Григорий Александрович Шепелев
Наездник Ветра

Глава пятая

Тучи отползли к северу, и осеннее солнце обдало Киев летней жарой. Над низиной города висел пар. Подолие было в ручьях и лужах. Все, кроме босоногих девушек и детишек, старались их обходить, поэтому кое-где становилось тесно. Тогда Рагдай подхватывал Агарь на руки и шагал с ней по лужам. Вода лилась ему в башмаки. От Агари пахло фиалковыми духами. Она к нему прижималась изо всех сил, обняв тонкими руками за шею, и лишь хихикнула, когда он, споткнувшись, почти нечаянно прикоснулся губами к её губам. От этой невинной шалости голова у него слегка закружилась, в ушах чуть-чуть зазвенело.

– Солнце как сильно светит! – донёсся издалека откуда-то её голос, – будто весною.

– Да, – сказал он и сразу поставил её на землю – большая лужа была уже позади. К тому же, он вдруг заметил, в каких количествах рыщут от одного подворья к другому, от кабака к кабаку те самые девушки – босоногие, но одетые очень броско, тщательно нарумяненные и сонные. Кроме них, на рыночных площадях кого только не было и о чём там только не говорили! Из мастерских тёк звон молотков, из меняльных лавок – звон серебра, золота и меди. Торговля шла очень бойко.

Агарь привела Рагдая в лавку купца из Персии. Тот ей дружески улыбнулся, затем переговорил с нею по-сарацински и что-то коротко обсудил уже на другом языке со слугами. Перебрав товар, слуги предложили Рагдаю вполне себе щегольскую одежду, очень пригодную для езды верхом. Особенно хороши были сапоги из юфтевой кожи. Переодевшись, Рагдай вручил персиянину золотую монету, а тот ему – две серебряные.

– Пошли к Почайне гулять, – позвала Агарь, когда выходили из дверей лавки, – очень люблю сидеть около неё.

Рагдай был не против. Обогнув площадь с гончарным и конным рядом, возле которой были подворья мастеровых, они через Северные ворота вышли из города и спустились в овраг, к Почайне. Речка текла среди берегов песчаных и каменистых, довольно ровных. Местами лишь правый берег срывался к ней саженными откосами, возле коих течение шло назад или круговертью, обозначая смертельный омут. Рагдай расстелил около реки свой новый кафтан. Агарь на него уселась, вытянув ноги. Её глаза, наполненные вечерним солнцем, глядели вдаль, за холмы. Рагдаю хотелось пить. Подойдя к реке, он тронул рукою воду. Пальцы свело. Почайна струилась в очень глубоких лесных оврагах, вдали от солнца. В неё вливалось множество родников. Стиснутая у Киева парой длинных, покрытых сосновым лесом холмов, речушка затем расправляла плечи и шла неспешно.

Рагдай решил пить прямо из реки. Упёршись руками в дно, а ногами в берег, он припал ртом к ледяной воде, и – вдруг услыхал из её чернеющей глубины короткий девичий смех. Испуганно выплюнув колдовскую воду, вскочил Рагдай и очень внимательно поглядел на реку. Никакой девки не было в ней, все девки остались в Киеве. Так откуда же взялся смех, весёлый и звонкий, как колокольчик из серебра? Переведя дух, Рагдай опустился возле реки на корточки и напился, черпая воду горстями. Агарь, сощурив глаза, глядела на лес за Киевом. Лес был тронут багрянцем и желтизной. Небесная синева над кронами обливала их позолотой.

Присев около еврейки, Рагдай у неё спросил, кто такой Сновид.

– Сновид? – рассеянно повторила Агарь, с трудом оторвавшись от своих мыслей, – при князе Игоре он был тысяцким. А теперь он кудесник, из староверов. Они Перуна верховным богом и громовержцем не признают, для них главный бог – Сварог. Сновид – его главный жрец. Но он не сидит на месте, а ходит-бродит по всей Руси и морочит головы дуракам, которые рады по его слову идти на смерть.

– Он с лихими дружит?

– Да, дружит.

– А с князем?

– Ну, когда как.

С востока ползло свинцовое грозовое чудище. Но в овраге ветер не шевелил ни одной травинки. В осоке пел лягушачий хор. Синие стрекозы кружились парами над рекой, ласково сиявшей под ярким солнцем.

– Почай-река очень злая, – промолвила вдруг Агарь, – ты знаешь, сколько людей утонуло в ней? У неё одна струя как вода кипит, другая струя как огонь горит, а третья струя…

– Но она ведь тихая, узкая! – не дослушал Рагдай, взглянув на Почай-реку, которую можно было запросто переплюнуть вишнёвой косточкой.

– Да, но очень глубокая и студёная! В ней полно родников, которые несут зло. Никогда, Рагдай, не купайся в Почай-реке! Сведёт она тебе ноги и враз утянет на своё дно, где ключи холодные! И не выплывешь.

У Рагдая вдруг снова остановилось дыхание, но Агарь была ни при чём. Ему померещился взгляд из омута.

– Что с тобой, дружок? – сама прервала Агарь свою речь, почуяв неладное. Какой голос ей подсказал?

– Да нет, ничего. Я хотел спросить…

Рагдай замолчал. Ему всё же было не по себе. Он оторвал взгляд от Почай-реки и начал рассматривать её левый берег, который весь зарос высокой травой. За берегом стоял лес.

– О чём ты хотел спросить?

– Я и позабыл. А, да, вот о чём! Почему Сновид не служит теперь у князя?

– Он клятву дал ему не служить, – был ответ Агари.

– Какую клятву? Кому он мог её дать?

– Древлянскому князю, Малу.

– Как? Расскажи!

Агарь, помолчав, начала с вопроса:

– Знаешь ли ты о том, как погиб князь Игорь?

– Конечно. Я только через полгода родился, но как не знать!

– Но вряд ли ты знаешь то, о чём я сейчас тебе расскажу. Игорь, как и Святослав сейчас, держал две дружины. В старшей, варяжской, главными воеводами были Свенельд и Асмуд, а в младшей – Сновид и Трувор, молодой одноглазый скальд. Двадцать лет назад в древлянской земле была моровая язва, и князь не смог взять с древлян много дани. При дележе того, что ему удалось собрать, молодой дружине почти ничего не досталось. Игорь вернулся с нею к древлянам, чтоб взять ещё. Но князь древлян, Мал, велел пришедших пленить. Великого князя Игоря он убил очень страшным способом, а Сновида с Трувором он отпустил, взяв с них клятву, что никогда не будут они служить ни Ольге, ни Святославу.

– А где сейчас этот одноглазый Трувор?

– Трувор давно сгинул. Никто не знает, где он теперь.

– Я о нём слыхал от кого-то. Вправду ли у него был красивый голос?

– Да, это правда. Когда он пел вдохновенно, все забывали про всё на свете. Он исполнял под кифару песни морских разбойников.

– А какого глаза у него не было?

– Не припомню. Я тебя старше всего только на пять лет, и видела я его лишь однажды, когда мне было четыре года.

Туча заволокла половину неба. Почайна стала темнеть, будто злясь. По ней побежали волны.

– Скоро польёт, – переполошился Рагдай, услышав вблизи громовой раскат и только теперь заметив, что происходит. Задрала голову и Агарь.

– Не будет дождя. Тучу пронесёт стороною.

– Откуда ты это знаешь?

– Просто поверь.

– А может, ты ведьма?

– Боишься ведьм?

Решив доказать обратное, он провёл рукой по её ноге от башмака вверх, сдвигая подол длинной чёрной юбки.

– Нельзя, – очень мягко, но в то же время решительно убрала она его руку. Он, не настаивая, спросил:

– Почему нельзя? Из-за Хайма?

– Нет. Из-за Василя.

Рагдай очень удивился.

– При чём здесь он?

– Он уже давно тянется ко мне. Сегодня лишь дотянулся. А тут вдруг ты! Если он узнает, что я тебе уступила в том, в чём ему отказывала, со мной случится беда.

– А как он узнает?

– Сновид расскажет ему. Сновид может узнать всё. Он кудесник.

– Я их обоих убью, да и все дела!

– А сможешь ты убить всех, кто придёт убивать меня, ежели по моей вине с головы Сновида падёт хоть волос?

– Не знаю. А много ли их придёт?

– Не меньше ста тысяч.

Тучу и вправду уволокло. Но ветер не стих. Солнышко, широко раскинув розовые ладони над степью, скатывалось за лес.

– Пойдём, – сказала Агарь, вставая, – у нас ночуешь.

– А если я одного Василя убью? – всё не унимался Рагдай.

– Об этом поговорим как-нибудь на днях.

К кабаку они подошли уж в сумерках. У его дверей стоял коренастый парень, одетый смердом.

– Микулка, ты здесь зачем? – спросила Агарь, увидав его.

– Нужен он, – сурово ткнул коренастый пальцем Рагдаю в грудь. Агарь изумилась.

– Кому он нужен?

– Сновиду.

– Вот оно как! А Сновид твой знает, что Святослав ждёт Рагдая завтра? Гийом с Лидулом вас всех на куски изрубят, если он вдруг не придёт к нему!

– Знает, знает. Гусляр сказал.

– Можешь с ним пойти, – шепнула Агарь на ухо Рагдаю, привстав на цыпочки, – ты им нужен не для того, чтоб тебя убить.

И, приоткрыв дверь, еврейка вошла в кабак. Рагдай зашагал за парнем. Тот вёл его переулками мимо постоялых дворов и лавок. Дорога шла под уклон. Темнело. Звёзды уже сияли по всему небу. Рогатый месяц, будто бы протирая печальные свои очи, глядел с высоты на Киев ярче и ярче.

Микулка и Рагдай долго шли вдоль высокого, покосившегося забора. Наконец, первый, остановившись, сдвинул одну из досок, и оба впихнулись в образовавшуюся прореху. С другой стороны забора был одичавший сад, дремучий почти как лес – вишни, груши, сливы. По саду бежал ручей. Сквозь густые заросли и коряги он пробивался к Почайне. Под городскую стену была для него вставлена труба из железа. Парни направились вдоль ручья. Вскоре показался бугор, заросший крапивою. Ручеёк подмывал его глинистый, крутой склон. У другого склона, в дебрях бурьяна, прятался низкий дом с соломенной крышей, сложенный из дубовых брёвен. За ним виднелся второй бугор. Рагдай и Микулка подошли к домику. Дверь была сколочена крепко. Микулка её открыл. Кованые петли не скрипнули. Сеней в доме не оказалось. Прямо за дверью была небольшая горница, озаряемая лучинами. За столом, на котором тесно стояли ковши и жбаны, сидели шестеро мужиков. Рагдай узнал лишь двоих, Василя с Горюном.

– Ну что, привёл? – спросил у Микулки старший из сотрапезников – рослый дед с белой бородой, густыми бровями, горбатым носом и волосами, лишь кое-где побелевшими.

– Да, привёл, Сновид! – с гордостью ответил парнишка. Можно было подумать, что он доставил Рагдая силой, сперва его хорошенько поколотив. Старик улыбнулся.

– Ну, молодец! Теперь покажи ему свою Хлеську.

– Нет! Не войдёт он к ней! – яростно затопал Микулка ногами в смешных лаптях, – не войдёт!

Поднялся Горюн. Открыв какую-то дверь справа от стола, он сказал Рагдаю:

– Войди сюда.

Микулка не прекращал выказывать возмущение, но Рагдаю было не жалко его обидеть. Обогнув стол, он слегка пригнулся, чтоб не удариться, и вошёл в какую-то комнатушку. Низкую и тяжёлую дверь закрыли за ним с усилием, очень плотно.

Он огляделся. Окно было нараспашку. Месяц, сияя сквозь ветки яблони, накрывал прозрачным лучом спавшую на лавке голую девку. Она лежала на животе, одну руку сунув под белокурую голову, а другую свесив с лавки до пола. Всё её стройное, но не слишком худое тело было довольно смуглым, не то что волосы. Этому удивляться не приходилось – сентябрь был очень солнечным, а беспечные киевлянки любили позагорать на лесных полянах.

Подойдя к спящей, Рагдай коснулся её плеча. Девка сильно вздрогнула, потянулась, приподнялась на локтях. Потом она вдруг соскочила на пол – да так стремительно, будто лавка под ней начала гореть, и сонно уставилась на Рагдая. Вряд ли он ей понравился, потому что она очень недовольно спросила, как его звать. Он дал ей ответ. Она неожиданно рассмеялась, ярко блеснув в темноте белыми зубами.

– А! Так это, стало быть, ты Василю бил морду?

Она стояла к нему вплотную. Соски её небольших грудей налились хотелкой так твёрдо, что он почувствовал их даже сквозь кафтан и рубашку. У неё были насмешливые глаза – не слишком большие, но и не маленькие, чуть вздёрнутый нос, очень соблазнительный рот и пухлые щёчки. Рагдай неловко обнял её. Она сразу начала его раздевать.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– А вот не скажу! Всё равно забудешь.

– Скажи!

– Ну ладно, уговорил. Меня зовут Хлеся.

Всё, что купил Рагдай у иранца, было разбросано Хлеськой по полу. На широкой лавке лежал тюфяк. Она не скрипела. Месяц светил. Рагдай целоваться любил не очень, но губы Хлеськи открыли в нём что-то новое.

– Ты хорошенький, – сладко вымолвила она, проводя рукой по его спине. Он слишком спешил. Досадливо выскользнув из его объятий, она велела ему лечь на спину и не делать более ничего. Если бы в окно не дул ветерок, было бы им жарко. Потом уж, когда Рагдай засыпал, она вдруг растормошила его и стала шептать:

– Не проговорись им, где встретил ты одноглазого! Обмани! И возьми с них денег.

Рагдай мгновенно очнулся.

– Зачем он им?

– Одноглазый знает, где Игорь спрятал несколько возов серебра и золота! Я подслушала. Объясню тебе всё потом. Сейчас не скажи им правду!

– Я тебя понял. Кто там, за дверью, кроме Сновида, Горюна и Василя?

– Дорош, Шелудяк и Хорш.

– Как их распознать?

– Хорш – маленький, плотный. Шелудяк – рыжий. Дорош – ещё молодой, косматый и бородатый.

Соскочив с лавки, Рагдай поспешно оделся и вышел в горницу.

Своим выходом он прервал какой-то негромкий, но жаркий спор за столом. Пятеро ватажников из семи мельком обернулись на дверной скрип, затем вновь уставились друг на друга, но уже молча, почти готовые к драке. Первым остыл Сновид. Когда он заговорил с Рагдаем, коротко приглашая его за стол, у остальных спорщиков кулаки немного разжались и одна общая мысль через неохоту возобладала над прочими. У Рагдая, который ждал грязных шуток, от этой злой тишины также появилось насторожённое дружелюбие. Заняв место, указанное Сновидом, он очутился между двумя своими приятелями, Микулкой и Василём. Те даже не шевельнулись, хотя могли отодвинуться или вовсе отсесть. Это показалось Рагдаю странным. Ему налили полный ковш браги. Он не осилил его до дна и взял из большой деревянной миски ржаную лепёшку с хреном.

– Знаешь ли ты, зачем Святослав тебя хочет видеть? – начал кудесник, когда под эту закуску ковш всё же опустел.

– Нет, не знаю, дед. Я даже ещё об этом не думал.

– Это напрасно. А знаешь ли ты о том, сколько русских воинов положил Святослав, сражаясь с каганом?

– Много, – сказал Рагдай, дав Микулке знак налить ещё браги.

– Не очень много. Всего лишь шестьдесят тысяч.

– Ну, и что дальше?

– То, что весной начнётся война, в которой поляжет в три раза больше. У Святослава стольких дураков нет. Вот он их повсюду ищет.

– Вижу, что ты, старик, тем же занят! – вскрикнул Рагдай, маленько хлебнув из поданного ковша. Брага начала его веселить. Лихие за ним зорко наблюдали, совсем забыв про свой спор.

– Кабы я считал тебя дураком, то не говорил бы с тобой, – продолжал Сновид, – зачем сеять там, где не всходит? Это напрасный труд.

– Так ты, значит, сеятель? И какие зёрна в твоём лукошке?

Старик помолчал, приглаживая усы. Потом дал ответ:

– Да, я сеятель веры в истинного и древнего бога земли славянской, его надёжный помощник.

– Хороший у тебя бог, коли позволяет обозы грабить! Другие боги построже.

– Тебе виднее, раз ты пришёл из монастыря! Именем Христа, конечно же, никаких злодейств никогда нигде не творили.

– Уж очень всё это сложно, – зашмыгал носом Рагдай, – пожалуй, налейте мне ещё браги.

Ему налили чуть-чуть, так как он и выпил немножко.

– Послушай-ка, что скажу тебе, – вдруг заговорил Шелудяк, голос у которого оказался звонким и резким, – на Русь плывёт новгородский купец Всеслав. С ним – грек, посланник царя. Того самого царя, для пользы которого приковали тебя к веслу! Этот самый грек везёт семь сундуков золота. Мы хотим эти сундуки у него забрать. Если будешь с нами – дадим тебе столько золота, сколько влезет в твои карманы. Их, как я вижу, у тебя много! Пей и решай, будешь ли участвовать в нашем деле? На размышления даю час.

Рагдай допил брагу. Поставив ковш, он спросил:

– Почему ты думаешь, что я завтра не передам Святославу всю эту твою речь?

– Потому, что твоя башка, кажись, не из дуба сделана. На Подолии нет доносчиков. Они все уж давно в Днепре перетопли. И Святослав, скажем прямо, о них не слишком печалился.

От хмельного Рагдаю сделалось жарко. Он снял кафтан.

– Ну, что ты надумал? – спросил Сновид.

– Не пойду я с вами.

– Почему так?

– Потому, что вы спрятались в овраге и пьёте из деревянных ковшей, а княжеские дружинники во дворце звенят золотыми чашами.

– Они псы, – сказал Шелудяк, – им бросают кости, и они счастливы!

– А у вас, я вижу, слюнки текут при виде костей?

– Сейчас я башку ему разрублю, – решительно встал Дорош, не быстро берясь за рукоять сабли. Рагдай, глядя на него, подумал, что можно выпить ещё, хоть закуска кончилась.

– Сядь, Дорош! – прикрикнул Сновид, – ты не у себя в Путивле, чтобы за меч хвататься!

– А я и в Киеве убью всякого, кто такое про меня скажет!

– Сядь, говорю, – повторил старик более внушительно. И путивльский атаман ему подчинился. Но, как потом оказалось, сделал он это с умыслом. Шелудяк предложил всем выпить, что было тотчас исполнено. Рагдай также не отказался.

– Кстати, Сновид, – вновь заговорил Дорош, – забыл я тебе сказать, что ты дашь Залмаху от того золота третью часть.

– Да как это, третью часть? – заморгал Сновид, – за наводку – треть? Где такое видано?

– А про новгородский обоз ты забыл, старик? Отдали вы за него Залмаху хоть медный грош?

– Но я тот обоз не взял! Двадцать человек потерял на этом проклятом деле!

– И ты меня виноватым сделать решил? Я предупреждал, в охране – варяги! Ты не рассчитывай, что Залмах тебе это спустит.

– Правда ли то, что он говорит? – строго повернулся кудесник к Шелудяку. Тот ответил:

– Да, это правда. Ещё Залмах просил передать, что он до весны не ждёт. Если до зимы вы с ним не расплатитесь, атаманы, головы ваши полетят наземь.

Хорш и Горюн уставились на помощника бога так, будто не видали ни разу, как бог хлопает его по плечу и жмёт ему руку. Так же взглянул на него Василь, но именно что взглянул. Ему неожиданно захотелось спать, и он, склонив голову, засвистел своим большим носом.

– Быть посему, – помрачнел Сновид, – идём на Всеслава, други!

– Я не пойду, – предупредил Хорш.

– Это почему?

– Побьёт нас Всеслав. Слишком у нас мало бойцов.

– И я не пойду, – присоединился к Хоршу Горюн, – пускай Залмах сам со Всеславом бьётся.

– Где же мы возьмём деньги? – стукнул Сновид по столу костяшками пальцев. Оба его соратника промолчали.

– Ежели вам так страшен Всеслав, есть дело попроще, – сказал Дорош, засмеявшись, – Залмах, правда, не уверен, что вы на него решитесь, но почему бы не предложить? Дело-то пустяшное! Нужно будет тебе, Сновид, переговорить с одним человеком. Он даст вам большие деньги за небольшую работу.

– Кто он такой?

– Сарацин.

– Пожалуй, я всех вас сейчас убью, – объявил Рагдай.

– Налейте ему ещё, – приказал Сновид, заметив его попытки вскочить. Микулка налил. Но Рагдай смог выпить лишь половину. Он начал громко икать.

– Откуда ты к нам пришёл-то? – донёсся до его слуха, будто из-под подушки, голос Сновида. Рагдай напряг весь свой ум, чтоб не оплошать, и твёрдо ответил:

– Издалека.

– И что, ты там правда жил в каком-то монастыре?

– Было и такое.

– А где он, тот монастырь, в котором ты жил? Может, ты всё брешешь и не было никакого монастыря?

– Пятьсот золотых.

– Пятьсот золотых? – не понял Сновид, – ты это о чём толкуешь?

– Пятьсот золотых давай мне, скажу тогда.

– Дам один.

– Ну, ладно. Уговорил.

Получив монету, Рагдай сказал:

– Около Никеи, на полпути от большого озера к морю.

Ему опять захотелось к девке. Довольно успешно встав, он медленно повернулся и сделал шаг. Помешала лавка. Ногу он ушиб сильно, а пуще – голову, когда грохнулся через эту самую лавку. Кто-то ему помогал подняться. В его глазах всё плыло. Подбежал Микулка.

– Не смей входить к ней! Не смей! – послышался его крик. Рагдай оттолкнул Микулку. Тот сразу куда-то делся. Но и Рагдай не смог устоять. Выронил монету. К Хлеське вползал он на четвереньках.

Глава шестая

Медленно мимо киевских гор несёт свои воды Днепр. Начинаясь где-то на севере, в хвойных дебрях, маленьким ручейком, он выходит в степь огромной рекой со множеством островов, покрытых дремучим вековым лесом. Тысячи рек, речушек и родников вливаются в Днепр, даря ему ледяную, чистую воду со всех краёв и из всех глубин земли Русской.

По Днепру плавали дивные корабли из заморских стран. На тех кораблях привозили в Киев уйму всего. Торги начинались уже на пристани. Прямо к ней перекупщики подгоняли тягловый скот, налаживали с купцами переговоры и кое-что у них брали оптом. Но всё же большая часть товаров распродавалась по всей Руси самими купцами. Многие из купцов знали Святослава и первым делом шли на поклон к нему – конечно, с подарками. Князь любил говорить с гостями, подолгу слушал рассказы их о далёких землях, а иной раз вдруг просил Роксану, знавшую буквы, записывать что-нибудь на пергамент. Зачем ему это было нужно, так и осталось тайной. Предполагали, что только лишь для того, чтоб занять Роксану хоть чем-то – ведь Святослав сам умел читать и писать по-гречески. Впрочем, вряд ли он хоть раз вспоминал об этом с десяти лет, когда мать его обучила грамоте. Странно было бы Ольге не сделать этого – ведь во время её правления весь дворец был заполнен книгами и учёными греческими монахами. Повзрослев, Святослав все книги велел снести в одну комнату, а с монахами поступил ещё хуже, так как монахи, не в пример книгам, были прожорливы и не очень-то чистоплотны. После обеда они совали в карман золотые ложки, даже их не помыв. Святослав попросту не мог на это смотреть, и пришлось монахам дворец навсегда покинуть, объяснив Ольге, что её сын непоколебим в языческих заблуждениях.

Этот самый дворец, окружённый садом, стоял на большой горе. Выстроен он был из белого камня. Слева от здания находились псарни, справа – конюшни. По всему саду с весны до осени днём и ночью слонялись отроки и их кони. Они старались всё время быть под рукой у князя, чтоб не упустить случая вступить в драку с лихой ватагой или степной ордой, как только прилетит весть об очередном грабеже или нападении на какой-нибудь городишко. Такие вести летели к русскому князю быстро, ибо его заставы стояли по всей степи вдоль больших дорог. Но это всё были дела обычные – не чета тому, что случилось под конец лета в Новгороде. Случилось же то, что тамошние купцы, кузнецы и плотники, взбаламученные боярыней Светозарой, решили объявить Новгород независимым. Понимая, что сами они не утихомирятся, Святослав отправил к ним в гости тысяцкого Касьяна с большею частью своей дружины. Касьян получил приказ решить дело миром, одной только Светозаре уши надрав, и вернуться в Киев до конца осени.

Над Днепром разгоралось ясное утро. Город шумел. Торги шли вовсю. Позади дворца, среди груш и яблонь, стояло мягкое кресло. В нём разместилась дворцовая поломойщица, восемнадцатилетняя иберийка с лицом красивым, но глупеньким и с ногами довольно длинными, но умеющими лишь бегать. Она была одета слишком легко даже для такого тёплого утра, однако же улыбалась несколько посиневшим ртом до самых ушей, когда Святослав её щёлкал по носу или клал ей на плечо руку. Молодой князь сидел рядом с нею, на подлокотнике кресла. Качая одной ногой в красном сапоге, он слушал трёх человек, которые перед ним стояли и спорили. Это были трое вельмож: боярин Гордята, военачальник Свенельд и некий Гийом – белокурый франк, знаток лошадей, вина и всяких других полезных предметов. Он был конюшем у Святослава. Хотя Гийому едва исполнилось тридцать лет, он успел порядком набедокурить во многих странах и предан был Святославу ничуть не менее, чем Лидул, также опасавшийся мести кое-каких особ.

Свенельд и Гордята явились в сад к Святославу с разными целями, но причина была одна – прибытие в новгородскую землю сорока тысяч викингов, которых норвежский конунг отправил в помощь русскому князю против Болгарии. Главарями этого войска были известные всей Европе ярлы Эрик и Харальд.

– Эрик прискакал нынче ночью в Киев, – начал Свенельд, закрутив усы, – просит разговора с тобою, князь.

– Ты дашь нынче пир? – спросил Святослав.

– Конечно! Это дело решённое.

– Пусть он будет на том пиру. И я, может быть, заеду. Там и поговорим.

– Ты знаешь, чего он хочет?

– Очень легко догадаться. Он хочет тут зимовать.

– И что ты ему на это ответишь?

– Надо подумать.

– И думать нечего, Святослав! – подался вперёд Гордята, – их сорок тысяч! Как ты прокормишь эту ораву? Дураки наши, которые за Сновидом ходят, поднимут вой!

– Не слишком боюсь я воя. Пускать ли этих варягов в Киев, решу ещё. Вряд ли, думаю, они мне угодны будут.

– Но это лучшие воины, храбрецы! – заверил Свенельд, который уговорил Святослава принять дружескую помощь от властелина фиордов, – многих из них я знаю не понаслышке!

– Чем их кормить, этих храбрецов? – резко повторил свой вопрос Гордята. Князь поглядел на него.

– А что, разве мало хлеба запасено?

– Очень мало, князь. Весь август ненастен был. И смерды ленились. Пол-урожая на полях сгнило.

– Разве и мяса мало?

– Довольно мяса. Но если придут варяги, его не хватит.

– Возьмём побольше оброков с кривичей и с бужан, – гнул своё Свенельд, – они зажрались там, в лесах своих!

– Подобный совет ты дал уже как-то раз моему отцу, – вышел из себя Святослав, – помолчал бы лучше!

Свенельд потупил глаза. Он был невысок, широк, седовлас, красноват лицом, всегда одевался очень нарядно и носил меч. Гордята превосходил его ростом, но уступал ему толщиною.

– Ну так что, князь? – не стал он терять внезапное преимущество, – как решил ты?

– Пока никак, – прозвучал ответ, – решу позже. Идите оба.

Сановники повернулись и зашагали к воротам, возле которых их ждали кони.

– Так что ты мне хотел рассказать, Гийом? – спросил Святослав, внимательно глядя в серые глаза франка.

– Мы не одни, – сказал тот. Святослав спихнул разнежившуюся девушку с кресла.

– Иди отсюда!

– Ты обещал не гнать меня, Святослав! – запротестовала служанка.

– Пускай сидит, если ей охота проникнуть в тайны Залмаха, – предложил франк, – мне интересно даже, когда Залмах сумеет её зарезать – уж нынче днём или всё же дождётся сумерек?

Любопытная иберийка с визгом умчалась. Князь рассмеялся. Ловкий конюший умел его веселить. Чем-то он напоминал ему Калокира. Кроме того, Гийом был лучшим саблистом в Киеве. Сам Лидул, который однажды встретил в степи десять печенегов и изрубил их всех, утверждал, что он не решился бы вызвать Гийома на поединок. Ему, впрочем, того и не нужно было. Они дружили.

– Ну, говори, – поторопил князь.

– Сперва отдай мне свой меч, государь.

– Зачем?

– Дай сюда свой меч, Святослав! Иначе, клянусь тебе, не услышишь ты от меня ни одного слова.

Князь улыбнулся, отстегнул меч и молча швырнул его к ногам франка. Тот подобрал его, отошёл с ним шагов на десять и сообщил:

– Залмах говорил в Путивле, что у Роксаны гораздо ниже пупка есть короткий шрам, будто от удара ножом.

Святослав вскочил и кинулся на Гийома. Но хитрый франк, бросив меч в одну сторону, побежал в другую и вскоре скрылся среди деревьев. Князь не погнался за ним. Не стал и подбирать меч. Тряхнув головой с короткими светлыми волосами, он зашагал к воротам. Неподалёку от них трясли грушу отроки. Было их человек двенадцать.

– Что, князь, скоро уж ты нас поведёшь на греков? – крикнул один из них Святославу, когда тот проходил мимо.

– Скоро, – отвечал князь. Чтобы скрыть волнение, он прибавил: – Но ты, Талут, не пойдёшь со мной ни на каких греков! Сыт я по горло тобою здесь.

Идя вдоль конюшен, князь размышлял, не взять ли коня. Решил – нет, не брать. У ворот он встретил Рагдая. Тот был взъерошенный, заспанный, без кафтана – забыл его у лихих. Правда, и в рубашке ему после пути в гору было не зябко.

– Пошли, – сказал Святослав, быстро выходя за ворота. Рагдай, даже не успев растеряться, нагнал его, зашагал с ним рядом. Пологим спуском они сошли на Боричев въезд, где с утра народу было полно. Свернули направо. Князь торопился. При этом он не желал пачкать сапоги, обходя толпу по вязкой обочине, и пришлось Рагдаю пихать в грязь увальней, не успевших посторониться. Таковых, правда, было немного – почти все знали Святослава в лицо и быстренько убирались с его дороги.

За городскими воротами травяная обочина была суше. Князь и Рагдай спустились по ней к Почайне. Перейдя речку по мостику из сосновых брёвен, двинулись они вверх по склону горы, более крутой, чем все горы в Киеве. Её правый, восточный склон внизу был обрывистым. Уходил обрыв прямо в Днепр.

– Что за дела у тебя с Калокиром были? – спросил у Рагдая князь, замедляя шаг.

– Мы с ним влезли в дом к епископу, чтобы взять там письмо, – объяснил Рагдай.

– Письмо? Какое письмо?

– Я думаю, из Царьграда. Очень уж Иоанн хотел его прочитать.

– Когда это было?

– Ровно два года тому назад.

Князь остановился и пристально поглядел Рагдаю в глаза.

– И что у вас вышло? Взяли вы то письмо?

– Нет, не удалось. Наткнулись на слуг. Иоанн успел от них убежать. А я не успел. Меня оглушили и заковали.

– Ты не назвал Калокира?

– Нет. Меня ни о чём таком и не спрашивали. Решили, что я за деньгами лез.

– И как долго пробыл ты на галере?

– Четыре дня. Я ушёл бы сразу, если бы руку в драке не повредил. Как только она болеть перестала, я сорвал цепь, которой меня к уключине приковали, и прыгнул за борт. Берег был близко, и я сумел до него доплыть. Какая-то женщина указала мне монастырь, где нужен был человек, чтоб колоть дрова, ухаживать за скотиной, на огороде работать. В этом монастыре я пробыл полтора года. Потом оставил его и пошёл на Русь.

Святослав, дослушав, зашагал дальше. Рагдай опять поспешил за ним, но отстал – болела нога, которую он расшиб у лихих. Вершина горы была уже в ста шагах. Там, за частоколом из толстых еловых брёвен, сияли маковки терема и конёк на высокой крыше. Князь и Рагдай шли прямо к воротам, сколоченным из досок и крепко обшитым узкими полосами железа.

– Увидишь ты Иоанна, – пообещал Святослав, вновь остановившись, чтобы его попутчик с ним поравнялся.

– Он плывёт в Киев на корабле Всеслава? – спросил Рагдай.

– Так и есть. Откуда ты это знаешь?

– Все это знают. Ему грозит большая опасность, князь!

– От кого?

– По-моему, от Залмаха.

Князь лишь кивнул и продолжил путь. Думая о чём-то другом, он задал вопрос как будто и не Рагдаю:

– Верхом когда-нибудь ездил?

– С четырёх лет. Мой отец коней разводил.

– Это хорошо. Ты мне нужен.

Как только Рагдай и князь подошли к воротам, те распахнулись. Вышли семь дюжих отроков при мечах.

– Как дела, Лешко? – спросил Святослав самого высокого и пригожего.

– Тихо всё и спокойно, – отвечал тот, глядя на Рагдая, – а ты кого, князь, привёл?

– Ничего ты больше не хочешь знать?

Лешко усмехнулся, и все ребята посторонились. Войдя за князем в ворота, Рагдай увидел широкий двор, за ним – высоченный дубовый терем. Дальше тянулся сад, который был отделён от леса лишь частоколом. Яблони и берёзы переплетались ветвями поверх него. Около крыльца стояли ещё два десятка отроков.