Григорий Григорян
Сиракана. Книга 2. Великая Игра

Часть 1
Милость Солнца

Глава 1

Лес в пяти милях от Сарагассы. 95 год пв. Через три дня после убийства архонта Гильярмо.

Что чувствует волк, загнанный собачьей стаей? Что чувствует раненный лев, окруженный стаей гиен. Что чувствует зверь, превратившийся из хищника в добычу.

Ночной лес дышал жизнью. Он принимал ее в свои объятия, но не обещал защиты – ему никогда не было дела до жизни, существующей и обрывающейся под его могучими кронами. Тысячи живых существ проживали здесь свои жизни и заканчивали их, порой, в зубах других. Природа не ведает жалости. Хищнику нет дела до того, что чувствует добыча… пока он сам не стал ею.

Он бежал сквозь ночной лес, дыша через силу, спотыкаясь на каждом шагу. Охота была в самом разгаре, охота на него. Здесь не было ничего, что могло бы ему помочь – ни знакомых мест, ни знакомых следов или запахов. Этот лес не обещал ему защиты, он был для него чужим.

Человек судорожно обернулся. В лунном свете его глаза на миг блеснули желтым. Не было ни людских криков, ни собачьего лая, его преследователи передвигались абсолютно бесшумно. Лишь среди деревьев раз за разом мелькали порывы ветра. Человек оскалился и побежал дальше. Он был молод или выглядел молодым. На поджаром мускулистом теле была одежда явно с чужого плеча. Кожа была загорелой, но сквозь загар нет- нет, да и пробивался ее бледноватый цвет. Короткая щетина волос придавала его голове немного квадратную форму. Черты лица явно выдавали в нем тилланца – редкого гостя в этих местах.

Силы покидали его. Он чувствовал это, с неумолимой ясностью понимая, что слабые человеческие ноги рано или поздно откажутся его нести, и он, обессиленный, упадет посреди леса, сам отдавая себя в руки охотников. А те все приближались. Все чаще мелькали среди деревьев порывы ветра, иногда превращаясь в смутные тени, похожие на силуэты людей. Охотники были неутомимы. Передвигаясь будто на крыльях ветра, они словно сами были его частью, частью воздуха. Человек побежал дальше.

Кто-то из крестьян донес. Точно. Не могло быть иначе в стране, полной лазутчиков, доносчиков и запуганных подхалимов. Возможно, он не был осторожен. Кто-то что-то заметил. Какой-нибудь неуловимый признак – слишком резкие черты лица, желтизну глаз, в минуту гнева сменяющих синеву глаз его человеческого облика. В любом случае, он был неосторожен, и последствия не заставили себя долго ждать.

Человек принюхался. Он чувствовал их – стаю. Они были здесь – совсем рядом, и они были сейчас не нужны. Он отвечает за них и потому не смеет надеяться на их помощь. По крайней мере, сейчас, он должен увести погоню подальше от них. А та все приближалась. Все чаще мелькали среди деревьев смутные тени. Мельком он разглядел среди них одетую в черную кожу фигуру в стальной маске под черным капюшоном. Грянул гром. Тут и там на ясном небе засверкали молнии, хотя еще минуту назад ничто не предвещало грозы. На миг он прислонился к ближайшему дереву, чтобы отдышаться и тут- же об этом пожалел. Белоснежная молния расколола древесный ствол на части, и он отдернул руку, бросившись прочь от горящих ветвей. Через секунду снова грянул гром.

Тропа вывела его на поляну. В ее центре стоял, напоминающий своей формой искривленный сталагмит, синий камень, горящий ярким светом, ярче даже, чем свет полной луны. Он был окружен камнями поменьше – плоскими и круглыми, образующими неровный круг. Понимание пронзило его, словно кинжал. Он здесь не случайно – его привели сюда, загнали как дикого зверя! И ловушка вот-вот захлопнется.

Тени, все это время мелькавшие среди деревьев, стали выходить на поляну, постепенно обретая четкие очертания. Люди в черненой броне и мелькавших из-под капюшонов стальных масках стали подходить ближе, обнажая длинные, чуть искривленные клинки. Точно такая же группа вскоре вышла из недр засиявшего еще ярче портала. Итак, он попался. В таком случае, выход, действительно, только один. Человек начал меняться. Болезненная трансформация вырвала из его горла крик, сменившийся затем звериным рыком, невольно заставив охотников податься назад.

Его руки и ноги удлинялись, кожа резко обрастала шерстью. Ставшие звериными, глаза окончательно пожелтели, уши заострились, зубы превратились в клыки, а ногти на руках – в длинные когти.

Вскоре посреди поляны, освещенный синим светом камней, на задних лапах стоял огромный рыжий волк, громко рыча и скаля острые зубы. Массивные задние лапы, размером с львиные, оставляли в земле глубокие борозды. Мощный торс был полностью покрыт шерстью, на передних лапах поблескивали в лунном свете длинные кривые когти. Зверь принюхался, вбирая в себя ночной воздух. Он чуял лес, чуял запах хвои, грозы, ярости и страха.

Они бросились на него все разом. С едва заметной человеческому глазу скоростью замелькали в воздухе стальные клинки. Их быстрые росчерки оставляли на шкуре волка слабые, тотчас заживающие, царапины, не причиняющие ему ни малейшего вреда. В то же время, каждый удар когтистой лапы отбрасывал прочь имевшего несчастье попасть под него охотника, но и они были не так страшны, как жуткие укусы мощных челюстей. Людская волна вскоре отхлынула, оставив на земле пять трупов.

Издали послышался вой, не услышанный никем, кроме волка – зов стаи. Они хотели прийти на помощь к вожаку, разорвать на части его врагов. Этого допоскать нельзя. Хоть сейчас человек в нем и уступил ненадолго место зверю, и его сознание уступило животным инстинктам, прежде других были инстинкты вожака. Загнавшие его в ловушку двуногие охотники лишь отчасти походили на людей. У них был очень странный запах, какой-то текучий, словно эти существа частично состояли из воздуха. И они больше не чувствовали страха. Он поднял голову к луне и завыл. В этом вое звучал приказ, в нем был запрет, и стая повиновалась. Где-то, совсем недалеко от этой поляны, они один за другим скрылись среди деревьев, и ушли прочь.

Охотники же пока не спешили возобновлять атаку, словно ждали чего-то. Прозвучала отрывистая команда, и люди дружно направили на волка острия своих мечей, по которым начали пробегать короткие искры. Снова грянул гром, и в волка начали бить ветвистые молнии. Яркие и жгучие, они оставляли на его шкуре болезненные ожоги, зараставшие медленно, так медленно…

Нельзя оставаться на месте! Со скоростью, почти неуловимой человеческим взглядом, зверь бросился вперед. Из рядов черных фигур вышел человек с двумя мечами, загородив ему дорогу, буквально, в последний момент. Внешне он ничем не отличался от остальных. Такой же капюшон, маска, броня. Но было что-то в его осанке, движениях, в самом его облике. Вожак – понял волк и прыгнул. Громадные лапы оставили глубокие борозды в том месте, где только что стоял странный охотник, и плечо волка тут же обожгли два коротких комариных укуса. Оборотень в ярости обернулся и лишь впустую щелкнул в воздухе клыкастой пастью, человек был уже у него за спиной. Волк рычал, махал лапами и бросался из стороны в сторону, не в силах задеть размытое пятно, невероятно быстро машущее стальными клинками. А молнии все били и били. Собрав последние силы, волк снова прыгнул – разорвать на части надоедливое существо, убить его, уничтожить! Человек направил на него руку, и ударившая с неба молния отбросила рыжее тело к самым деревьям. Волк попытался подняться, даже сделал несколько шагов, но тут силы окончательно оставили его, и крупное тело с шумом рухнуло на землю. Медленно закрылись желтые глаза, и сознание покинуло волка, унося с собой боль.

Глава 2

Сняв маску, Энрике подошел к телу зверя. Потрогал носком сапога. Удивительно, но в нем еще теплилась жизнь. Полусильф^[3] покачал головой. Проклятое чудовище стоило отряду пятерых. Пятеро братьев отдали сегодня свои жизни, выслеживая оборотня, которого неизвестно как занесло в Катреону. Тяжелая потеря, почти невосполнимая. Пресветлый отец будет очень недоволен.

Что ж, он возглавляет отряд, и ответственность полностью лежит на нем, а ведь он еще не оправился от прошлого позора, когда не сумел защитить 'длань' в Пустыне.

Некоторое время Энрике наблюдал за волком, который уже начал обратную трансформацию. Исчезла шерсть, морда превратилась в лицо, вскоре на поляне уже лежал человек в потрепанной одежде. Сердце предостерегало убить проклятую тварь: нельзя оставлять в живых нечто настолько опасное, но верх взял холодный разум.

– Брат Альфонсо, – позвал он.

Из рядов черных фигур вышел человек, во всем похожий на остальных, не считая худосочного сложения, которое не смогли искоренить даже годы тренировок. Альфонсо Тарья – полукровка, как и сам Энрике, в целом, был неплохим полевым агентом, но его основная ценность для ордена и отряда состояла в обширных познаниях повадок населяющих Сиракану существ.

' Бестиариум' – книга содержащая информацию о магических существах, была обязательной к изучению для всех 'клинков' , но они изучали лишь главы, посвященные существам разной степени опасности (понятие 'безопасное существо' для инквизиторов попросту не существовало), населявших Катреону и ее окресности. Альфонсо же, с упорством и дотошностью истинного исследователя, изучил книгу от корки до корки, имея представление даже о некоторых существах, обитающих в Светлогорье, которое всегда было для катреонцев Terra Inkognita – неизведанной землей. Подойдя к поверженному оборотню, Альфонсо снял маску, открыв худое лицо с острым подбородком, парой-тройкой шрамов и живыми, бегающими глазами, в которых светилось любопытство.

– Ты узнаешь эту тварь? – спросил Энрике. Склонившись над телом, Альфонсо некоторое время, молча, изучал его, смешно подергивая бровями.

– 'Ликаонос' или 'Ликаон' , – произнес он, наконец, своим, немало раздражающим собратьев, 'лекторским' голосом.

– Обитает, главным образом, на территории Тилланы (ныне Новая Империя). Группа – ликантропы, подгруппа – волки. В частности, данный, конкретный подвид волков – оборотней, если судить по рыжеватому окрасу шерсти, обитает на острове Лемнас – к югу от Тилланы. Перед нами так называемый 'альфа' , то- есть – вожак…

– Достаточно, брат мой, – резко перебил его Энрике, – благодарю тебя. Помимо лекторского тона, у Альфонсо была еще одна раздражающая особенность. Углубившись в описание какого-нибудь существа, он, если его не прервать, мог процитировать всю посвященную тому главу в 'Бестиариуме' .

– Я не стану спрашивать тебя, как здесь оказался лемнасский оборотень, – продолжал глава отряда. – Это выяснят братья – дознаватели. Но ты сказал, что это вожак. Значит ли это, что где-то поблизости может скрываться его стая?

– Подобную вероятность нельзя исключать полностью, – ответил Альфонсо. Давно усвоенное им повиновение старшему по рангу боролось сейчас с уязвленной гордостью ученого, перебитого посреди предложения, но до конца побороть не смогло: в его голосе слышалось тщательно скрытое раздражение. Энрике возвел очи горе, прося у Солнца терпения.

– Так да, или нет? – переспросил он с нажимом.

Альфонсо снова подергал бровями.

– Да, – произнес он, наконец, с некоторой задумчивостью в голосе. – Скорее всего, так и есть. Миграция носит среди стай оборотней обычный характер. Они часто кочуют с места на место, пока не найдут безопасную территорию, где смогут спокойно обосноваться. Ярким тому примером служат, хотя бы, наши стаи крысолаков^[4], раньше обитавшие где-то в Сарагасском лесу. Говоря 'наши', я имею в виду…

' Клинок' резко замолчал, почувствовав на себе тяжелый взгляд главы отряда. Энрике поморщился. Крысолаки, прочно обосновавшиеся в городской канализации Сарагассы, давно уже превратились в головную боль катреонской инквизиции. Освоившись на новой территории, они вытеснили оттуда нищих и воров, попутно сократив популяцию местной нечисти. Частые облавы, с использованием в роли наводчиков тех же нищих и воров, не приносили ощутимого результата.

Твари просто уходили глубже в коллекторы и, дождавшись конца облавы, какое-то время спустя возвращались назад. Поймать или обнаружить их альфу – 'Крысиного Короля' , так ни разу и не удалось, равно как и найти способ вычислять крысолаков в их человеческом обличье. И вот, теперь новая напасть. Энрике повернулся к Родриго – своему лейтенанту, в глазах которого, даже сквозь закрывающую лицо маску, мелькнуло волнение.

– Заковать тварь в цепи и немедленно, со всей возможной поспешностью и осторожностью доставить в Казематы. Передать лекарям, а после братьям – дознавателям. Отцу Эрнесто я доложу лично.

' Клинки' повиновались.

Глава 3 Сарагасса. Штаб Санктуаре.

Мельком взглянув на лежащие тела, Эрнесто осторожно переступил через обломок стены и подошел к стоявшим в центре зала воинам в пластинчатой броне с длинными мечами и закинутыми за спину большими щитами с эмблемой солнца. Рыцари склонились в низком поклоне.

– Магистр ожидает вас, пресветлый отец, – почтительно произнес один из них. – Следуйте за мной.

Эрнесто кивнул и вслед за рыцарем по винтовой лестнице поднялся на второй этаж, с любопытством разглядывая серебряные светильники и висящие на стенах портреты. Мятежники неплохо устроились здесь до того, как их логово обнаружили. Его взгляд упал на изломанное тело пожилого мужчины, в кричащей, почти безвкусной фиолетовой мантии. Сложно угадать, на что рассчитывал Террано, устраивая штаб 'Санктуаре' прямо здесь – под самым носом у Инквизиции.

''Санктуаре' , или таинники представляли собой группу независимых от Храма Солнца магов, распространяющих учение о свободе знаний по всей Катреоне и за ее пределами. Они искренне верили, что стремление к знаниям не должно быть ограничено никакими оковами и догматами и открыто призывали народ бороться с 'мракобесием Храма' . Многочисленные попытки раз и навсегда истребить еретиков ни к чему не приводили. Ячейки Санктуаре находились не только в Катреоне, но и за ее пределами, в частности, на территории Ксандрии и Соланской республики. И если Ксандрия формально была под контролем Храма, то о поисках еретиков в Солане не могло быть и речи. Поимка или, хотя бы, обнаружение действующего члена Санктуаре считалось большой удачей. И сегодня удача улыбнулась инквизиторам сполна! В конце концов, старик Террано должен был понимать, что подобная наглость не будет сходить ему с рук вечно. Впрочем, уничтожение ячейки и смерть ее главы было лишь частью причины, приведшей сюда Эрнесто.

Прямо по коридору на втором этаже находился просторный кабинет покойного главы таинников. Сейчас его занимал еще один рыцарь в вычурной серебряной броне, которая ярко переливалась, отражая свет двух зажженных на столе подсвечников. Эрнесто поморщился: он никогда не понимал любви своего собрата к эффектным жестам, к которым небезосновотельно относил и выбор брони с одеждой. Магистр поднял голову от разложенных на столе бумаг и взмахом руки отпустил сопровождавшего Эрнесто рыцаря. Тот с поклоном удалился.

Салазар Мендоса – магистр 'Рыцарей Солнца' , был крепко сложенным мужчиной с гривой седых, почти падающих на плечи, волос и роскошными, залихватски подкрученными усами, придававшими его серьезному лицу несколько комичное выражение.

– Тебя можно поздравить, – заметил Эрнесто. Салазар поджал губы.

– Благодарение Солнцу, – сказал он мощным, грудным голосом. – Мы, наконец-то, выкорчевали эту заразу. Правда, не обошлось без потерь. К тому же, Пабло удалось сбежать.

– Это помощник Террано? – уточнил Эрнесто. Мендоса кивнул.

– Серьезная оплошность, брат мой. Мне послать людей на поиски?

Магистр бросил на него сердитый взгляд, решив, что над ним смеются. Но на лице главы 'клинков' не было никаких эмоций. Мендоса поморщился.

– Не нужно, – сказал он раздраженно, – с этим я разберусь сам. Я позвал тебя по другому поводу.

Взяв в руки один из свитков и выйдя из-за стола, он приглашающим жестом указал на дверь.

* * *

Подвал штаба таинников представлял собой не менее плачевное зрелище, чем главный зал. Повсюду были следы борьбы и разрушений. Здесь, за неимением другого, более подходящего места, рыцари временно держали заключенных. Таковых, впрочем, почти не наблюдалось. Лишь в одной из каморок, за охраняемой четырьмя рыцарями дверью, сжавшись в углу, сидела закованная в кандалы женщина с ярко-красными волосами в мужской одежде городского покроя. Эрнесто пригляделся внимательней. Женщину можно было бы назвать симпатичной, даже красивой, если бы не 'украшавший' пол лица кровоподтек. Приглядевшись, он заметил, что признаков страха она не выказывает. Обернувшись, женщина дерзко и с вызовом взглянула на подошедших к ее двери иерархов Храма.

– И кто она такая? – спросил Эрнесто.

– Измененая^[5].

Эрнесто невольно поднял брови.

– Нелегко, наверное, было взять ее живой.

– Нелегко, – кивнул Мендоса, – но я сумел с ней справиться, дав возможность остальным братьям одолеть Террано.

– И что ты собираешься с ней делать?

Магистр пожал плечами.

– Отошлю в Казематы к остальным опасным тварям, – ответил он полупрезрительно. – Но я подумал – Светоносный должен знать. Она первая за несколько лет…

– Я доложу, – кивнул Эрнесто.

Глава 4

Сарагасса – Арена. Первый год от Вторжения.

– Добрые жители Сарагассы, – усиленный магией голос глашатая звучным эхом отзывался в многотысячной толпе, занимавшей трибуны огромного амфитеатра. Он доносился, казалось, до каждого человека, сверлившего жадным взглядом покрытую желтым песком арену, на которой вскоре должна была пролиться кровь. Люди ждали этого, предвкушали жадно, затаив дыхание, ловя каждое слово невзрачного человека с заячьей губой и короткой щетиной усов, стоявшего в самом ее центре. В этот день и час он был для них центром вселенной. Он был частью представления.

– Последние дни и месяцы были тревожными для всех нас, – голос глашатая стал низким, неторопливым, в нем послышалась печаль. Профессиональный оратор – он всегда чувствовал настроение толпы, с поразительной точностью улавливал его перемены и хладнокровно манипулировал ими, используя, как инструмент, свой голос, давно отработанными приемами в нужный момент меняя его тембр, интонацию, подпускал в него то грусть, то отчаяние, переходящее затем в сметающую все и вся решимость. И таким образом, спокойно и неторопливо, он постепенно добивался нужного ему результата.

– Все мы слышали о происходящих на севере событиях. Готов поспорить, здесь нет ни одного человека, ни одной семьи, которую бы они не затронули. День за днем, месяц за месяцем до нас доносятся тревожные слухи о неведомых жутких тварях, нападающих на города, o том, что они вот-вот подойдут к столице. Говорят – эти существа выходят из порталов, сбиваются в стаи и подобно чуме проносятся по нашей земле, сея смерть и разрушение. Их, будто бы, нельзя поразить ни сталью, ни магией, они безжалостны и непобедимы.

Глашатай замолчал, выдерживая очередную паузу. Из рядов внимательно слушавших его зрителей начали доноситься крики и громкие стоны, откуда-то с трибун послышался женский плач. Немного понаблюдав за реакцией толпы на свои слова, глашатай продолжил свою речь, заметно повысив голос:

– Братья и сестры, сограждане – это ложь!

Над Ареной повисла гнетущая тишина. Тысячи взглядов буравили стоящего на ее песке мужчину. Тысячи зрителей удивленно смотрели на безумца, осмелившегося заявлять, что доносившиеся до них ужасные слухи, каждодневный страх за собственную жизнь, есть всего лишь плод их воображения.

– Угроза существует, – продолжал меж тем глашатай, будто опровергая собственные слова. – Твари реальны. Но поверьте мне, сограждане, они отнюдь не настолько опасны, как их описывают. На самом деле, это просто измененное дикой магией зверье, не страшнее обычных волков и медведей, – голос набирал силу, передавая толпе звучащую в нем уверенность.

– Разве волки и медведи не опасны? Безусловно, но это не делает их непобедимыми! Наши воины не раз уже сражались с тварями и не раз побеждали. Уже сейчас наш храбрый король направляется им навстречу, чтобы дать бой и раз и навсегда убрать эту заразу с нашей земли. Так неужели мы позволим себе усомниться в нем – в человеке, приведшем нашу страну к величию. Разве мало было угроз, которые тревожили нас год за годом? Разве не подчинили мы своей воле Арагонию? Не отбрасывали раз за разом назад в Пустыню пытавшихся завоевать нас аджадов…

С каждым словом, с каждым предложением невзрачного оратора менялось и настроение в толпе. Печаль на лицах людей сменялась надеждой, страх уступал место решимости. Словно и не было последних месяцев, медленно подступающего, хватающего за горло отчаяния, страшных вестей о разрушенных деревнях и городах.

– Разве не пережили мы гнилостное дыхание “Серого Косаря”?! Разве могут какие-то жалкие твари угрожать нам?!!!

Толпа ответила громогласным ревом.

Амфитеатр, Ипподром, Арена. Не было, наверное, страны на Западе и Востоке, чей правитель не создал бы место, призванное развлечь толпу, притупить ее страхи, переживания, заставить людей на несколько часов отрешиться от своих забот, забыть о суровой реальности. И это срабатывало, всегда.

Гладиаторские бои, гонки на колесницах, рыцарские турниры… Бурным, смывающим все на своем пути, потоком люди неслись к любимым развлечениям, не осознавая, что они созданы для того, чтобы их подчинить и обмануть. Многорукий и многоголовый зверь под названием 'толпа' жадно набрасывался на брошенный ему кусок мяса, не замечая, как те же руки, что бросили ему этот кусок, аккуратно застегивают на его шее ошейник.

– Сограждане! – голос глашатая становился все громче, с трудом перекрывая крики собравшихся на Арене людей. – В этот день, здесь и сейчас, Его Величество милостиво предоставляет всем нам возможность своими глазами взглянуть на одну из жутких тварей, ставших источником стольких тревог и страхов и убедиться, что они ничем не отличаются от обыкновенного зверья, которое водится в наших лесах.

Выдержав небольшую паузу и убедившись, что напряжение толпы достигло апогея, человек громогласно возвестил:

– А теперь… Жители Сарагассы, представляю вам ваших героев!

Дальнейшие слова и объяснения были излишни. Рев толпы поднялся, казалось, до небес. Люди были в экстазе.

На Арену медленным, грациозным аллюром выехали пятеро всадников. Кожаная броня плотно облегала их мускулистые фигуры. На надетых поверх нее ярких туниках пестрели гербы со знаком рода.

Идальго. Одно это слово вызывало зависть у катреонских мужчин и обожание у женщин. Быстрые отряды застрельщиков, созданные по образцу аджадских и в противовес им, со временем стали элитой катреонской армии, с равным успехом сражаясь на полях своей родины и в песках Пустыни. Они первыми бросались в самую гущу боя, первыми взбирались на стены крепостей. Ловкие и неустрашимые – они почти всегда приносили катреонской армии победу, зачастую превращая в нее даже поражение. Бесшабашно и почти легкомысленно проживая свои жизни, они с улыбкой смотрели в лицо смерти, бросая вызов любому врагу, будь то человек или зверь. Арена была их вотчиной, местом, где они кичились перед толпой своим мастерством, ловя восхищенные и обожающие взгляды.

Толпа скандировала, женщины бросали на песок цветы.

Давнишний глашатай, пользуясь царящим на трибунах ажиотажем, потихоньку проскользнул прочь, подойдя к фигурам в ярких мантиях, одна из которых вручила ему увесистый кошель.

Совершив обязательный круг почета, идальго заняли места в центре Арены, сдерживая разгоряченных коней, которые, казалось, чувствовали то, что вскоре произойдет и готовились к этому.

С громким лязгом открылась решетка в дальнем конце Арены. Из темного провала медленно, опасливо, привыкая к яркому свету, вышло существо, внешне напоминающее гигантского скорпиона. Кто-то, возможно, сравнил бы его с серпенкором^[6] – существом, обитающим в тарантских лесах. Основное отличие состояло в том, что у этого существа было два хвоста, напряженно подрагивавших в такт его шагам. Жала на них то и дело обращались в разные стороны, словно помогая огромному скорпиону ориентироваться в пространстве.

Зверь, однако, был явно дезориентирован. Не понимая – где именно находится, он был сбит с толку, обескуражен и… опасен.

Наконец, тварь что-то почувствовала. Оба ее хвоста синхронно повернулись в сторону неподвижно замерших всадников. По Арене разнесся громкий рык пополам со змеиным шипением. С невероятной для своего крупного тела скоростью скорпион ринулся в атаку.

Один из всадников коротко бросил отрывистую команду.

Пришпорив коней, идальго прыснули в разные стороны, подобно косяку рыб при виде хищника, буквально за несколько секунд составив широкий круг, в центре которого оказался яростно шипящий скорпион. Окружив тварь, всадники то и дело стремительно проносились рядом. В воздухе при этом мелькали брошенные умелой рукой копья – дротики, с невероятной точностью поражающие мягкие ткани существа, не задевая при этом толстый панцырь.

Толпа ликовала. Даже самые несообразительные из зрителей успели понять, что смотрят не на бой, а на банальную травлю. Травлю одного из существ, многие месяцы бывших источником их постоянных страхов.

Люди кричали, охали и скандировали, забыв о недавних переживаниях. Каждый из них превратился в зрителя, от всей души наслаждавшегося подаренным ему зрелищем. Организаторы представления явно добились своей цели – глухой ропот, в последнее время медленно, но верно зарождавшийся среди жителей Сарагассы, казалось, вот-вот схлынет, сметенный потоками радости и азарта.

Однако внимательный взгляд, пройдясь по рядам зрителей, заметил бы двоих, явственно выделявшихся из собравшейся в амфитеатре толпы.

Не обращая ни малейшего внимания на происходящее на Арене и на трибунах, эти двое мирно беседовали, откровенно игнорируя редкие взгляды недовольных соседей, которым они, видимо, мешали наслаждаться зрелищем. Тема их разговора, в свою очередь, была далека от смертельного поединка всадников с тварью. Своим поведением они более всего походили на философов времен древней Тилланы, которые, по утверждениям историков, порой спокойно дискутировали и вели неторопливые беседы, даже находясь на поле боя.

– Я искренне благодарен тебе, друг Лорега, за внимание к нашим верованиям и нашей культуре, такое не часто встретишь среди смертных, – на вид говорившему мужчине было чуть больше двадцати лет. Однако глаза, с невероятным для человека ярко-синим оттенком, на спокойном, вдумчивом лице прямо опровергали это предположение, указывая на принадлежность их владельца к расе сильфов^[7], бывших обычными жителями катреонских городов.

– Тем не менее, я настаиваю на том, что твоя теория неверна, – продолжал сильф.

– Да, безусловно, мы порой обращаемся к силам природы во время своих упражнений и медитаций. Это, в некотором роде, роднит нас с сидами^[8]. Однако, ты решил пойти дальше. Ты придаешь солнцу – одному из космических тел, едва ли не божественный статус, что, откровенно говоря…

– Я слышал это не раз. Ты повторяешь эти слова снова и снова, будто я какой-то неуч, в которого ты хочешь их вбить.

Собеседник сильфа был его полной противоположностью. Пожилой мужчина, с всклокоченной бородой и бегающими глазами, походил со стороны на сумасшедшего, хватающего за руки случайных людей на улицах и выкрикивающего громогласные предостережения. Растрепанная серая роба висела на нем мешком и явно нуждалась в стирке, что, похоже, не слишком волновало ее обладателя.

– Я же, как и тысячи непонятых людей до меня, которых недалекие умы называли безумцами, продолжаю настаивать на своей правоте, и в этот раз, – перебил он, пытавшегося было вставить слово, сильфа, – ты, друг мой, меня выслушаешь.

Человек протянул вперед правую руку. На его заскорузлой, покрытой морщинами ладони засиял созданный из света шар. Глаза сильфа расширились от удивления.

– Так тебе удалось…

– Да! – встретившись с собеседником взглядом, сильф отшатнулся, словно в испуге. – Теперь ты видишь, Ридо? Теперь ты веришь мне?! После долгих лет неясности и боли мне удалось взять верх над слабым телом. Я, наконец, познал собственный разум, осознал природу своей новой силы. Я обращался к Солнцу, и оно…

Ридо положил руку на плечо друга. Его голос стал медленным, спокойным, в нем зазвучало сочувствие. Так обычно лекари и целители говорили с людьми, перенесшими много страданий.

– Друг мой, ты прошел через многое, как и другие маги. И я рад видеть, как ты, преодолев свою боль и страдания, сумел познать самого себя. Нет, погоди, не перебивай, – мягко одернул он Лорегу, желавшегояростно возразить. – Я лишь хочу сказать тебе, что твой успех не имеет отношения к вере или ее отрицанию. Можно долго обсуждать разум и веру. И то и другое, несомненно, важно. Слепая вера порой необходима, но если руководствоваться в своих решениях лишь ею и ничем другим, твоя жизнь превратится в пустыню, полную мракобесия.

– С другой стороны – лишенный чувств и веры холодный разум – это такая же пустыня, только ледяная, напрочь лишенная эмоций, без которых не может существовать ни одно живое существо. Нет смысла превозносить одно над другим. Посему, затеянный нами диспут принадлежит к числу тех, что могут длиться веками, и победителей в нем не будет. Теперь я это понимаю. Прости, что снова поднял эту тему. Мне и близко не представить, что выпало на твою долю после 'Серого Косаря' . Но ты нашел в себе силы справиться, научился жить дальше. Ты сам, а не… – резко оборвав самого себя, сильф продолжил. – Я лишь могу восхититься твоей волей и порадоваться твоим успехам.

Лорега поморщился, покачал головой, неопределенно махнул рукой и молча уставился на Арену.

А события там, как раз, набирали оборот. Находившийся в центре Арены скорпион, чье истекающее кровью тело к тому моменту, как булавками, было истыкано дротиками, перестал метаться, подобрался и, тихо шипя, замер в неподвижности.

Опытный охотник, возможно, заметил бы подвох. Он понял бы, что загнанный в угол зверь, к какому бы виду он не принадлежал, может быть вдвойне, втройне опасен. Идальго не были охотниками, они были воинами.

Один из них, с опустевшим колчаном на боку, спешился и, обнажив длинный меч, медленно и неторопливо, сохраняя приличествующую моменту торжественность, подошел к скорпиону, готовясь нанести последний удар, и в этот момент тварь быстрым рывком бросилась прямо на него. Подмяв под себя незадачливого палача, она разом защелкала челюстями и клещами. Двумя хлыстами засвистели в воздухе длинные хвосты.

Торжествующий рев толпы сменился многоголосым стоном, полным досады и разочарования. Остальные идальго мгновенно набросились на тварь. В воздухе замелькали клинки. В яростной попытке добраться до человека, скорпион резко сжал одной из клещей его меч, сломав его у самого основания. Чувствуя на лице дыхание твари, идальго из последних сил вонзил обломок в ее нижнюю челюсть. Дернувшись в последний раз, скорпион рухнул на песок Арены. Провожаемые восторженными криками, пополам со свистом, вскоре ее покинули и идальго.