Алёна Харитонова
Охота на ведьму

После того, как ведьма выпила треть зелья, волшебник снова ехидно улыбнулся. Люции даже показалось, что ярость, которую она мгновение назад видела в его взгляде, лишь игра её собственного воображения.

– Умница. Вовсе и не стоило препираться. – Неотрывно глядя ей в глаза, маг выпил остатки отвара.

Ведьма повернулась к плите, кусая губы, и снова занялась приготовлением зелья, на этот раз для себя. И всё же, отвернувшись от чародея, девушка улыбнулась – для неё-то приготовленная настойка, была совершенно безопасна… Знала, с кем дело имеет, перестраховалась.

Ещё несколько минут у колдуньи ушло на приготовление нового лекарства. Пошептав над варевом загадочные заклинания, девушка перелила его в две пиалы. Содержимое одной она выпила мелкими глотками, периодически дуя на обжигающую жидкость, а содержимое другой, добавив немного золы, вылила вместе с размокшими травами на чистое полотенце, которое плотно прижала к ране.

Торой с интересом наблюдал за этими манипуляциями, слегка кривясь от их сложности, затейливости и какой-то даже излишней мистичности. Почувствовав на себе его пристальный взгляд, Люция раздражённо оглянулась:

– Да, ты прав, моё колдовство слабее и несовершеннее твоего, но всё же это колдовство и через пару часов оно спасёт тебя от яда Гриба, яда который ты – великий волшебник не в силах победить самостоятельно, а мне залечит рану, которую, как выяснилось, твоё волшебство тоже вылечить не может. – Ехидно улыбнувшись, девушка, по-прежнему прихрамывая, направилась прочь из кухни.

Торой усмехнулся – слабая деревенская ведьма, простушка – простушкой, а характером природа не обделила. Захватив с собой бутылку рома, маг проследовал за ковыляющей колдуньей.

Обойдя храпящую Клотильду, низложенный чародей не спеша пересёк зал и также неторопливо поднялся по лестнице. То ли ведьмин отвар уже давал о себе знать, то ли, подкрепившись, маг почувствовал себя лучше, но в любом случае раздражающая слабость постепенно отступала перед обыкновенной усталостью.

Разлившееся по всему телу тепло, наконец, вытеснило противный озноб, а пара глотков выдержанного эльфийского рома так и вовсе открыла второе дыхание. Чародей зашёл в номер и рухнул на притулившуюся в углу промятую софу. Он ещё успел заметить, что ведьма вместе с мальчишкой свернулась калачиком на кровати, успел подумать о том, что нужно быть начеку и спать только одним глазом… А в следующий момент провалился в непроглядную темноту, где не было ничего, кроме обволакивающего всё тело тепла.

* * *

Торой проснулся от холода – руки и ноги онемели и были совершенно ледяными, всё тело затекло – пытаясь хоть как-то согреться во сне, маг свернулся калачиком, словно в далёком детстве. Однако и это не спасло, как не спас просторный, сшитый из плотной ткани хитон.

Зябко поёжившись, волшебник сел на скрипящей, провалившейся тахте и окинул недовольным взглядом комнату – слабо мерцающий болотный огонёк, сотворённый Люцией, ещё висел над входной дверью и по-прежнему озарял комнату неуверенным мерцанием. Дрожащее и неверное оно едва ли было ярче крадущихся в окно лиловых предрассветных сумерек. Но даже в этом слабом сиянии Торою было видно как ведьма и мальчик крепко спят, тесно прижавшись друг к другу под в стареньким шерстяным покрывалом.

Маг завистливо вздохнул – если бы не этот проклятый холод, он бы с удовольствием покимарил ещё пару часиков… Ну да ладно, всё равно нужно направляться прочь из города, вполне возможно, что по их следу уже кто-то идёт. Если это кхалаи, то ещё есть возможность скрыться – изменившаяся погода, вонь от пожаров и глубокие сугробы удачно скроют следы беглецов и даже рептилии с их острым хищническим чутьём не возьмут следа. А вот если на поиски отправится ведьма или чернокнижник, тут уж можно и не надеяться на спасение. Собственно, биться в истерике было тоже преждевременно, главное – все трое выспались. Ведь такими, как вчера, ведьма, маг и мальчик далеко бы не ушли, даже, почти наверняка, стали гораздо более лёгкой добычей для своих преследователей.

Торой содрогнулся от пронизывающего до костей холода, потёр руками плечи, прогоняя, то ли дурные мысли, то ли остатки сна, и поднялся на ноги. На соседней кровати продолжали безмятежно посапывать девушка и ребёнок. Маг снисходительно усмехнулся, глядя на эту умильную картину – это надо же! – никакого чувства самосохранения! Ну, ладно, ребёнок, он, скорее всего, околдован также как и все остальные в этом городе, ну а ведьма-то, ведьма? Неужели не чувствует своим острым колдовским чутьём приближающейся опасности? Да, теперь волшебнику стало ясно – разбудил его вовсе не холод, а поистине звериный инстинкт загоняемой в угол жертвы. Собственно, чародей понимал – нервничать и паниковать пока ещё не было причины. Судя по тому, что рассвет только-только зарождался, беглецы спали самое большее пару часов. За это время в стане неизвестной ведьмы, наверняка, ещё не успели хватиться пропавших кхалаев. Так что, чувство тревоги, что разбудило мага, было вызвано не более чем сумбурными событиями минувшего вечера, усталостью, недосыпанием и отчасти ядом Ведьминого Гриба, который всё ещё блуждал в крови.

Волшебник закрыл глаза, призывая себя к спокойствию. Чтобы унять бешено скачущее сердце, Торой сделал глубокий вдох и, спустя несколько мгновений, выпустил в пространство комнаты облачко сизого пара. Какое-то время маг сидел на краешке провалившейся, скрипящей тахты, медленно вдыхая и выдыхая остывший воздух. Очень скоро это возымело свой эффект – ком, стоявший поперёк горла, растворился, сердце успокоилось и больше не пыталось пробить навылет грудь, панический зуд в кончиках пальцев прекратился.

Открыв глаза, мужчина в очередной раз посмотрел на спокойно спящих девушку и ребёнка, что, скорчились под тоненьким одеяльцем. Чародей поднялся на ноги (тахта жалобно скрипнула старыми пружинами) и направился к старому, обшарпанному комоду, что возвышался в углу номера. Порылся в ящиках – пару раз тихо выругался из-за того, что в полумраке никак не мог найти то, что было нужно, – наконец, извлёк тощее пуховое одеяло, вернулся к кровати и набросил его на спящих. Люция поморщилась, ощутив, видимо, движение холодного воздуха, но не проснулась. Торой снова усмехнулся такой наивной безмятежности и направился к окну – магу было интересно посмотреть, во что превратилась столица за последние часы. Вид за обледенелыми стёклами заставил волшебника судорожно сглотнуть…

Насколько хватало глаз, взору открывался спящий в лиловых сумерках по-прежнему пустынный Мирар. Сиреневые краски рассвета превращали засыпанную снегом столицу в незнакомый и чуждый город – улицы, крыши домов, деревья и кустарники с почерневшей листвой были покрыты пышными сугробами. При этом снег продолжал, медленно кружа в ледяном воздухе, сыпаться с неба. Маг некоторое время смотрел на заметённый переулок, после чего совершенно озадаченный отошёл от окна и задумался. Судя по тому, что мороз продолжал крепчать, странное колдовство в обозримом будущем вовсе и не собиралось ослабевать. Неожиданно взгляд волшебника упал на стоящую в изголовье тахты бутылку клотильдиного рома. Как нельзя кстати.

Чародей без колебаний прихватил вновь обретённую находку и торопливо направился вон из комнаты. На лестнице царила непроглядная тьма, хоть глаз коли. Маг поёжился от холода, откупорил сосуд из тёмно-зелёного стекла и сделал несколько больших глотков. Ром обжёг горло и уютным теплом разлился в желудке… Только после этого, удовлетворённо выдохнув, Торой вернулся обратно в комнату. Искать свечи или масляную лампу уже не оставалось времени, между тем, необходим был источник света, ведь пока девушка и ребёнок спят, волшебнику предстояло подготовить всё необходимое для дальнейшего бегства.

Присмотревшись к висящему над косяком колдовскому огоньку, маг вытянул руку и осторожно (постороннее волшебство – штука хрупкая) открытой ладонью подвинул мерцающий сгусток чужой Силы к выходу. Точно также он в детстве ловил снежинки – аккуратно, почти нежно, чтобы из тысяч и тысяч падающих с неба кружевных звёздочек поймать одну, самую крупную и красивую. Однако болотный огонёк Люции оказался гораздо строптивее какой-то там бесчувственной снежинки. Быстро распознав чужака, он ловко ускользнул из-под его руки и вернулся на прежне место.

– Ах ты, сволочь своенравная! – Тихо и оттого ещё более зло выругался волшебник. – Весь в хозяйку.

Мерцающий шарик вспыхнул чуть ярче и взмыл к самому потолку. Торой даже хмыкнул. Чужая Сила – материя строптивая, но, конечно, не наделенная разумом. Просто огонёк чувствует постороннюю энергию и не хочет ей подчиняться – не родная же. По той же причине этот сгусток энергии так пугливо реагирует на резкий всплеск посторонних эмоций. Маг снова усмехнулся, подошёл к кровати, на которой спали ведьма и мальчик и, почти не касаясь Люции, провёл рукой по её волосам (понятное дело, где ещё, как не в голове держат ведьмы своё странное знание и разные колдовские хитрости). После этого чародей снова вернулся к строптивому огоньку. Очередной лёгкий взмах ладони и слабо мерцающий сгусток ведьминой Силы, почувствовав пульсации хозяйки, покорно подчинился обману и поплыл следом за Тороем.

Маг двинулся прочь из комнаты, стараясь не обращать внимания на мистическое болотное свечение у себя за спиной. Что ни говори, а огонёк Люции создавал несколько жутковатую атмосферу – причудливые тени возникали, словно из ниоткуда и скользили по стене следом за низложенным волшебником. То ли это танцевали в мерцании болотного сияния импульсы ведьминой Силы, то ли отблески самого огонька, но нервы такая странная пляска теней щекотала изрядно. Торой даже зауважал свою новую знакомую – при этаком-то свете, да по ночам вершить тайные колдовские делишки! Тут нужны крепкие нервы… Размышляя о бесстрашии Люции, волшебник проследовал по скрипящей лестнице вниз. Нужно было отыскать что-нибудь из одежды, после чего следовало как можно быстрее будить ведьму и мальчишку. Пока преследователи не пошли по их следу, необходимо было покинуть город и уйти как можно дальше, предоставив вьюге право заметать следы беглецов.

Маг, хотя и вскользь, но не без удивления отметил про себя, что вчерашнее варево, приготовленное ведьмой, оказалось намного эффективнее и приятнее на вкус, чем то воняющее дохлыми кошками питьё, которым лечил своего ученика Золдан. По сравнению со вчерашним днём волшебник чувствовал себя просто великолепно, от вялости и слабости не осталось и следа. Единственное, что ещё напоминало о знакомстве с Ведьминым Грибом – так это слабое чувство тревоги, видимо, остатки яда ещё будоражили кровь.

Легкими шагами, переступая через две ступеньки сразу, низложенный чародей спустился в зал таверны и мельком огляделся… Собственно, смотреть-то особо было не на что – со вчерашнего вечера здесь почти ничего не изменилось. Но всё же, в целом, зрелище было печальным.

В сиреневых сумерках, чуть подсвеченных мерцанием болотного огонька, было видно, что гном, уснувший накануне за столом, почти посинел от холода. Да и необъятная хозяйка таверны, похрапывающая за барной стойкой, выглядела не лучше. В очередной раз отхлебнув рома (скорее для крепости духа, нежели ради тепла), маг отправился на поиски покоев Клотильды. Одежда и ещё раз одежда. Всем троим беглецам нужно тёплое платье, такое, в котором можно путешествовать без опасности окоченеть в пути.

Поразмыслив, чародей решил, что вход в хозяйские комнаты традиционно должен находиться под лестницей. Так оно и оказалось. Приземистая дубовая дверь притулилась аккурат между старым сундуком и деревянной бочкой, наполненной песком. Торой усмехнулся предусмотрительности трактирщицы. Хозяйственность, с которой вдова подходила к содержанию своего заведения, вызывала глубокое уважение. Маг, немало за последние годы помыкавшийся по различным постоялым дворам и тавернам, прекрасно знал, что подобную деталь обстановки встретишь далеко не в каждом трактире. Не все владельцы питейных заведений принимают в учёт то, что подвыпившие посетители легко могут устроить пожар, опрокинув в драке (или по неловкости) масляную лампу, а то и просто выбивая курительную трубку. Но Клотильда озаботилась даже этим, потому и держала под лестницей бочку с песком.

В очередной раз поразившись хозяйственности трактирщицы, волшебник толкнул тяжёлую дубовую дверь (огонёк послушно мигнул, спровоцировав очередное движение теней, и поплыл следом).

Дверь оказалась не заперта, и Торой беспрепятственно проник внутрь, оказавшись в помещении, которое, по всей видимости, служило одновременно кабинетом и приёмной. Как раз напротив входа возвышалось исполинских размеров бюро, которое своими габаритами напоминало мифическое гигантское чудовище, готовое в любой момент ринуться на непрошеного посетителя. Рядом, на полках возле окна, громоздились книги и гроссбухи, дополняли же обстановку несколько стульев вдоль стены, небольшой диван, да коробки с контрабандной выпивкой в высоком узком шкафу. В приоткрытую и обвисшую на петлях дверцу старого шифоньера низложенный маг разглядел большие пузатые бутылки с мутным пойлом.

Немудрёная обстановка комнаты весьма красноречиво свидетельствовала о своём назначении. Именно тут Клотильда подсчитывала доходы и расходы, приносимые её, в общем-то, довольно прибыльным, заведением. Торой быстрым взглядом оценил ситуацию. В тени шкафа виднелась ещё одна дверь (волшебник не сразу её заметил), должно быть, вход в гостиную. Маг в несколько шагов пересёк кабинет и попытался проникнуть в святая святых – жилые комнаты, которые хозяйка «Перевёрнутой подковы» некогда делила с мужем. Однако массивная дверь оказалась надёжно заперта и даже не шелохнулась, когда маг попытался толкнуть её плечом, петли, и те не скрипнули.

Поразмыслив несколько мгновений, волшебник двинулся к бюро и поспешно обшарил выдвижные ящики, всем сердцем уповая на удачу. В одном нашёлся кисет с табаком и небольшая курительная трубка. Долю мгновенья мужчина с сомнением смотрел на свою находку, раздумывая – забрать или нет. Колебания продолжались недолго и в результате маг раздражённо, но, тем не менее, решительно задвинул ящик обратно, не взяв ни то, ни другое.

Наконец, после того, как были тщательно обшарены все ящики и ящички, переворошена целая куча тетрадей и бумаг, а ладонь мага оказалась оцарапанной об остро заточенное гусиное перо, волшебник нашёл под кипой расписок связку разномастных ключей. Над головой чародея несколько встревожено мигнул огонёк Люции, видимо, он в очередной раз потерял пульсации хозяйки и забеспокоился.

– Без паники, – не оборачиваясь, бросил ему Торой, и снова провёл в воздухе ладонью, которая ещё хранила след ведьминой Силы. Огонёк опять мигнул и успокоился, почувствовав энергию хозяйки. И даже, как показалось магу, начал светить немного ярче, впрочем, последнее было, скорее всего, лишь игрой воображения.

Чародей прихватил ключи и направился со своей находкой к закрытой двери. Полой хитона он случайно задел приоткрытую дверцу шкафа. Старые петли жалобно и тонко скрипнули. Резкий звук, больше похожий на обиженное всхлипывание, в звенящей тишине комнаты показался Торою оглушительным, будто удар кузнечного молота. Над головой мага снова трусливо вздрогнул огонёк. Ну, весь в хозяйку, такой же паникёр.

– Свети пониже, ничего не видно. – Попросил волшебник.

Конечно, огонёк не среагировал на просьбу чужака, но, собственно, чародей на обратное и не надеялся.

Подобрать ключ даже в потёмках оказалось делом пустяковым. Вот едва слышно щёлкнул механизм, и дверь гостеприимно открылась. Н-да, внутри мага ждало весьма неожиданное зрелище…

Торой и подумать не мог, что его предположение, относительно прибыльности «Перевёрнутой подковы», окажется таким верным. Судя по обстановке гостиной, Клотильда даже приблизительно не знала, что такое нужда. За внешней скромностью заведения и его хозяйки скрывались впечатляющие доходы. Пол огромной комнаты устилал великолепный ковёр, явно эльфийской работы, что уже красноречиво говорило о его вероятной цене. Мебель, если доверять слабому свету колдовского огонька, была выполнена из редчайшей флуаронской сосны и обита роскошным бархатом. Иными словами, весьма и весьма роскошное убранство… Судя по всему, Клотильда вела хоть и уединённый, но далеко не аскетический образ жизни.

Маг хмыкнул, окинув быстрым взглядом всё это великолепие, и проследовал прочь из залы. Следом за ним, боязливо подрагивая, поплыл зелёный огонек, и помчались шальные приплясывающие тени. Волшебник протопал сапожищами по прекрасному ковру с диковинным орнаментом, миновал небольшой коридор и оказался перед двумя дверьми. Открыв одну из них, чародей обнаружил нечто вроде туалетной комнаты – огромная ванная (подстать габаритам хозяйки), туалетный столик под изящным зеркалом, куча баночек, скляночек, кисточек и пуховок на столешнице и прочее в том же духе. Поэтому, лишь на долю мгновенья задержавшись на пороге, Торой выдохнул в пространство сизое облачко пара и вышел вон в сопровождении уже ставших привычными теней.

За другой дверью, как и следовало ожидать, обнаружилась вдовья спальня с широкой кроватью и шифоньером в углу. Волшебник обошёл аккуратно застланное ложе и бесцеремонно распахнул створки шкафа. На него пахнуло сладким ароматом чистого накрахмаленного белья и оницы – цветка, который по общепризнанному мнению хозяек, уберегал содержимое платяных шкафов от характерного запаха слежавшейся ткани – давно забытый горьковатый запах, вызвавший целую бурю воспоминаний. Маг замер, вдохнув, витающий в ледяном воздухе аромат. На долю мгновенья перед его глазами даже как будто промелькнул рыжий локон, а потом всё исчезло. И запах сушёных цветов, смешанный с запахом чистых простынь, словно перестал существовать. Торой раздражённо дёрнул плечом и погрузился в недра огромного шкафа.

Шифоньер Клотильды олицетворял собой всё те же, бросающиеся в глаза достаток и роскошь – тончайшее постельное бельё, белоснежные сорочки, ворох отрезов ткани, кружевные чепчики и прочая, прочая, прочая… Наконец, на самой нижней полке маг обнаружил то, что, собственно, не сильно надеялся найти – стопку мужских вещей. Длинную шерстяную тунику Торой выудил в первую очередь, порадовавшись, что отошедший в мир Скорби супруг хозяйки таверны был не из субтильных. Собственно, субтильный мужичонка с такой дородной нимфой просто бы не совладал. Поймав себя на столь крамольной мысли, чародей хмыкнул и продолжил копошиться в вещах. Извлёк на свет несколько поношенных, но безупречно чистых суконных рубах, широкий пояс, пару хороших плотных плащей и ещё что-то по мелочи. На счастье мага, трактирщица оказалась дамой сентиментальной и трепетно хранила одежду почившего супруга, ну, а то, что вышеозначенный супруг был почти одного с Тороем роста – и вовсе казалось мистическим совпадением.

Всё найденное в шкафу добро волшебник грудой бросил на кровать, быстро прикидывая на глаз, что следует выбрать для дальнейшего пути. Наконец, определился и, поёживаясь от холода, сбросил измятый хитон мага, а затем и свою, уже далеко не свежую, сорочку. Торопливо надел хрустящую крахмалом рубаху клотильдиного мужа, после чего пришёл черёд добротной шерстяной туники и широкого пояса. Маг с тоской подумал о том, как было бы великолепно принять горячую ванну, выдохнул в пространство очередную порцию сизого пара и снова занялся переодеванием.

Одежда оказалась совершенно ледяной, и низложенного волшебника до костей пробрал холод. Ещё пару раз приложившись к бутылке с ромом, маг, наконец-то, начал согреваться. Оставив бутыль на полу возле кровати, Торой поспешно сложил хитон своего наставника, заботливо завернул в плотные складки одеяния Книгу. От мимолётного прикосновения к фолианту Рогона кончики пальцев волшебника на какое-то мгновенье онемели. Лёгкое покалывание на долю мгновенья царапнуло ладони, пробежало по запястьям, вскарабкалось на плечи, поднимая дыбом короткие волоски, и скользнуло прямо в сердце. Последнее панически ёкнуло и забилось быстрее. Мага просто передёрнуло от холода. Кровь ещё какое-то время бешено пульсировала в висках, наконец, покалывание замерло там же, где и началось – на кончиках пальцев. Пробормотав цветистое проклятие на голову того, кто привлёк в Мирар студёную зиму, Торой положил свёрток с Книгой поверх стопок одежды.

Свежая рубашка неприятно похрустывала на теле от чистоты и холода. Чародей всеми силами старался не обращать на это внимания. Торопливо ослабив шнуровку на жёстком воротничке сорочки, волшебник выбрал из кипы сваленной на кровать одежды два плотных широких плаща. Несколько мгновений подумал и захватил так же самую тёплую юбку. После этого снял с огромного клотильдиного ложа пуховое одеяло, забрал аккуратно сложенное облачение своего наставника (в пути одежда волшебника пригодится не раз и не два) и, не оглядываясь, покинул спальню, оставив вместо уюта и порядка полный кавардак. То-то хозяйка удивится, когда очнётся от колдовского сна.

Покои трактирщицы маг покидал почти бегом, чтобы хоть как-то согреться. В зале таверны волшебник без промедления направился к стойке, где спала, медленно коченея, владелица «Перевёрнутой подковы». Маг набросил на похрапывающую даму одеяло, взятое с её же собственного ложа. Чародей очень надеялся, что эта слабая мера спасёт необъятную трактирщицу от опасности замёрзнуть во сне. В результате, укрытая хозяйка таверны стала похожа на бесформенный стог сена, который кому-то вздумалось свалить прямо возле барной стойки.

Плохо знающие Тороя, приняли бы его действия за благотворительность. Остальные, впрочем, тоже. На самом же деле подобная чуткость чародея была продиктована не более чем элементарной предосторожностью. Раз зеркало, которое украли кхалаи, принадлежало хозяйке «Перевёрнутой подковы», значит, очнувшись ото сна, трактирщица сможет хоть что-то о нём рассказать, ну, хотя бы, как оно к ней вообще попало. Где гарантия, что Торою не придётся вернуться в таверну за объяснениями? А раз так, то пусть уж к тому времени Клотильда всё-таки будет жива и не являет собой звенящую от холода глыбу льда.

Закончив с благотворительностью, Торой направился наверх – пора было будить ведьму, облачаться в тёплые одежды, собирать в дорогу провизию и покидать город. Пока же Люция будет возиться с ребёнком, маг побывает на конюшне и выяснит – спят ли лошади в стойле. Скорее всего, именно так оно и окажется, но волшебник до последнего уповал на удачу, очень уж не улыбалась ему перспектива пробираться по глубоким сугробам пешком, таща на закорках Илана.

Ворох одежды, удерживаемый под мышкой, маг бросил на пол у входа в комнату, где спали ведьма и мальчик. Книгу Рогона извлёк из складок хитона и перепрятал во внутренний карман просторного плаща. Прежде чем будить ведьму, Торой хотел закончить ещё одно дело, о котором Люции знать вовсе не следовало. А уж, ради этого дела он мог поступиться даже ценными мгновениями…

Волшебник поспешно проследовал в комнату, которую ещё несколько дней назад снял у Клотильды, ни сном, ни духом не догадываясь о грядущих событиях.

В номере было прибрано, видимо, новый постоялец так и не успел въехать. Маг – не снимая обуви – встал на заправленную стареньким покрывалом кровать, легко подпрыгнул и, зацепившись руками за широкую потолочную балку, подтянулся, окинув быстрым взглядом запылённый брус.

Нож находился там же, где был оставлен хозяином несколько дней назад. Конечно, Люция при всей своей хитрости не могла найти это небольшое уродливое оружие – тайник был безыскусен, и тем самым очень надёжен. Там, где две широкие потолочные балки соединяла металлическая скоба, древесина рассохлась, образовав глубокую трещину, в эту трещину полностью и уместился старинный нож в невзрачных потёртых ножнах. Из трещины была видна только одна из кожаных петель с медной застёжкой, при помощи этой петли оружие крепилось к ноге, аккурат над щиколоткой.

Повиснув на одной руке, волшебник нащупал ножны и, ухватив за петлю, выдернул оружие из тайника, несколько неловко приземлившись на кровать. Тихо выругался и, быстро опустив голенище правого сапога, прикрепил оружие к ноге.

Этот нож, столь трепетно припрятанный, достался Торою, путём блистательной махинации двухлетней давности. В то время уже низложенный, молодой маг смог оказать эльфийскому волшебнику одну неоценимую услугу, в качестве благодарности (или платы, если быть более точным) за которую ему и было передано старинное оружие… Об этой сделке остался, как напоминание, уродливый нож, которому Торой пока не нашёл применения, да припрятанный в кладовых памяти горьковатый, почти осязаемый запах оницы. Последний, кстати, вызывал воспоминания, далёкие от радужных.

Низложенный чародей поправил голенище сапога – ножны даже не чувствовались – и подумал, что, если и была в его жизни бестолковая сделка, принесшая наименьший результат, так это сделка, заключённая два года назад со старым хитрым магом. Начиналось всё так многообещающе, а закончилось…

Торой вышел из номера в мрачный коридор (болотный огонёк покорно поплыл следом, слабо освещая путь). Волшебник поднял с пола взятые в покоях Клотильды вещи и решил, что не станет сейчас размышлять ни о старинном ноже, ни о белых цветах оницы, ни о рыжем локоне. И, тем не менее, разве можно не думать о том, что вызывает целую бурю воспоминаний?

* * *

– Волшебник, я знаю, ты можешь помочь… – дрогнувшим голосом шептал мужчина с молодым лицом и невыразимо древними глазами, – я знаю, это возможно. Так помоги! – Словно в такт шёпоту у его висков качнулись две тонкие каштановые косички, когда эльф перегнулся через грубо сколоченный стол, стараясь приблизиться к своему собеседнику.

Торой сидел в уголке стола. Лицо чародея терялось в тени, на свету оставались только руки, то так, то эдак поворачивающие деревянную кружку с элем.

Низложенный маг сидел и думал о том, как же безысходно зал этой портовой таверны, расположившейся у старого мола, похож на залы десятков, если не сотен, аналогичных заведений в которых ему приходилось жить в последние месяцы. Вот разве что, столики здесь были, как нельзя более удачно изолированы друг от друга скамьями с высокими спинками. Благодаря этому посетители (а они, как вы понимаете, в портовых забегаловках самые разношёрстные) могут спокойно вести разговоры на всевозможные темы. Поэтому-то таверна под названием «Сирена» не пользовалась хорошей репутацией – о чём может договариваться сомнительная публика в такой располагающей ко всякого рода тёмным делишкам атмосфере? Собственно, наверное, именно по этой же причине, в «Сирене» всегда, вне зависимости от времени суток, было многолюдно.

И, вероятно, только тут, в прокуренном и пропахшем морской солью зале, можно было увидеть, как купцы, провозящие контрабандный товар, вполголоса торгуются с покупателями о цене или, как закутанный до самых глаз в бесформенный плащ посетитель о чём-то шепчется с дюжим матросом (рожа последнего, кстати говоря, всегда, как правило, бандитская).

Собственно, происходящее рядом, мало интересовало Тороя. Он сидел над кружкой эльфийского эля и безразлично смотрел, как догорает, истекая воском, свеча. Кстати, вместо подсвечников хозяин таверны наловчился использовать бутылки из-под рома. Дёшево, как говорится, и сердито.

– Волшебник… – Снова лихорадочно, то и дело оглядываясь по сторонам, зашептал эльф, – У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Низложенный маг с интересом посмотрел в древние, словно бушующий за стенами «Сирены» океан, глаза. На какой-то миг ему показалось, что в них мелькнуло что-то вроде мольбы. Впрочем, это было лишь игрой воображения, усугублённой пляской теней. Потому-то Торой вновь безразлично пожал плечом.

Йонех суетливо помял ладони, хрустнул суставами тонких пальцев, нервно покрутил широкое серебряное кольцо, украшающее мизинец, и продолжил:

– Много лет назад брат передал мне на хранение одну старинную реликвию. Он вручил её со словами: «Когда жизнь нашего рода окажется под угрозой – отдай эту вещь тому, кто сможет исправить ситуацию. Отдай и никогда не жалей». И вот, время пришло, хотя я всей душой надеялся не дожить до этого скорбного дня.

Торой в очередной раз поразился цветистости оборотов. Ну, надо же, род Йонеха, того и гляди, замкнётся на одном единственном наследнике – лефийце, а старейшина тем временем рассыпается в витиеватых выражениях, расписывая своё бедственное положение. Нет, всё-таки эти эльфы – странный, совершенно неподдающийся логике народ.

Низложенный волшебник неопределённо повёл бровями:

– Йонех, давай без излишнего пафоса. Ты же знаешь, я – эгоистичный негодяй, так что не надо давить на жалость. Может, мне и не нужна вовсе твоя реликвия.

Эльф, уязвлённый в самое сердце, поджал губы, но, тем не менее, продолжил:

– Это рунический нож, сомневаюсь, что именно тебе он не нужен.

Торю стоило немалых усилий сохранить невозмутимость. Но он выстоял. Эльф, внимательно вглядывающийся в размытое потёмками лицо собеседника, кажется, даже остался удивлён подобным хладнокровием. Во всяком случае, уважения в его взгляде прибавилось.

Низложенный волшебник тем временем помолчал, осмысливая полученную информацию, отхлебнул эля, посмотрел на тлеющую в бутылке свечу, пожевал губами и, наконец, произнёс:

– И откуда у твоего брата взялась этакая вещица?

Йонех тонко улыбнулся:

– Прости, волшебник, но это не твоё дело.

– Очень ошибаешься. – Холодно заверил его Торой, – Как раз моё. Знаешь, совершенно не хочу, чтобы мне втюхали бестолковую железку под видом древнейшего артефакта.

Теперь эльф открыто усмехнулся:

– Ты никому не веришь, да?

– Да. – В голосе мага не слышалось ни малейших колебаний. – Никому.

Сидящий напротив остроухий собеседник с пониманием кивнул, и две тонкие косички вновь качнулись в такт движению его головы:

– Ты поверишь моей клятве бессмертного? – Спросил он.

Торой задумался лишь на долю мгновения:

– Клятве эльфа, пожалуй, поверю.

– Тогда я клянусь тебе перед лицом вечности, что нож, какой будет отдан тебе в уплату за проведение обряда над моим потомком, и есть настоящий рунический нож, на который я, после исполнения таинства чернокнижия не стану более притязать.

Низложенный чародей поразмыслил, прикидывая, мог ли эльф произнести клятву таким образом, чтобы она получила ещё какое-то значение. Решив, что подвоха никакого нет, мужчина согласно кивнул:

– Хорошо, тогда по рукам. Ты мне нож, я тебе потомка.