, глянуть, ну как там да чего. До моста еще можно, а дальше писец.
По словам Славуна, так звали «разведчика», полыхать начинало со старого района, где среди девятиэтажек еще умудрялись сохраняться островки частного сектора, сейчас добавлявшие огоньку. Но ближе к району огонь не подобрался: на склоне гореть нечему, а пойма ручья все ж болотина – пока жар ее не высушит, можно не сильно беспокоиться.
С рассветом, гонимый то ли любопытством, то ли гражданским долгом, Славун оседлал верного железного коня о двух колесах и попылил на разведку. Человек, тертый жизнью, оделся в плотное хэбэ, замотал лицо тряпкой и вылил на себя полведра воды. Одежда высохла еще на подъезде к мостику.
– Так жарит, мужики, аж трындец: дыхалку перехватило, чую – кожа на лбу трескается. А потом взорвались шины. Насилу ушел, думал, вот тебе, Слава, и карачун пришел. Мостик, кстати, мужики, просел. Не обвалился, но одна плита провалилась, теперь там чисто, как на жэдэ переезде порог, и всё, приехали.
– Не видел, вода в ручье осталась?
– Бляха… вот не посмотрел, трындеть не стану. Воды не видел. Мож, посохла вся, а мож, просто обмелел ручей.
Артём дальше слушать не стал, ибо опять начались рассуждения, что же могло случиться. Тратить на это время посчитал бессмысленным, вернулся домой, где Светка громыхала на кухне, разбираясь с завалами из посуды и мебели. Взглянула на вошедшего мужа выжидательно и, не дождавшись ответа, вернулась к уборке. Артём же добрел до спального угла и рухнул на пол. В голове носился хоровод невеселых мыслей. Почему-то вспомнилась фраза, задумчиво высказанная молодым парнем лет двадцати пяти, когда во всеобщем офигевании первый раз таращились на полыхающий город: «Судя по всему, на работу мне завтра не надо».
Да я и так в отпуске. Сделалось до боли обидно, захотелось крикнуть в пространство: «Вы что, два-три дня не могли потерпеть? Мы бы уехали, и тогда взрывайте что хотите!»
Сознание как будто разделилось. Что будешь делать, Артём? Ведь это то самое, к чему так готовился. И вот случилось, радуйся: теперь всем, кто над тобой смеялся, можно расхохотаться в лицо, говорила одна часть Артёма, умная, рациональная. Что-то не хочется, отвечала другая его часть. И снова зудил первый: чего же ты сидишь? Почему еще не собран, зачем Светка разбирается на кухне? По плану при ядерном ударе вы уже должны были покинуть город и быть на полпути к убежищу. Да с чего ты решил, что это ядерная война? Второй: это же химкомбинат рванул. Или нефтепереработка. Или оба разом. Кто-нибудь видел гриб? Или пожары? От светового излучения должен был лес загореться, и где? Первый: а то, что куски кирпичной кладки с крыш посрывало у нас, в восьми километрах от центра, и вся электроника вырубилась – это тебе ни о чем не говорит? Или тебе надо, чтоб по трансляции президент выступил? Второй: так проводную систему оповещения сняли еще лет пять назад. Если прав тот дед и сначала был разлив чего-то взрывоопасного, а потом испарение и перемешивание с воздухом, то это гигантский объемный взрыв, представляешь силу? ТЭЦ стояла рядом с химиками, вот и нет электричества. Небось, и все подстанции накрылись.
А если все-таки оно? И что тогда? Вот приедут военные: «выходи строиться на эвакуацию, с собой маленький узелок личных вещей» – что делать будешь? «Дяденьки, отпустите меня, у меня есть свой бункер»? Ага, и получишь: «сообщите координаты, спасибо за проявленную сознательность, он очень пригодится… а теперь – марш в автобус, и не отсвечивай». Эх, опять отвечало альтер эго, если эвакуация начнется, то все вопросы отпадут. Вот тогда и ломанемся со Светкой, не думаю, что вокруг района будет кольцо непроходимое. Это же эвакуация, а не отлов преступников.
А какие вопросы у тебя еще остались? Ждешь, пока дозу хапнешь побольше? Или тебе нужно, чтоб Влад дал распоряжение? Влада нет, и Веры нет. Они жили как раз там. Ну, там, в общем, где сейчас филиал ада.
Да, черт побери! Да! Если бы сейчас открылась дверь, вошел Влад и сказал: «Собирайся, боец, наше время пришло», Артём, ни секунды не колеблясь, схватил бы рюкзак… Кстати, где он? Поискал глазами, мысленно выругался. Рюкзаки, его и Светкин, лежали в углу комнаты, конечно же, полупустые. Особенно его, после крайнего (или теперь все же последнего?) тренировочного выхода в лес. КЛМН (кружка, ложка, миска, нож) в мойке, пришлось использовать, поскольку остальная посуда побилась. Оба спальника они подстелили себе на пол вместо матраса, до сих пор торчащего в окне. Пенки вместе с самонадувайками там же. Вся электроника: навигатор, рации, фонари – все на зарядке, в оружейном сейфе. Впрочем, какая на фиг зарядка? Электричества же нет. Ходовая одежда частью в стирке, частью по шкафам. Собирались же на море, а не в лес. Короче, рюкзаки надо собирать заново.
* * *
Светка неслышной тенью опустилась рядом; смешно морщась, попыталась сдуть челку, лезущую в глаза. Не получилось. Он аккуратно убрал, провел рукой по волосам, привлек, поцеловал.
– Не прижимайся, я вся пыльная, – уперевшись кулачками ему в грудь, отстранилась, – у нас там просто армагеддон какой-то, вся посуда вдребезги. Кстати, так ты расскажешь, что у нас тут случилось?
Она нахмурилась, посмотрела искоса, толкнула плечом:
– Только не вздумай говорить, что случилась эта ваша ядерная война и на нас со всех сторон лезут мутанты.
– Да, – хрипло выдавил Артём, кивая.
– Что «да», милый? Мутанты?
Он прочистил горло, собрался с силами. Господи! Ну почему в книгах и фильмах все всегда всё понимают по лицу? Почему не в жизни?! Тогда бы не пришлось сейчас из себя выдавливать правду. Потом взял супругу за плечи и, глядя в глаза, проговорил, как в прорубь прыгнул:
– Я на самом деле точно не знаю, что произошло. Был большой взрыв. Сейчас весь город горит. Похоже, уцелел только наш район, огонь через ручей не перекинулся.
– Как горит? – все еще продолжая улыбаться, спросила недоверчиво.
Ее лицо на глазах преображалось. Погас веселый блеск в глазах. Растянутые губы съеживались, стирая улыбку. На смену приходила растерянность.
– Это шутка такая?
Он отрицательно помотал головой.
– Подожди. Что ты такое говоришь? А как же…
Замолчала, не найдя в себе сил выговорить. Тогда сказал он:
– Родители?
Ее большие серые глаза стали наполняться влагой, и вот уже первая капля прокатилась по щеке, пробивая себе блестящую дорожку. Губы, минуту назад улыбавшиеся, задрожали.
Он опять покачал головой:
– Прости родная, но…
Мягкая ладошка накрыла его рот, затыкая, не давая вырваться наружу словам.
– Не говори, нет. С ними все хорошо, я знаю. Я бы почувствовала.
Она отвернулась, съеживаясь, сжимая руки между коленями. Потом снова взглянула на мужа невидящим, обращенным внутрь себя взглядом.
– Н-нет, это не может быть правдой.
У Артёма сильно сжалось сердце. Да лучше бы она заставляла его что-то сделать, ругала, обвиняла в недостатке мужества.
Он обнял жену, крепко прижимая к себе, зачем-то принялся говорить какую-то глупость: дескать, да, родная, еще ничего не известно, они высоко и огонь до них не дотянулся. И вообще, современные дома полностью бетонные, гореть в них нечему, и чуть позже он обязательно сходит и выручит ее родителей.
А перед мысленным взором стоял обожженный Славун, полыхающие дома за ним и ощущаемый спиной поток воздуха, дующий в направлении пожара. Читал о таком – огненный шторм, когда большой пожар начинает работать по принципу печи: нагретый воздух над пожаром улетает вверх, а на его место со стороны подтягивается свежий, раздувая огонь еще больше. Температура в центре города сейчас такая, что надежды никакой.
Сколько они бы так просидели, неизвестно. Но в дверь сначала энергично постучали, а потом она и вовсе открылась.
– Хозяева!
Светка отстранилась, начала вставать. Из-за дверного косяка в комнату заглянула Мишкина голова. Он был взъерошен, с оставшимися следами сажи.
– Проходи, – Артём махнул рукой, – только у нас тут вот. И показал на обломки шкафа, разбросанные вещи.
– Да не парься, у всех так же.
Сосед появился полностью. Взглянул на Светку, потом внимательно на Артёма, потом опять на Светку.
– Слушай, Тёмыч, мы тут за водой собрались, составишь компанию?
Мелькнула мысль, что вода пока есть, да и свободной тары после слива бензина с машины в доме не осталось. Но он ухватился за малодушную возможность сбежать из дома, отвертеться от дальнейших объяснений. Или, по крайней мере, отложить их на какое-то время.
– Ага, сейчас. Свет, нам же нужна техническая вода?
– Какая?
– Ну там умыться, посуду помыть? Чтоб питьевую не тратить.
– Конечно, родной, – немного вымученно улыбнулась жена. – Ты же как раз собирался отмыться. Возьми тогда с собой гель и полотенце.
Уже выйдя из квартиры, толкнул соседа в бок, заговорщическим тоном спросил:
– Слушай, Мишань, у тебя свободная тара есть? У меня просто вся заполнена.
– Найду что-нибудь.
Перед дверью своей квартиры Миха вдруг слегка сконфузился:
– Только ты не мог бы подождать здесь? Я, понимаешь, не один…
– Когда же ты успел?!
– Да еще вчера, до всего этого. Подцепил в «Трех пескарях».
Артём понимающе усмехнулся – Мишаня был тем еще ходоком. Буквально через пару месяцев знакомства Артём перестал даже пытаться запомнить внешность и имена девиц, которых видел в компании соседа. На вопрос «когда же ты остепенишься?» Миха обычно отвечал, что как только встретит ту единственную, а сейчас он в поиске, как говорится, «методом простого перебора вариантов». Вначале Артём немного напрягался из-за Светки. Но к чести соседа, тот, видимо, что-то почувствовал и как-то заявил, что он – не козел, а жены и подруги его друзей – святое. Светка, со своей стороны, эту особенность их знакомого восприняла спокойно, сказав, что девицы, выходящие по утрам из квартиры под ними, взрослые, дееспособные и на обманутых наивных дурочек не похожи. Так что эта сторона чужой жизни ее не касается.
У подъезда ждали еще двое. Василия Фёдоровича, сухопарого мужчину лет шестидесяти, Артём знал: тот жил в их подъезде, на верхнем этаже, при встрече здоровались, но и только. Второго, такого же возрастного дядьку чуть помассивнее Фёдорыча, он тоже видел, знал, что живет в их же доме, но знаком не был.
– Кирилл, – представился незнакомец, обменялись рукопожатиями. – Пошли?
Вчетвером они пошагали вдоль дома в противоположную от проспекта сторону. Гроздья пустых баклажек в руках погромыхивали в такт шагам. Некоторое время шли молча, потом новый знакомый заговорил.
– Артём, Михаил говорит, что ты специалист по выживанию, так?
Артём глянул на Миху, тот пожал плечами: дескать, а что такого?
– Вроде того. В природной среде.
– Это в лесу, что ли?
Артём молча кивнул.
– Ну, у нас тут не лес, слава богу, а самая что ни на есть городская среда. Впрочем, неважно. Что думаешь по поводу всего этого? – Он крутанул пальцем над головой, как бы показывая на окружающее.
Артём пожал плечами:
– А что я должен думать? Я не знаю, что произошло, говорят, техногенная катастрофа.
Кирилл, не сбиваясь с шага, посмотрел не него долгим, внимательным взглядом:
– Я тебя не о причинах спрашиваю. О них нам потом расскажут. Или внуки в книжках прочитают. А может, и не узнаем никогда, неважно. Сейчас важнее – что делать дальше, а, выживальщик?
– Выживать, – буркнул Артём.
Кирилл посмотрел на Мишку, обменялся взглядами с Василь Фёдоровичем, остановился.
– Слушай, парень, что я из тебя слова тащу, как клещами. Не хочешь помогать, так и скажи: мужики, идите лесом. Только сначала послушай меня. Старая жизнь нынче ночью пошла коту под хвост. И есть у меня большое сомнение, что кто-то о нас обо всех сейчас думает. А у нас здесь семьи, дети, у некоторых уже внуки. Им, как ты правильно заметил, нужно выжить. Как минимум до того момента, когда власти вспомнят. Как максимум…
Он отвел глаза, сплюнул:
– Люди пока не пришли в себя, тихарятся по домам. Продукты у большинства есть. Вот только что будет, когда они поймут, что в магазин за хлебом метнуться не получится. А кушать тем не менее хочется.
– Погоди, ведь магазины, по крайней мере на районе, уцелели. Почему не получится?
– А ты ходил, проверял? Сейчас сколько времени?
Артём глянул на часы:
– Ух ты! Половина первого!
– Вот именно! Ни один не открылся! Думаешь, чего я вас за водой потащил? И потом, на сколько их хватит? За день-два все сожрут, а что дальше?
– Ну это ты зря, Кирилл Вячеславич, в нашем торговом центре запасы большие, я же в пищевке работаю, видел их склады.
– Какие бы склады большие ни были, Миша, а они конечные.
– Продукты ерунда, – буркнул Артём, – за неделю никто не умрет. Вода! В первую очередь нужно подумать о воде.
Кирилл снова взглянул на Артёма:
– Вода?
– Конечно. Какая норма потребления воды в сутки? От двух до трех литров, если точнее – тридцать миллилитров на килограмм массы тела в день. Физиологическая норма.
Увидев непонимание в глазах, пояснил:
– Это простое восполнение суточных потерь организма, меньше – будут проблемы.
Фёдорыч и Кирилл спросили хором:
– Какие? Как быстро?
– Сначала сухость и резь в глазах, потом появится чувство голода. Дальше хроническая усталость, потеря мышечной массы, боли в суставах, головная боль. Потеря двадцати процентов влаги – смерть.
Мужики переглянулись:
– Вот блин!
– Кстати, сейчас лето, дни жаркие, увеличивайте расход. А теперь задумайтесь, сколько у большинства воды дома? Думаю – полчайника и бачок унитаза, если еще не спускали. Может, кому-то повезло и в морозилке лед намерз, который сейчас активно тает.
Фёдорыч хлопнул себя по лбу:
– Вот ведь! Представляете, а моя заявила: «Ну и хорошо, я как раз морозилку разморожу!» Мелкий сейчас эти куски в ванну носит. Черт, вернуться, сказать, чтоб собрали куда?
– Да ладно, не надо, и так за водой идем. Я просто хотел обрисовать картину, чтоб понимали. В конце концов, у нас ручей под боком и до реки относительно недалеко. Не в пустыне – не пропадем.
– Ну что ж, – протянул Кирилл, – вот ты уже и помогаешь. Как видишь, это несложно. Значит, сейчас разведаем, где можно набирать воду, организуем доставку к домам. Эх, надо бы цистерну найти, но только небольшую, чтоб ее можно было врукопашную таскать.
– Скажите, Кирилл, – начал Артём, тот его перебил:
– Можно на «ты», не до церемоний, одно дело делаем.
– Хорошо. Скажи, Кирилл, вот ты организуешь доставку воды. Дело хорошее, народ, сидящий по своим норам, наверно, даже скажет тебе спасибо. Потом еще дрова…
Опять непонимающие взгляды, снова пришлось пояснять:
– Воду надо кипятить, пить сырую из ручья или реки я бы не советовал. Тем более сейчас. Но ты же, наверное, и централизованное распределение продуктов решишь организовать, ведь так?
– Придется.
– А как ты это представляешь? Вот смотри, привез ты бочку воды, тележку дров. Кстати, автомобильный прицеп вполне и под воду подойдет, если достаточное количество пустых пятилитровок найти. Народ выстроился в очередь, разобрал. Но как только ты заявишь, что наложишь лапу на продовольственные запасы, тебя тут же спросят: «На каком основании? Ты кто такой, чтоб решать, кому сколько еды?»
– Вот ты уже и правильные вопросы задаешь. Все же не ошиблись мы с тобой. Да, мозговали над этим. Придется общее собрание проводить и выбирать что-то вроде комитета. И чтоб все проголосовали. Тогда ни одна тварь не скажет: «Кто ты такой?» Но без этого никак!
И Кирилл рубанул воздух ребром ладони. Артём вздохнул. Собрания он не любил, считая пустой говорильней, в которой побеждает не тот, у кого лучше аргументы, а тот, кто глотку дерет громче. Но спросил другое:
– Ну, хорошо, предположим, провели вы собрание, угробили кучу нервов и времени, чтоб убедить всяких горлопанов, что вы – это то, что нужно. Организовали комитет, начали обеспечение водой и дровами, даже на контроль продуктовых запасов добро от людей получили… А буквально завтра-послезавтра появляется здесь колонна, присланная для помощи, вам говорят: «Спасибо, но теперь мы сами». Что делать будешь?
– Сдам полномочия, выдохну и встану в ту же очередь. Ты пойми, я не боюсь показаться глупым перестраховщиком, я не хочу оказаться мертвым… В общем, ты понял.
К воде пришлось продираться через кустарник, расширять бочажок, чтоб набрать в пятилитровку, ждать, пока смоет муть, и все равно Артём посоветовал воду перед кипячением профильтровать через ткань. Потом еще Кириллу приспичило найти место, где можно подкатить прицеп. В итоге экспедиция затянулась, и вернулись к дому весьма нескоро.
У подъезда Мишаня придержал приятеля за рукав.
– Ты какой-то смурной, – всмотрелся в лицо, – причем чем ближе к дому, тем мрачнее. Дома что-то?
– Да… – Артём мрачно поморщился, – Светке пришлось рассказать. Про остальной город. А там же ее родители! Короче…
Недоговорив, махнул рукой.
– И поперся с нами?! Ну ты даешь! Надо было послать меня с этой водой, я бы понял.
– Ну я же не просто так с вами гулял. Мы же делом занимались!
– Слушай, мы все вменяемые. Мужики так вообще – семейные, не то что я, балбес. Сходили бы одни, о делах поговорить и позже можно, за час-другой ничего не изменится. Это же жена! Мало того, что рассказал о смерти родителей, так и смылся вдобавок. – Миха покачал головой. – И я хорош! Вижу, что фигня какая-то, у тебя жена в слезах, нет чтоб спросить, что происходит!
– Да она, похоже, не верит. Может, так лучше, – стал оправдываться Артём.
Мишка положил Артёму руку на плечо.
– Нет, дружище, не лучше, правду надо рассказать. Да она у тебя и сама девочка умная, догадывается. Просто пока не может смириться. Но ты, – ощутимо ткнул его пальцем в грудь, – должен ее поддерживать.
– Да что я, не поддерживаю, что ль?
– Ага, я вижу, как. Давай, домой, и – к исполнению супружеского долга приступить.
Артём в изумлении уставился на приятеля.
– Поддерживать, выслушивать, успокаивать, подставлять плечо, чтоб было где всплакнуть. Являть собой зримую опору и стенку, за которой можно спрятаться от невзгод, – начал перечислять Мишка. Подмигнул. – А ты о чем подумал?
– Тебе-то откуда знать, – буркнул под нос Артём, уже отвернувшись и поднимаясь по лестнице. Мишкину усмешку вслед он уже не увидел.
– Милая, я дома. Теперь у нас есть чем умываться и посуду помыть. – Он сгрузил в коридоре принесенные баклажки.
– Я здесь, – раздалось из комнаты.
К его удивлению, за прошедшее время Светка, оказывается, весьма много успела сделать. Небольшие обломки мебели свалены в углу, платяной шкаф, освобожденный от содержимого, поднят вертикально. Валяющиеся вещи по большей части сложены в несколько стопок. Комната начинала снова приобретать уют.
Артём украдкой присмотрелся к жене. Она сновала по комнате, сортируя вещи, деловитая, вроде даже веселая, слез не видно. Ну и слава богу! Увидев входящего мужа, распрямилась, утерла лицо о плечо выпрямленной руки, дунула на лезущую в глаза прядь.
– Ты ополоснулся? – поинтересовалась заботливо.
– Просто умылся. Там берега сильно заболоченные, да и мужиков задерживать не хотел. Ты за меня не переживай, я в походе, бывало, неделями не мылся.
Светка прыснула.
– Вот успокоил! Я за себя переживаю! Неделю с немытым мужчиной! Бр-р-р!
– Ну, я принес воды, можем помыться.
Жена подошла, приподнявшись на носочках, чмокнула мужа.
Как-то за делами незаметно подкрался вечер. Перед ужином устроили романтическую помывку – при свечах, пристроенных на стены. Артём подогрел воды в широкой кастрюле, из которой и поливали друг друга походной кружкой, забравшись в ванну вдвоем. Романтика подзатянулась, ужинать пришлось при тех же свечах. На улице смеркалось, к тому же окно кухни пришлось затянуть запасной шторой от ванны, а батарейки в фонарях Артём предложил поберечь.
Наконец в дрожащем свете единственной свечки Светка сервировала столик. А потом, неожиданно для Артёма, подошла и присела к нему на колени. Мелькнула мысль, что супруга решила продолжить романтику, но она заглянула в глаза и спросила без нотки игривости:
– Скажи мне, муж, что с тобой происходит? Только не надо считать меня маленькой дурочкой. Конечно, очень приятно, что ты стараешься уберечь меня от всего. Но иногда лучше сказать правду. Ничего, я вообще-то уже большая девочка и выдержу. А сейчас ты как будто не со мной, не здесь. Тебя что-то гнетет, я вижу.
– Если честно, я в раздрае, – Артём тяжко вздохнул, – по всем планам, что разрабатывали с Владом, мы уже должны были уйти.
– Куда?
– У нас с Владом есть убежище. Помнишь, я рассказывал? Его начали оборудовать, когда мы с тобой еще не были знакомы.
Светка пожала плечами.
– Это какой-то ваш шалаш в лесу?
– Шалаш? – Артём даже усмехнулся. – Нет, родная, это далеко не шалаш. Дело в том, что Владов дед – лесник, его кордон в тридцати километрах отсюда, в стороне от дорог и деревенек, глухомань глухоманью. Так вот, километрах в десяти от его домика была заброшенная, полуразвалившаяся землянка. Чья – непонятно, Влад еще в детстве нашел. Место удобное: скрыта от случайного взгляда, рядом родник, в километре река. Мы ее расширили, углубили, отремонтировали. Выкопали второй этаж вниз. Запасов, конечно, натащили. Короче, сейчас это полноценный бункер, хорошо замаскированный и оборудованный.
– То есть ты предлагаешь уходить?
Артём надолго замолчал. Света терпеливо ждала, не теребя с ответом. Наконец выдохнул:
– Я не знаю, – сжав голову руками, как будто боясь, что она разорвется, как гнилая перезревшая тыква: – Не знаю!
Продолжил уже тише:
– Понимаешь, для меня, если честно, вся эта выживальщическая тема была как… – замялся, пытаясь подобрать слово, пощелкал пальцами, – ну не игра, конечно, скорее вот – хобби! Влад, тот на полном серьезе относился. И Вера, конечно. Они бы сейчас не сомневались ни минуты, а я… Раньше все казалось логично: бабах – ядерный взрыв! Или… – Он иронично улыбнулся: – Инопланетяне. Кругом паника, неразбериха; те, кто посильнее, топят слабых. В смысле отбирают у них еду, шмотки. Кругом разруха, в общем – апокалипсис, версия двадцать первого века. Тогда все просто и понятно: Влад на своем монструозном джипе заезжает за нами, мы все вместе едем, отстреливаясь от обезумевших толп, к дедову кордону, там маскируем машину, пешочком в бункер и закупориваемся. А сейчас?
В горле пересохло, он отпил чаю, продолжил:
– А сейчас бабах – и? Что это, ядерная война? Теракт? Просто безалаберность, приведшая к техногенной катастрофе? Как понять? Ни тебе паники, ни мародеров, от которых отстреливаться надо. Вдруг мы сейчас уйдем, запремся в бункере, запасов у нас там на год, это на четверых. А завтра или послезавтра – раз, и въезжает в город колонна спасателей, над головами вертушки летают, по мегафону просят сохранять спокойствие. Разворачиваются госпитали, пункты горячего питания, вода в цистернах.
Он даже явственно увидел, как это будет: на улицах люди в ярких комбинезонах, плачущие жители с наброшенными на плечи пледами – какая-то штампованная муть из телевизора.
– А теперь представь, – Артём даже хохотнул, правда, смех вышел нервным, – выходим мы такие через годик-другой из лесу. А тут уже и город отстроили, жизнь идет обычная. Нас из квартиры выселили, с работы уволили, вообще числимся среди мертвых. Документы восстанавливаем, и тут ко мне из банка: «Так вы живой? А у вас за ипотеку год просрочки!»
– Ага, – включилась Светка, – выходим мы заросшие, оборванные, у тебя борода до пояса, встречаем бабку: – Бабка, немцы в городе есть?
– Да не, ну какие немцы? Ты о чем? И борода за год так не отрастает.
– Ладно, – жена щелкнула его по носу, – проехали. А если не теракт? Если все-таки то, к чему вы готовились? И сегодня это только прелюдия. А завтра тебе и мародеры, и беспорядки, и что там у тебя по списку?
Артёма резануло, вспомнил. Ну конечно, было дело. Они как раз копали второй этаж в будущем бункере, и в перерыве зашел разговор. Что послужило поводом, он уже и вспомнить не мог. Когда Влад, развалившись на подстеленной пенке и задумчиво вертя в пальцах сорванный стебель, вдруг ни с того ни с сего спросил:
– Слушай, Тём, а что ты знаешь о Варшавском гетто?
– Это где немцы во время Второй мировой почти всех евреев уничтожили? – пожал плечами. – Да только это и знаю. Фильмы видел, «Список Шиндлера» и, по-моему, «Пианист» о том же. Ты к чему?
– А знаешь, что меня во всей этой истории больше всего вымораживает? Вот смотри. Война, как ты знаешь, началась первого сентября, операция «Вайс». Я сейчас не про то, вероломно или нет, были шансы у поляков или нет и тому подобное. Я о датах. Восьмого сентября немцы дошли до Варшавы, тогда началась ее оборона. Окружили город только четырнадцатого. Двадцать восьмого гарнизон капитулировал, немцы вступили в город. О том, какую политику немцы проводят в отношении евреев, уже всем известно. Уже восьмого было понятно, что ловить нечего и надо рвать когти куда подальше. Так какого лешего эти ребята сидели и ждали?
