Гомер
Одиссея. Новый стихотворный перевод Аркадия Казанского

Сильно всем им вдову захотелось на ложе лобзать.

С речью тут Телемах рассудительный вышел в итоге:

«Женихи моей мамы, надменные, гордый народ!

Будем мы пировать, наслаждаться. Шуметь вам в чертоге

Так приятно, и сладко внимать песням звучным весь год, {370}

Мужа лучшего этого, – пением равного богу!

Завтра утром сойдёмся на площадь, откроем мы сход,

Там открыто, пред целым народом скажу, чтобы строго

Дом очистили вы. А с пирами устройтесь в другом, —

Проедайте на них свои средства, порог за порогом. {375}

Коль находите вы, что для вас всех приятней Содом, —

Одного человека богатство губить безвозмездно, —

Жрите! Я обращусь за поддержкой к богам, в вечный дом.

Может, даст совершиться сам Зевс тому делу возмездья, —

Все погибнете здесь же, и пени за это не дам!» – {380}

Так сказал. Женихи, закусив губы в злобе совместной,

Удивлялись вокруг Телемаха столь смелым словам.

Тут к нему Антиной Евпейтид обратился, коварный:

«Телемах, тебя боги ли так обучают, всем нам

Беззастенчиво хвастать, и так разговаривать яро? {385}

Избавляй нас Кронид, чтоб в Итаке, в объятии волн,

Базилевсом ты стал, по рождению, право, недаром!»

Возражая ему, Телемах, рассуждения полн:

«На меня не сердись, Антиной, но скажу тебе вот что, —

Если б это мне Дий даровал, я бы принял сей стол. {390}

Иль, по-твоему, нет ничего уже хуже, быть прочно

Базилевсом? Совсем ведь неплохо; скопляются вмиг

В доме царском богатства, и сам он в чести, это точно.

Но среди базилевсов ахейцев, чей край невелик,

Здесь, в Итаке есть много, младых или старых, которым {395}

Власть придёт, если равный богам Одиссей спрятал лик.

У себя же один остаюсь я хозяином дома,

И рабов, приведённых ко мне Одиссеем царём!»

Начал так говорить Евримах Полибид очень скромно:

«Телемах, это в лоне богов всемогущих найдём, {400}

Базилевсом в Итаке окажется кто из ахейцев.

Всё, что здесь, то твое, и в дому сам хозяин своём.

И пока обитаема будет Итака, уймётся

Каждый, кто бы дерзнул на именье твоё посягнуть.

Но, желал бы узнать, мой милейший, о нынешнем госте, – {405}

Кто тот гость и откуда? Отечество где, что он тут

Славит? Рода и племени, чей он? И где он родился?

О возврате отца твоего к тебе с вестью шагнул,

Иль по собственной воле приехав сюда, к нам случился?

Враз исчезнув, не ждал он, чтоб здесь познакомиться с кем. {410}

На незнатного он человека лицом не годился».

Отвечая ему, Телемах рассудил так, затем:

«В возвращенье отца, Евримах, я уже и не верю,

Ни вестям уж не верю, приходят, не знаю, зачем;

Прорицаньям внимать не желаю, к которым в доверье, {415}

В дом гадателей разных безумно зовёт моя мать.

Путник этот мне гость по отцу, он из Тафоса, верно,

Мент, себя Анхиала разумного сыном стал звать;

Гордый, сам же владыка тафосцев он, вёсла хранящих», —

Телемах молвил, чтоб встречу с богом бессмертным скрывать. {420}

Те ж, занявшись опять усладительным пеньем и пляской,

Ими тешились, ждали, пока уже вечер придёт, —

Веселились беспечно. Но вечер надвинулся спящий;

Встали все, и пошли по домам, – пусть покой к ним сойдёт.

Телемах же, прекрасным двором перейдя, в свой высокий {425}

Вышел спальный покой, хорошо защищённый кругом.

С думой в сердце о многом туда он для Сна шёл, жестокий.

Ему путь освещала раба Евриклея, в годах,

Домовитая дочь Опа Пенсенорида, что в сроки

Достоянием сделал Лаэрт своим, куплей забрав {430}

Малой девочкой; двадцать быков за неё заплатили;

Наравне с домовитой женой там её почитав,

Чтоб жену не гневить, с ней постели своей не делили.

Шла та с факелом в каждой руке, из рабынь возлюбив

Она больше всего, так как с детства его всё кормила. {435}

У искусно построенной спальни он, дверь отворив,

На постель сел, и мягкий хитон через голову сбросил,

И хитон свой старухе услужливой в руки вложил.

Та встряхнула хитон, и сложила по складкам, и просто

На колок близ точёной постели повесила. Вот, {440}

Шла старуха тихонько из спальни; серебряной тростью

За собой притворила, ремнём притянула засов.

Всю-то ночь на постели, покрывшись овчиною толстой,

Думал он о дороге, в какую Афина зовёт.

ΟΔΥΣΣΕΙΑΣ Β
Песнь вторая

Телемах просыпается рано, приказывает глашатаям созвать ахейцев на собрание.

Когда все собираются, старец Египтий, сын которого, Антиф, погиб в пещере циклопа, открывает собрание. Телемах берёт скипетр, рассказывает о своей беде, требуя, чтобы женихи перестали грабить его достояние, ведь сам он не в силах дать им отпор. Жених Антиной нагло возражает Телемаху, грозя, – женихи будут пировать в его доме, пока Пенелопа не выберет одного из них, вспоминает обман Пенелопы, длящийся три года, когда она ткала великую ткань на саван старику Лаэрту, а ночью распускала её, пока её не предала одна из рабынь. Телемах угрожает женихам Смертью; Зевс даёт на это своё знамение громом, и полётом двух орлов. Гадатель Алиферс Масторид предвещает ахейцам большую беду, утверждая, – Одиссей скоро придёт и расправится с женихами. Жених Евримах смеётся над предсказанием гадателя, требует от Телемаха, чтобы тот приказал матери выбрать себе жениха из них. Телемах объявляет, – он отправляется в Пилос и Спарту, чтобы узнать об исчезнувшем отце, а решать будет по возвращении оттуда домой. Воевода Ментор пытается образумить женихов, но те дерзят ему. Телемах молится Афине; богиня является ему в образе Ментора, ободряет и обещает снарядить для него корабль с гребцами.

Телемах возвращается с собрания домой; женихи издеваются над ним. Телемах направляется в кладовую, велит рабыне няне Евриклее собрать для него провизию на дорогу, берёт с неё клятву молчания; та плача исполняет пожелание Телемаха. Богиня Афина находит гребцов для Телемаха и корабль у Ноемона, сына Фрония, снаряжает его в путь, затем приходит к Телемаху и торопит его с отплытием. Телемах со спутниками загружает провиант на корабль и отправляется в поход, с попутным ветром, посланным богиней Афиной.

Утро. Розовым пальцем Заря ночи мрак поднимает.

Поднимается сын Одиссея с постели своей,

Одевается, меч заострённый за плечи бросает,

Вяжет к белым ногам он подошвы из кожи зверей,

Сам выходит из спальни, подобный красивому богу, {5}

Приказанье глашатаям отдал, – призвать поскорей

Волосатых ахейцев, – прийти на собранье к острогу.

Очень скоро на клич их на площади все собрались.

И когда все сошлись, и толпа собралась понемногу,

Вышел к площади он; сталь копья засияла вдали. {10}

Не один шёл, – за ним две борзые собаки бежали.

И, как богу, приятный Афина даёт ему лик.

Изумился народ, увидавши, каким он держался.

Сел на месте отцовском, старшины пред ним разошлись.

Благородный Египтий встал, речью к собранию взялся. {15}

Был летами согбен он, и опыт богатым нашли;

Сын же милый, с безбожником тоже отплыл, с Одиссеем,

Илион брать; богатый копейщик, он вёл корабли.

Но Антиф умерщвлён был свирепым циклопом в пещере,

Послужил для него лишь на ужин последней едой. {20}

Три же сына остались; в числе женихов был посеян

Еврином, остальные отцовский всё строили дом.

Но о первом все время он помнил, скорбя и тоскуя.

Проливая все слезы, сказал пред собраньем о том:

«Итакийцы, послушайте, что перед вами скажу я! {25}

Не сзывались у нас ни собранье, ни даже совет,

Как отплыл Одиссей, богу равный, в судах изогнутых.

Кто теперь нас собрал? Кто нуждается в этом, иль нет, —

Из младых ли людей кто-нибудь, иль из тех, кто повыше?

Что, – желает теперь о прибытии войска он весть {30}

Сообщить нам правдиво, раз первый об этом услышал?

Иль о деле народном другом говорить он спешит?

Но разумным он кажется мне, и отважным. Пусть слышит, —

Счастье будет от Зевса такое, какое решит!» —

Кончил. С радостью речь его выслушал сын Одиссея. {35}

Говорить рвётся он, и на месте своём не сидит.

Стал в средине собранья. И скипетр в руки доверил

Писенор вестник, умные мысли хранящий в душе.

К старику многомудрому он обратился, краснея:

«Старец, муж недалёко, – сейчас сам увидишь уже, {40}

Кто собранье созвал. Ведь печаль мне великая нынче.

Весть такую не слышал, чтоб к нам войско шло в кураже;

Сообщить вам мне нечего, что первый слышит обычно.

Не собрался о деле другом я народном просить.

Речь идет обо мне, и о бедах, на дом павших крышей. {45}

И одна, – у меня мой отец благородный погиб,

Бывший вам базилевсом, всегда, как отец, вас любивший.

Тяжелее вторая беда, – не могу я простить, —

Погибает наш дом; совершенно меня разоривши,

К маме, против желанья её, женихи пристают {50}

Неотступно, сынки всех властителей наших, кто выше;

Но, к отцу её, старцу Икарию, в дом не идут,

Нет в них смелости, – чтоб он за дочь свою выкуп назначил,

Взяв, кого пожелает, и кто поприятнее тут.

Но они ежедневно врываются в дом наш, подначив, {55}

Бьют без счёта быков, и баранов, и жирных козлов;

Всё пируют, и вина искристые пьют, на удачу

Расхищают они всё. И нет уже мужа богов

В доме, как Одиссей, чтобы дом защитить от проклятья.

Не такие мы, – справиться с этим, и позже, без слов, {60}

Неспособными будем мужами к отпору, чтоб гнать их.

Защитил бы и я, если б силу такую имел!

Далеко всё зашло, и терпеть уж нельзя! В результате

Погибает мой дом. Нету воли у вас, кто смотрел,

Негодуя! Тогда постыдитесь хотя бы соседей, {65}

Здесь живущих! Побойтесь хотя бы богов! В гневе дел

Обратят на вас точно плодов недостойных возмездье!

Зевс, владыка Олимпа, Фемида, я вас умолю, —

Вы народ распускаете, вы собираете вместе, —

Дорогие, молю, – перестаньте! Я горем скорблю {70}

В одиночестве злом! Одиссей же, закованный в латы,

Не чинил ведь, враждуя, ахейцам обиду, хулу,

За какую, враждуя, обиды теперь мне желают,

Тех людей поощряя? Мне было бы лучше, когда

Сами съели бы все, что лежит у меня по палатам. {75}

Если б вы всё поели, то скоро б настала беда.

Мы б по городу стали ходить, приставая к вам хором, —

Вещи нам возвратить; вы всего не отдали б тогда.

Нынче ж сердце вы мне безнадёжным терзаете горем!» —

Так воскликнул он в бешенстве, скипетр на землю бросал; {80}

Слёзы с глаз побежали. И жалость народ топит морем.

Остальные безмолвно сидели, никто не желал,

Хоть обидное слово в ответ Телемаху промолвить.

Лишь один Антиной восклицая, ему возражал:

«Телемах, ты надутый болван, непотребным же словом {85}

Нас порочишь? Желаешь позорным пятном замарать?

Невиновны ахейские здесь женихи, безусловно, —

Мать виновна твоя, прековарная сердцем, видать!

Третий год истекает, уж скоро наступит четвёртый,

Как в ахейской груди она дух заморочила; глядь, – {90}

Всем надежду даёт, обещается каждому порознь,

Весть ему посылает, в уме же желает своё.

Без того, против нас и другую придумала хворость, —

Ткань затеяла ткать, поместив на станок у неё, —

Страх большую и тонкую; нам объявила при этом: {95}

«Женихи, видно равный богам Одиссей не придёт,

Не толкайте на свадьбу меня, подождите с ответом.

Саван буду я ткать, – пропадет моя иначе ткань!

Тестю, старцу Лаэрту, на случай, коль жребий тем летом

Доставляющей Смерти ему выпадает слегка, – {100}

Чтоб в округе меня не корили ахейские жёны,

Что схоронен без савана муж, приобретший нам дань,» —

Говорила и дух нам студила, в груди напряжённый.

Что ж случилось? В течение дня она ткань всё ткала,

Ночью ж, факелы возле поставив, распустит безбожно. {105}

Шёл три года обман, и ахейцы не знали дела.

Но четвертый приблизился год, и часы наступали, —

Баба нам сообщила, которая всё знать могла.

За распущенной тканью прекрасной её мы застали.

И неволей тогда ей работу пришлось завершить. {110}

Слушай! Вот что тебе все сейчас женихи отвечали,

Чтоб душою ты знал, остальные ахейцы, решись, —

Отошли мать, вели, чтобы шла за того, за кого ей

Выйти скажет отец, и самой ей приятнее жить.

Коль ахейских сынов и потом раздражать она хочет, {115}

Даром гордая тем, что дочь бога, Афина дала

В изобилии ей, – и искусство в прекрасных работах,

Разум светлый, смекалку и хитрость чтоб поберегла.

Мы и древних не стали б ахеянок пышных держаться,

Будь то Тиро, Алкмена, Микена в венце у стола. {120}

Ни одна не смогла б между них с Пенелопой равняться, —

Вот хитра! Но, однако, и хитрость её не спасёт.

Будем мы поедать и запасы, и скот, напиваться,

Если станет упорствовать в мыслях, которые вот,

Боги вложат. Себе она этим великую славу {125}

Может взять, но тебе лишь потери большие на счёт.

Не вернемся к делам, и к невестам другим не отправишь;

Пока по сердцу мужа она средь ахейцев возьмёт».

Возражая ему, Телемах рассужденье составил:

«Как из дома бы выгнать я мог, Антиной, в свой черёд, {130}

Что меня родила и вскормила! Отец мой далёко, —

Жив, иль умер, – не знаю. Придется платить мне тот счёт

Только старцу Икарию, коль к нему мать пошлю строго.

От отца пострадать мне придётся. И демон убьёт,

Если вызовет страшных Эринний моя мать от бога, {135}

Покидая дом. Я же позором покроюсь, как лёд,

Никогда не отважусь сказать ей подобного слова!

Если это вам не по душе, или гнев вас зовёт, —

Что ж! Очистите дом мой! С пирами устройтесь по новой, —

Проедайте на них свои средства, домов в череде. {140}

Коль находите вы, что приятней, и лучше готовы

Одного человека богатство губить не в нужде, —

Жрите! Я воззову за поддержкой к богам, нашим судьям!

Может, делу возмездья свершиться сам Зевс даст в беде!

Все погибнете здесь же, и пени за это не будет!» – {145}

Говорил Телемах. И вдруг Зевс, протяжённо гремя,

Двух орлов ниспослал со скалистой вершины, откуда

Мирно, быстро летели они, повинуясь ветрам;

Близ один от другого простёрши широкие крылья.

Очутившись как раз над собранием, где шум и гам, {150}

Замахали вдруг крыльями, стали кружить со всей силой,

Оглядели всех головы, общую гибель узнав;

Расцарапав друг другу когтями все груди обильно,

Сверху вправо умчались, – над городом их пролетав.

В изумлении все, увидав этих птиц над собою, {155}

И в душе размышляли, – к чему этот знак может стать?

Обратился к ним с речью старик Алиферс благородный,

Масторид. Средь ровесников он выдавался один

Знаньем всяческих птиц, вещей речью своею свободной.

Благомыслия полный, собранью сказал: «Поглядим, – {160}

Знайте что, итакийцы, пред вами сегодня скажу я!

Больше всех к женихам обращаю я речи в груди.

Беды страшные мчатся на них. Одиссей, доложу я,

Будет скоро домой. Он уж где-то не так далеко!

Смерть, убийство растит он для всех женихов, и дрожу я! {165}

Плохо также придётся и многим из нас, кто легко

Жил на нашей приветной Итаке. Подумаем вместе,

Женихов поскорей обуздать как. Пускай нелегко!

Перестали бы сами, – гораздо полезней, по чести.

Не малыш я в гаданьях, и дело своё понимал. {170}

И с героем, смотрите, свершается точно, как есть же, —

Предсказал я, когда в Илион флот большой отплывал

Из аргивян, и с ними пошёл Одиссей хитроумный.

Вынес множество бедствий, товарищей всех потерял,

Он, не узнан никем, на двадцатом году грянет шумно, – {175}

Говорил я, и всё совершается точно теперь!»

Сын Полиба ему, Евримах возражает безумно:

«Было б лучше, старик, если ты бы домой шёл, за дверь,

Для ребят погадал, чтобы с ними чего не случилось!

В этом деле получше тебя погадаю, поверь. {180}

Мало ль видим мы птиц; их под Солнцем полно расплодилось.

Но не все предвещают из них что-нибудь. Одиссей

На чужбине погиб. Хорошо бы, с ним вместе, как милость,

Смерти взять и тебя! Прекратил бы вещать поскорей.

Подстрекаешь и так раздражённого всем Телемаха. {185}

Знать, подарок в свой дом получить хочешь ты, поновей!

Говорю я тебе, и слова мои сбудутся махом, —

Если ты, с долгим опытом здесь, и богатым, в беду

Болтовнёй будешь глупой поддерживать юноши страхи,

То сначала ему от всего будет хуже в страду, – {190}

Ведь совсем ничего против нас он поделать не сможет.

На тебя мы, старик, налагаем жестокую мзду.

Оплатить нелегко её будет, почти невозможно.

Телемаху пред всеми, кто здесь, предложил бы вот что, —

Пусть он матери скажет, – к отцу уходить осторожно; {195}

Тот пусть свадьбу готовит, приданое, давши потом,

Сколь его получить полагается дочери милой.

Раньше, сам убежден я, – ахейцев сыны, не уйдём

С тяжким тем сватовством. Никого мы из вас не боимся, —

Ни тебя, Телемах, как бы много ты слов не вещал, – {200}

О вещаньях твоих не печалимся. Нету в них силы!

И старик только больше вражду сам к себе возбуждал.

Будет там всё добро поедаться по-прежнему, платы

Не дождаться, покамест ахейцам согласье не дал

Он на свадьбу. Ведь сколько уж времени здесь мы, потратив, {205}

Ждём, друг с другом за ней соревнуясь. А время идёт,

Новых ведь мы не ищем невест для приличного брака».

И в ответ Телемах рассудительный быстро встаёт:

«Евримах, ни тебя, ни других женихов благородных

Уговаривать, ни умолять уж не стану вперёд. {210}

Всё известно богам, и известно ахейцам свободным.

Дайте быстрый корабль мне и двадцать товарищей, с кем

Всю дорогу проделать я мог по бушующим водам.

Собираюсь я в Пилос песчаный, и в Спарту затем,

Об отце поразведать исчезнувшем. Верно, из смертных {215}

Кто-то сможет о нём мне сказать, иль Молва даст ответ

Дия, – больше всего она людям приносит известий.

Коль услышу, что жив мой отец, что домой он придёт,

Буду ждать его год, терпеливо снося притесненья.

Коль услышу, что мёртв он, теперь на земле не живёт, {220}

Возвратившись обратно в любимую нашу отчизну,

В честь его холм насыплю могильный, и, справив чин тот

Похоронный по нём, я в замужество мать мою выдам», —

Так сказал он и сел. Пред собранием тотчас встаёт

Ментор. Другом он был Одиссея, великого чином. {225}

Тот, в судах уезжая, весь дом ему вверил, – вперёд

Слушать всем старика, и именье хранить поусердней.

Полный добрых намерений, так обратился на сход:

«Итакийцы, послушайте, я среди вас не последний!

Мягким, добрым, приветливым быть уже впредь никогда {230}

Базилевс-скиптроносец не должен, но, с правдою в сердце,

Каждый пусть притесняет людей беззаконно всегда,

Коль никто Одиссея не помнит в народе, которым

Управлял, и с которым был добр, как отец на браздах.

Не хочу упрекать женихов необузданно спорых, {235}

Что, коварствуя сердцем, они все насилья творят, —

Головою играют они, разоряя просторный

Одиссея дом, думая, что не вернётся назад.

Но на вас, остальных, от всего негодую я сердцем, —

Вы сидите, молчите, ни слова не смея сказать, {240}

Обуздав женихов. Вас ведь много, а их мало, – верьте!»

Леокрит Евенорид, ему возражая, кричал:

«Ментор, старый безумец! Так вот к чему дело ты вертишь!

Нас народом смирить захотел! Было б трудно, сказал, —

Нас заставить насильно от наших пиров отказаться! {245}

Если б даже и сам Одиссей-итакиец здесь встал,

Благородных отсюда изгнать женихов попытался,

За пирами сидящих обильными в доме его.

Возвращенье супруге его не на радость, признаться,

Как по нём ни томилась. Погиб он бы смертью врагов, {250}

Коль со многими б вздумал померяться. Вздор же немерен!

Ты, народ, расходись! Возвращайся к работам бегом!

Его в путь снарядить пусть теперь поторопятся Ментор,

Алиферс, – Одиссею товарищи давние, да.

Чую, – долго, однако, он вести послушает ветра, {255}

Здесь, в Итаке. Пути своего не свершит никогда!» —

Так сказав, распустил он собрание быстро ахеев.

По жилищам своим разошёлся народ, кто куда.

Женихи возвратились в божественный дом Одиссея.

Вдаль ушёл Телемах по песчаному берегу. Там {260}

Руки чистой водою омыл, и Афине поведал:

«Посетившая дом наш богиня, к другим берегам

В корабле быстроходном велевшая плыть, чтоб разведать, —

Нет ли вести о милом отце, что ушёл по волнам,

И его возвращеньи! Мешают мне в этом ахейцы, {265}

И ещё женихи, в беспредельном нахальстве достав», —

Говорил он, молясь. Вдруг Афина ему с неба веет,

Образ Ментора взяв, с ним же схожая речью; представ,

Со словами к нему окрылёнными так обратилась:

«Также впредь, Телемах, неразумным и слабым не стань, {270}

Благородная сила отца тебе в сердце излилась, —

Сила, с ней он и словом, и делом добился всего.

С ней тогда и тебе твой отъезд исполнимым открылся.

Если ж ты и ему сам не сын, Пенелопы родство;

Вряд удастся тебе совершить, что желаешь, я знаю. {275}

Редко будет с детьми, чтобы были отца тождество, —

Большей частью все хуже отца, лучше мало, считаю.

Если впредь, не останешься ты неразумен, и слаб,

Коль тебя не совсем Одиссеева кинула стая,

Дело сделать своё, ты надеяться можешь, не раб. {280}

Женихов неразумных, все их замышления, козни,

Брось теперь, – нету разума в людях таких; всяк неправ.

Нет предчувствия в сердце, что близко стоят, сея розни,

Злая Участь и Смерть, что в один они день все умрут.

Путь совсем недалёк, и желаю я быстрой дороги. {285}

Вот какой я товарищ тебе по отцу, – станет тут

И корабль побыстрей, и последую сам за тобою.

Ты ж теперь воротись к женихам. И на путь пусть сберут,

Заготовив припасы, пусть крепко сосуды закроют.

Скажешь, – в амфоры сладко вина нацедить вам; мукой {290}

Ячменя в мешки сыпать, вязать, пусть и кожей укроют.

Добровольцев пока наберу средь народа. Судов

На прибрежной Итаке немало и новых, и старых.

Я меж ними корабль пригляжу, что получше готов,

Мы его снарядим и выходим на море недаром», – {295}

Так сказала Афина, дочь Дия. Недолго ещё

Телемах оставался, богини услышав подарки.

Опечалившись сердцем, поспешно он к дому пошёл.

Женихов там застал горделивых, что в зале столовой

Обдирали и коз, боровов обжигали на стол. {300}

Антиной засмеялся, пошёл Телемаху дать слово,

Взял и за руку, слово сказал, и по имени звал:

«Телемах, необузданно буйный, совсем безголовый!

Брось заботу о том, чтоб и делом, и словом мешал!

Лучше сядь-ка ты есть к нам и пить; вот настанет потеха, – {305}

Всё, что нужно тебе, приготовят ахейцы в навал, —

И корабль, и отборных гребцов, чтоб скорей ты поехал

В Пилос славный, и слухи собрал об отце там своём».

Но ему же в ответ Телемах рассудил так с успехом:

«Антиной, мы при наглости вашей совет не найдём, {310}

В пире долю принять со спокойным и радостным духом.

Не довольно ль, что раньше, когда еще малым был днём,

Женихи, вы, богатства ценнейшие наши в разруху

Жрали? Нынче, как стал я большим, от советников сам

Вызнал много, в груди моей мужество стало послушно, {315}

Кер стараюсь зловещих на вас всех наслать к головам, —

Иль, отправившись в Пилос, иль здесь же, на острове зрея,

Еду, – сделаю путь, о котором твержу нынче вам,

На чужом корабле, ибо сам я гребцов не имею,

Корабля своего, – показалось вам выгодней, знать!» {320}

Вырвал руку свою из руки Антиноя, смелея,

Так легко. Женихи продолжали меж тем пировать,

И над ним все глумились они, и шутили на славу.

Говорил им один из надменных юнцов тут опять:

«Берегитесь! На нас Телемах замышляет расправу! {325}

Иль кого привезёт из песчаного Пилоса к нам,

Иль, быть может, из Спарты. Ведь рвётся туда, взять управу!

Иль в Эфиру поехать сбирается, в край, по плодам,

Вдруг оттуда для жизни смертельного яду добудет,

Замешает в кратеры, отправит всех нас к злым чертям». {330}

И другой говорил из надменных тех юношей, судя:

«Знает кто? Ведь возможно он, в гнутом уйдя корабле,

С Одиссеем, вдали от домашних погибнет. Рассудим, —

Этим много и нам он доставит хлопот. На столе

Достоянье его всё тогда разделить нам прекрасно, {335}

Мамке с будущим мужем оставим мы дом на земле», —

Говорили. Пошёл Телемах в кладовую с опаской,

С кровлей верхней, большую; хранилось добро за стеной, —

Злато, мёд, и одежда в ларях, благовонное масло.

Там, в порядке вдоль стен находились, одна за другой, – {340}

Бочки полные сладким вином многолетним, – напитком

Чистым, божьим, хранился на случай, когда бы домой

Все ж вернулся домой Одиссей, после многих попыток.

Дверь двух створок прилажена прочно, закрыла там вход.

В кладовой этой ключница ночи и дни находилась, {345}

Охраняя запасы, с усердием их стережёт; —

Евриклея, то дочь Опа Пенсенорида, старушка.

Телемах обратился, позвавши ее наперёд:

«Наполняй вином амфоры сладким мне, няня, – послушай, —

Не того дорогого, которое здесь всем пример. {350}

Поминав о бессчастном, в надежде, что может быть лучше,

Вдруг придёт Одиссей, ускользнувши от Смерти и Кер.

Амфор сделай двенадцать, и крышками сверху покрой их.

После кожаных плотных мешков ты наполнишь доверх,

Двадцать смеривши мер, той размолотой ячной мукою. {355}

Знай об этом одна! Заготовишь припасы, и здесь

Их поставишь, а вечером я заберу их с собою.

Мать поднимется в верхний покой свой, о Сне зная честь.

В Спарту ехать сбираюсь, и в Пилос песчаный, – разведать,

Нет ли слухов о милом отце, возвращеньи, бог весть», – {360}

Так сказал. Евриклея кормилица воет, как ведьма,

Огорчённо к нему обращается, слово летит:

«Как могла у тебя в голове эта мысль быть последней,

Милый сын мой! Ну как ты, – единственный, умный на вид,

Выйдешь в дальние земли? Погиб уж вдали от отчизны {365}

Богу равный отец Одиссей где-то, в дали лежит.

Эти ж, лишь ты уедешь, коварное дело замыслят,

Хитро сгубят тебя, и всё наше поделят с собой.

Ты останься, милок, со своими! Откуда те мысли,

Всяко беды терпеть по морям беспокойным, родной?» {370}

И тогда ей в ответ Телемах рассудительный молвил:

«Няня, тише! Решенье моё не без бога. Постой,

Поклянись мне, что матери ты ничего не обмолвишь,

Прежде минет одиннадцать дней, иль двенадцать, ты скрой, —

Или спросит сама, иль другие об этом промолвят. {375}

Вдруг, боюсь я, от слёз злых поблекнет она красотой».

Тут старуха сама поклялась богов клятвою страшной.

После как поклялась, и окончила клятву, рукой

Вина в амфоры тотчас налила; в мешки же исправно,

Кожей сшитых надёжно, насыпала ячной муки. {380}

Телемах к женихам пировавшим вернулся обратно.

Снова мысль тут пришла сероглазой Афине в виски, —

Образ взяв Телемаха, пошла обходить она город;

Становившись пред мужем, к нему обращалась с тоски, —

Чтоб на быстрый корабль они вечером все пришли хором. {385}

К Ноемону, блестящему Фрония сыну, прося

Корабля, обратилась. Он ей предоставил охотно.

Солнце тут опустилось, и тени всё скрыли, сойдя.

В море быстрый корабль тут спустила богиня, и снасти

Уложила в него, что для плаванья нужно в морях, {390}

И поставила судно на выход из бухты, на счастье.

Все товарищи к судну сошлись, приглашённые ей.

Сероглазка, богине Афине вновь мыслит отчасти, —

Быстро двинулась в дом Одиссея, что богу родней;

Сладкий сон излила на глаза женихам пировавшим, {395}

Ум смутила у них, из рук выбила кубки. За ней

В город вышли все спать, и в постелях лежали, уставши,

Но недолго, как сладкий им Сон на ресницы всем пал.

Позвала же затем Телемаха из комнат прекрасных

Сероглазка Афина, так слово ему прошептав, {400}

Образ Ментора взяв, с ним похожая видом и речью:

«Телемах, други ждут тебя верные; всяк вёсла взял,

Дожидаются, скоро ли двинешься в путь ты, конечно.

Но пойдём, и не будем задерживать долго поход!» —

Кончив, шла впереди же, Паллада Афина всевечна, {405}

Быстрым шагом, а следом за ней Телемах сам идёт.

К морю, к ждавшему их кораблю подошли они вскоре,

На борту там нашли волосатых товарищей взвод.

Телемаха священная сила сказала им скоро:

«Ну, друзья, принесёмте припасы! Они уже нам {410}

Заготовлены. Мать об отъезде не знает нисколько,

И другие служанки; одна тайно служит богам», —

Так сказал, и пошёл, ну, а следом за ним и другие.

В доме взявши припасы, в корабль, скрыв под палубу там,

И, как сын Одиссея велел, всё они уложили. {415}

Телемах поднялся на корабль за Афиною вслед;

На корме корабля она села, а возле богини

Телемах. Отвязали причалы друзья напослед,

Все взошли на корабль крутобокий и сели за вёсла.

Ветр попутный им шлёт сероглазка Афина, без бед, – {420}

По безбрежному морю Зефир зашумел быстрый просто.

Телемах, ободряя товарищей, им закрепить

Снасти молвил, они подчинились, и, не прекословя,

Разом мачту еловую подняли, внутрь утвердить

В том гнезде, и её привязали канатами к носу. {425}

Натянули потом белый парус ремнями, чтоб плыть, —

Парус сразу надулся от ветра; вскипели под носом

Воды тёмного моря волнами, и вдоль по бортам;

С волн высоких оно заскользило; и сразу матросы

На корабль крутобокий ремнём паруса крепят там; {430}

Наливают вином свои чаши; пируя невинно,

Совершать возлияния стали бессмертным богам,

Больше ж всех остальных, – сероглазой же дочери Дия.

И всю ночь, и всё утро корабль быстрый шёл по волнам.