Григорий Александрович Быстрицкий
Театральный писатель
Часть первая. ЭКСПОНАТ ВЫСТАВКИ
"Какой он? Седой старик, который шуршит пером за деревянным столом при свечах, или молодой человек, стучащий по клавишам ноутбука в кофейне…". Григорий Анатольевич Завадский, энергичный пенсионер с многолетним устойчивым ником ГАЗ задумался. Седой старик – подходит, даже еще и лысый. Шуршит пером за деревянным столом – не подходит. Молодой человек – нет. По клавишам – да, еще как! В кофейне – снова нет.
Итак, перед вами седой, лысый старик за солидным письменным столом красной кожи с золотыми орнаментами насилует клавиатуру мощного компьютера DELL с большим экраном с целью ворваться в театральный проект фестиваля «Россия» на ВДНХ.
Куратор проекта пригласил простых, в смысле не театральных, людей, «чья добросовестная работа оказывает огромное влияние на общество». Предполагалось, что и в ординарном труде есть своя романтика, и если граждане вспомнят хорошие истории, некоторые из них могут послужить основой для «большого художественного высказывания», которое в свою очередь выльется в моноспектакль. Всего творческой командой будет отобрано 12 историй.
ГАЗ понял, что кого-кого, а охотников порассказать интересные истории наберется в сотни тысяч раз больше, чем профессиональных театральных придумщиков, и что конкурс ожидается огромным. Пусть не все узнают о проекте, но в стране мечтателей и писателей всегда найдется пара десятков миллионов соблазнившихся таким ТЛГ-объявлением. Поэтому приемную комиссию, куратора или кто там у них будет ворошить всю эту виртуальную макулатуру… надо крепко удивить ХОРОШЕЙ историей.
Насчет добросовестности и огромного влияния своей трудовой деятельности на общество ГАЗ не сомневался. Куратор, правда, коварно добавил «и чей труд порой недооценивают», но опытный руководитель на эту удочку «меня, мол, в свое время плохо ценили, так хоть на выставке достижений народного хозяйства исправьтесь, пока не поздно», на такой крючок ГАЗ не попался. Да и незачем, за сорок лет работы за Полярным кругом и открытие массы месторождений нефти и газа он был вознагражден достаточно.
Хорошая история, способная пробить проход к сцене сквозь толпы конкурентов, выглядела так: «В 1953 я уже умел читать. Хорошо запомнил, как в марте, оставив на минуту своих любимых героев, в «Пионерской правде» увидел большой портрет Сталина и жирными буквами «ОТ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА…». Был рабочий день, понедельник, отец пришел на обед с этой газетой, собрался что-то сказать, но увидел меня и снова как-то странно замолчал. Днем раннее он также из-за меня осекся после объявления с порога «Наконец-то!». Я на всю жизнь почему-то запомнил дату на газетном номере – пятница, 6 марта 1953 г. и рядом, через звездочку – Цена 10 коп.
Дело было на севере Тюменской области, куда газеты доходили с опозданием. Мы там жили, потому что отец руководил буровой партией и искал газ и нефть. Потом он открыл первое за Уралом месторождение, с которого началась известная на весь мир история огромной нефтегазовой провинции.
Позже я узнал много подробностей того периода и понял, почему отец, прошедший всю войну штурман авиации, так необычно реагировал на смерть вождя. Он стал большим начальником в Главтюменьгеологии, и когда пришла пора мне выбирать место работы, без колебаний отправил меня в геофизическую партию на север п-ва Ямал.
Я проработал за Полярным кругом сорок лет и участвовал в открытии многих месторождений. Но главная моя история, это когда зимой 1969 мы начали работать в районе фактории Тамбей, на геологических картах было все белое, а сегодня там построен огромный комплекс для сжижения газа и его отправки по Северному морскому пути».
Знаменитых актеров – исполнителей главных ролей, упомянутых в анонсе, ГАЗ конечно знал, но для правильного воплощения своего образа на сцене выбрал не названного куратором народного артиста Алексея Шейнина.
ГАЗ уже видел этого блестящего актера в образе себя на сцене ВДНХ, слышал овации участников, которые чего только не наловчились изобретать и производить, принимал признание широкой публики, а также поставивших моноспектакль театров. Подобно пьесе юного Радзинского о стюардессе, их с куратором художественное высказывание включили в репертуар сотен драматических театров. Вспоминалось, правда, что перед триумфом Радзинского нещадно поливали за влияние его развратной пьесы на количество разводов и абортов в неокрепшем обществе. Разные номенклатурные деятели тогда бурно возмущались и топали ногами на совсем еще мальчика, посмевшего со своей гнилой моралью посягнуть на высокое звание советского драматурга.
И не зря такое вспомнилось нашему совсем уже не мальчику. Своя Фурцева и даже две, в образе жены и дочери, черство прервали полеты его фантазий, заявив, что история его совсем нехорошая и никуда не пройдет. Во-первых, сказали домашние критики, у тебя как-то неясно и неприлично вылез Сталин. А его сегодня ругать нельзя. А во-вторых, вообще все намешано как в салате оливье. Салат, как ты помнишь, был изобретен в здании на Трубной, а твой куратор из театра, который на совсем другой улице.
За Сталина ГАЗ не переживал, у них давно установились ясные отношения, в которых было три основных направления: факты, предположения, бизнес-оценка строек.
С фактами сложилось трагично: Дед со стороны матери, родной дядя – высокий военачальник со стороны отца, были расстреляны. Деда репрессировали в должности министра путей сообщения Украины. Его арестовали на работе, на квартире произвели тотальный шмон и выселение семьи из правительственного дома, справок и свиданий не дали. Он просто пропал без вести. На дядю в марте 1958 пришел документ – СПРАВКА по форме № 30. В ней сообщалось, что «приговор Военной коллегии от 23 декабря 1937 по вновь открывшимся обстоятельствам отменен и дело за отсутствием состава преступления прекращено». Реабилитирован посмертно.
Подобные факты встречались в большинстве семей, спорить с ними бесполезно, хотя и такие охотники во все времена после 1953 находятся. ГАЗ с детства убежден в преступлениях Сталина. Может и не сам лично, но то, что он организовал массовый террор против граждан СССР, это факт.
Почему он так поступал, чем руководствовался, что было в голове Сталина, ГАЗ пытался понять с помощью Гроссмана, Солженицина, матери Аксенова Гинзбург и других знаменитых писателей. На эту тему написано много, но все остается лишь предположениями. Потому что в чужую голову залезть еще никому не удавалось.
Бизнес-оценку достижений ГАЗ анализировал уже как предприниматель, который полностью принял и погрузился в рыночные отношения с первым законом СССР об акционерных обществах. С деловых и чисто экономических позиций многие проекты Сталина действительно впечатляли.
ГАЗ почти физически представлял солидный совет директоров, каких проводил много у себя и участвовал вподобных на западе. Там без эмоций и страстей сухо и рационально оценивали экономическую эффективность проектов. В свое время он даже поручил специалистам сравнить две известных и грандиозных стройки: советскую и американскую. Взяли схожие по масштабам, времени строительства и сложности гидроэлектростанции и проанализировали сроки постройки, затраты и эффективность. По всем показателям победил советский проект. Чисто с точки зрения прибыли любой совет признал бы Сталина, незримо стоящего за каждой победой социализма, «эффективным менеджером».
Но если бы любой аудит погрузился во все обстоятельства, стало бы понятно, что высокая эффективность достигнута за счет жертв строителей-зэков. Им не платили, не давали необходимую спецодежду, скудно кормили, силой заставляли работать и быстро заменяли свежими взамен погибших от истощения. Бесперебойным поступлением нового контингента занимались органы НКВД, доблестно добиваясь кратчайших сроков и рекордно низких затрат на стройках Сталина.
ГАЗ хорошо изучил эти стройки в конце 60-х, когда начал работать. На железной дороге от Воркуты через Салехард и Надым до Енисея многочисленные, на пять-восемь тысяч зеков мужские и женские лагеря располагались на таком расстоянии друг от друга, чтобы истощенным трудягам ежедневно не терять много времени на пеший путь из лагеря до места прокладки путей.
Так что по Сталину ему было что рассказать, а по навалу разноплановых историй он вообще разгромил своих критиков. ГАЗ объяснил, что представил на конкурс не синопсис мини-пьесы, а только лишь доходчиво обозначил наличие у него огромного потенциала для выбора историй на любой вкус и цвет.
***
Как там в этих конкурсных отборах все происходит, какие тайные цифры на рулетке писательской судьбы вспыхивают… нам эта кухня неизвестна. Однако, заявка была принята, и ГАЗ в соответствии с анонсом куратора ожидал у себя творческую команду по подготовке театрального фестиваля.
По телефону согласовывали место первой, ознакомительной встречи с драматургом и остановились для начала на территории автора. Посчитали, что в своей квартире при выборе интересной истории для пьесы он будет меньше смущаться камеры и вопросов. Администратор, которая распределяла драматургов, не позавидовала этому конкурсанту.
ГАЗ встретил известную, как он понял в её кругах, авторшу нескольких пьес. Она приехала в дом к пенсионеру, знающему кучу баек, из которых по заказу куратора надо было выбрать что-то более-менее путное для написания пьесы. Дама была раздражена, раздосадована, на конкурсе у неё была своя кандидатура со своей, очень хорошей историей, но команда куратора её не отобрала. Назначили ей подопечного пенсионера, да еще обязали взять съемочную группу, чтобы записать все бредни старого чудака.
Она заведомо обозлилась после прочтения его истории. Там он свалил все в кучу, все касалось жизни на севере, которой она совсем не знала, и вообще непонятно, из чего там можно высосать сюжет даже для маленького представления. Она пробовала сказать это заказчику, но куратор её резко оборвал. «Если вы не увидели огромный потенциал интересных историй у этого ветерана, то это ваши проблемы. Я не настаиваю, могу послать кого-нибудь более сообразительного».
Пришлось ехать к нему домой, такой значительной в театральном мире фигуре к постороннему, старому лоху. Она прибыла уже с претензиями, почти уверенная, что ничего вразумительного он рассказать не сможет. Пока проезжали на машине во двор через КПП и шлагбаум, пока поднимались на зеркальном лифте, проходили через ряд дверей с магнитными замками, по широким коридорам и холлам, зашли в квартиру, устроились в большом зале… – ничего этого она толком не заметила, пропустила в своих переживаниях.
Смущаться он и не думал, разных интервью в своей жизни дал достаточно, двух парней операторов быстро перестал замечать, а вот с важной особы спесь пришлось немного сбить. Эта полная, решительная женщина с коротким ежиком густых седых волос и круглыми очками на лбу сразу вручила ему красивую, плотную визитку с надписью «Виолетта Арно – драматург». Она с самого начала повела себя так, словно из жалости выбрала его из множества претендентов. ГАЗ понимал, что выбирала не она. Её прикрепили к нему для работы, а она, наверное, хотела протолкнуть кого-то своего.
– Кинопробы будете снимать? – Кивнул он на камеру. – Может я сам смогу сыграть в пьесе?
Арно шутки не приняла. Расположились на стульях посреди комнаты, и она даже головы не подняла не его реплику. Покопалась в телефоне, операторам велела подождать, а автору заявила:
– Так. Я еще раз прочитала ваше предложение. Скажу сразу: Сталина мы трогать вообще не будем… так, – сдвинула очки на нос, – нефтегазовую провинцию пропускаем… ну, пожалуй, начнем с вашего Ямала. Посмотрим, что там у вас за интересные истории приключились. – Оператору, – работаем!
– Историй много, – ГАЗ уже начал потихоньку накаляться, – вам что конкретно интересно? На какую тему мне обратить внимание? С чего начнем?
Она резко сдернула очки, крикнула оператору «Стоп!», с трудом подавляя раздражение, начала втолковывать:
– Что мне там может быть интересно? Одна пьянка, думаю, да наркота… Чем там еще заниматься… Рассказывайте что хотите.
– Любезнейшая, – он глянул на визитку, – Виолетта, если вы заранее знаете, что ничего интересного на Ямале нет, зачем вы вообще ко мне приехали? Ваш куратор по-другому все объяснял в приглашении. Впрочем, неважно, расскажу про наркоту, если вам так захотелось. На севере тогда вообще не знали, что это такое, но мне повезло.
Арно полезла в сумочку за сигаретами, услышала довольно резкое «Здесь не курят!» и сразу захлопнула замочек. Она явно не ожидала такого непочтительного отношения старого пня к богеме. Тем не менее, слегка присмирела, камера заработала, и начался рассказ.
– В начале 70-х у меня образовались временные родственные связи в среде высшего московского общества.
– Что значит временные? – Прервала она.
– Это значит, что я был женат, но недолго. На дочке большого столичного чиновника. Давайте меня не перебивать. Пожалуйста!
Впервые подобие интереса мелькнуло в глазах строгой Виолетты. Дальше ГАЗ рассказывал без остановки.
В советской элите, в частности, у моих родственников, был такой, донельзя успешный дом: отец, дядя моей жены, – дипломат, мать – известная красавица, двое сыновей в умопомрачительных шмотках, с «Мальборо», лаун-теннисом и на папиной «Волге».
Лет через десять уже, после развода их мать нашла меня и со слезами умоляла спасти мальчиков от зависимости, забрав на любые работы в тундру. До нас наркоманы не доезжали, опыта общения с ними не было, но я хорошо знал историю своего друга Пети Мирошникова – охотника с острова Белый. В западной части острова еще с войны была расположена полярная метеостанция. Петя обосновался в семи километрах от неё, на северном берегу. Больше из разумных существ на острове никого не было.
Сестра упросила Петю забрать к себе своего сына в надежде на излечение от зависимости, при этом дала карт-бланш. Умрет – значит судьба такая, но выносить наркомана она больше не в состоянии.
– Извините, но мне надо уточнить, – прервала воспоминания Арно, – сестра чья, вашей жены?
– Нет, конечно. Охотник Петя, его сестра и племянник наркоман вообще никакого отношения к московской элите не имели. Я про них вам рассказываю в связи с наркотиками на севере. Вы же просили?
Она кивнула с некоторой безнадежностью, рассказ на камеру продолжился.
Надо сказать, что охотничье ремесло на дикой, безлюдной природе – занятие не для слабых мышцами и головой. У племянника было сочетание слабости во всем, кроме дикой жажды наркоты, и Петя с ним здорово намучился.
В первую же пургу в начале октября племянник сгинул. Быстро наметало огромные сугробы у любой неровности, пускать собак по следу было бесполезно. Когда через три дня стихло и даже к полудню показался край солнца, собаки быстро нашли беглеца в ста метрах от избушки. Он залез в яму между кочек, моментально сверху надуло с метр, и он оказался в снежном гроте, отвоевав себе некоторое пространство вокруг. Сама пурга была теплая, снег – очень хороший изолятор и держит внутреннюю температуру, в итоге племянник даже ничего себе не отморозил. Он не стал дергаться, бегать в панике куда глаза глядят, сообразил, что собаки его быстро найдут. В награду за сметливость его покинула ломка, он избавился от зависимости.
Но то Петя, а я тогда отказался лечить наркоманов. Рабочий коллектив вокруг, напряженный ритм, кто за ними присматривать будет… И потом, у меня не было индульгенции на какое-нибудь роковое несчастье с разбалованными мажорами…
ГАЗ замолчал, помолчала и Арно. Оператор намерился спросить, она кивнула, остановила запись и весомо произнесла:
– История неплохая, по крайней мере необычная с этой зимовкой наркомана в снежной яме… Но как её на сцену перенести? – Помолчала. – А вот про становление личности на севере, как человек меняется, мужает или наоборот опускается, что-нибудь такое можете вспомнить?
Следующий рассказ на камеру не перебивался.
На Севере важно иметь хорошую память и не повторять своих или чужих ошибок. Со мной как раз такой случай и произошел. Это было в конце 80-х, в Се-Яхе я командовал уже экспедицией, и очередной раз мы детализировали Тамбейскую группу, в частности, глубоко изучали Западно-Тамбейское месторождение.
Выехали мы на участок работ, строго на север, в декабре, в полную полярную ночь большой колонной тяжелых вездеходов. Впереди на лихом "газоне", за рычагами легкой и быстроходной танкетки главный механик Коля Кайгородов, на командирском месте я. Дорога до Тамбея простая, под берегом, лед в основном лежит на дне. Дальше от берега в Обской Губе после широкой трещины лед ходит вверх-вниз в зависимости от приливов, а у нас путь ровный и понятный. Ясно, мороз градусов сорок, но без ветра.
Долетели до фактории Тамбей часов за десять. Сабетты, где сейчас огромный завод по сжижению газа, тогда еще не было и даже не намечалось. Была фактория для снабжения ненцев, рядом пограничники жили, у них еще, помню, антенна локатора была упакована в огромный белый шар. У командира я чуток задержался, мы выпили с ним немного спирта из банки с надписью "Крысиный яд!"
Далее колонна должна была повернуть налево и следовать точно на запад. Я заявил, что знаю эти места как свои пять пальцев, и никому не надо беспокоиться. Нет ничего проще держать точно на запад при звездном небе с ярчайшими светилами. Километров через пятьдесят мы обязательно пересечем свежие сейсмические маршруты, ориентированные с севера на юг. Мимо не проедешь, там полно следов от тракторов на снегу.
