Ирина Григ
Воспоминания бывшей Бакинки, или Вариации на тему «1001 ночь»
Мама
Самолёт устало шел на посадку. Вот уже замерцали внизу огоньки большого неугомонного города. Мы втроём сидим в самолете и, с тревогой поглядывая в окно иллюминатора, думаем каждый о своем. За три часа перелета никто из нас не проронил ни слова. Мы с мужем иногда украдкой посматриваем на маму. Нам больно и страшно, мы не можем еще осознать и поверить, что всё это происходит с нами наяву.
Что все эти 3 часа мы находимся не у экрана, с напряжением и тревогой следя за действием жуткого американского боевика, а реально летим в самолёте, который уносит нас с мест, где сцены разворачивающихся событий ничуть не уступают сценам из подобных блокбастеров. Нам страшно и невыносимо больно. Но молодость и возможность вырваться, оставив весь этот кошмар позади, вселяет уверенность в завтрашнем дне.
Место, которое мы покидаем, я не любила никогда. Желание из него вырваться зародилось во мне давно и окончательно окрепло за годы моей учебы, вдали от него. Думаю, что и муж мой, несмотря на любимую работу, успех и комфортное существование на сцене театра, в котором он последние два года служил, покидал этот город без особого сожаления. Мы были молоды и неизвестность, маячившая вдали, нас не пугала.
* * *
Но что испытывает сейчас мама? Так хочется проникнуть в этот бездонный и потухший взгляд! Каково сейчас ей, моей дорогой и любимой? Её взгляд устремлён вперёд и кажется безмятежным со стороны, и только лёгкое подёргивание верхней губы выдает бурю эмоций, скрытых за этим внешним спокойствием. «Мама», – обращаюсь я к ней, – «всё будет хорошо». Она молча кивает головой, продолжая смотреть перед собой. «Больше никогда», – тихо произносит она. «Что ты сказала»? – пытаюсь я завести разговор. «О чём ты? Да, надеюсь, что этот кошмар остался позади». «Мы никогда больше не вернёмся туда» – устало повторяет она. Я молчу, мне её безумно жаль.
«Какое сегодня число?», – неожиданно мама поворачивает ко мне лицо. «25 декабря» – отвечаю я ей. «А где-то в Европе сейчас отмечают Рождество» – тихонько выдыхает она. Мне очень хочется сказать ей, что, возможно, очень скоро настанет тот день, когда и мы будем сидеть в красивом доме где-нибудь в Лондоне или Париже, возле светящейся разноцветными огнями ёлки, пить хорошее вино во Славу Господа нашего и вспоминать весь этот кошмар, как страшный сон. Так хочется обогреть, утешить, вселить в неё мою уверенность, что всё именно так и будет. Когда-нибудь…
«Мы выключаем освещение в салоне» – заученным серым тоном произносит стюардесса… Через несколько минут наш самолёт совершит посадку в аэропорту Шереметьево…». Я закрываю глаза. Эта фраза пульсирует в моей уставшей голове, заставляя всплывать в памяти самые далёкие воспоминания.
* * *
Я родилась в Баку. Согласно некоторым персидским источникам, перевод названия – «Город ветров» – вполне оправдывал эту версию. Знойное лето и пронзительные зимние ветры были, пожалуй, самой главной причиной моей нелюбви к этому городу. Многие считали его красивым. И до сих пор бывшие бакинцы, разбросанные по всем уголкам Земного шара, постоянно вспоминают Баку и с ностальгией рассказывают о нём, как о самом красивом городе мира. Возможно это преувеличение связано с их болью от потери места, где они родились и выросли, где прошли лучшие их годы, юность и детство. Место, которое в силу трагических событий 90-х им пришлось покинуть, и куда им никогда больше не придётся вернуться. Беззаботная, прекрасная пора для них навсегда осталась в этом прибрежном городе, который все они считали своей Родиной.
Мое же восприятие Родины никогда не была связано с местом, где когда-то, по замыслу нашего великого создателя, мне посчастливилось появиться на свет. Разумеется, в пору моей бесшабашной юности, размышления на тему принадлежности к той или иной конкретный местности и пожизненной связи с ней, как следствие моего в ней рождения, меня ещё не беспокоили. Мое понимание Родины придет значительно позже, когда эта «Родина», постепенно отталкивая меня от себя, повернётся ко мне всем своим нелицеприятным задом и вытеснит любовь к ней из моего сердца навсегда. И сегодня я, не колеблясь, могу с радостью утверждать, что Родина для человека это место, где ему хорошо и спокойно. Место, которое поглощает тебя целиком, заставляя скучать по нему, даже в самом красивом уголке нашей планеты.
По Баку же я не скучала никогда.
Напротив, мне всегда хотелось вырваться из этого неуютного и не ритмичного мне города. И по счастливой случайности, которую тогда, будучи слишком юной и наивной, я не могла по достоинству оценить, в 19 лет мне представилась такая возможность.
В тот год эта счастливая случайность казалась мне величайшей трагедией. Моя национальность помешала мне набрать достаточное количество баллов для поступления в Бакинский Институт Иностранных Языков. Как сегодня помню тот злополучный день, когда мама, взяв меня за руку, решительно направилась к ректору за разъяснением, почему это вдруг её талантливой дочке, прекрасно владеющей английским языком, не хватило полбалла для поступления в их учебное заведение. Ответ Ректора врезался в мою память навсегда и поставил жирную точку в этом неудачном романе между мной и чуждой мне "Родиной".
"Дорогая Наиля-ханум, мой вам совет – поменяйте ей фамилию на Вашу, и мы Вас будем поздравлять", – без обиняков нагло произнесла Ректор.
Годы спустя, когда я уже буду жить в милой моему сердцу Франции, мне придётся частенько встречать людей, которые с пеной у рта будут доказывать, как здорово всем жилось в интернациональной стране под названием Азербайджан, где людей никогда не интересовала национальность их соседей, друзей, знакомых, где доминировала общность «бакинцы», я с горечью буду вспоминать этот эпизод.
Погоревав немного, я полечу навстречу самой прекрасной поре в моей жизни, в замечательный русский город Воронеж, который примет меня с распростертыми объятиями и подарит мне пять лет незабываемой атмосферы студенчества, новых друзей и замечательных, бесконечно мудрых и высокопрофессиональных учителей.
Этот подарок судьба преподнесёт мне в мои 19.
И я всю свою жизнь буду благодарить тот самый день, когда моя фамилия не понравилась какому-то ущербному бакинскому националисту, и он, с радостью поставив мне на последнем экзамене четвёрку, вместо заслуженной пятерки, дал мне шанс не поступить в Бакинский Институт Иностранных Языков и, наконец-то, вырваться из Баку. «Если моя фамилия мешает мне чувствовать себя комфортно и счастливо в городе, где я родилась и выросла, так я лучше буду жить вдали от этой «Родины» и заслуженно считаться чужой среди местного населения. Но все произошло с точностью наоборот.
* * *
Небольшой, старинный и уютный русский город принял меня как родную. За пять лет моей жизни в Воронеже мне ни разу не дали понять, что я отношусь, к так называемому нацменьшинству, и мне здесь не рады. В чужом, незнакомом мне, городе я была как рыба в воде. Уже на вступительных экзаменах в один из ведущих Университетов Советского Союза я ощутила на себе мягкость и доброжелательность местных жителей к приезжающим учиться со всех стран мира. Помню, как радостно забилось мое сердце, когда после моего эмоционального ответа на экзамене по истории педагог с улыбкой произнес: «Я впервые слышу такое грамотное и красивое изложение от абитуриента из Закавказья».
А нас из Закавказья было немало.
В 80-х годах в Воронеж приезжали студенты из разных стран. Кого только не встречала я здесь за годы моей учебы! Американцы, французы, англичане, болгары, венгры, чехи, немцы, не говоря уж о многочисленной чернокожей братии со всех стран Африки. И все здесь чувствовали себя желанными и своими.
Здесь, в Воронеже я встречу такую же девушку из Закавказья, которая станет мне близкой подругой на всю жизнь. Здесь я найду близких и созвучных моей душе людей; моих любимых педагогов, связь с которыми я буду поддерживать еще долгие годы, даже когда уеду насовсем, далеко за пределы СССР.
* * *
Но это будет потом, а пока… мы летим в неизвестность.
Мы летим в столицу СССР, которому тоже в самое ближайшее время предстоит великое испытание: он рухнет, рассыпавшись на мелкие государства, к радости одних её граждан и к великому огорчению других.
Но наша семья уже будет далеко и не увидит трагических событий, которые приведут к распаду этой Великой Империи.
В Москве нас ждали друзья. Чудная семья Крейндлиных-добрейшие и великодушные люди. Они с волнением следили за всем, что происходило в Азербайджане и, не раздумывая, протянули нам руку помощи.
В их небольшой трехкомнатной, но очень уютной квартире на Кутузовском проспекте, проживали четверо человек, и нас встретили как членов семьи. Окружили теплом и вниманием, старались подбодрить и помочь, чем могли. И сегодня мы частенько вспоминаем неповторимые вечера на маленькой кухоньке, где собирались члены семьи и их многочисленные друзья. Даже, несмотря на тесноту, было уютно и весело. Думаю, мало найдется людей, которые могли бы, в ущерб себе, разделить крышу и кров с даже с роднёй. Наша благодарность этой семье бесконечна!
* * *
Мы с мужем в первый же день подали заявление в американское посольство, рассчитывая получить статус беженцев и уехать в США.
С трудоустройством в Москве вопрос решился быстро.
Учитывая заслуги мамы, ей сразу же предоставили возможность работать в балетном коллективе. И мы тоже, спустя несколько дней после приезда, оказались при деле в одной из первых американо-советских компаний «АСК».
Основная проблема была с жильем.
В те времена существовала система прописки, и мы, как и все приезжие, были обязаны каждые 30 дней отмечаться в милицейском участке, куда нас поставили на учёт как «гостей»! Нас, потерявших жилье, бежавших со своей Родины с тремя чемоданами, в Москве зарегистрировали как «гостей». Невероятный парадокс, возможный только в советской действительности.
Факт нашего пребывания в Москве как беженцев был очевидным. По всем понятным трагическим причинам, перспектива приобрести свое жильё была для нас, на тот момент, нереальной. Но в участке, вероятно, работали иные законы и иные люди. И однажды, когда мы с мужем опоздали (на день!) с регистрацией, нас «любезно» попросили заплатить штраф. Это была последняя капля в чаше общей несправедливости, которую нам пришлось пережить. Мой муж, русский по национальности, в своей собственной стране платит штраф, потому, что его, вместе с женой армянкой, выперли из удивительно «интернациональной» азербайджанской республики, где мы оставили прекрасные квартиры, всё нажитое имущество, и, спасая свою жизнь, бежали к его братьям по крови, рассчитывая на приют и помощь. И мой русский муж должен платить штраф за опоздание на день с регистрацией в статусе «гостя»!
Это была последняя капля, переполнившая наше терпение. «Если ты гость в собственной стране, и власти отказываются понимать ситуацию, когда с тобой случилась беда, так лучше быть гостем в стране чужой, где ты справедливо будешь считаться гостем» – негодовала я.
Мы были ужасно огорчены и подавлены. Мы любили свою работу, нам даже понравилось жить в этом огромном, жестком и безумном городе, но нас сознательно выталкивали и из него.
Решение уехать как можно быстрее и навсегда мы оба приняли мгновенно и без колебания. К тому времени мамы уже не было в стране.
В декабре 1990 мне удалось найти в Париже её первую любовь, и она улетела к нему, к нашей огромной радости.
История ее знакомства и любви с известным эстрадным певцом, приехавшим в СССР из Парижа в 60-е годы требует отдельной главы. Очень часто, когда мы рассказываем её людям, нам говорят, что это отличный сюжет для кино. Возможно, когда-то кто-то сможет воплотить эти события на экране, но пока я хочу рассказать о них на бумаге, но сделаю это чуть позже.
* * *
А пока… Родилась я в Баку… С родными мне очень повезло. Почти все члены моей семьи добились в жизни больших успехов, и их имена помогали мне открывать любые двери.
Дедушка
Мой дед был известный поэт и переводчик. Он писал замечательные стихи, знал несколько языков, переводил на армянский Пушкина, Лермонтова, Шевченко и, отлично владея фарси, переводил иранских поэтов на азербайджанский язык. Именно ему я обязана своей огромной любовью к литературе.
В его кабинете книжные полки хранили драгоценные тома великих писателей и поэтов, которые учили меня мечтать.
Сам дед, как и его сокровища, был для меня источником знаний, образцом мудрости и мужества.
Самвел Ованесович Григорян родился 22 апреля 1907 года в нынешнем Арцахе, в селе Шош Аскеранского района. Его отец, Ованес Балаевич Исраелян, был кузнецом, мама, Маргарит Агванян была домохозяйкой. В 1909 г. отец в поисках работы, перевозит семью в Баку. Деду было 7 лет когда началась Первая Мировая Война.
С первых дней войны его отец, единственный кормилец в семье, ушел на фронт. С этого дня голод и нужда становятся неразлучными спутниками семьи. Он вернётся живым с войны в 1917 году.
27 мая 1918 года партия «Мусават» объявляет прежние Бакинскую и Елизаветпольскую области азербайджанскими. Последующие трагические события в 1918–1920 годах в Баку, унесут жизни многих армян и не обойдут стороной семью моего деда.
Его мать и старшую сестру на глазах у детей убили ввалившиеся в дом агрессивные националисты. Дедушке и младшей сестре чудом удалось спастись. Позже его отец снова женился, но жизнь с мачехой напоминала кошмар.
Двенадцатилетний Самвел в 1919 году с большими трудностями перебрался на Родину, в Нагорный Карабах. Здесь он живёт со своим дедом, в семье любимого дяди – брата отца, Сеина. Ему нравится ходить в школу, читать книги, открывать для себя новый увлекательный мир знаний, но ему также приходится помогать в доме по хозяйству.
5-го июля 1921 г. новым решением Кавказского бюро РК(б)К Нагорный Карабах был оставлен в составе Азербайджанской ССР с предоставлением широкой областной автономии на маленькой ее части.
* * *
Родом из Арцаха, как и все его предки, мой дед в возрасте 20-ти лет возвращается уже в советский Баку с твердой уверенностью в своих силах и с огромным желанием преуспеть. В те годы Баку еще славился своим интернационализмом и благосклонно раскрывал объятия всем приезжающим в столицу, построенную армянами, независимо от их национальной принадлежности.
Уже в те годы юноша мечтал о стихах, хотя ещё не осмеливался их писать. Его кумирами были Ованес Ованисян, Егише Чаренц, Аветик Исаакян, и, конечно же, Ованес Туманян, которого он всю жизнь считал своим учителем.
Дед рассказывал, как получая первое удостоверение личности, офисный работник, не разобрав его настоящую фамилию, записал – Григорян, надменно произнеся: «Вы, армяне, все Григоряне» Так Самвел приобрел фамилию Григорян.
* * *
Мой дед, талантливый человек с яркой индивидуальностью, проживет долгую и красивую жизнь.
Армянин из Шуши станет Народным поэтом Азербайджана. Долгие годы будет руководить журналом «Литературный Азербайджан» на армянском языке, получит множество медалей и орденов: орден Октябрьской революции, Трудового Красного Замени, Дружбы Народов, «Знак Почёта», и с 1959 года почти до самой своей смерти в 1980 году будет депутатом и членом Президиума Верховного Совета Азербайджанской ССР. Думаю, что сегодня ни один армянин не смог бы пробиться и достичь тех высот, которые покорились когда-то, в Баку 40–60х годов, молодому парню из Арцаха. Впрочем, нынче уже нет ни того Баку, ни армян в нем. Как нет, я уверена, и могилы моего деда в «Аллее Почётного Захоронения», где его когда-то похоронили за большие заслуги перед Азербайджанской Республикой.
Самвел Григорян
Семья деда
Я с дедом
Бабушка Мария
Дедушка Самвел
Мой дед
Мой прадед Ованес Исраелян
Ненависть азербайджанцев распространялась не только на живых армян, но и на отошедших уже в мир иной. От армянского кладбища в городе не осталось и следа, что уж там говорить о могиле какого-то армянина, позволившего себе вольность-упокоиться среди выдающихся азербайджанцев. Таким образом, желание когда-нибудь вновь посетить этот неблагодарный город, чтобы положить цветы на могилы моих предков, навсегда исчезло из моего сердца вместе с их могилами.
Стирать с лица земли армянские могилы и исторические объекты давно вошло в традицию азербайджанского государства.
Они будут еще не раз прибегать к ней во многих городах Нагорного Карабаха. Варварский, примитивный способ доказывать принадлежность региона Азербайджану, уничтожая факты армянского присутствия в нем с древних времен, и придумывание себе новой истории станет национальным спортом в этой стране.
Маленькой я очень любила приходить в кабинет деда и слушать интересные истории из его детства и юности. Сын простого кузнеца, он получил прекрасное образование и обладал энциклопедическими знаниями. Он рассказывал о жизни великих поэтов, о древней истории его Родины и других стран, читал мне стихи. Я была любимой внучкой и очень этим гордилась. Подражая деду, я тоже придумывала разные истории, которые его очень забавляли. Позже он будет частенько со смехом вспоминать, как однажды, не желая дожидаться пока он проснется, сгорая от нетерпения, я проскользнула незаметно в его спальню, стала его трясти и требовать очередной рассказ. «Ирочка, радость моя, я умираю как хочу спать» – попытался вызвать у меня жалость дед. «Ну, расскажи пока не умер!» – требовательно произнесла любимая внучка. Он любил, когда я читала его стихи. Особенно те, что были посвящены мне.
«В твоих, я знаю, внучка, жилах
Кровь наших предков говорит.
Уже в твоих глазенках милых
Огонь моей души горит».
Его сын, мой отец, Ваче Григорян, унаследовав от деда литературный дар и, как многие его товарищи, укатил в скором времени покорять Москву. Окончив аспирантуру и получив степень кандидата философских наук, он возглавил редакцию литературы по эстетике в одном из крупнейших советских издательств – «Искусство», где вскоре был удостоен звания Заслуженного Работника Культуры Российской Федерации.
Я всегда восхищалась его эрудицией и умением красиво рассказывать. Помню, как он очень переживал, когда вышел на пенсию. Его огромный творческий потенциал требовал реализации, и однажды я предложила ему написать книгу. Что он вскоре и осуществил.
Его первый роман-детектив «Ходи осматриваясь» разойдется большим тиражом, и издательство АСТ сразу же закажет ему следующий роман, который, увы, ему так и не довелось завершить.
Красивый, умный, прекрасно образованный, мой отец ушёл из жизни за месяц до своего 70-летия, которое мы дружно собирались отпраздновать в Москве всей многочисленной роднёй, разбросанной по всему свету волею судьбы.
Мне жаль безумно, что нам редко выпадала возможность общаться, и так много вопросов к нему не дождались своих ответов.
* * *
Мои родители разошлись, когда мне было лет 8. К тому времени папа уже окончательно обосновался в Москве, а мама, закончив ГИТИС, вернулась в Азербайджан. Пока они оба учились, я жила в Баку, где меня опекали и баловали две бабушки и один дед.
Отец моей мамы и ее родной 18-летний брат погибли во время Великой Отечественной Войны.
На каждые каникулы я прилетала к родителям в Москву. Это был настоящий праздник! Меня водили по театрам, музеям, покупали красивые игрушки и вкусно кормили в столичных ресторанах. После развода мои отношения с отцом, по какой-то неведомой мне причине, постепенно сошли на нет, и только спустя много лет, уже из Парижа я сделаю первый шаг, наберу его номер телефона, и мы оба будем плакать от радости и сожалеть, что так много времени было упущено. К счастью, мы еще несколько лет сможем, хоть и редко, но общаться друг с другом во время моих кратких визитов в Россию и пару приездов его к нам, в Париж, пока смерть не разлучит нас. На этот раз навсегда.
Папа с Филиппом. Париж
С папой в Париже
От второго брака у отца родилась ещё одна дочь, Евгения, с которой нас и по сей день связывают нежные чувства и дружба. Я всегда опекала и любила её и очень рада, что у меня сегодня есть младшая сестрёнка.
Мы с сестрой Женей
Другим примером для подражания для меня была моя мама. Красивая, талантливая, добрая, щедрая, она вызывала у меня чувство восторга и гордости. И, конечно, огромной любви!
Почти все события ее жизни были яркими и необычными и могли стать поводом для отдельного рассказа с интригующим сюжетом. Начиная с самого рождения, и даже ещё до него.
Её родная мама умерла в возрасте 28 лет от роковой ошибки бездарных врачей, оставив сиротами троих детей. Самой младшей из них, моей маме, было всего несколько месяцев от роду. Муж бабушки был жестоким и неотёсанным мужиком, и ей приходилось смиряться с его грубостью и хамством. На руках были уже двое детей, пяти и восьми лет. Страх перед перспективой остаться с ними одной на улице в те времена, в мусульманской республике не допускал даже мысли о разводе.
Её родная сестра, Анна, была счастлива замужем за добрейшей души человеком из богатой и благородной азербайджанской семьи. Единственным поводом для огорчения было отсутствие у них детей. Анна, как могла, поддерживала сестру, в том числе и материально, и, когда она случайно узнала от подруги Сары, что та беременна и хочет сделать аборт, Анна и ее муж тотчас же заявили о своей готовности усыновить будущего малыша. Судьба оказалась жестока к молодой Саре, её жизнь оборвется, когда маме исполнится год, и сестра Анна со своим мужем удочерят её и будут воспитывать уже троих детей. Через четыре года начнется Великая Отечественная Война, и дедушка Назиров Мамед вместе с 18-летним братом мамы Эдиком, уйдут на фронт, и никто из них не вернётся назад.
Молодая вдова, потеряв горячо любимого мужа, посвятит всю оставшуюся жизнь моей маме, а потом и мне, отвергнув все предложения руки и сердца многочисленных поклонников.
Она будет любить и заботиться о своей дочери, посвятив ей всю себя беззаветно и преданно.
Позже эта любовь перейдет ко мне, и моя бабушка станет для меня самым родным и любимым человеком. К моему огромному огорчению, события 90-х годов в Азербайджане, когда всем армянам придётся бежать из этой страны, спасая свои жизни, лишат меня, как и многих моих братьев по крови, возможности преклонить колени перед могилами наших предков и прошептать этой удивительной, мужественной и великой женщине, моей дорогой бабушке Ане, слова бесконечной благодарности и любви.