Григорий Шаргородский
Оценщик. Поединщик поневоле

– Амулет в порядке. Нашли и проверили. Но ты должен понимать, что они всего лишь отпугивают русалок и гасят их агрессивность по отношению к носителю, а не дают абсолютную защиту.

– Это ты меня, конечно, порадовал. Давай дальше.

– А что дальше? Гоблинские безопасники отправили туда своих специалистов, но артефактные датчики в большом скоплении русалок сильно сбоят, так что ничего выяснить не удалось. Поэтому припрягли шефа, и меня заодно, ведь, если не работают датчики, нужно посылать для прямого контакта живого артефактора, ну или оценщика.

Мне показалось или в голосе Бисквита появились виноватые нотки? А так ли он боится воды, как пытается показать? Ладно, сейчас мотивы здоровяка имеют наименьшее значение. Если, помогая Иванычу, я еще и уберегу своего друга от лишнего риска и треволнений, то оно того точно стоит. Бисквиту я должен столько, что и сотней заплывов с хищными русалками не рассчитаюсь.

– А почему позвали именно Иваныча? Каким боком здесь жандармерия?

– Жандармерия никаким, – с явным намеком произнес орк, и я не стал уточнять, потому что и так понятно.

Похоже, мы здесь не по жандармской надобности, а по линии хранителей равновесия, одним из которых и являлся злобный гоблин. Ну а мы с Бисквитом как бы считались его помощниками. Что тоже давало неплохие преференции. Хотя все очень мутно. Меня никто на тайные ритуалы не приглашал и особых значков на грудь не вешал. Скорее всего, мы идем довеском, как плюс два к хранительскому статусу Иваныча.

– Я понял, на что ты намекаешь, но все равно неясно, почему все так всполошились. Ну нашли себе русалки какую-то новую цацку? Мне бы тоже не понравилось, попытайся кто-то спереть, скажем, мой байк.

– Не называй скутер байком. Ты оскорбляешь всех байкеров.

– Блин, Зеленый, когда ты в последний раз садился на свой «харлей»? Из тебя такой же байкер, как из меня балерина. Хватит выпендриваться. – Постоянные попытки орка ткнуть меня носом в ненастоящесть моего электроцикла уже начали раздражать. – Заканчивай инструктаж, а то сейчас доберемся до точки назначения, и Иваныч без лишних разговоров выкинет меня за борт. Не хочу идти туда, не знаю куда, и решать незнамо какую проблему. Колись, с чего весь переполох?

– Смотрители русалок заметили странности в их поведении. С ними случается всякое, но сейчас это может быть связано с непонятной раковиной. Фотки, что успели сделать туристы, показывают, что штука явно рукотворная. Вот в городском совете и забеспокоились, не подсунул ли какой-нибудь затейник русалкам что-то типа проклятия массового помешательства. Если агрессивность и без того чокнутых русалок подскочит на порядок, весело будет всем. Даже тем, кто живет далеко от берегов озера и обоих рек.

– Если все понимаешь, тогда зачем говорил о безопасности милых рыбешек? – не удержался я от подколки, а сам подумал, что перспективы вырисовываются так себе.

Если смотрители русалок не дуют на воду, то беспокойство городского совета вполне естественно. Неясно только, почему за все это отдуваться должен именно я? С другой стороны, я уже давно понял, что Иваныч, несмотря на всю свою злобность, серьезно относится к моей безопасности и точно не станет выбрасывать за борт без надежной поддержки. К тому же к моему неуемному любопытству добавилось раздражающее чувство ответственности. Я всю жизнь мнил себя эгоистом, но поди ж ты, почти дружеское расположение вождя орков и злобно-принципиального гоблина порождали в душе нездоровые порывы к героизму. К тому же где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что, возможно, удастся увидеться с Фа. Но это так, в плане бреда. К этому времени бывшая фейка уже давно должна была забыть обо мне, несмотря на то странное событие, случившееся три месяца назад в мутных водах Роны.

Пока добирались до места назначения, которое на водной глади озера было обозначено оранжевым буем, я успел выпытать у Бисквита все подробности, обдумать ситуацию и принять решение. Так что, когда Иваныч махнул нам, призывая следовать за собой, не стал раздражать его и просто двинулся в указанном направлении. Бисквит, понурив голову и опустил свои мощные плечи, поплелся следом. Расстройство товарища не сильно меня беспокоило. Очень сомневаюсь, что Иваныч сразу запихает под воду нас обоих. Вот если я не разберусь и распознаю лишь основу под артефакт непонятного назначения, тогда, боюсь, орку придется познакомиться с глубинами Женевского озера ближе, чем ему хочется. И все же моя оценка неблагодарности инспектора оказалась немножко преувеличенной: не доходя до спуска в недра баржи, Иваныч развернулся и посмотрел на меня снизу вверх.

– Если хочешь, можешь отказаться. Я перестраховался и привлек лучших специалистов, но предусмотреть все невозможно, и есть определенный риск. Что скажешь?

– А что тут скажешь? – Ответ дался мне легко, особенно после подобного финта со стороны перманентно злобного гоблина. – Я уже здесь, и как-то тупо возвращаться, не попробовав разобраться.

– Что, даже не будешь капризничать? – удивился гоблин.

– Не-а, – мотнул я головой, чувствуя веселую бесшабашность, что в преддверии явно сложного дела не так уж хорошо.

Скорее всего, застоялся я без приключений, и тренировками с доном Пабло тут не обойдешься. Печально, если становлюсь адреналиновым наркоманом: любые излишества к добру не приводят.

– Жаль, думал, будешь юлить и канючить. Даже приготовил парочку пряников, теперь отложу их до следующего раза.

Я даже восхитился – вот это талантище в плане напакостить ближнему своему! Подмывало спросить, чем же таким он собирался подсластить мне пилюлю, но удержался и лишь пожал плечами. Гоблин озадаченно квакнул.

Можно сказать, один-один.

Когда мы спустились внутрь прогулочной баржи, стало понятно, что просто за борт меня выбрасывать никто не будет. В днище корабля имелась здоровенная квадратная дыра, выглядевшая как бассейн. В этом бассейне, чуть покачиваясь, расположился подводный аппарат, способный вместить кроме пилота еще человек десять. Практически все стены пассажирского отсека были прозрачными и давали прекрасный обзор под водой.

У этого необычного бассейна нас поджидали два человека в каком-то подобии морской формы, а еще парочка гоблинов, так сказать, в национальной одежке. В отличие от тех, с кем я сталкивался на болотах, хламиды этих спецов были сплетены из широколистых водорослей, так что напоминали эдакие пончо из лыка. Гоблины лишь зыркнули в нашу сторону своими лупоглазками, а вот люди подошли поближе. Старший из них, обладающий шкиперской бородкой, обратился к Иванычу:

– Кто будет погружаться?

Секатор ткнул своим длинным пальцем в мою сторону, на что предполагаемый капитан подводной лодки лишь кивнул и сделал приглашающий жест в сторону борта, где находились шкафчики с различным оборудованием.

– Вы знакомы с конструкцией такого типа акваланга? – уточнил он, когда мы подошли ближе.

Я испытал короткое чувство удовлетворения, увидев знакомую маску с отдельной секцией для дыхания. Хорошо было и то, что это не модель с загубником, и то, что я уже однажды погружался в таком, когда мы с Иванычем отправились потрошить логово одного из членов гоблинского совета. Правда, там было мелкое болото, а здесь озеро, глубина которого доходит до трех сотен метров.

– Да, доводилось использовать.

– Нужна помощь для подготовки? – без особого энтузиазма уточнил капитан.

– Спасибо, справлюсь сам. – Мне почему-то не хотелось, чтобы меня обряжали два незнакомых мужика. В крайнем случае, воспользуюсь помощью Бисквита или Иваныча. Тем более гоблин однажды делал нечто подобное.

В принципе, такие процессы работают по принципу велосипеда: если однажды имел опыт влезания в гидрокостюм, то повторить будет не так уж сложно. Когда я закончил, даже нацепив на голову маску, капитан подошел, проверил непонятные мне детали, нажал пару кнопок и что-то подтянул. Затем удовлетворенно кивнул и добавил легкую улыбку. Правда, на ободряющую она похожа слабовато.

– Можете загружаться в задний отсек.

Если честно, я думал, что поеду в пассажирском салоне, и только сейчас более внимательно рассмотрел дополнение, прилепленное к задней части батискафа. Сферическая камера с парочкой лавочек тоже была практически полностью прозрачной – за исключением боковых люков, закрывавшихся сдвигаемыми лепестками наподобие диафрагм старых фотоаппаратов. Ко входу в пассажирский отсек вел широкий пандус, а вот к задней шлюзовой камере нужно было добираться по узенькому решетчатому настилу. Как только я сделал первый шаг в нужном направлении, то сразу понял, к чему относилась улыбка подводника. Все же стоило надеть ласты уже на месте. Решил не снимать и пошлепать так, как есть. Народ вокруг слишком уж сосредоточенный, да и Бисквит вон весь салатовый. Может, немного развеселю его, с меня не убудет.

Действительно, наблюдая за моим вышагиванием, все вокруг заулыбались. Даже гоблины застрекотали что-то позитивное. А вот Иваныч лишь сокрушенно покачал головой. Зато Бисквит вернул себе нормальный цвет лица и сдавленно хрюкнул. Усевшись на специальную лавочку, я принялся ждать дальнейших действий подводников.

Из-за изгиба прозрачные стены не давали хорошо рассмотреть, что происходит внутри пассажирского отсека, но я сумел заметить, что туда забрался только Иваныч. Бисквит, опять ставший салатовым, остался во чреве баржи, как и Тик-тун. Похоже, они оба страдали водобоязнью. Нужно признать, когда ситуация становится совсем уж напряженной, Иваныч умеет идти на компромисс и быть внимательным.

Сородичи инспектора в необычных пончо составлять компанию Иванычу явно не собирались. Просто одним махом оба запрыгнули на верхушку батискафа.

– Начинаем погружение, – послышался голос капитана в наушниках, встроенных в капюшон моего гидрокостюма. – Назарий, как вы себя чувствуете? – поинтересовался он, явно предварительно разузнав мое имя у Иваныча.

– Нормально. – Я попытался ответить максимально четко, хотя маленькое подмасочное пространство делало эти потуги немного неуклюжими.

– Сейчас начнем затопление вашей камеры. Не снимайте, пожалуйста, маску. Все, что нужно, сработает автоматически. Когда скажу, начните продувку.

Ох ты ж ежики-мазохисты! Я тут строил из себя крутого дайвера, а ведь глубже пары метров никогда не погружался. Хорошо хоть, теоретически знаю, что такое продувка, а там ведь еще и декомпрессия может понадобиться. Кто знает, на какой глубине находится этот самый постамент с ракушкой? Об этом-то я у Бисквита как раз и позабыл спросить. Тут же начал бить мандраж, но я постарался взять себя в руки, а голос капитана окончательно помог прийти в себя:

– Как поняли?

– Понял хорошо. Продуваюсь по вашей команде.

Батискаф закачался сильнее, и тут же освещенность в моей капсуле изменилась. Стало темнее, и вокруг заплясали полосы света, преломленного водными искажениями.

Когда мы словно выпали из объемного брюха баржи в открытое водное пространство, освещение еще раз поменялось. Затем сработали внешние прожекторы, несмотря на то что видимость была и так хорошей, благодаря яркому даже здесь солнцу. Но на эти изменения я уже не обратил внимания, потому что в шлюзовую камеру начала поступать вода. У меня тут же возникла вполне естественная для любого живого существа, рожденного ползать по суше, короткая паника, с которой все же удалось быстро справиться. Сосредоточившись на процессе, я не особо оглядывался по сторонам.

Вода заполнила все внутреннее пространство где-то за минуту. После этого батискаф начал довольно быстро погружаться, но известного мне только по прочтению сетевых статей давления на ушные перепонки я не дождался – голос в наушниках предупредил меня раньше:

– Назарий, можете продуться.

Как это делается, я тоже знал только из интернета, но все же решил, что справлюсь без дополнительных советов. Поэтому просто зажал пальцами нос, что было довольно сложно сделать через резину маски, и попытался вдуть воздух в перекрытый канал. В ушах что-то щелкнуло. И только после этого стало понято, что давление на перепонки пусть и малозаметное, но все же было. Стало немного легче. После этого пришло чувство легкой эйфории, разогнавшее все тревоги и позволившее мне осмотреться вокруг.

По сравнению с гоблинскими болотами видимость здесь была намного лучше, но при этом насыщенность живностью не такая впечатляющая. Впрочем, жаловаться грех – картинка все равно удивительная. Не очень густо, оставляя большие объемы свободной воды, к поверхности тянулись огромные лопасти широченных водорослей, казавшиеся настоящим лесом. В этом лесу нашли укрытие стайки маленьких рыбешек и каких-то неизвестных мне существ, на рыб совершенно не похожих. На открытой воде эти малыши появлялись редко, явно опасаясь появления тех, ради кого их здесь и поселили, а именно главных обитателей Женевского озера – русалок. Пока я не заметил ни одной, но это продлилось недолго.

Во второй стадии развития, несмотря на кардинальную трансформацию, они так и не растеряли любопытство фуки. Русалки приблизились, чтобы понять, кто это такой смелый вторгся в их подводное царство. В сети хватало и видео, и фото с изображением русалок, но видеть их вот так, вживую и в непосредственной близости, было увлекательно. Теперь я понимаю, почему некоторые рискуют плавать с русалками, как жители Большой земли – с дельфинами. Парочка подводных обитательниц подплыли ближе, чтобы посмотреть на Иваныча и подводников, а одна вплотную приблизилась к затопленной шлюзовой камере, почти прижавшись к прозрачной преграде. При этом ей приходилось работать хвостом, чтобы не отставать от стремительно погружавшегося аппарата.

Если у фуки лицо было, так сказать, схематичным – словно кукольное подобие человеческого, то русалка походила на земную девушку намного больше, с более выраженной детализацией. Россыпь чешуек как у любительниц боди-арта создавала свой неповторимый образ. Как положено классическим русалкам, на уровне пояса обнаженный торс с не очень развитой грудью переходил в самый настоящий рыбий хвост с частичным, как у зеркального карпа, узорчато-чешуйчатым покрытием и очень длинными хвостовыми перьями. С их помощью, а также благодаря перепонкам между длинных пальцев русалка передвигалась в водной толще, делая это изящно и легко. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что всматриваюсь в лицо этого существа, надеясь узреть там черты Фа, но тут же осознал бессмысленность этой затеи.

От созерцания русалки меня оторвал голос капитана, предложивший еще раз продуться, и очень вовремя. За наблюдениями я не заметил усиления давления на перепонки.

Погружение закончилось явно не на такой уж запредельной глубине, и мы двинулись вдоль дна, которое в женевском озере, в отличие от других земных аналогов, не было серым и илистым. Кроме растущих из дна гигантских водорослей вся его поверхность была покрыта чем-то напоминающим болотные заросли клюквы. Только ягоды в этом ярко-зеленом ковре были не только красные, но и сиреневые и даже синие. Вряд ли ими питались плотоядные русалки, а вот прячущиеся прямо в зеленом ворсе мелкие существа явно обожали здесь пастись. Русалки все еще сопровождали нас, но при этом не упускали возможность, резко ускорившись, ухватить зазевавшуюся рыбку или нечто похожее на нее, но с шестью лапками, и запихнуть себе в рот. Милоты это действо им не добавляло, особенно напрягало зрелище работы острых зубов, размалывающих плоть, от которой тянулся шлейф растворявшейся в воде крови.

В общем, перспектива выхода за пределы надежного батискафа постепенно казалась мне еще более угрожающей, чем в момент начала погружения. Была, конечно, надежда, что самостоятельно плыть не придется и получится изучить артефакт просто высунувшись из шлюзовой камеры, но когда я увидел, что мы подплываем к затонувшей барже, то понял – такая радость мне не светит.

Баржа практически полностью была оплетена зелеными насаждениями с разноцветными ягодками, так что большая пробоина в ее борту казалась входом в эдакий сказочный грот. Вряд ли здесь происходили какие-то боевые действия, закончившиеся затоплением данного судна. Скорее всего, дыру проделали специально для удобства туристов-экстремалов, решивших поплавать с русалками. У самих русалок, как оказалось, на эту баржу тоже имелись свои виды.

Примечательно, что внутри судна не царила непроглядная тьма. Оттуда исходило странное голубоватое сияние.

– Назарий, – послышался в наушниках голос капитана, – мы сейчас откроем шлюзовую камеру.

Затем прозвучал щелчок, и я услышал уже голос Иваныча:

– Назар, не нервничай. Смотрители прикроют тебя. Поверь, у них есть способы распугать всю местную живность как минимум на пару минут. Думаю, ты успеешь разобраться, что тут происходит, и шустрым головастиком нырнешь обратно. Ты меня понял?

– Понял, – недовольно проворчал я, что из-за маски прозвучало совсем уж угрюмо.

Слушая наставление инспектора, я наблюдал за тем, как сдвигаются лепестки люка справа от меня. Как раз с той стороны находилось затопленное судно, к которому капитан, к моей радости, подвел батискаф практически вплотную. Русалки забеспокоились, но все еще вели себя вполне приемлемо. Я только сейчас заметил, что гоблины, путешествовавшие на крыше батискафа, уже покинули свой насест и двигались параллельным курсом. Сейчас они спустились ниже и замерли с двух сторон от пространства, разделявшего выход из шлюзовой камеры и пролом в боку баржи. Мне жутко не хотелось покидать кажущееся таким уютным убежище, но голос инспектора заставил пересилить мимолетную слабость:

– Давай, Назар. Раньше начнешь, раньше закончишь. Надеюсь, у тебя все получится и мне не придется тащить сюда еще и Бисквита.

От мыслей о бедном орке прибавилось решительности. Даже страшно представить, что предстоит пережить здоровяку, если ему придется погружаться на такую глубину. Желание оградить друга от подобной участи добавило сил, и я легким толчком вцепившихся в край люка рук выплыл наружу. С десяток секунд чувствовал себя крайне неуютно. Сразу пришло понимание, что, если бы не было опыта погружения в гоблинское болото с Иванычем, а также плавания с маской и трубкой во время двух поездок на море, сейчас бы случился форменный конфуз. А так, пару секунд побарахтавшись, я все же сумел поймать правильный стиль и уже относительно уверенно двинулся к пролому в борту баржи.

Русалки забеспокоились еще сильнее, но я ощутил, как по воде пошла вибрация, исходящая от обоих гоблинов, и подводные феи отплыли от нас на какое-то расстояние. Надежды на то, что, оказавшись внутри затопленной баржи, я получу убежище от русалок, рухнули, как только проплыл сквозь пролом. Голубоватое свечение давала странная слизь, облепившая крышу и борта затопленного трюма. Дно, как и во всем озере, было покрыто зеленым ковром с вкраплением разноцветных ягод. Освещения здесь хватало и без слизи, потому что имелась не только основная брешь, через которую я пробрался внутрь, но и еще несколько небольших дыр в бортах и в палубе над моей головой, через которые и проходил солнечный свет, изрядно приглушенный толщей воды. Через эти дырки тут же сунулись любопытные русалки размером поменьше. Впрочем, их старшие товарки тоже могли бы протиснуться при сильном желании. Но и такая мелкота, если захочет, порвет меня на клочки.

Первый же взгляд на так называемое святилище показал, что русалки еще те барахольщицы и имеют привычку земных сорок тащить отовсюду все блестящее. Прямо посреди внутреннего пространства баржи громоздилась куча сокровищ. Правда, такое впечатление продержалось недолго. Пристальный взгляд показал, что собранные тут вещи просто яркий мусор.

В основном куча состояла из осколков разноцветного стекла, хромированных деталей непонятно каких конструкций – в общем, все, что блестело и имело яркий цвет, а также могло показаться ценным для детского сознания русалок. Впрочем, кто его знает, может, где-нибудь в глубине найдутся золотые украшения и даже артефакты. Я интуитивно подпитал свой дар Живой силой и понял, что в куче если и есть хоть что-то, напитанное энергией творения, то либо очень глубоко, либо явно незначительное. Зато венчавшая это образование раковина буквально фонила энергией, намекая, что передо мной очень непростой предмет.

Внешне эта штука действительно напоминала вытянутую раковину какого-то древнего морского моллюска, но я уже сейчас видел, что она является делом рук кого-то из представителей разумных рас. Раковина выглядела как горн, в которой дует подводный владыка. С узкого конца даже имелось специальное утолщение, похожее на мундштук. По неизвестным мне причинам толща воды не позволяла в полной мере ощутить суть энергии творения на расстоянии. Нужен непосредственный контакт.

Как всегда, все, что может таить в себе энергетическую сущность, влекло меня с неудержимой силой, поэтому я сделал пару движений ластами, подплывая ближе, и потянулся рукой к раковине. И тут произошло то, чего я опасался с самого начала. Мелкие русалки взбеленились, и что-то мне подсказывало, что их более крупные подруги за пределами баржи тоже не зевают от скуки. Опять по воде пошла странная вибрация. Я боковым зрением заметил, как рядом со мной возник раскорячившийся в воде гоблин. Русалки задергались, словно их относило бурным течением. Они явно старались, но ближе подплыть не могли.

Что там говорил Иваныч насчет времени, которое мне могут дать его сородичи? Точно не помню, но тормозить явно не стоит. Я прикоснулся к пока еще непонятному артефакту. Полноценной сущности внутри не было, энергетическая структура развилась практически до уровня, на котором они и зарождаются, но грань не преодолела.

Тут же пришло понимание, что никакой угрозы эта штука живущим в Женеве разумным не несет. Ее создал человек, фанатеющий от русалок и решивший преподнести им такой вот оригинальный подарок. Причем, когда он бросал за борт свое подношение, оно являлось слабенькой магической дудкой. Проходящий через нее напор воды мог извлекать определенные звуки. Но подарок так понравился русалкам, что их общий восторг наделил его особыми свойствами. Теперь нет никакой необходимости никуда дуть, даже водой. Артефакт сам по себе способен издавать нечто, что ни классической песней, ни просто мелодией не является. Просто ощущение чарующей музыки на каком-то глубоком ментальном уровне. Но имелась проблема. Не знаю, о чем думал создатель этого артефакта, но его творение на Сырой силе не работало, а нуждалось в подпитке Живой энергией. Сейчас внутренний заряд был на минимальном уровне, и, если я не ошибаюсь, именно то, что любимая игрушка переставала радовать прекрасной музыкой, и расстраивало русалок больше всего. А тут еще и загребущие руки жадного хумана. Это я о том не совсем умном и оттого ныне покойном ныряльщике, а не о себе. Впрочем, в данный момент русалки разницы не видят.

В принципе, я свое дело сделал, и можно было уплывать, но взгляд в сторону показал, что сделать это будет не так просто. Внутри баржи уже набилось больше десятка мелких русалок, которых пока отгонял находившийся рядом со мной гоблин, а остальных, тех что покрупнее, сдерживал его напарник, оставшийся у большого пролома. Вполне возможно, если я отплыву от кучи, оставив раковину на месте, они успокоятся, но это только предположение. И тут у меня возникла не совсем здоровая идея. Возможно, делая ситуацию еще хуже, я еще раз прикоснулся к раковине и влил туда практически весь оставшийся в моем распоряжении запас Живой силы. И тут же мелодия, которую я ощущал даже не краем подсознания, а, можно сказать, душой, резко усилилась, вызывая во мне ощущение радости и легкости во всем теле. Находящийся рядом со мной гоблин тоже удивленно замер, явно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Точно так же поступили и мелкие русалки, а затем они устроили настоящий хоровод. Я опять же непонятным образом ощутил, что направленная на меня агрессия сменилась на искреннее дружелюбие.

Находившийся у большого пролома гоблин немного отплыл в сторону, явно показывая, что мне пора возвращаться. Да, атмосфера внутри баржи изменилась, но это не значило, что стоить задерживаться, поэтому я, усиленно работая ластами, проплыл через пролом и практически сразу нырнул внутрь шлюзовой камеры. Лепестки люка тут же сошлись, и я услышал голос капитана:

– Назарий, потерпите еще пару минут. Мы начинаем откачивать воду.

– А как там насчет декомпрессии? – не удержался я от вопроса и тут же представил себе снисходительную ухмылку опытного морского волка, вынужденного иметь дело с таким дилетантом, как я.

– При таких глубинах в этом нет никакой необходимости, – все же пояснил капитан.

Иваныч почему-то молчал, хотя терпением он никогда не отличался. Скорее всего, решил не устраивать расспросы по общей связи.

Наконец-то из моего отсека откачали всю воду, и я с наслаждением стащил с себя маску. Воздух внутри был не таким уж свежим, но это все равно лучше, чем дышать с натугой из маленького баллона.

В таком состоянии смотреть сквозь прозрачную стену было легче, и я в полной мере насладился удивительным хороводом, который устроили уже большие русалки. Они радовались как дети, и у меня на душе потеплело от того, что я подарил этим чудесным созданиям кроху радости. В этот момент мне было все равно, что эти милашки совсем недавно сожрали человека.

Всплытие было достаточно стремительным, чтобы я не успел заскучать. И вообще, путешествие получилось увлекательным. Возможно, даже стоит еще раз наведаться сюда и подзарядить артефакт. Впрочем, это я сейчас так думаю, а ведь все могло закончиться совершенно по-другому. Артефакт мог оказаться заряженным отложенным проклятием на массовую немотивированную агрессию. Если бы он сработал в момент, когда мы находились внутри затонувшей баржи, никакие суперумения гоблинских смотрителей русалок нас не спасли бы. Возможно, дружной озлобленной толпой они смогли бы даже повредить батискаф, добравшись до Иваныча с экипажем. Возникшие в воображении перспективы вызвали легкий озноб и сильно уменьшили желание возвращаться в святилище подводных фей.

Наконец мы всплыли во внутреннем бассейне парома. К задней части батискафа матросы пододвинули решетчатый пандус, и разъехавшиеся лепестки люка позволили мне выбраться наружу. Дважды веселить всех лягушачьей походкой я не собирался, поэтому стянул ласты сразу же, как откачали воду. Судя по торопливости, с которой Иваныч выбрался из пассажирского отсека, отчет нужно будет давать прямо в момент переодевания.

– Ничего опасного там не было, – не стал я дожидаться вопросов от подошедших ко мне Иваныча и Бисквита. – Простая дудка. Кто-то из слабеньких артефакторов решил подарить русалкам новую игрушку, но те что-то с ней сделали, превратив в магическую музыкальную шкатулку с мощным зарядом энергии творения. Честно, объяснить подробнее, что и как эта штука делает, я не могу, но уверен, никакой опасности для туристов-подводников и тем более живущих на берегу горожан она не представляет.

– А чего это они так развеселились в конце? – с подозрением уточнил инспектор.

– Эта штука работает от Живой силы, вот я ее немного и подзарядил.

Иваныч раздраженно квакнул:

– Вот не можешь ты без приключений. В кои веки тебе досталось простое задание, так и тут ты умудрился все усложнить.

– Почему усложнить? – возмутился я, глядя на невысокого гоблина, но все равно ощущая, что смотрю снизу вверх. В отличие от роста, харизмой инспектор обладал великанской. Возможно, именно этот диссонанс и заставлял меня постоянно взбрыкивать. – Русалки ведут себя спокойнее. Туристы могут плавать без риска, что их сожрут. Что не так-то?

– Я тебе сколько раз говорил: если все нормально, не надо делать лучше, потому что может стать хуже. У вас, кажется, даже есть поговорка по этому поводу.

– Есть, – покладисто согласился я. – Лучшее – враг хорошего.

– Ты уверен, что в дальнейшем эта штука не станет опасной? – уточнил въедливый гоблин.

– Мы уже сотню раз это обговаривали. Я не могу дать никаких гарантий. Информация, полученная благодаря моему дару, это всего лишь наитие, возможно фантазия.

– Значит, точнее могут сказать только артефакторы? – с задумчивым видом словно сам у себя спросил гоблин. Ему даже не пришлось смотреть на Бисквита, чтобы тот опять приобрел салатовый цвет.

Я уже достаточно изучил своего куратора, чтобы понимать – сейчас он тупо занимается троллингом бедного орка. Просто сбрасывает внутреннее раздражение из-за того, что его ради какой-то фигни оторвали от важных дел. Так что пришлось срочно вставлять свои пять копеек, пока кое с кем не случилось ничего плохого от чрезмерного стресса.

– Зеленый, успокойся. Иван Иванович шутит. – И все же на всякий случай уточнил: – Вы ведь шутите, господин специальный инспектор?

– Шучу, – недовольно буркнул гоблин, посмотрев на начавшего возвращать себе привычный буро-зеленый цвет орка.

Он явно решил, что впечатлительному артефактору хватит, поэтому перенаправил остатки своего раздражения на собственных родичей. Понятия не имею, о чем они говорили, возможно, Иваныч решил подтвердить мои слова о том, что подпитка артефакта пошла русалкам на пользу. Простой и логичный вопрос тут же стал поводом для склоки, которая у этих ребят является национальным спортом. Небольшой гвалт, устроенный троицей гоблинов, – причем парочка смотрителей явно проигрывала одному инспектору, – не прекращался, пока я не закончил переодеваться, а затем подошел и внаглую влез в чужой разговор:

– Уважаемые смотрители, позволите задать пару вопросов? – сказал я на низшем эльфийском.

То, как быстро все трое замолчали, показывало, что ни о чем серьезном они уже не говорили. Гоблины с интересом уставились на меня. Эта раса отличалась не только злобностью и склочностью, но и запредельным, можно сказать, болезненным любопытством. Судя по заблестевшим глазенкам, можно было задавать вопрос, не дожидаясь разрешения.

– Я читал, что русалки не обладают никакой внешней прикладной магией.

– Да, это так, – ответил один из смотрителей и опять замер с явным вопросом в глазах.

– И из этого правила нет никаких исключений?

– А почему вы спрашиваете? – тут же поинтересовался уже второй гоблин, но ответить я не успел, потому что в беседу, словно слон в посудную лавку, ввалился Иваныч. Он что-то заквакал на гоблинском. В ответ, конечно же, получил серию возмущенных звуков. В этот раз склока продлилась недолго, потому что инспектор добавил в гоблинское кваканье явно оркское рычание, возможно с парочкой ругательств, которые были в ходу у зеленокожих здоровяков. Скользнув по мне раздраженно-любопытными взглядами, смотрители удалились в сторону лестницы, ведущей на палубу.