Игорь Атаманенко
Их судьба – шпионаж

Однако порочным страстям теперь он предавался в столицах Западной Европы, где не было зубатовских соглядатаев.

ВСЕ СРЕДСТВА ХОРОШИ, НО НАЛИЧНЫЕ – ЛУЧШЕ!

Шпионский промысел Азефа-Раскина настолько искусно переплелся с террористической деятельностью, что ни у его «кукловодов» из Департамента полиции, ни у коллег-революционеров не возникало ни малейшего сомнения в его преданности и честности.

Об этом, с одной стороны, свидетельствовало полицейское жалованье Азефа, составлявшее (!) 1000 рублей в месяц; с другой – кооптирование его в состав ЦК партии социалистов-революционеров.

А между тем Азеф, как тот кот, не только гулял сам по себе, но и тайком ловил мышей – набивал мошну и за счет полиции, и за счет партийной кассы.

Впервые это проявилось, когда он возглавил Боевую группу – особое звено партии эсеров, нацеленное исключительно на совершение терактов.

Так, убийство министра внутренних дел Плеве обошлось эсерам в 30 тысяч рублей, значительную часть которых присвоил Азеф.

По тому же поводу Департамент полиции выплатил ему 5 тысяч рублей за… сигнал о готовящемся убийстве.

Но наиболее щедро эсеры оплачивали охоту на Царя.

Из 300 тысяч рублей, украденных в Государственном казначействе, 100 тысяч они вручили Азефу для внедрения его «новаторских технологий», касающихся убийства Николая II.

Внедрив их, можно было либо разбомбить Зимний дворец с самолета, либо утопить царскую яхту, торпедировав ее специально изготовленной подводной лодкой.

Подав идею, Азеф становился единоличным распорядителем кредитов для ее реализации. А денег на самолет и на подлодку требовалось немерено! В донесениях же полицейскому начальству Раскин доказывал, что целью его «антицарских» проектов является опустошение партийной кассы эсеров.

Со временем суммы, выручаемые Азефом при обмане эсеров, стали столь значительны, что он уже не просил полицейское начальство повышать ему жалованье – хватало революционных денег.

«Заработанные непосильным трудом», они оказывались на его счетах в банках Монте-Карло, Ниццы и других курортных городов Средиземноморья, где он «оттягивался» по купеческому трафарету, будучи особо привечаемым завсегдатаем роскошных борделей и ресторанов.

И ДУШЕВЕД, И КРЮЧКОТВОРЕЦ…

Среди членов ЦК Азеф слыл самым искушенным в вопросах психологии, поэтому лично отбирал кандидатов в Боевую группу. Действовали эти лихие парни под девизом: «Жизнь всех членов монаршей семьи и любого имперского сановника достойна покушения!»

Результат проведенного Азефом отбора говорил сам за себя – ни один из задержанных бомбометателей не был сломлен на допросах!

Когда же в Боевую группу попытался вступить Александр Керенский, Азефу хватило минутной беседы с будущим главой Временного правительства, чтобы категорически отказать ему.

Проявил себя Азеф и мстительным интриганом.

Сообщив о реально готовящемся покушении на министра внутренних дел Плеве, он не преминул огорошить своего оператора, что и он на прицеле у боевиков. Из-за этого Зубатов отменил всем филёрам Московской охранки отпуска, что привело к противостоянию между ним и подчиненными.

Азеф же убил сразу трех зайцев:

– расквитался с Зубатовым за унижение, испытанное во время «отповеди»;

– получил (всё от того же Зубатова!) благодарность за бдительность;

– вопреки всем ведомственным инструкциям получил благословение на участие в подготовке и (?!) в реализации террористических актов.

Вместе с тем, не в силах усмирить свое тщеславие, Азеф не упускал случая продемонстрировать и Департаменту полиции, и «коллегам по борьбе» свою независимость.

Когда в Санкт-Петербурге произошло «Кровавое воскресенье», он, узурпируя свое монопольное право выбирать объекты для покушений, в обход ЦК приговорил к смерти московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. И 4 февраля 1905 года при выезде из Кремля его карета была взорвана «адской машиной».

Кстати, именно из-за этого покушения Директор Департамента полиции генерал-лейтенант Лопухин А.А., в то время оператор Раскина, был отправлен в отставку.

ЗАСПИРТОВАННАЯ ГОЛОВА

21 декабря (по старому стилю) 1906 года во время торжеств по случаю освящения Императорского института экспериментальной медицины в Санкт-Петербурге неизвестный юноша сквозь свиту пробился к градоначальнику фон дер Лауницу и, прокричав «Прощайся с жизнью, подлец», выстрелил ему в голову. Затем приставил «браунинг» к своему виску и еще раз спустил курок. Примчавшиеся медики констатировали смерть обоих.

Начальник Петербургского охранного отделения полковник Герасимов приказал выставить гроб с террористом в фойе – вдруг да кто-то из посетителей узнает его.

Через два дня тлетворный запах заполнил всё здание, поток посетителей иссяк, и гроб убрали. Голову самоубийцы отделили от туловища и в колбе со спиртом выставили на обозрение. Но и эта мера результата не дала: никто не знал злоумышленника.

Герасимов, чтобы установить его имя, позвонил Директору Департамента полиции генерал-лейтенанту Трусевичу М.И., тогдашнему оператору Раскина, и попросил прислать его в Санкт-Петербург.

– Я-то не возражаю, – ответил Трусевич, – но как отнесется к контакту с вами господин Раскин – это вопрос! Ибо он привык общаться с операторами в генеральских званиях, а вы, батенька, еще… Простите покорно…

– Присылайте, Максимилиан Иванович, я и не таких обламывал!

…В заспиртованной голове Азеф сразу узнал Кудрявцева, семинариста из Тамбова по кличке «Адмирал».

Поскольку встреча с Герасимовым должна была произойти днем позже, Азеф решил «оторваться на всю катушку». Проснувшись поутру в борделе, обнаружил, что опоздал на явку. И хотя в голове перекатывались бильярдные шары похмелья, план созрел мгновенно.

Предвосхищая упрек Герасимова, Азеф прямо с порога явочной квартиры громко заявил:

– Ваше высокоблагородие, прошу покорно простить… Нет, не меня – брусчатку Санкт-Петербурга!

Под испепеляющим взглядом полицейского полковника он вынул из кармана пальто… каблук от сапога.

– Вот, оторвался о ваши камни… Я опоздал, потому что искал подходящие гвозди – увы, не нашел…

– Гвоздей нет? А вот когда Христа ваши соплеменники хотели распять, то гвозди нашлись! – рявкнул Герасимов и расхохотался.

Хохот полковника напомнил Азефу, что все его операторы поражены вирусом великорусского шовинизма, что его отношения с полицией достигли точки невозврата, и пора уходить либо к Столыпину с его реформами, либо к Ульянову-Ленину с его «Искрой». Нет, не срослось…

КОНЕЦ КРОВАВОЙ ШПИОНОСЕССИИ

В 1908 году Азеф отпраздновал пятнадцатилетний юбилей сотрудничества с полицией. И хотя то были годы вне евангелистских канонов, Азеф чувствовал себя счастливым, поскольку имел жизнь, какую хотел, и судьбу, которую заслужил. Притом, что все его волеизъявления были вредны, аморальны либо преступны.

И вот когда он поверил, что достиг пика славы, всё пошло кувырком.

Нет-нет, случилось это не вдруг – слухи, что он ведет двойную игру, появлялись не раз. Иногда им самим и инспирировались. Однако получить удар в спину от своего бывшего оператора – такой ситуации не мог просчитать даже его изощренный интригабельный ум…

Человеком, сумевшим поколебать веру руководства партии эсеров в Азефа-тираноборца, был профессиональный охотник на агентов-провокаторов Василий Бурцев. Сведения, им добытые, уничтожили бы любого сексота, но в двурушничество Азефа, организатора убийства великого князя Романова Сергея Александровича и главы МВД Плеве, верить отказывались.

В конце концов, Бурцеву удалось невозможное: экс-Директор Департамента полиции Лопухин, у которого Азеф некогда состоял на личной связи, сначала дал интервью, а затем представил подробные письменные показания.

Московские издания под заголовками «Как “лопухнулся” генерал полиции Лопухин» и «Исповедь генерала полиции» опубликовали материалы, в которых Лопухин признал Азефа своим сексотом, шпионившим за членами партии эсеров. Особо генерала возмущало требование «лже-тираноборца» вручить ему военный орден в знак плодотворной работы на Департамент полиции.

В революционных кругах бесконечно долго шли суды и заседали комиссии по делу Азефа, но признать его виновным не решались. А когда в 1909 году его вина была всё-таки доказана, никто из эсеров не взял на себя ответственность казнить предателя.

Азеф воспользовался заминкой и сбежал за границу. Умер от почечной недостаточности в берлинской клинике 24 апреля 1918 года.

Узнав о смерти Азефа, Петр Кропоткин, русский революционер-анархист, сказал: «Если Азеф, этот “сосуд пороков”, по недоразумению попадет в Рай, то и там станет устраивать заговоры и стучать на ангелов апостолу Петру».

Глава третья
Граф Толстой – гений шпионажа

СКРОЕН ИЗ ПАРАДОКСОВ…

Он – прямой потомок того самого Толстого, соратника Петра I, и родня великого Льва Николаевича. Но поскольку был он внебрачным ребенком графа Толстого Александра Николаевича (родного брата писателя Алексея Толстого), то зарегистрировали его под фамилией матери – Быстролётовой Клавдии Дмитриевны.

Узаконили Дмитрия как сына А.Н. Толстого и вручили графский титул за 5 дней до Октябрьского переворота 1917 года. Но нет – прочь титул и фамилию! Его кумиры Маркс, Ницше, Плеханов, и он уже примкнул к ниспровергателям титулов – к большевикам. Не парадокс ли?

Возможно, в юноше взыграли бунтарские гены матери. Дочь священника Кубанского казачьего войска, она родила вне брака, да еще и от чужого мужа, – то есть восстала против патриархальных устоев общества.

Впрочем, всю свою изобиловавшую парадоксами карьеру Быстролётов неизменно подтверждал репутацию гения шпионажа, которого за руку ведет лично госпожа Удача.

«ЧТОБ МУДРО ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ, ЗНАТЬ НАДО БЫ НЕМАЛО…»

На свет Дима появился 4 января 1901 года в селе Ак-Чора Перекопского уезда Таврической губернии, в родовом имении московского мецената Сергея Аполлоновича Скирмунта.

В 1904–1913 годы Дмитрий проживал в Санкт-Петербурге, в семьях друзей отца, в частности, у графини Елизаветы де Корваль, где получил домашнее аристократическое воспитание и образование.

В 1913 году поступил на гардемаринские курсы и до 1917 года обучался в кадетском корпусе Севастопольского мореходного училища. В составе Второго экипажа Черноморского флота участвовал в десантных вылазках на побережье Турции.

В память об одном таком героическом эпизоде Первой мировой войны, когда юноша командовал пулеметным расчетом, он написал акварель «Штурм Ризе» (провинция на северо-востоке Турции).

В 1919 году, окончив классическую гимназию и курсы Мореходной школы в городе Анапа, Дмитрий вольноопределяющимся матросом ходил на судах флота Добровольческой армии «Цесаревич Константин» и «Риони». Но вскоре дезертировал, бежал в Турцию и служил на коммерческих судах иностранных пароходных компаний.

В 1920 году вернулся в Россию и, не найдя занятия по душе, вновь нелегально выехал в Константинополь, где с отличием окончил колледж для европейцев-христиан.

В 1921 году Быстролётов перебрался в Прагу – один из центров белой эмиграции. Там работал грузчиком, плотником, гробовщиком. Скопив денег, поступил на медицинский факультет Украинского свободного университета, а через два года перевелся на юридический факультет.

Даже испытывая жестокую нужду, Дмитрий выкраивал деньги, чтобы оплачивать уроки живописи и графики профессорам Берлинской и Парижской академий художеств.

В огромную сумму ему обошелся абонемент в Национальную библиотеку Чешской Республики. Зато теперь он имел доступ к произведениям Гёте, Данте, Диккенса, Дюма, Сервантеса, Сунь-Цзы, Твена, Уайльда.

Чтобы читать труды классиков мировой литературы в оригинале, он с монашеской неистовостью изучал иностранные языки. Арсенал языков, которыми овладел Дмитрий, впечатляет: 19 европейских, китайский, эсперанто, японский!

В 1923 году Дмитрий, борясь с очередным приступом ностальгии, вступил в университетский «Союз студентов – граждан РСФСР» и получил советское гражданство. Тогда же обручился с победительницей европейского конкурса красоты чешкой Миленой Иолантой Шелматовой, студенткой медицинского факультета Пражского университета.

…В многообразии увлечений Быстролётова психоаналитики могут найти комплекс неполноты самовыражения. Да, Дмитрий со своими природными талантами и фанатичной преданностью разносторонней деятельности, никак не умещается в привычных рамках, рвётся из них – пишет картины, постигает иностранные языки, изучает юриспруденцию, практикует в медицине. Словом, пребывает в постоянном поиске. И, наконец, находит себя… в шпионском промысле.

А НЕ ПОПРОБОВАТЬ ЛИ СЕБЯ СЕКРЕТНЫМ АГЕНТОМ ОГПУ?

В 1923 году Быстролётов устроился переводчиком в советское торговое представительство в Праге.

Атлетического сложения при росте 183 см, яркой внешности актера Императорского театра и обезоруживающей мальчишеской харизмы, что сочетались с незаурядным умом и светскими манерами, он для работников торгпредства стал воплощением русского аристократа в эмиграции.

В 1920‐е годы зарубежные резидентуры Иностранного отдела ОГПУ (ИНО – внешняя разведка) действовали, в буквальном смысле, под крышей советских торгпредств. Помимо предусмотренных трудовым соглашением обязанностей, Дмитрий отдельно для резидента Н.Г. Самсонова перелопачивал иностранную прессу, вылавливая крупицы информации по интересующей его проблематике.

Оценив личные и деловые качества Быстролётова, резидент пришел к заключению, что он полностью удовлетворяет требованиям, предъявляемым секретному агенту.

Самсонов нисколько не преувеличивал достоинства Дмитрия. Секретный сотрудник с его талантами, владеющий 19 европейскими языками, к тому же имеющий аристократическое воспитание и дар беспроигрышного обольстителя женщин, мог стать форвардом агентурного аппарата любой резидентуры ИНО в Западной Европе.

Из аттестации агента «Граф»

«Умен, эрудирован, начитан. Говорит на 19 европейских языках, а также на китайском, эсперанто, японском.

Искусно владеет лицедейством и техникой перевоплощения, умеет произвести выгодное ему впечатление. Актерский дар успешно использует при выполнении наших заданий.

В дискуссиях красноречив и убедителен, способен навязать оппоненту свою точку зрения.

Самоуверенный и самонадеянный. Имеет вкус к риску и принятию авантюрных решений, обладает богатым воображением.

В поведении присутствует бескомпромиссная ориентация на успех, для его достижения проявляет изобретательность и настойчивость.

Пользуется безусловным успехом у женщин, независимо от их возраста и социального положения. Внешне весьма привлекателен.

Вывод по аттестации:

Вполне надежен. Беззаветно любит Родину. Делу Ленина – Сталина и органов госбезопасности предан всецело. Может быть использован в качестве агента-вербовщика.

Начальник нелегальной резидентуры

ИНО ОГПУ в Праге Самсонов».

…ЧТОБЫ В БУДУЩЕМ СТАТЬ ЕГО КАДРОВЫМ СОТРУДНИКОМ!

В апреле 1925 года резидент Самсонов направил «Графа» в Москву для участия в 1‐м Всесоюзном съезде пролетарского студенчества. Предупредил, что там ему предстоит общаться с «солидными людьми», чьи предложения он должен «осмыслить самым серьезным образом, не торопясь с ответом».

Действительно, по прибытии в Москву Быстролётов был приглашен на Лубянку, где его встретил шеф Контрразведывательного отдела ОГПУ Артур Артузов, которого Быстролётов в будущем назовет своим «крестным отцом» в разведке, и помощник начальника Иностранного отдела ОГПУ Михаил Горб, курировавший агентуру в резидентурах западноевропейских стран.

Влиятельные чекисты, убедившись, что имеют дело с патриотично настроенным интеллектуалом, чьи таланты должно использовать на незримом фронте борьбы за торжество идей коммунизма, сделали Дмитрию официальное предложение работать в разведке.

Быстролётов не заставил себя упрашивать – в Прагу вернулся сотрудником Иностранного отдела ОГПУ с оперативным псевдонимом «Андрей».

…В штат торгпредства «Андрея» зачислили экономистом информбюро. Эта должность служила легальным прикрытием его основной деятельности – разведывательной.

Одаренный бесспорным талантом живописца «Андрей» продолжал брать – с разрешения руководства ИНО – платные уроки у мэтров Берлинской и Парижской академий художеств.

Его энергии хватило и на продолжение учебы в Пражском университете. В 1928‐м, защитив диплом по теме «Право и мировая торговля нефтью», а также диссертацию «Проблемы права в освещении диалектического и исторического материализма», Быстролётов получил ученую степень «доктор права».

ШПИОН «МЕЖКОНТИНЕНТАЛЬНОГО ПОЛЁТА»

Артузов А.Х. и Менжинский В.Р., первые в руководстве ОГПУ оценившие интеллект, таланты и разведывательный потенциал Быстролётова, вменили в обязанность начальникам резидентур в странах Западной Европы Самсонову, Базарову, Малли, Фельдбину использовать «Андрея» в чекистских акциях исключительно в нелегальном амплуа.

И понеслось.

Являясь бойцом элитарного подразделения разведки, «Андрей», как и должно по статусу нелегалу, был человеком с десятью лицами.

Чтобы сбить с толку органы безопасности дюжины стран на трех континентах, он, используя набор фальшивых паспортов с чужими фамилиями, меняя амплуа и кодовые имена, из Осло мчит в Нью-Йорк, из Вены – в Мехико, из Рима – в Оттаву, из Парижа – в Рио-де-Жанейро, из Берлина – в Буэнос-Айрес, оттуда – в Африку с целью завербовать ценных агентов, которые добудут для СССР новейшие технологии и чертежи современных образцов вооружения.

Межконтинентальные шпионские вояжи «Андрей» разнообразит учебой (с санкции руководства Лубянки по паспорту голландца Тео ван Галлиени) на медицинском факультете Цюрихского университета, и в 1936 году ему присвоят ученую степень «доктор медицины» по специальности акушерство и гинекология.

В том же году он как практикующий врач швейцарской частной клиники сделает (!) научное открытие о регулировании пола будущего младенца при планировании семьи^[4].

НЕПРЕВЗОЙДЕННЫЙ ОХОТНИК ЗА ГОЛОВАМИ

Быстролётов прослыл в ИНО «медвежатником», умеющим вскрыть любой сейф врагов Советской республики с целью похищения шифров и кодов.

Сразу скажу: заблуждение! Сейфов с чужими секретами «Андрей» не взламывал. Его предназначение – вербовка агентов. На этом поприще он мог дать фору даже резидентам-волкодавам ИНО.

Вербовка – вовлечение имярек в шпионский промысел на правах своего помощника – доставляла Дмитрию высшее наслаждение. Она манила его не только тем, что обеспечивала доступ к секретной политической информации, новейшим технологиям и образцам оружия.

Вербовка давала ему ни с чем не сравнимое чувство самодостаточности и превосходства над вербуемым и над обстоятельствами.

В то же время для многих сотрудников ИНО вербовка граждан Западной Европы была невыполнимой миссией из-за негативного отношения последних к Советской России вообще, и к ОГПУ в частности.

Факт достоверный: в 1920‐е годы англичане, немцы, французы и прочие европейцы – представители среднего класса, презирая и отвергая свою правящую элиту, ее внутреннюю и внешнюю политику, при всём том, никогда и ни за какие деньги не стали бы работать на сына сапожника Джугашвили-Сталина или на ксендза-расстригу Дзержинского. Ведь вербовщик обязан раскрыться перед агентом и сообщить о своей принадлежности к конкретной спецслужбе.

«Андрей» же в любых условиях ловил «золотую рыбку».

Актер от Бога, в совершенстве владевший искусством перевоплощения, бегло говоривший на двадцати языках, перед агентами он выступал «под чужим флагом» – от имени вымышленной спецслужбы и каждый раз в неожиданном амплуа: как художник с Монмартра или юрист из Праги; как венский инженер или врач из Цюриха; как гангстер из Чикаго или греческий коммерсант, не считая множества других обличий, имен и легенд. Их он выбирал в зависимости от ситуации и задания, а уж красноречия ему было не занимать!

Так, выдавая себя за венгерского графа-мота, ищущего куража в элитных лондонских клубах, «Андрей» приобрел там агента, снабдившего его секретами МИД Великобритании.

Выступая в обличии английского лорда, завербовал шестерых секретных помощников, передавших ему шифры и коды внешнеполитических ведомств и генеральных штабов Австрии, Германии, Италии, Франции.

Чтобы осуществлять бесперебойную конспиративную связь с «Арно», одного из его сыновей под предлогом изучения языка и получения воспитания пристроили в богатую семью во Франции.

Это позволяло агенту, не возбуждая подозрений у своего руководства, выезжать в Париж, чтобы «гнать информацию» – передавать секретные материалы связнику из московского Центра.

В течение трех лет сотрудничества с «Арно» Иностранный отдел получал английские шифры, коды, дешифровальные таблицы, еженедельные сборники шифрованных телеграмм британского МИД и большой объем другой секретной информации.

…Работа на Британскую корону и одновременно на Серп с Молотом не могла не сказаться на нервной системе «Арно». Чтобы снять стресс, он стал частенько прикладываться к бутылке. Начались запои. «Андрей» поспешил на выручку – устроил агента в престижную клинику и оплатил курс лечения от алкоголизма.

В «завязке» агент пробыл недолго. Запои участились, вызвав возмущение его непосредственного начальства. В конце концов, «Арно» заинтересовалась служба собственной безопасности МИД Великобритании, и в декабре 1933 года его уволили. Во время очередного запоя он свел счеты с жизнью, отравившись бытовым газом.

И тогда в работу были взяты наводки покойного агента на своих коллег, работавших в Лиге Наций, которых он успел «слить» оператору. В 1934 году «Андрей» завербовал под псевдонимом «Маг» шифровальщика британского МИД Сент-Джона Кинга. Он поставлял настолько ценные сведения, что они напрямую докладывались Сталину.

Среди них, например, были тексты телеграмм, отправленные английским посольством в Берлине по итогам переговоров министра иностранных дел Великобритании Саймона с Гитлером и другими нацистскими бонзами.

Сотрудничество «Мага» с ИНО закончилось 2 сентября 1939 года, когда бежавший на Запад высокопоставленный сотрудник ОГПУ Вальтер Кривицкий (настоящее имя Самуил Гинзбург) «сдал» его английской контрразведке (МИ5).

…Все годы работы в Западной Европе основные усилия «Андрея» были направлены на приобретение информации через иностранные источники. С этой целью он создавал предпосылки для вербовочных разработок и лично вербовал представлявших оперативный интерес объектов.

Таким образом, ему удавалось добывать сверхценные сведения по приоритетной проблематике с высшим грифом секретности.

Кстати, многих агентов, состоявших на связи у «Андрея», не рассекретят никогда, потому что они – отпрыски августейших семей Западной Европы, даже сегодня продолжающих участвовать в формировании внутренней и внешней политики своей страны.

…По заслугам – награды. В 1930 году Быстролётов Д.А. занял должность оперуполномоченного 1‐го отделения Иностранного отдела, элитного и самого засекреченного подразделения ОГПУ (профессионалы прозвали его «гильдией нелегалов»), ему присвоено специальное звание «лейтенант госбезопасности».

В 1932 году его наградили знаком «Почетный работник ВЧК – ОГПУ» и вручили именное боевое оружие с гравировкой: «Без нужды не обнажай, без славы не применяй! Дмитрию Быстролётову за бесстрашие в беспощадной борьбе с контрреволюцией от Коллегии ОГПУ».

НЕЛЕГАЛ: БЕЗ ПРАВА БЫТЬ СОБОЙ

Оценив успехи «Андрея» на разведывательном поприще, руководство ИНО приняло решение направить его в Москву на учебу в Академию внешней торговли.

В последний момент учебу пришлось отложить – для работы в Берлине понадобился сотрудник, которому предстояло действовать исключительно с нелегальных позиций. Ну а поскольку на появление в штате ИНО такого же талантливого мастера-универсала, каким был Быстролётов, рассчитывать в обозримом будущем не приходилось, то предложение сделали именно ему.

…В те годы Берлин считался шпионской столицей Западной Европы, а торгпредство СССР – мозговым центром действовавшего на континенте ИНО. Управлял центром старший майор госбезопасности (что приравнивалось к общевойсковому званию «генерал-майор») Лейба Лазаревич Фельдбин (оперативный псевдоним «Швед»), выступавший под прикрытием сотрудника торгпредства Фельделя Льва Лазаревича.

Согласие «Андрей» дал безоговорочно, хотя, будучи дипломированным специалистом международного права, отдавал себе отчет, что может ожидать его в случае провала.

Перед властями Германии он как разведчик-нелегал был абсолютно беззащитен. После ареста, не оглашая факта события, его могли бросить в тюрьму, подвергнуть допросам третьей степени, то есть применить пытки, а то и тайно, а значит, безнаказанно, ликвидировать.

Даже узнав, что он заключен под стражу (что маловероятно), посольство СССР не смогло бы ему помочь, разве что при помощи надежного посредника нанять толкового адвоката.

В случае осуждения за шпионаж, а сроки за этот вид преступления самые длительные, нелегалу лишь остается уповать, что ему когда-нибудь организуют побег. Что весьма проблематично, ибо на шпионской войне не спешат выручать из неволи тех, кому не повезло, как бы высоко их ранее ни превозносили и ими ни восторгались.

…Вопреки всей правде о «расстрельной» доле нелегала, действующего в Берлине, «Андрей» от сделанного выбора не отступил. Гарантию собственной неуязвимости он видел в том, что работать ему придется под началом героя Гражданской войны, искусного разработчика стратегии чекистских операций, мудрого наставника молодой поросли Иностранного отдела, наконец, человека редкого ума и чувства юмора Фельдбина Л.Л.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ДЕНЬ ЛЫСЫХ

В течение всего периода закордонной нелегальной работы Быстролётов доказывал генералам Лубянки, что хотя он и дисциплинированный солдат, но не бездумный исполнитель их приказов, а имеет свой, сугубо творческий, подход к планированию и реализации многослойных оперативных комбинаций.

Особо наглядно это проявилось, когда он возглавил группу агентов, состоявшую из граждан разных стран Западной Европы, которые лично им были привлечены к работе на советскую разведку.

Именно во время подготовки и осуществления ими совместных операций раскрылись черты многогранной личности Дмитрия Александровича – он то представал неиссякаемым генератором идей, то виртуозным исполнителем изящных психологических этюдов, а то и мудрым руководителем, на несколько ходов вперед просчитывающим ситуацию.

…Берлинский кабачок «Гурман», что на Александер-плац, имел свою неповторимую специфику – интерьер, обслугу и кухню, которая была богаче, чем у конкурентов: паштет из мозгов страуса, павэ’ де фуа-гра, мидии по-провансальски, лобстер и жареные королевские креветки в лимонном или чесночном соусе, устрицы без раковин с лаймом, ризотто с белыми трюфелями.

Из напитков – шампанское «Дом Периньон», изысканные французские коньяки, отборные итальянские и рейнские вина, шотландский и ирландский виски.

Цены солидные, публика – им под стать: банкиры, крупные коммерсанты. Завсегдатаи меж собой фамильярно называли кабачок «харчевней», где всегда можно найти свободное местечко и часок-другой расслабляться в атмосфере уюта, покоя, доброжелательной предупредительности элегантного кельнера и безотказного тапера – были бы деньги.

Харчевня вмещала десять столиков. У входа стоял древний рояль «August Forster», за ним сидел его ровесник и тезка, тапер Август Штюбе, чья память хранила сокровищницу мировой фонотеки. «Андрею» не доводилось слышать, чтобы тот, в ответ на просьбу сыграть какую-нибудь мелодию, развел руками и сказал: «Я это не умею».

Публика с восторгом и глубоким почтением принимала и старика, и его музыкальную эрудицию. Штюбе платил ей той же монетой – со всеми был одинаково приветлив, весел и остроумен. Нередко посетители предлагали ему выпивку. Он охотно принимал угощение, но пьяным его никогда не видели.

Сотрудники резидентуры ИНО, действовавшей по чекистской традиции «под крышей» торгпредства, использовали харчевню не только для встреч с агентами из числа западноевропейской финансовой и бизнес-элиты, но и для проведения более замысловатых оперативных мероприятий.

Вот и в этот раз «Андрей» собирался организовать подставу^[5] своего агента экстра-класса «Франц» объекту оперативной разработки, некоему Клюге, имевшему тесные связи, в том числе и родственные, среди лидеров НСДАП. Вербовка любого из них сулила мгновенный взлет по карьерной лестнице.

* * *

Клюге был бабником, гурманом и меломаном. «Андрей» затруднился бы ответить, какому из трех пристрастий этот сексоголик и обжора отдает большее предпочтение, – каждую субботу он совершал набег в харчевню с очередной юной подружкой, чтобы вместе с нею опустошить гастрономический и винный склады «Гурмана», а заодно окунуться в волны музыкальной классики XIX века в исполнении Штюбе.

Согласно оперативному плану, «Франц» в ближайшую субботу должен посетить харчевню и, заказав любимую музыкальную тему объекта, затеять дискуссию с ним.

В споре агент, согласно отработанной «Андреем» линии поведения, намеренно допустит мелкие ляпы, на которые Клюге неизбежно отреагирует. Тщеславный и хвастливый всезнайка, он не упустит шанс блеснуть познаниями в истории музыки, хотя бы для того, чтобы произвести впечатление на свою спутницу и возвыситься в ее глазах, а, значит, вынужденно пойдет на контакт с агентом.

Кстати, в этом и заключается соль операции подставы: агент, вызвав огонь на себя, вынуждает объекта войти с ним в контакт. Ни в коем случае агент не должен навязывать знакомство объекту, нет! Ибо это – брак, недопустимый в оперативной практике.

После установления контакта «Франц» должен совместной выпивкой закрепить знакомство с объектом.

* * *

За полтора часа до начала мероприятия Быстролётов заглянул в харчевню, чтобы ознакомиться с обстановкой. В тот же миг у его стола возник Бруно, кельнер и по совместительству осведомитель криминальной полиции Берлина.

Немец, знавший «Андрея» как швейцарского дипломата, то ли в надежде услышать от него нечто такое, чем он сможет порадовать свое полицейское начальство, то ли просто из уважения к иностранному гостю, иногда оказывал разведчику мелкие услуги. Как бы там ни было, оба испытывали друг к другу симпатию и приятельские чувства.

Сделав заказ, «Андрей» спросил, много ли посетителей будет вечером.

– Очень много!

– Откуда такая информация? При нынешней погоде все должны после трудового дня двинуть к Вандлитзее (озеро, место отдыха берлинцев). Ведь прогноз не предвещает дождя…

– Прогноз лжет. Правду говорит мой радикулит. Надвигается гроза! – назидательно произнес кельнер и исчез на кухне.

В том, что радикулит Бруно был точнее барометра, «Андрей» убеждался не раз. Плохо другое: если харчевня будет набита битком, подстава сорвется. Ведь для маневра нужен оперативный простор, и каждое слово «Франца» должно быть услышано объектом. Н-да, не было печали… Срочно надо что-то придумать. А что, если…