Горос
10:34

Мы вышли на перрон.

– Как, а ты разве не едешь? – испуганно воскликнула Женя, увидев, что я не поднимаюсь следом за ней в вагон.

– Мне нужно остаться и кое-что сделать.

– А что, если этот маньяк не оставит меня в покое? – дрожащим голосом прошептала она, озираясь. – Что, если захочет довести дело до конца? Пожалуйста, Слава, не бросай меня!

«А ведь она права, – подумал я. – Ты уже оставил ее раз одну, и что из этого вышло? Да и, как она правильно заметила, по словам старика, секту маньяков надо искать именно в Погорске».

В вагоне мы присели на свободную полку. Женя прижалась ко мне, закрыв глаза. Ее трясло и, видимо, мутило. Я неловко приобнял девушку.

– Все в порядке, моя спасительница?

– Хуже некуда! – призналась она.

Да уж, втянул же я ее в приключение!

– Что-то мне нехорошо, – простонала Женя. – Мне нужно в туалет.

Встав, на непослушных ногах, она поспешила к туалету.

Я глянул в окно. Поселок остался позади. Огни больше не мелькали, теперь по ту сторону стекла тянулась черная полоса леса. Мне стало жутковато при мысли, что где-то здесь год назад меня гнала через чащу неведомая тварь. И радостно, что я покидаю этот мерзкий поселок.

Женя вернулась, села рядом молчаливая и бледная. Мы оба молчали. Эти события так утомили меня, что я сам не заметил, как задремал. Мне приснилось, что я снова бегу по лесу, а нечто темное, злое преследует меня, настигает, сбивает с ног. И вот кошмарная тварь сидит у меня на груди, сверкает глазищами, обнажает клыки. И вдруг я понимаю, что у этого чудовища лицо… журналистки Жени!.. Я едва не вскрикнул, проснувшись. Распахнув глаза, испуганно посмотрел по сторонам. И успокоился, увидев погруженный в полумрак вагон, услышав сопение и храп, доносящийся от накрытых простынками спящих на полках пассажиров. Это лишь сон! Жуткий, но все-таки сон! Глянув в окно, я увидел проносящиеся в свете фонарей знакомые здания. Погорск! Ну наконец-то!

«Где Женя?» – вдруг всполошился я, заметив, что журналистки рядом нет. Набрал на мобильнике ее номер – абонент недоступен. Только не это!

Расталкивая бредущих по проходу с чемоданами и сумками пассажиров, я поспешил в конец вагона. Дойдя до туалета, постучал в дверь:

– Женя, ты там? Все в порядке?

Тишина! Схватился за ручку, дверь открылась, за ней – никого!

Я в панике посмотрел по сторонам. Куда бежать? Что делать?

В этот момент распахнулась дверь тамбура, и я вздохнул с облегчением, увидев идущую мне навстречу журналистку.

– Как ты меня напугала! – прокричал я, едва не стиснув ее в объятиях.

– Все в порядке, мой рыцарь, – болезненно улыбнулась она. – Я была в тамбуре соседнего вагона: там окно разбито. Хотелось свежего воздуха. И побыть одной.

Впрочем, она еще неплохо держалась для девчонки, на которую совсем недавно напал маньяк.

– Извини, что втянул тебя в историю, – сказал я ей, когда мы вышли из поезда в Погорске. – Думаю, не стоит тебе больше заниматься этим. Справлюсь сам.

И у меня почему-то сдавило сердце при мысли, что я больше ее не увижу.

– Нет! – твердо заявила она. – Я же сказала, что не отступлюсь! Теперь-то уж точно не отступлюсь!

Женя глянула мне в глаза, и взгляд ее был, как прежде, решительным. От недавнего страха не осталось и следа.

«Вот это отвага!» – с восхищением подумал я.

– Тебе ночевать-то есть где? – спросил я. – Общага наверняка закрыта.

– Переночую у подруги.

– Я провожу.

– Не надо. Она рядом с вокзалом живет. Вон в том доме, – кивнула на пятиэтажку, темнеющую неподалеку. – Что ж, до встречи. Будет какая-то информация, звони. Я еще по своим каналам пробью. Может, чего узнаю.

Я кивнул.

И вдруг она подбежала ко мне и чмокнула меня в щеку. Это произошло так внезапно, что я даже не успел увернуться. Она же, лукаво сверкнув глазками, улыбнулась, помахала ручкой и быстро пошла через вокзальную площадь.

– Расскажу подружкам о наших приключениях – ни за что не поверят! – обернувшись, прокричала она.

Я не уходил, пока она не дошла до края площади и не исчезла во мраке, там, где обрывался свет фонарей: нужно было убедиться, что ей больше ничто не угрожает. И все то время, что я наблюдал за ее удаляющейся стройной фигуркой, чувствовал, как все еще горит на щеке поцелуй. Видел бы это отец Пейн, повелел бы лупить себя плетью, пока не упаду! «Но что я мог сделать? Увернуться от поцелуя? Глупо! – мысленно оправдывался я. – Да и что, собственно, такого? Чисто дружеский жест. Девчонки часто так делают…»

И я отправился домой, счастливый, сам не зная отчего.

Впрочем, пока шел до дома, настроение мое сменилось на полностью противоположное. «Господи, что я творю? Грех не всегда бывает физический: согрешить можно и в мыслях! Более того, даже страшнее в мыслях! Мысли – отражение души!» Войдя в квартиру, я сорвал со стены многохвостную черную плеть. Какое-то время смотрел на нее, вертя в руках. Потом швырнул плетку в угол. Не раздеваясь, прямо в вонючих обожженных шмотках упал на кровать и отвернулся к стене. Время было уже часа три ночи, но заснуть не получалось. Я долго лежал, отгоняя навязчивый образ, который так и лез в голову. Вот дьяволица!

Вскочив с кровати, я все-таки схватил плеть и, сбросив плащ с рубашкой, лупил себя по спине до тех пор, пока за стенкой не постучали.

– Может, хватит, а? – рявкнул сонный бас соседа. – Ща ментов вызову!

Я отбросил плетку, снова лег на кровать и, ощущая приятное жжение на спине, с улыбкой заснул. Словно ангел с обрезанными крыльями…

День третий

Явившись с утра на работу, сразу же встретил в коридоре нашего нового дизайнера. Под правым глазом кровоподтек, на скуле ссадина. Однако попугайский прикид он так и не сменил: все те же цветастые шмотки и блестящие побрякушки. Ничему людей жизнь не учит!

– Ого! Кто это тебя так? – удивляюсь я, протягивая ему руку.

Дизайнер какое-то время смотрит на меня, и возникает ощущение, что он знает, кто именно его так разукрасил. Ну знает, и что дальше? С трудом подавляю в себе желание нахально посмотреть в ответ. Но нет – надо соблюдать конспирацию! Я ведь оборотень: днем – офисный планктон, ночью – лютый зверь. Вот если встречу его во мраке… Сейчас же надеваю на лицо маску сочувствия.

– Так, идеологические разногласия. – Попугай с добродушной улыбкой пожимает мне руку и идет дальше по коридору. Я направляюсь в свой кабинет, а из головы все не выходит эта мерзкая фраза: «идеологические разногласия». Старик Гулов сказал то же самое! Как сговорились! Достали все со своими идеологиями. По мне, так все просто: есть правда, а есть неправда. Правда – у нас. Все, третьего не дано!

Во время работы я поймал себя на том, что постоянно поглядываю на телефон. Если выходил из кабинета и оставлял его на столе, вернувшись, тут же хватал и смотрел, нет ли пропущенных вызовов. Решил постоянно держать телефон в кармане. Несколько раз мне казалось, что он вибрирует, поспешно вытаскивал – ничего! «Это и понятно, – оправдывался я. – Ведь жду новостей». Наконец, не выдержал, набрал номер журналистки Жени.

– Алло!

У меня словно тепло разлилось по телу, едва я услышал знакомый голос.

– Добрый день! Как ты?

– Ну, если откинуть то, что из меня вчера какой-то маньяк едва не сделал девушку гриль, то нормально. Ты как? Новости есть?

– Пока нет.

– Ну, если будут, звони. Я и сама стараюсь чего-нибудь нарыть.

Бросив телефон на стол, я долго сидел, откинувшись на спинку кресла. И тут же поймал себя на мысли, что мне плевать на новости. Именно этого я ждал все это время – услышать ее голос!

Вот же мерзость! Взгляд скользнул по стенам офиса, словно я надеялся обнаружить там плеть. Не придумав ничего лучше, как наказать себя за скверные мысли, я принялся тереться изодранной спиной о спинку кресла. Едва поджившие шрамы зудели, и от трения становилось скорее приятно, нежели больно. Тогда я схватил канцелярский нож и, выдвинув тонкое лезвие, стал вдавливать его в ладонь. Сильнее, еще сильнее… Выступила кровь, заструилась по запястью, закапала на блестящую поверхность стола.

– Слава, что ты делаешь?

Я отбросил нож.

Смотрю на коллегу Катю. Девица глядит на меня с деланным испугом, но в глазах ее читается скорее восхищение. Как же многие из них любят наблюдать за тем, как мужики причиняют кому-то боль. Пусть даже самому себе.

– Так, задумался, – ответил я.

– Не болит? – Катя протягивает руку, ласково проводит пальцем у ранки, словно может исцелить этим. С трудом борюсь с желанием отдернуть руку. Быть обычным мужчиной – часть дневного маскарада. Надо делать вид, что мне приятен флирт симпатичной девушки. Расслабляю руку, улыбаюсь Кате в ответ.

И вдруг ловлю себя на мысли, что это вовсе не маскарад! Мне действительно нравится! Ее ноготок скользит по моей коже и на самом деле исцеляет: боль уходит, а вместо нее возникает нечто иное. Боковым зрением замечаю расстегнутые верхние пуговки на Катиной белоснежной офисной блузке; висящий на шее золотой крестик качается над бездной грудей, словно гипнотический маятник. В голове вдруг возникает картина: я хватаю девушку, валю на стол, обрываю пуговицы и освобождаю грудь от ткани, задираю черную юбку… А в следующий миг мысленный образ Кати, дрожащей от возбуждения в моих объятиях, заменяется другим… Женя!

– Ладно, работу работать надо. – Поспешно откатываюсь в кресле подальше от стола и от коллеги.

Катя кивает и отворачивается к своему монитору. Она улыбается, и у меня возникает впечатление, словно она прочла мои мысли, ощутила звериную страсть, которая захлестнула меня, когда ее ноготок скользил по моей коже. При этом у меня такое чувство, будто мы действительно потрахались. Знаю, она была бы только рада: она давно меня хочет. Я же смотрю на канцелярский нож и едва сдерживаюсь, чтобы не полоснуть себя по запястью. Господи, что я творю?..

Скверное настроение не отпускало меня до вечера. Против такого состояния отличное лекарство – надавать кому-нибудь по харе. А еще лучше – сгонять на рейд и что-нибудь разгромить. Но, увы, не судьба. Отец Пейн запрещает частые рейды. Если мы привлечем к себе излишнее внимание, это не смогут покрывать даже верные нам люди из милиции и администрации.

Я подумывал уже снова прокатиться к памятнику герою Гражданской войны Краснову. Там наверняка тусуются неформалы, есть на ком оторваться. Да и Попугаю следует преподать еще один урок, раз он не понял с первого раза… Однако туда ехать не пришлось, ведь, когда я пришел после работы в храм, меня ждала прекрасная новость.

Там, как всегда, проходила вечерняя служба. Зал бывшего кинотеатра «Октябрь» оказался переполнен народом. Я даже навскидку не смог бы сказать, сколько здесь собралось людей. Наверное, больше тысячи. А ведь это обычная вечерняя служба! Что же будет в воскресенье, во время праздника? Я припомнил, что, когда девять лет назад только пришел в Орден, на службы от силы собирались пара десятков человек. И вот нас тысячи! И, если верить магистру, это только начало.

Я, по обыкновению, стал у дверей возле стены у иконы с изображением пронзенного стрелами святого Себастьяна, принявшего мучительную смерть от рук язычников. Отец Пейн, читавший с кафедры проповедь, заметил меня и, едва закончил, сразу же направился ко мне. Прихожане почтенно расступались, склонив головы, образуя живой коридор. Многие протягивали руки, с благоговением прикасались к черному одеянию магистра, некоторые старались поцеловать ему руку, и отец Пейн великодушно позволял это. Приблизившись, он взял меня под локоть и вывел из зала.

– Тебя что-то тревожит, мой мальчик? – Он внимательно взглянул мне в глаза.

Меня всегда поражала проницательность магистра, он словно видел людей насквозь.

Я коротко пересказал ему события прошлой ночи. Как я вышел на информатора, как он удрал от меня (стыдливо умолчав лишь, каким образом ему удалось сбежать), с гордостью поведал, как мы с журналисткой снова вышли на след, добрались до Красновки. Когда я рассказал о том, как меня встретил старик Гулов, отец Пейн насторожился и попросил поподробнее пересказать наш разговор.

– Неужели он и правда стал отступником? – спросил я.

– Мы с ним повздорили после известных тебе прошлогодних событий, – задумчиво ответил отец Пейн. – Старик немножко вспылил… Впрочем, не бери в голову. Из Братства Света нельзя уйти просто так. Вступив в Орден, ты остаешься верен ему до самой смерти. Так что все образуется.

Закончил я рассказом о том, как мы угодили в ловушку.

– Это было непростительно для воина Света, и я заслуживаю сурового наказания. – Я покорно склонил голову.

– Да, ты потерял бдительность, но лишь потому, что недооценил врага, – ласково ответил магистр. – Уверен, такого больше не повторится.

– Зато теперь я знаю наверняка: маньяки-поджигатели действительно существуют!

– Что ж, раз еретики пытаются противостоять тебе – значит, ты на верном пути, – кивнул отец Пейн. – А журналистка? Что можешь сказать о ней?

– Женя? Студентка. Просто удивительная девчонка. Очень смелая, решительная, умная…

Я запнулся, перехватив внимательный взгляд магистра. Мне стало не по себе. Словно с моих губ сорвалось что-то постыдное.

– Она тебе нравится? – строго спросил отец Пейн.

– Если вы о том, что… Нет! Я преданный воин Света! Я и мысли не допустил бы!.. – с волнением вскричал я.

Магистр продолжал сканировать меня полными недоверия глазами.

– Но она мне действительно нравится, – признался я. – Как человек. Преданная своему делу, готовая идти до конца. Такая стала бы отличным членом Братства… Если, конечно, поработать над ее отношением к вере.

– Ну, я рад, что Господь посылает нам в помощники таких замечательных людей. – Отец Пейн одобрительно кивнул, взгляд его смягчился. – Кстати, познакомь меня с ней. Быть может, ты прав и она действительно будет полезна нашему Ордену.

– Обязательно. Уверен, Женя вам понравится.

– Не сомневаюсь… Что ж, отличные новости! Однако сейчас у меня для тебя есть другое не менее важное задание. Помнишь буддистскую общину?

– Которая собиралась строить в Погорске храм?

– Именно. Так вот: похоже, они не отказались от своего намерения.

Конечно же, я помнил буддистов, хотя сам и не участвовал в усмирении этих еретиков. С ними разбирались иными методами. Буддистов наше Братство Света прижало полгода назад. До этого мы даже не знали о том, что у нас в городе есть такая община. Они тихо собирались на какой-то квартирке и не высовывались. А потом какому-то их активисту пришла в голову идея воздвигнуть в Погорске буддистский храм. К тому времени, когда мы узнали об этом, они уже успели найди место под застройку, стали активно собирать пожертвования и даже завезли кое-какие стройматериалы. Как будто не знали о том, что в течение двух лет от подобных бредовых идей, строить в Погорске еретические храмы, уже отказались иудейская и мусульманская общины. Можно ведь было догадаться, что это случилось не просто так…

В тот раз нам даже на рейд ездить не пришлось. На самом деле далеко не со всеми еретиками разбираемся мы, бойцы. Наоборот, большинство проблем устраняется иными путями: официальными, полуофициальными, неофициальными. Наша четверка воинов лишь одно из звеньев мощной и прочной цепи – острие праведного меча. Мы, так сказать, штурмовой отряд – один из самых радикальных аргументов. Чаще всего же с еретиками справляются без нас. За годы существования Братства Света отец Пейн обзавелся связями во всех известных кругах, от администраций и правоохранительных органов до криминальных авторитетов. Многие представители этих организаций – прихожане нашего Братства. Я сам видел однажды во время праздника, что на проповеди рядом стояли губернатор, начальник милиции и один из крупнейших погорских воров в законе. Потому, если возникало подозрение в ереси, отец Пейн первым делом обращался к нашим влиятельным сторонникам. Иудеям и мусульманам попросту перекрыли кислород местные власти: бумажная волокита, разрешения пожарных и медиков, отлов нелегальных мигрантов на стройке и прочее и прочее… А уже с отдельными особенно настырными личностями пришлось разобраться мне и моим бойцам. И вот теперь появились буддисты.

– До меня дошла информация, что эти еретики снова взялись за строительство, – продолжал отец Пейн. – Официально власти запретили им строить. Но либо они нашли какую-то лазейку в законодательстве, либо занялись самоуправством. Так или иначе, им нужно пояснить, насколько они неправы.

Я удивленно глянул на него:

– Вы же говорили, что мы не должны устраивать крупные боевые вылазки чаще, чем пару раз в месяц. Чтобы не привлекать внимание общественности.

– О, за это не беспокойся, – ответил магистр. – Так было раньше. Но времена меняются, как и общественное мнение. У нас в городе уже так много если не прихожан, так сочувствующих, что скоро наступит момент, когда мы сможем открыто карать еретиков в любое время дня и ночи. При этом общество и закон будут не только не против, а еще и сами станут просить нас разобраться с подонками. Так как, справишься?

Я кровожадно улыбнулся. Еще бы!

Уриэль, Гавриэль и Рафаэль были в нашей подвальной коморке. Первый лупил кулаками боксерскую грушу, второй, лежа на лавке, кряхтел под штангой. Только Рафаэль сидел в уголке, глядя в потолок пустым взглядом, погруженный в свои мысли.

– Есть дело! – с ходу объявил я, доставая из шкафа боевую одежду и черную маску. – У нас рейд!

– Круто! – воскликнул Гавриэль, положив штангу. – Когда выдвигаемся?

– А разве отец Пейн не говорил, чтобы мы часто не высовывались? – удивился Рафаэль. – У нас ведь только на этой неделе было уже два!

– Вчера был не рейд, – отмахнулся я. – Так – небольшой мордобой и наставление заблудших овец. Ну так что, вы идете или мне одному?

– Конечно, идем! Наваляем подонкам! – Уриэль с наслаждением провел серию ударов по груше. – Так и хочется кому-нибудь всечь!

– Я думал, мы занимаемся этим ради избавления мира от ереси, а не для получения удовольствия, – хмуро заметил Рафаэль. При этом слова его были явно обращены ко мне: он смотрел мне в глаза. Видимо, в них он прочел то же желание, что и у остальных. У меня действительно в тот момент было такое чувство, что, если в ближайшие полчаса не найду кому разбить харю – лучше не стойте рядом!

– Одно другому не мешает, – ответил Гавриэль, надев черную водолазку, а поверх нее – большой серебряный крест.

– Еще как мешает! – Рафаэль метнул в него холодный взгляд. – Уверяю, когда Спаситель произносил: «Не мир пришел Я принести, но меч!», он вовсе не испытывал желания причинять кому-то боль. Так и наши рейды – инструмент воздействия, а не средство для самоудовлетворения.

Он снова уставился на меня и не отводил глаз, словно ждал ответа. Мне стало не по себе. Я вдруг вспомнил недавние разговоры с журналисткой Женей и стариком Гуловым. Как же достали меня эти «идеологические разногласия»…

– Ладно, хватит трепаться! – отрезал я. – Время не ждет!

Гавриэль и Уриэль вышли из каморки. Я надел бомбер и тоже направился к двери. На пороге обернулся. Рафаэль помедлил, но все же пошел следом.

– У тебя что-то случилось? – спросил он.

– Не понимаю, о чем ты.

– Просто ты нервный какой-то. Не такой, как обычно. Если б я тебя не знал, решил бы, что у тебя… хм… что-то вроде неудачной любви.

– Но ты-то меня знаешь. Для меня обет – не пустой звук. Так что не говори глупостей!

Я пошел, но он удержал меня за руку.

– Погоди, Михаэль. Я хотел с тобой серьезно поговорить. Это очень важно.

– Времени нет, поговорим после рейда. И… – Я окинул его взглядом: светлый свитер и синие джинсы. – Что это за прикид? Хоть бомбер накинь!

Рафаэль замялся. Все-таки снял свитер, достал из шкафчика черную куртку, надел, застегнул молнию. Я одобрительно кинул и вышел из каморки.

Погорск лишь в центре похож на город. Но стоит отъехать подальше в любом направлении, как многоэтажки исчезают – и на многие километры тянется гигантская деревня из крошечных частных домиков. В одном из переулков этой деревни буддисты и решили возвести себе храм.

Микроавтобус подкатил к месту строительства, едва стемнело. Где именно обосновались еретики, было видно издали: над крышами домов возвышались белокаменные стены сооружения, которому нашими стараниями так и не суждено будет достроиться. И когда только успели столько сделать? Впрочем, не удивительно, ведь они работали днем и ночью. Даже сейчас стройплощадка была освещена фонарями и на ней суетились люди. Это нарушило наши планы. Мы-то полагали, что ночью тут будет только сторож. Придем, впишем ему пару раз по харе, чего-нибудь поломаем, разобьем несколько фонарей и оставим на стене послание: мол, будете продолжать строительство – мало не покажется. Тут же трудились по меньшей мере с десяток мужчин. Меня, впрочем, такой расклад устраивал больше: прямо не терпелось расквасить пару-тройку носов.

– Что, как обычно, ворвемся внезапно? – спросил Гавриэль. – Застанем врасплох?

– Нет, – сказал я, – пойдем открыто.

– Их же в два раза больше! – заметил Уриэль.

Я ничего не ответил. Хрустнул костяшками пальцев и, распахнув дверцу автобуса, спрыгнул на землю.

Когда мы приблизились, царившая на стройке суета вдруг разом прекратилась: все замерли, словно кто-то нажал «стоп-кадр». На нас смотрели десятки удивленных глаз, и в них читались недоверие и страх. Видимо, выглядели мы зловеще: четыре черные фигуры без лиц. Наконец нам навстречу выдвинулся один. Я узнал руководителя их богомерзкой общины – магистр показывал его фото. Правда, на снимке тот выглядел повыше. Это был коренастый такой мужичонка с бородкой, стриженной подковой. Джинсы, рубашка в крупную клетку. Уверен: когда не занимается своими еретическими делами – работает научным сотрудником в каком-нибудь НИИ, небось даже профессор.

– Вы что-то хотели? – дружелюбно начал он.

– Да, – дерзко ответил я, – чтобы вы исчезли отсюда и больше тут не появлялись.

– Не вижу причин. – Голос его похолодел. – У нас все официально. Все документы в норме…

– …потому что, если вы не уйдете сами, – продолжал я, не обращая внимания на его лепет, – мы вам поможем!

– Да ну! – Он выпрямился, сложил руки на груди. – А вы попробуйте!

Остальные строители после этих слов тут же похватали все, что попалось под руку: кирпичи, монтировки, палки. Обступили нас полукругом. А я-то думал, что все буддисты – пацифисты. Но эти, похоже, свои миролюбивые убеждения готовы отстаивать с оружием в руках.

– Говорил же, надо было ворваться внезапно, – шепнул Гавриэль.

Я какое-то время молча смотрел в глаза воинственному «профессору».

– Что ж, коли так… – вздохнул я и сделал вид, будто поворачиваюсь, чтобы уйти. Успел даже заметить на миг мелькнувший в глазах буддиста триумф. Потом я резко развернулся, вынимая из кобуры на поясе травматический пистолет, и выстрелил ему в грудь. «Профессор» охнул, согнулся, а я тут же обрушил ему на голову кулак с кастетом и добил тяжелым ботинком.

Ну а дальше началось откровенное избиение. Мои парни тоже достали травматы. Пару-тройку самых крупных мужиков мы свалили сразу; остальные дрогнули, и мы стали их теснить. Потом наши ангелы-мстители просто ходили по стройке, расстреливая из пневматики всех, кто попадался на пути, а затем добивая кулаками и ногами. Дело свое они знали: никто не убежал. Некоторые буддисты, даже оказавшись на земле, пытались подняться, хватаясь за свои жалкие палки. Лучше б не вставали!..

– Все, все! Они поняли! – раздался женский визг. – Хватит!

Из мрака выбежала какая-то барышня и упала на колени рядом с «профессором», словно пытаясь защитить его своим тощим тельцем.

– Надеюсь, что так, – сказал я, вытирая окровавленный кастет об одежду. – А то мы не ленивые. Придем снова.

Я махнул своим парням: пошли!

И тут мои уши уловили какой-то шорох. Обернувшись, я увидел в глубине недостроенного храма тусклый фонарь и одинокую фигуру. Это был парень, довольно щуплый на вид. Он брал из огромной кучи кирпичи и, похоже, делал кладку. Он будто и не заметил произошедшей потасовки и того, что все его приятели корчатся на земле. Я снова напялил на правую руку кастет, в левую взял травматический пистолет, пошел к нему. Каково же было мое удивление, когда, приблизившись, я узнал нашего дизайнера Попугая!

Я стал в метре от него. Молча – ведь он мог узнать мой голос. Попугай продолжал монотонно двигаться: от стены к кирпичной куче, от кучи к стене.

– О, глядите, кто тут у нас! – воскликнул подошедший Гавриэль.

Он сжал кулаки, но я поднял руку: погоди. Попугай продолжал свое дело, не обращая на нас внимания. Взял очередной кирпич, понес к стене, мастерком положил цемент, приладил кирпич, пошел за следующим. Словно нас тут нет вовсе. Что ж, придется дать о себе знать!

Я убрал пистолет в кобуру, кастет – в карман. Когда Попугай взял очередной кирпич, я сделал шаг и саданул ему кулаком в солнечное сплетение. Так, не сильно, скорее ради урока. Этого хватило. Попугай упал на колени, зашлепал губами, хватая ртом воздух. Я решил, что этого ему достаточно: он ведь только вчера огреб от нас по полной. Я повернулся, чтобы уйти… И вдруг увидел, что Попугай с трудом поднялся и снова побрел к куче. Он, что, издевается? Когда дизайнер проходил мимо меня, я пнул носком ботинка ему в голень. Попугай снова упал, но опять встал, поднял кирпич и, хромая, понес к стене.

– Давай я всеку! – сказал Гавриэль. – Времени нет!

Я покачал головой: мол, оставь, я сам. Понятно, Попугай делает это мне назло. Хочешь поиграть? Давай поиграем! Я смял в кулак куртку у дизайнера на груди и несколько раз долбанул его о стену. Несильно. Я хотел, чтобы он прекратил свое занятие не потому, что упал от побоев. Тут важно сломить его дух! Отпустил руку, Попугай сполз вдоль стены. Посидел, тряхнул головой. Раздирая пальцы о кирпичи, кое-как поднялся, добрел до кучи, едва не упал на нее.

– Пойдем, Михаэль! – дернул меня за рукав Гавриэль. – Добей его и пойдем! Вот-вот менты приедут. Наверняка кто-то уже вызвал.

Я не шелохнулся. Когда Попугай все-таки взял очередной кирпич, я двинул ботинком по его пальцам. Кирпич выпал, Попугай согнулся, прижав к груди ладонь, на которой отпечатался след армейского ботинка. Он попытался снова взять кирпич, но рука задрожала – выронил. Тогда он протянул левую руку. Вот же настырный гад! Едва его ладонь легла на кучу, я наступил на нее, придавив к кирпичам. Ну давай же, брось! Он поднял на меня глаза. Я ожидал увидеть там слезы, но там была лишь настырная мука. И я вдруг понял: нет, он не бросит! Будет терять сознание, выть от боли, но не отступится, не отречется. Таких не исправить! Таким лишь прямой путь на праведный костер, а оттуда – в Ад! И при виде этого взгляда внутри у меня вскипела ярость. Я левой рукой схватил его за косички-дреды, а правой ударил в лицо, еще и еще…

– Прекрати! – Кто-то сзади перехватил мой занесенный для очередного удара кулак.

– Рафаэль, уйди! – прорычал я, увидев в прорезях маски-балаклавы его испуганные глаза. – Уйди, я сказал! А то ща и тебе втащу!

– Ты что творишь? – Рафаэль схватил меня под локти, завернул руки за спину.

– Ты защищаешь эту мразь? – Не в силах ударить рукой, я дважды саданул в Попугая коленом. – Это же тварь! Таких не исправить! Мерзкие еретики!..

– Да уйди же ты! – в отчаянии закричал Рафаэль Попугаю. – Он же тебя убьет!

Тот, может, и рад был бы уйти, да только уже не мог. Он лежал у кучи кирпичей, в беспамятстве размазывая кровь по лицу. Рафаэль оттащил меня в сторону. Я рванулся, еще и еще. Наконец мне удалось высвободить правую руку. Я резко развернулся.

– Ну давай! – вскричал Рафаэль. – Чего ждешь?

Я замер: цифры «1034» смотрели в его лицо! В лицо моего лучшего друга!

Я опустил руку, разжал дрожащий от напряжения кулак.

– Посмотри на себя, – кричал Рафаэль. – Нет, на нас всех! В кого мы превратились? Это, по-твоему, борьба со злом? По мне, так это и есть зло!

– Заткнись!

– Наслаждаемся чужой болью, словно маньяки! Врываемся по ночам, как бандиты, пряча лица! – При этих словах Рафаэль сорвал с лица маску и швырнул себе под ноги: – Противно!

– Надень немедленно! – Я в страхе посмотрел по сторонам. Никто не видит?

– А если не надену, то что?

И в следующий миг он отшатнулся, держась за лицо.

– Да-да, вот наша истинная сущность, – Рафаэль улыбнулся разбитыми губами. – Точнее, теперь уже ваша сущность. Не моя! Потому, что мне с вами больше не по пути!

И, повернувшись, он пошел прочь.

– Рафаэль, стой! Стой, я сказал!

Он обернулся:

– Меня зовут Толик! Слышишь? Я – Толик! А еще у меня есть фамилия – Шувалов! Прощай, Братство Тьмы!

И он растворился в ночи.

Вдали раздавался вой сирены.

– Михаэль, надо ехать! – Гавриэль потянул меня за рукав. – Скорее!

И мы, перепрыгивая через стонущие, корчащиеся на земле тела еретиков, побежали к автобусу. Когда отъезжали от стройки, я увидел в окошко, как Попугай поднялся и взял в руки кирпич…

Обратно ехали молча. Впрочем, я понимал, что все думали об одном и том же. «Как, как он посмел?» – недоумевал я. Такого поступка я мог ожидать от кого угодно, но только не от Рафаэля. Ведь он из всех нас был самым набожным, самым преданным, самым начитанным и самым идейным. Почему? Хотя больше меня пугал не этот вопрос. Как к этому отнесется магистр?

В зеркале водителя я увидел настороженные глаза сидящего за рулем отца Годфри.

– Почему вас трое? – спросил тот, осмотрев салон. – Где Рафаэль?

– Он не с нами, – нехотя ответил я. – Доберется своим ходом.

– Пострадал или другое?

– Другое.

Отец Годфри перестал сверлить нас глазами и снова смотрел на дорогу. К чему лишние вопросы, если все равно решающее слово будет за магистром?

Я поймал на себе и растерянный взгляд Уриэля.

– Он одумается! – хмуро сказал я.

– Ага. – Уриэль отвернулся.

Я же снова задумался над тем, что скажу отцу Пейну. Как смогу ему все это объяснить?

В кармане завибрировал телефон. На экране высветилось: «Гулов». Почему именно сейчас?!

– Михаэль, у меня получилось, – раздался в трубке восторженный старческий голос. – Я нашел твоего информатора. Это оказалось не сложно. Сегодня сходил на почту и поинтересовался у знакомой, есть ли в Красновке кто-нибудь с данными У. М. Боренко. Нашелся всего один. Парень, как раз подходит под ваше описание. Он по адресу не живет, но через родственников мне удалось передать ему послание. И я убедил его с вами встретиться, поговорить. Сегодня ночью. Записывай адрес!

Убрав телефон, я какое-то время с сомнением вертел в руке мятую бумажку с адресом. Несомненно, надо туда ехать. Такую возможность упускать нельзя. Тем более есть риск, что раньше нас его найдет кое-кто другой…

Я было засомневался, стоит ли говорить об этом Жене. Или лучше съездить в Красновку самому? Время как-никак – начало двенадцатого ночи. Все же решил набрать. «Позвоню, иначе она обидится, – придумал я для себя оправдание. – А вовсе не потому, что это возможность снова ее увидеть!» И, едва услышал в трубке «Алло», ощутил, как по телу словно прокатилась теплая волна.