Гусман Гумер
Шахмиран
В трамвае никто не догадывается, кто он, а когда направляется на службу, джемпер снова снимается с плеч. Хотя в общественном транспорте сейчас появляется редко: в гараже стоит личная машина. Теперь уже кончились жалобы на нехватку денег. «Жигули» сменил на «тойоту». Проезжая мимо гаишников, джемпер сбрасывает на заднее сиденье, говоря про себя: «Знай наших!»
На работе никому и в голову не приходит, что майор продался мафии и стал их агентом. Сам он не любит слово «агент» и просит Князя не называть его так, если только не по делу, когда не употребишь «майор Алаев». Александр Васильевич или просто – Саша, и всё: мало ли на улице Сашей, так решили с Шамилем Бакаевым. Договорились выходить на связь только в крайних случаях. Будут новости – он сам приедет к Князю.
– Что случилось, Самат? Ты в лице изменился.
– Голова что-то разболелась.
И на этот раз разговора не получилось. У Самата не было чем поделиться, а тот не стал излишне допытываться, чтобы не вызывать подозрения. Подвернётся ещё случай, Князь не останется без информации.
* * *
На другой день после посещения магазина «Чингисхан» Кильдебеков отправился на поиски хозяина магазина Альберта Галипова. Проживал он на улице Вишневского, но сейчас был в отъезде в командировке. Жена на работе, дети в школе. Дома была старушка-мать, она не знала, в какой город уехал сын, сказал только, что надолго. «Надо будет поговорить с женой», – решил Самат. Отправился в магазин, директора Шомбытова не было – не вышел на работу. Позвонили домой. Оказалось, не ночевал дома. Домашние сидели в тревоге: раньше такого с ним не случалось, особенно в зимнюю пору.
Для опытного следователя стало ясно, что от всего этого несёт душком. Он проанализировал события последних трёх-четырёх дней общения, разговоры с людьми, но не нашёл случая, когда бы он проговорился, но возможно… Кажется, всё тщательно продумал, а тому, что изредка перебрасывался словами с Алаевым, не придал значения. Таким образом, конец нити от клубка, разворачиваемого в магазине, затерялся. В руках Кильдебекова оставался лишь небольшой, с мизинец, кусочек. Единственный выход: разыскать Шомбытова. Наверняка он в Казани и должен объявиться когда-нибудь.
Нет, на что надеясь вышел Кильдебеков из магазина? И Шомбытов, и Галипов, наверное, не бродят просто так по улицам. Скорей всего, организовывают алиби, заметают следы. Не может директор просто так сбежать, бросив магазин, если прямо не замешан в деле. Надо в первую очередь наступить на хвост Галипова. Кильдебеков вернулся в магазин, у заведующего отделами выяснил место нахождения торговой точки Галипова. Подошёл к девушке-продавщице.
– Скажите, пожалуйста, от какой организации торгуете?
– Ни от какой организации.
– Название фирмы спрашиваю.
– Не знаю.
– Кто ваш хозяин?
– Какой хозяин?
– Вас кто сюда поставил?
– Зачем это вам?
– Я проверяющий, вот моё удостоверение, – сказал Самат, пытаясь смягчить разговор с девушкой.
– Ну и что? Мне нет до вас дела.
«Смотри, как разговаривает эта дрянь, несмотря на молодой возраст, успела хорошо насобачиться. Вдобавок закурила сигарету и начала пускать табачный дым в лицо проверяющего. Ну, проклятая, была бы ты мужчиной, получила бы ты обратно свой дым, как это мог сделать сержант Ковалёв». Вспомнив сержанта Ковалёва, Самат успокоился, повеселел и даже не смог скрыть улыбки.
Однажды в рейде, часов в одиннадцать вечера, они проезжали по Кировской дамбе. На той стороне железной дороги увидели какой-то силуэт. Решили проверить: не пытаются ли ограбить вагон. Лёгкий на подъём сержант Ковалёв в два прыжка очутился на месте. Подозрительного оторвал от снега и сунул ему кулак под нос, чтобы не издавал звука. А наполовину в сугробе женщина повернулась голым задом и что-то начала искать, бормоча:
– Ты что, Ваня! А Вань!
Ковалёв не выдержал, ударил её по мягкому месту кожаной перчаткой, да так, что оставил отпечаток пятерни. Женщина, несмотря на свою вину, как эта девушка-продавщица, повела себя независимо, начала возмущаться. Дескать, кому какое дело, вот пожалуется начальству и тогда узнаете. Ковалёв пытается доказать, что придорожная зона тоже общественное место, но разошедшаяся женщина не хочет даже слушать. Пришлось их доставить в отдел внутренних дел и составить протокол о случившемся. Оказалось, что они оба семейные люди. Только тогда, когда это выяснилось, женщина пришла в себя, стала извиняться, просить, чтобы мужу не сообщали. Ковалёв, как бы ни был зол, не стал упрямиться, порвал протокол…
Надо было отрезвить эту «крапивницу», не доводя ситуацию до протокола.
– Возможно, у вас нет дела до меня, но у меня есть и очень важное, – сказал Самат, не оставив места для выкрутасов, – отвечайте на вопрос, или я вас сейчас же заберу в отделение. – Так кто поставил вас сюда?
– Альберт.
– А фамилия?
– Я не знаю. Ей-богу.
– Не Галипов?
– Может, так, не спрашивала.
– Тогда скажите, где этот Альберт работает?
– Он мне только товар привозит и выручку забирает.
– Каждый день?
– По-разному бывает. Вчера совсем не показывался. Вы всё узнаете у директора, он, наверно, знает, – сказала девушка, потеряв былую горячность.
Давно так надо было.
«У продавщицы ничего толком не получишь – это понятно. Может, она на самом деле ничего не знает, кроме продажи товаров. Если курит, то и выпивает, наверно. Возможно, и остальным занимается эта жар-птица», – подумалось Самату.
– В ресторане во время ужина ничего не говорит, что ли, Альберт?
Девушка съёжила плечи и уставилась на него, пытаясь уразуметь, что пытается узнать проверяющий.
– Там у нас другая тема, – сказала продавщица.
– Например?
– Ну, то да сё…
– Интимные вопросы?
– И эти.
– При поступлении на работу писали заявление?
– Какое заявление ещё?
– А где трудовая книжка?
– Зачем она мне, деньги платят и ладно.
На самом деле, похоже, девушка взята с улицы. Проверяющий спешил задать последний вопрос.
– Альберт вам не говорил, что на днях торговля прекращается?
– Нет.
– Ладно тогда.
– Нас увольняют, что ли? – прокричала девушка вслед за Саматом.
Он отвечать не стал, только махнул рукой.
Мотанье возле магазина не дало результата. Теперь надо найти жену Галипова. Она не могла не знать, где он работает, куда уехал в командировку. Последний луч света идёт оттуда.
* * *
День рождения… В моде сейчас отмечать дни рождения. Некоторые эти торжества проводят два-три раза в год. Одни для сбора подарков, другие для угождения начальству в надежде сделать шаг выше по служебной лестнице. В любом случае расходы на торжества вернутся сторицей.
Вообще, зачем нужны такие торжества? Сначала надо прикинуть, кто родился. Зачем он явился на белый свет? Кем он является на земле? Чем сегодня занимается? Большим ли делом? Полезно ли оно другим, обществу? Чем думает заняться в будущем? В первую очередь надо выяснить, какое место он занимает в обществе. Может, подытожить проделанное за свою жизнь и отметить это, если человек достойный. Но ни в коем случае не круглые даты. Сейчас ведь каждый год, начиная с рождения, устраиваются шумные застолья. Даже для тех, кто сидит на шее у родителей.
Однако эти торжества по случаю чьих-то именин, похоже, собираются проводить на весьма высоком уровне. Фирма «Татсиб» для проведения торжеств арендовала ресторан «Акчарлак» на месяц раньше срока. Также были даны заказы на оркестр, артистов и танцовщиц. Несмотря на обилие еды и питья в самом ресторане, были доставлены виноград, арбузы, дыни из Ташкента, двадцатипятилетний коньяк из Грузии, живая форель и бальзам из Прибалтики. Зажаренных целиком поросят подавали стоящими на ножках; фазанов, тетеревов – с крыльями.
За два дня до торжеств был объявлен «санитарный день». Всё было вымыто, прибрано. Занавески, скатерти обновлены, зал осыпан цветами.
– Свадьба, похоже…
– Интересно, чей сын женится?
– Наверно, какого-нибудь начальника.
– Возможно, едут из-за границы: из Аравии или Японии.
– Говорят же, день рождения.
– Но этого не может быть: кто сможет поднять такие расходы, – судачили работники ресторана.
– За свои шестьдесят четыре года я такого не видела, – сказала одна посудница.
Наконец, долгожданный день наступил. Площадь перед рестораном заполнилась машинами «жигули», БМВ, «вольво», «тойота», «мерседес», «хонда», «Опель Аскона», «ситроен». Вышедшие из машин хорошо одетые надменные мужчины, расфуфыренные шумливые молодые женщины исчезли в дверях «Акчарлака». В зале в загадочном сумраке их встретили звуки «Восточного танца» нашего известного композитора. По обе стороны зала расставлены столы, посередине оставлена площадка для танцев. Оркестр, расположенный на низкой эстраде, гремит беспрерывно. В конце зала под высокой, упирающейся в потолок пальмой стоит длинный стол. За столом, как раз посередине, сидит умопомрачительной красоты девушка в обтягивающем тело чёрном с блёстками платье и таком же тюрбане на голове. Круглые блёстки при падающем на них свете мерцают как кораллы, рассыпая тысячи искр вокруг. На лбу к тюрбану приколота бриллиантовая брошь, светящаяся как маленькое солнце. По обе стороны девушки расположились парни, такие же красивые, ловкие. Угадывают по движению глаз хозяйки, что ей нужно, и тут же передают в зал её распоряжения.
– Смотри… это же наша Шура!
– Тише, дурак!
– А идёт ей.
– Ну!
– Сидит, как царица Екатерина.
– Сказано, не распускай язык.
Из их разговора понятно, что они новенькие – мелкая сошка. Кто их позвал сюда, неизвестно. Возможно, кто-то пригласил, чтобы показать, приучить, а они ведут себя, как на улице. Недаром сказано, что сколько волка ни корми, всё равно в лес смотрит.
– Клянусь, они хотят выкинуть что-то, – молвил тот болтливый парень.
Собеседник резко отрезал:
– Ещё одно слово, падла, и выкину тебя отсюда!
– Всё, всё… сказал тот, взял в руку свою рюмку и замолчал.
За столиками, где сидела мелкая сошка, разговоры велись в таком ключе. За столиками, что посередине, вырывались слова типа «киря», «бабки», «лимон», «лимузин». Читатель, возможно, не знает, что на жаргоне эти слова означают «друг», «доллар», «миллион», «иномарка». Сидящие в первом ряду мужчины постарше, солидные, с животами, и хорошо одетая, со стройными фигурами молодёжь с сознанием своего достойного положения откинулись на спинки своих стульев, спокойно ожидая начала торжества.
Услышав шум и голоса со стороны «мелкой сошки», они одним взглядом устанавливают тишину. Вот девушка хлопнула в ладоши. Оркестр и зал умолкли. Сидящие выпрямили свои спины и устремили взгляды на девушку. Она встала и взглянула на свои с переливающимися бриллиантами часы.
– Вход можно закрыть, – сказала она, кивнув в сторону швейцара.
– Он заперт.
– Уважаемые друзья, – начала девушка, оглянув зал. – Мы впервые собираемся подобным образом. Хотелось бы, чтобы серьёзность, величие и крайнюю знаменательность этого события вы поняли своим сердцем. Это не простое торжество, это день рождения всенародно уважаемого нашего Аксакала!..
Зал стоя долго аплодировал. Послышались возгласы:
– Да здравствует Аксакал!
– Где сам? Просим самого!
– Будет, когда придёт время, – сказала девушка, продолжая свою речь. – Сейчас я предлагаю первый тост в честь нашего Аксакала, его здоровья. Пусть природа наградит его долгой жизнью! Крепким здоровьем! Пусть будет суждено через тридцать лет отметить его столетие!
– Присоединяемся!
– Аксакалу слава!
– Ура-а-а!..
Застолье продолжалось в таком приподнятом настроении, с тостами одни краше других. Однако виновник торжества, который должен был выступить с ответным словом, всё ещё не показывался.
Оркестр играл, артисты пели, гости, выйдя на середину зала, танцевали. Пили, ели, ещё танцевали. Некоторые успели хорошенько набраться. Это те, которые ближе к выходу, – их быстренько проводили. А так большинство не выходило из рамок – хорошо знали, на каких торжествах находятся.
– А кто же этот Аксакал? – поинтересовался недавно работающий на фирме.
– Сопли не высохли ещё, всё знать.
– Всё же надо бы увидеть.
– Если отходную тебе прочитают, может, и увидишь. Давай поднимем ещё по одной.
В зале снова установился полумрак. Заиграли разноцветные снопы огня. На середину низкой эстрады вышли семеро девушек, одетых в прозрачные платья. И сетчатые платья, и нижнее бельё в обтяжку отнюдь не были предназначены скрывать прелести девушек. Стройные фигуры, красивые движения вводили в соблазн присутствующих в зале. В заключение девушки исполнили «Восточный танец». Затем выступающих на эстраде сменила молодёжь, сидевшая за столом: мол, чем мы хуже? Танцы, начавшиеся с повисшими на шее парней девушками, через некоторое время кончились ползанием на четвереньках между ног, плясками с приподнятыми узкими юбками и задранными на голову длинными платьями. Шура сразу учуяла в этом дешёвку и низкопробность. Как и в первый раз, она хлопком в ладоши установила тишину.
– Может, вам кровати прикажете поставить? – зло крикнула она.
Гости, казалось, протрезвели. Шура медленно обошла столы, бросив на каждого испепеляющий взгляд: не забывайте, дескать, перед кем танцуете. Её так и поняли.
– Попробую уговорить самого, – сказала она, направляясь вправо в банкетный зал.
Оркестр тихо заиграл «Тафтиляу».
– Аксакал любит эту песню, это его гимн, – сказал Шамиль Бакаев, обращаясь к Тимержану Сафаргалиеву, только сегодня вернувшемуся из сибирской командировки, – обрадуется ещё, когда узнает о твоих успехах.
– Не будем говорить на эту тему. Он сейчас не лезет в наши дела.
– А следит.
– Это есть.
– Если ошибёшься, найдёт и наказание.
– Ну тебя, скажи «тьфу-тьфу».
– Давай, держи бальзам. Не скиснуть бы тебе после того, как проводишь Нурию…
Друзья не успели закончить разговор, как из банкетного зала показалась Шура. Она быстро направилась в середину зала, подав знак оркестру играть тише.
– Браво!
Послышались аплодисменты. Вон, оказывается, каков Аксакал! Ростом под два метра, в ширину как голландская печь, крупная голова с густыми седыми волосами, внешность напоминает величественную фигуру азербайджанского поэта Самеда Вургуна. Огромный орлиный нос на широкоскулом лице, кажется, добавляет привлекательности. А вот какие глаза, определить нельзя: несмотря на сумрак, глаза закрыты синеватыми очками. Во рту с толстыми, как у негра, губами дымит гаванская сигара. Живой паровоз! Дымом от сигары не затягивается. Что бы ни делал, всё к лицу ему.
Вот это человек! Вот это личность! Таких даже в президенты выбрать было бы не зазорно. Обратите внимание на внешность, походку, телодвижения: величественность, решительность, властность сквозит во всём. Ступает тихо, осторожно, будто опасаясь провалить пол. Держит себя свободно, независимо, чувствуя своё превосходство над другими. Порой кажется простым, но в то же время излучает какую-то странную мощь, зловещую таинственность. Как будто для того, чтобы это не вырвалось наружу, по бокам его охраняют такие же, как он сам, могучие молодцы. Место его, конечно, рядом с Шурой. А парни заняли места по обе их стороны. Время настало. Шура слегка растерялась, так как не была мастерицей произносить речи. Похоже, переживала, что не сможет найти красивых, подходящих слов для Аксакала.
– Если где-то скажут, что есть гигантская личность, то это будет наш уважаемый и почтенный Аксакал, – начала Шура, собравшись с мыслями. – Спасибо, тысячу раз спасибо за то, что, уважив нас, вышел в этот зал. Наш Аксакал больше пятидесяти лет своей жизни посвятил служению нашему народу. Только недавно я дала ему слово не выступать с речью, но, что делать, нарушаю обещание, так как в этот вечер не сказать слово в честь юбиляра – грех. Вы меня, конечно, понимаете, друзья, мы за всё, за всё в долгу перед Аксакалом, всех нас он вывел в люди. Пожелаем ему долгой жизни и крепкого как сталь здоровья! С юбилеем Вас, Аксакал! На радость нам живите ещё долгие годы, будьте здоровы!
Шум, поднятый в честь юбиляра, крики «ура!», звон бокалов, здравицы заполнили зал. Не раз видевший такие поздравления Аксакал поднял обе руки, призывая зал к тишине.
– Спасибо, господа! Остальное излишне.
И на самом деле в шестидесятых – семидесятых годах каждое посещение начальством «низов», то есть районов, колхозов-совхозов, выливалось в торжества. Пора прекращать подобные празднества, мешают работать.
– Минуту внимания, – сказала Шура, пытаясь успокоить зал. – Наш Аксакал ещё и поёт изумительно красиво.
– Просим, просим! – подхватил зал.
– Просто умоляем!
– Осчастливили бы нас ещё раз.
Такого юбиляр не ожидал. Его песни все вроде уж спеты. Что делает эта молодёжь?! Он бросил любящий взгляд на Шуру, как бы с укоризной покачал головой.
– Ну тебя, Гульшагида!
– Одну только песню, какую сами пожелаете.
Аксакал посмотрел по сторонам, растрепал свои густые волосы, подумал немного, ладонями сжав подбородок, и расхохотался громким голосом.
– Тогда удивлю я вас. Мы в молодости так веселились. – И запел какую-то старую песню с непонятными словами:
Ай, шалышым, шалышым,
Көлгә пешкән калашым,
Сән кәлгәндә, Асабай, Асабай,
Тай суярмын, Асабай.
Ишек алдым шукыршык, шукыршык,
Шайтан казыган, Асабай, Асабай.
Икемез дә бер буйда, бер буйда,
Мәүләм язган, Асабай, Асабай.
Голос юбиляра был низкий и, несмотря на возраст, очень сильный, мощный, с красивым тембром. Пел он с большим чувством. Зал был пленён таинственностью песни. Мало кто понимал её смысл.
После пения зал, затихший на некоторое время в недоумении, придя в себя, снова начал шумно приветствовать Аксакала. А я сидел, боясь, как бы не обрушился потолок «Акчарлака».
Дорогой читатель. Эта песня и мне знакома. Я знаю историю, каким образом она запала в сердце юбиляра. В начале пятидесятых годов прошлого века в Казанской Высшей партийной школе учился некто Амир Шахназаров из Альметьевского района. Был на войне. Вернувшись с войны, с головой ушёл в работу. Благодаря своим способностям быстро вырос с колхозного бригадира до заведующего отделом райкома партии. Потом в Казани повышает знания. Слушателями партшколы были в основном семейные мужчины, а среди женщин преобладали оставшиеся из-за войны в старых девах или так называемые «соломенные» вдовы, не желающие себя обременять семейными узами. Хотя альметьевский парень был ещё холост, в свои под тридцать лет почему-то со своими однокашницами у него не складывались отношения. Он каждый вечер отправлялся в общежитие пединститута, расположенное на Товарищеской улице. Несмотря на некоторую внешнюю привлекательность, на длинного, как жердь, слабого и худого парня свои девушки не обращали внимания. Говорили с издёвкой: «Чем ходить с этим балбесом, лучше ходить с палкой в руке».
К его счастью, в институте учились и татарские девушки, приехавшие из Румынии. В одну из них он безумно влюбился. Песню «Асабай» он у неё и выучил. Что поделаешь, в ту пору не разрешалось заключать браки с иностранцами. После окончания учёбы девушки, оставив в сердце глубокие раны и непроходящую тоску, уехали на свою родину. Вот уже сорок лет Амир Шахназаров во время застолий успокаивает свою душу этой песней.
Правда, однажды сделал попытку увидеть её. Когда изменившиеся порядки открыли путь за границу, он взял путёвку и поехал в Румынию. Однако девушку он не смог увидеть: во время беспорядков семьдесят седьмого года она уехала в Америку. После неудачного и досадливого путешествия душа у Амира немного успокоилась и притерпелась. И всё же в глубине сердца остался чистый ключ, способный временами извергать тоску.
* * *
У Амира Шахназарова в Казани есть ещё одно место, пробуждающее струны его сердца. Оно находится на пересечении санатория «Казань» и трамвайного парка. Проезжая мимо, он, будь то зима или лето, высовывает из окна машины свою большую голову и приветствует окна углового пятиэтажного дома. Правда, знакомых Амиру окон давно уже нет. Их в смутные времена заделали и даже заштукатурили. Сейчас только следы остались чуть-чуть заметными, но этого вполне достаточно для обновления воспоминаний. Возвращаясь с именин, он ещё раз проводил взглядом этот дом. Об этих событиях мы расскажем позже.
После окончания Высшей партийной школы Шахназарова без пленумов, конференций и других формальностей назначили первым секретарём партии одного крупного отдалённого района. Ему как руководителю было не корректно не иметь семью, и он в течение месяца, подавив в своём сердце огонь любви, оставленный румынской татаркой, женился на очень скромной, с терпеливым характером, одинокой, как и он сам, библиотекарше. Жили тихо, без искромётных страстей. Друг за дружкой родились сын и дочь. Жизнь текла на свой лад. Жили, в общем, хорошо, без размолвок, но и без кипучих чувств, выполняя свой родительский и семейный долг.
Годы шли, дети выросли и вышли в люди. Сын стал лётчиком-испытателем, живёт на Украине. Дочь после окончания медицинского института вышла замуж за узбека – выпускника юридического факультета Казанского университета, и они уехали в Среднюю Азию. Наступило душевное опустошение. Но, как говорится, свято место пусто не бывает. Ещё когда дети учились в институтах, в районе появилась стройная, красивая девушка. Она была направлена в район после окончания физико-математического факультета пединститута. Жаждущий настоящей любви Шахназаров сразу заметил её и начал действовать. Долго не мешкая, определил её вторым секретарём райкома комсомола. Отправляясь в колхозы-совхозы, иногда по пути подвозил её на своей машине. Шутил, смешил, рассказывая разные истории и анекдоты, среди которых были довольно солёные и вовсе без соли. Девушка не сердилась: можно ли обижаться на такие пустяки. Как-то секретаря Диляру Самитову (так звали девушку) Амир Шахназаров попросил подняться на второй этаж в свой кабинет поговорить о делах комсомольских. Посоветовал почаще бывать в низовых организациях.
– С транспортом плохо, – сказала Диляра.
– Где ваша машина?
– Первый пользуется, а сегодня стоит неисправный.
– По очереди выезжайте, я скажу ему.
– Хорошо было бы, Амир Мирзаханович.
– Иди собирайся, – сказал суховато Шахназаров.
– Я сейчас…
Послав шофёра косить сено, Шахназаров сел за баранку сам. Отворив заднюю дверь, сказал: «Ты уж не обижайся, садись на заднее сиденье, так просторнее будет». Сам подумал: «Лучше реже попадаться на глаза сплетников, будет время, и на коленях посидишь». Не только сидеть, но частенько и поспать доводилось девушке на коленях у Первого. В лесу, в шалаше, сделанном из веток деревьев. Эти тайны хранят лесные поляны. Но долго ли терпеть шумному лесу?! Возможно, долго, если бы не перевели Диляру в райком партии на должность инструктора. А там работали наследницы времён войны, старая гвардия, опьяневшие от спеси, окончательно огрубевшие женщины. Дойдя до крайности от зависти, они потрясли мнение народа так, что Шахназаров вынужден был отправить успевшую получить прозвище «моя красотка» Диляру Самитову в один крупный колхоз секретарём парткома.
Всё же «мою красотку» не забыл. При поездках в деревни останавливался в колхозе «Опора». Та цветущая поляна, где была их первая остановка, находилась во владениях этого колхоза. «Уазик» секретаря парткома после осмотра колхозных пашен всегда поворачивал в ту сторону. Здесь не было «потрясающих» общественное мнение.
* * *
Несколько успокоившийся Шахназаров стал больше внимания уделять делам района. Благодаря требовательности руководителя район заметно продвинулся вперёд, доходы от полей росли, в каждом хозяйстве были построены крупные животноводческие комплексы. Здесь сыграли свою роль и связи с нефтяниками: асфальтирование дорог в основном было проделано ими. В Казань на совещания он теперь летал на их вертолёте. Привозить чёрную икру из прикаспийского города Атырау использовался тот же вертолёт. Для этого держал специальных людей. На территории района построил зверосовхоз для выработки ценной пушнины. После этого он стал желанным человеком в Казани. В подземный буфет обкома партии имели доступ только два первых секретаря, один из них первый секретарь Чистопольского горкома и второй – Амир Шахназаров. Он, родившийся в созвездии Козерога, уже тогда определил свою растущую судьбу. Остался ещё один рывок, и он достигнет своей цели. Что будет с Дилярой без него? Её просто съедят. Вызвав заведующего орготделом, распорядился собрать внеочередной пленум, а до этого третьего секретаря Тукманову перевести на должность директора какой-нибудь школы.
– А кого рекомендуем на место секретаря, Амир Мирзаханович? – поинтересовался заведующий.
– Есть предложение?
– Пленум же внеочередной, говорите.
Заведующий вроде не сказал ничего неуместного, так к чему подкалывать? Возникло неудобное положение, заведующий колебался: уходить или оставаться дальше.
– Что, если есть предложение, говори, – сказал Шахназаров, чтобы вывести его из затруднительного положения. – Успехи парткома колхоза «Опора» радуют. Думаю, человек созрел.
Заведующий понял даже с излишком. Решив дату внеочередного пленума, вышел из кабинета с головной болью по вопросу Тукмановой. Как снять хорошего работника? Надо же найти причину?! По примеру передовой ткачихи Гагановой послать на развалившийся участок для налаживания работы, так попытается объяснить Тукмановой. Другого выхода нет.
Внеочередной пленум единогласно избрал Диляру Самитову секретарём отдела идеологии райкома. Диляра приехала не одна, с ней была белокурая синеглазая девчушка лет пяти. До Шахназарова доходили слухи, что Самитова путалась с директором школы, но он как-то не обращал на это внимания, но сегодня, чтобы внести ясность, задал прямой вопрос Диляре:
– От кого ребёнок?
– Какое это имеет значение?
– А почему нет?
– Не могу же я остаться одна, Амир Мирзаханович.
– А как её зовут?
– Гульшагида. Имя взяла из книги Габдрахмана Абсалямова.
Шахназаров не стал вникать в подробности, только попросил привести показать её, и тем закончил разговор. А когда увидел малышку, подобную куколке, усомнился в своём отцовстве. Ведь и у директора школы волосы были каштановые. Поди разберись с этим!..
* * *
Отвлеклись немного: начали рассказ о казанском пятиэтажном доме, а вернее, об обкомовской даче, расположенной напротив этого дома. После того как Шахназаров устроился на третьем этаже большого дома, что на площади Свободы, то есть начал работать завотделом обкома, двери этой дачи широко открылись перед ним. Но вот казанские комсомолки не очень чествовали разменявшего пятый десяток дядьку, а работающие в отделах высохшие, похожие на старых кляч женщины не были по душе ему. Устроил инструктором в обком опять Диляру Самитову. Что ни говори, любовь молодых лет – привычная спутница…
Дача построена для встречи московских гостей, но в их отсутствие секретари, более значимые заведующие отделами не покидают её. Баня истоплена, стол накрыт, кого хочешь, приглашай по очереди, отдыхай целыми днями, устраивай кайф. Лишь как-то чудно ведёт себя Диляра, она вроде одичала, стала привередливой. Пропустит пару рюмок коньяка, вдруг выбежит во двор в чём мать родила, взберётся на крыльцо дома или спрячется за деревьями. Мол, догони, найди меня. Видно, находит в этом удовольствие. А окна пятиэтажного дома облепляют жильцы с криками, проклятиями и угрозами. Они-то и довели всё это до первого секретаря. Виновников обоих пожурили слегка, а у несчастного дома боковые окна трёх верхних этажей заложили кирпичом и замазали. Учитывая добропорядочность жителей нижних этажей, стены обложили разноцветной плиткой. Душа, видимо, горела у Диляры – неспроста она куда-то порывалась. Когда её дочь Гульшагида училась на последнем курсе финансово-экономического института, она внезапно умерла от скоротечного туберкулёза. Перед смертью она завещала Шахназарову:
– Дитя остаётся у тебя на руках, пожалуйста, присматривай за ней, пусть не чувствует себя одинокой.
Было у Амира желание узнать, от кого же дочь, но он не посмел потревожить Диляру перед последним вздохом. Представив директора школы, постарался успокоить себя.
Сразу после получения диплома Шахназаров девушку устроил в Высшую комсомольскую школу в Москве. Заодно, согласовав с первым секретарём и Центральным комитетом, определил заместителем директора комсомольского дома отдыха «Ёлочка».
У Гульшагиды дела пошли в гору, получила двухкомнатную квартиру, кроме стипендии шла и зарплата. В среде друзей её стали звать Шурой. От фамилии Шахназарова она отказалась. У Амира тоже родственные чувства сменились на дружеские. Его частые посещения двухкомнатной квартиры в Москве были связаны и с этим.
Диляру сменила её дочь Гульшагида. Шахназаров чувствовал себя помолодевшим на несколько лет.
В этих условиях, конечно, Шахназаров не мог оставить девушку вдалеке от себя. После окончания учёбы устроил её в зональную комсомольскую школу в Казани.
Шура Самитова в Москве общалась со многими, многому научилась и в Казань вернулась уже довольно шустрой и пронырливой девушкой. Эти качества в своём родном городе она смело продолжала совершенствовать. Она активно участвовала в тайно созданной в Молодёжном центре группировке «Тяп-Ляп», под руководством лидера группировки Жавдата овладевала запрещённым в те времена боевым единоборством «Карате». Она удивляла членов группировки своим упорством, умением преодолевать трудности, терпением, упрямством в овладении восточными единоборствами. Однако она не участвовала в разбойных и других преступных делах группировки, занималась только для себя.
Вскоре группировку «Тяп-Ляп» разгромили, осудили многих на разные сроки, а семерых головорезов, в том числе и главаря Жавдата, приговорили к смертной казни. Гульшагида один вечер проплакала по нему.
В стране начались перемены. Империя под названием Советский Союз распалась. Партия, правившая страной семьдесят лет, и её спутник – комсомол – прекратили своё существование. Но для Гульшагиды горя мало, дядя Шахназаров пока жив, найдёт выход.
* * *
Способ быстрого обогащения прост. Не имея в кармане ни гроша, получаешь разрешение на открытие торговой точки. Можешь её назвать каким-нибудь предприятием, акционерным обществом или, ещё лучше, благотворительной организацией. Берёшь кредит, добавляешь свою месячную зарплату и едешь в Москву. Там с Божьей помощью покупаешь у грузин вагон лимонов или апельсинов по одному рублю за килограмм. В Казани сдаёшь всё это оптом в торговую базу или магазин. В крайнем случае на базар. По цене пять рублей за килограмм. Те продают по семь. После раздачи долгов и прочего у тебя в сухом остатке получается сумма, на которую можно купить ещё один магазин вместе с товарами. Это – первый шаг, начало дела. Далее у друга или свата, или у бизнесмена Шамсурина, или ещё кого другого из Набережных Челнов получаешь несколько КАМАЗов в счёт благотворительного фонда. Только и всего. Ты уже хозяин большой фирмы, сидишь в солидном двухэтажном офисе, в банке открыт валютный счёт, имеешь свой фонд. Заполни городские улицы киосками, торговыми точками – никто не будет против, потому что ты человек уважаемой профессии – бизнесмен, человек авторитетный и высокого звания. Даже народный депутат. Может быть, сомневаетесь? Вспомните дядю Амира! Он, конечно, не ходил, не выпрашивал у кого-то деньги. Кое-какие у него водились и так. И в депутаты не лез. Но в течение полугода в его кармане уже была сумма, равная половине городского бюджета Казани. В данном деле не надо забывать о том, что в каждой отрасли должны быть надёжные сотрудники, помощники, готовые выполнить твои поручения. Что касается надёжных деловых людей, у Амира Шахназарова было с десяток таких дельцов. Ими руководил Шамиль Бакаев по прозвищу Князь.