Глен Кук
Хроники Черного Отряда: Портал Теней

Задушевный разговор прекратился, к нескрываемой радости Гоблина. Он смахивал на ребенка, избежавшего наказания розгами. Капитан осмотрел рану Одноглазого:

– Сможешь остановить заражение?

– Смогу, если Одноглазый сам его не запустит.

Капитан повернулся к Гоблину:

– Если твой дружок откинет копыта, тебя вместе с ним зарою.

Он вышел.

Я взглянул на Гоблина:

– Ничего себе!

– Да, он здорово разошелся.

– Был повод?

– У Старика просто нет чувства юмора.

– Откуда ему взяться, когда вокруг бедокуры, вроде вас с Одноглазым. Так-то он не прочь пошутить. – (Гоблина мое замечание не обрадовало.) – Узнал что-нибудь о штуковине, которую я из тебя вытащил?

– Это жвало ядовитого паука. Не паука-отшельника. Заражение – отвлекающий ход. На жвало было наложено заклинание. Ты испортил его, когда убедил меня, что мы с Одноглазым два дня пропадали. Но жвало продолжало меня травить, пока ты его не вытащил.

– Кое-что проясняется. Заклинание должно было заставить тебя что-то сделать?

– Не знаю. Можем спросить Одноглазого. Он был заколдован дольше моего.

Не слишком обнадеживающе. Такое чувство, нас всех дергают за ниточки.

– Гоблин, если взглянуть со стороны, похоже это на работу Хромого?

Обычно Хромой решает проблемы открыто, с присущим ему размахом. А такой хитрый способ не в его духе.

– Насколько хорошо мы его знаем? Не то чтобы очень. Но кому еще может быть выгоден этот трюк со жвалами? После битвы при Чарах – никому. Разве что Шепот…

Ой-ой!

Несколько лет назад на лесной полянке мы с Вороном устроили засаду и взяли в плен Шепот, большую шишку у мятежников. Потом она вошла в число Взятых и стала военным губернатором Госпожи на востоке.

На той полянке присутствовал еще один человек. Взятый, переметнувшийся на сторону врага. Хромой. Ох и дорого же он заплатил за свою измену!

– Наверное, он мог бы до такого додуматься, – продолжал Гоблин. – Он вряд ли показал нам все, на что способен. Одно не вызывает сомнений: с тех пор как мы нашли ту записку, ему лучше не делать ничего, что привлечет внимание Госпожи.

Я выдохнул. С Одноглазым я закончил.

Гоблин не унимался:

– Мы не знаем наверняка, что Хромой глуп. Просто при такой силище, как у него, можно и без ума обходиться.

– Пожалуй. – Я вовсе не был в этом уверен.

Гоблин фыркнул:

– Черт побери, Костоправ! Опять ты слишком много думаешь!

Шли дни, а с ними – работа. Старик отрядил на восстановление лагеря лишь двести солдат. Сам он вопреки обыкновению постоянно был раздражен. Мало спал. Кое-кто, включая меня, теперь подрабатывал в городе. Остальные отлавливали в округе разбежавшийся скот, собирали то, что осталось от урожая, и сажали скороспелые растения, чтобы и Отряд, и Алоэ избежали голодной зимы.

Гоблин продержал Одноглазого без сознания пять дней.

Обычно эти двое собачились, как заклятые враги, но друг без друга они не могли жить.

У меня было предчувствие. Смутное, но все же предчувствие.

Ссоры всегда затевал Одноглазый. Однако с тех пор, как Хромой убрался из города, они с Гоблином ни разу не сцепились. На это обратил внимание только Капитан.

Будучи одним из немногих образованных братьев Отряда, я занимался физическим трудом лишь по необходимости. Не брал в руки лопату или мотыгу. Но я искренне сочувствовал кузнецам, оружейникам, плотникам и Молчуну. Тот вкалывал до седьмого пота, стараясь как можно скорее отвести воду с полей.

Во влажной среде процветал фиолетовый грибок. Ко мне приходили десятки людей. Запасы борной кислоты иссякали.

На седьмой день ликвидации последствий бури я наконец добрался до «Темной лошадки». Так вымотался, что не знал, найду ли силы вернуться в лагерь.

– Костоправ? – Зораб удивился, увидев меня.

Кроме него, в трактире никого не было. Он сидел за стойкой, освещенной одной тусклой лампой.

– Черт побери! Не думал, что здесь будет пусто.

– Я тоже. Ждал, что люди придут заливать свои печали. Но у всех проснулась сознательность. Даже у меня. Я так устаю за день, что даже притворяться не могу. Чего тебе? – Он сполз с табурета и зашел за стойку. – Пива, чего же еще. Вы, ребята, только пиво и хлещете.

Он достал кувшин. Я положил на стойку монету. Он отодвинул ее:

– Не надо. – Зораб налил кружку себе, вышел из-за стойки. – Это вы во всем виноваты.

– Мы? Почему?

– Этот ваш Отряд… Вы с таким усердием стараетесь все исправить, что и местные, следуя вашему примеру, вкалывают, вместо того чтобы топить горе в кружке и грозить кулаками богам.

– На богов надейся, а сам не плошай.

– Верно. Но, как по мне, вы подаете плохой пример.

– Извини, Маркег. Пойду-ка я, пока не вырубился.

– Постой.

Я ждал, облокотившись на стойку, пока трактирщик терзался размышлениями.

Маркег Зораб не всегда был трактирщиком. У этого здоровяка хватало шрамов. Его «вчера» и «сегодня» вечно были на ножах.

Он хотел что-то мне рассказать. Лучше сделать это сейчас добровольно, чем потом, перед куда менее дружелюбными людьми.

– Костоправ, ваши ребята не делали мне зла. Да и для Алоэ вы – благо. Во многом незаслуженное.

– Мы миротворцы. Стражи порядка. Это наша обязанность. Где мы, там процветание. – Я удивился собственному сарказму.

– Многие этого не замечают. А некоторым это не нравится.

– Гм?..

– Есть люди, которые хотят вам отомстить за ту девицу из храма.

– Вот как?

Меня удивляло, что нам до сих пор не отомстили. Семьи у девушки не было, но недовольство вызывает сам факт нашего вторжения в храм.

– Меня просили шпионить за вами, – сказал Зораб.

– Шпионь сколько угодно, если так будет безопаснее для тебя.

– Проклятье! Хочешь сделать меня двойным агентом?

Волей-неволей, сам того не ведая, Зораб все равно им станет. Все, что мы скажем в его присутствии, будет лапшой для мятежных ушей.

– Нас это не волнует. Мы ни от кого не таимся. Так было с незапамятных времен и до сей поры работало безотказно.

Сам-то я в это верю? Отчасти. Я редко об этом задумывался.

Зораб решился:

– Есть еще кое-что.

– Мне нужны распорки для глаз, – сказал я Молчуну. – Не знаю, как вообще сюда дошел.

Я преувеличивал. Обходиться без сна – одно из главных солдатских умений.

Одноглазый был едва-едва, но в сознании. Нужно было приглядывать, чтобы этот мелкий кусок дерьма чего-нибудь не выкинул.

Я рассказал Капитану о беседе с Зорабом.

– Действуем самостоятельно, – коротко ответил Старик.

Затем попросил меня присмотреть за Одноглазым. Я почувствовал, что новости обрадовали Капитана.

Молчун с Гоблином хотели погрузить Одноглазого в гипнотический сон. Молчун пробовал этот метод на Гоблине, но безрезультатно. С Одноглазым могло получиться.

– Что сказал Капитан? – шепотом спросил Гоблин.

– Я раздобыл подтверждение, что против нас готовится заговор. Помощи ждать не от кого.

Гоблин кольнул Одноглазого булавкой. Тот не отреагировал.

– Как это понимать?

– В деле может быть замешана Шепот. И Хромой. Мятежнику по имени Ядро Баллисты еще прошлой осенью приказано нас уничтожить. Он двоюродный брат Шепот. Возможно, стоит послать весточку в Башню.

– Где ты все это разнюхал?

– В городе. Слухи расползаются.

– Насколько достоверные?

– Может, вообще недостоверные. Но если задуматься… Где вы пропадали два дня? С чем вернулись? Хромой даром времени не терял. Он выполнял распоряжение Госпожи, но одновременно и под нас копал. Заколдовал вас с Одноглазым, чтобы не смогли связаться с Башней. А если бы попытались, он бы сразу узнал. Так?

Гоблин снова кольнул Одноглазого.

– Наверное.

– Предположим, он увез вас специально, чтобы подорвать наше к вам доверие. Заставить нас действовать с осторожностью. Но в случае Одноглазого было и еще кое-что.

Если бы в Отряде все относились к гигиене так же, как Хромой, фиолетовый грибок надолго вывел бы нас из строя.

– Понятно. Звать мамочку нельзя, к Шепот обращаться нельзя, посылать связного в Башню нельзя. Молчун, ты готов?

Тот кивнул.

Я сказал:

– Думаю, Шепот с Хромым решили сделать Ядро Баллисты орудием своей мести. А сами будут сидеть и прикидываться, что они ни при чем. Ведь помощи мы не просили. Только сперва уберут Ядро.

– Это значит, что Шепот замешана по самые уши. Костоправ, в твоей бочке меда лишь одна ложка дегтя. Тот клочок пергамента. Хромому позарез нужно будет его вернуть. Эта записка – его приговор. Одноглазый? Просыпайся, дорогуша, сколько можно дрыхнуть.

Копию записки я засунул под рубашку Тидэс Эльбы, прежде чем отправить девчонку с Хромым в Башню. Возможно, Госпожа уже установила за Взятым слежку. Но пока Гоблин с Одноглазым под подозрением, я об этом не упоминаю.

– Ядро Баллисты уже где-то поблизости. Вообще-то, он должен был напасть, пока мы очухивались после бури, – объяснил я.

Мятежники знали заранее о наступлении плохой погоды, но и сами пострадали от нее. Нападение запаздывает более чем на неделю.

Гоблин с Молчуном жестами приказали мне замолчать. Вдруг и у стен есть уши?

Войско Ядра не собралось в назначенное время в назначенном месте. Почему – Зораб не знал. Вероятно, случилось нечто непредвиденное.

А от непредвиденного не застрахованы даже злодеи.

Одноглазый открыл глаз. Колдун выглядел отдохнувшим, свежим, расслабленным. Он с охотой поддержал разговор. Его ответы, впрочем, были не полезнее гоблинских.

Гоблин расспрашивал его и так и сяк. Безрезультатно.

– Над ним поработали усерднее, чем надо мной, – сокрушенно заявил он.

– Возможно, дело в темпераменте. Оставим его под гипнозом?

Молчун жестами сказал что-то о Третьем.

Гоблин кивнул и начал разговор о пауках. Одноглазого эти восьмилапые создания интересовали только в качестве проклятия, которое можно было наслать на врага. Гоблин жестами объяснился с Молчуном, потом сказал мне:

– Нужно выйти.

Снаружи было темно. Небо было безоблачным и безлунным; звезды заполонили его сияющим потоком. Гоблин прошептал:

– Одноглазый почувствует, что меня нет рядом, чтобы его защитить.

Значит, Молчун решил напустить на Одноглазого фантомных пауков.

– Костоправ, твоя помощь больше не нужна. Поди займись любовью с койкой.

– Не спеши, – раздался голос Капитана.

Отлично. Он вернулся и решил, что я до конца жизни обойдусь без сна.

– Капитан?

– Какие успехи?

– Никаких, – ответил Гоблин. – Мы собирались…

– Заканчивайте здесь. Появились более важные дела. Костоправ, говоришь, этот Ядро Баллисты нападет с севера?

– Так точно. Он задерживается.

– Гоблин, кто из вас умеет управляться с дикими животными?

– Все.

– А кто лучше всех? Хочу послать птичку на поиски этой легендарной повстанческой армии, о которой заявил Костоправ. Нужно узнать, где она и насколько пострадала от бури.

– Тогда тебе нужен Молчун.

– Приведи его.

– Сделаю. – Гоблин скрылся в лазарете.

Капитан обратился ко мне:

– Сдается, твой информатор, сам того не зная, ввел тебя в заблуждение.

В лазарете раздался вопль Гоблина. Мы с Капитаном поспешили внутрь.

Одноглазому удалось освободить руку. Он ударил Гоблина и принялся колдовать.

Старик треснул Одноглазого по макушке, обошел спереди, чтобы колдун видел, с кем имеет дело, и зажал ему рот вместе с носом.

Одноглазый отключился. Капитан приказал:

– Суньте его в бочку из-под соленых огурцов, не выливая рассола. Костоправ, помоги Гоблину и иди спать. Молчун, а ты за мной.

«И что на него нашло? Обычно он не вмешивается», – подумал я.

Гоблин заметил, что бочка с рассолом – неплохая лечебница.

Упаковав Одноглазого в подходящую тару, мы заколотили крышку и отправились по койкам.

Утром я проснулся как будто с похмелья. В лазарете ждали приема добрых тридцать солдат. Четырнадцать – с ранней стадией фиолетового грибка. Слух об Одноглазом быстро разлетелся по лагерю. Говорили, что он будет сидеть в бочке из-под огурцов, пока мы не найдем лекарства от запущенной формы одолевшей его хвори.

Были на приеме братья с ушибами и ссадинами, двое – с сильной простудой, один – с траншейной стопой из-за длительного пребывания в холодной воде. Остальные – симулянты.

Пришел приказ о строевом смотре и начале тактических занятий. Поговаривали, что Старик собирается атаковать, как только узнает местонахождение Ядра Баллисты.

Сомнительный план. После битвы при Чарах мы ни разу не побывали в серьезном деле. А в той резне участвовало меньше половины нынешнего Черного Отряда.

Последним пациентом оказался Эльмо. Работал неисправным молотком и сломал мизинец на левой руке. Я спросил, что задумал Старик.

– Костоправ, такие вопросы задавай лично ему. Мне известно лишь, что у нас день на сборы. Завтра выступаем против миллиона чокнутых мятежников.

Наш бравый сержант умел недоговаривать. Так легче мотивировать солдат и держать их в повышенной боевой готовности. На каждого из них приходилось тридцать-сорок врагов.

Я же прочитал между строк еще кое-что. Нужно было это проверить.

Закончив прием, я отправился узнать, не нужна ли еще кому-то моя помощь. Зря. Надо было остаться в лазарете и приготовиться к походу. Погрузить медицинские принадлежности в фургоны и тщательно все перепроверить.

В лагере кипела деятельность. Никто не скрывался, и любой шпион мог легко все увидеть. Солдаты тренировались. Лучники проверяли луки и тетивы. На телеги грузили провизию. Конюхи осматривали подковы у лошадей. Возницы чинили уздечки, хомуты, шлеи и постромки. Колесники и тележники проверяли исправность повозок. Около сотни солдат продолжали восстанавливать лагерь. Разобрав непригодные для жилья постройки, они укрепляли кирпичами внешнюю стену.

Фургонов было чересчур много. Старик нанял в городе еще сорок, с двумя ездовыми на каждый, рассчитывая, что среди этих людей окажутся шпионы.

А вот и он, легок на помине.

– Готов выступать, Костоправ?

– Почти, Капитан.

– Хорошо. Закати-ка нашего огурчика в штаб и оставь у своего стола.

У стола, за которым я должен был вести Анналы, но которым пользовался от силы четверть моего свободного времени, предпочитая уединяться в лазарете.

– Черт! Я ведь оставил там Анналы! В бурю…

– Они целы. Лежат себе в водонепроницаемом чехле. Скажи спасибо писарям, когда прикатишь бочку. А пока у тебя есть заботы поважнее.

Заточая Одноглазого в бочку, мы забыли заткнуть ему рот. Пока я транспортировал его в штаб, пришлось выслушать немало «лестных» слов. Пропихнув бочку в дверной проем, я закатил ее в мой уголок. Недомерок, должно быть, забыл, что лишь благодаря моей заботе не бултыхается в рассоле, рискуя захлебнуться. А то ведь была у братьев идея добавить в емкость десяток галлонов.

Один из писарей спросил:

– Сударь, может, ты ее под стол задвинешь, чтобы проход не загораживать?

– Не влезет.

– А если закатить? Давай помогу.

Вместе у нас получилось. Я надеялся, что Старик все рассчитал. Его предшественники пробовали разные методы, но так и не преуспели в укрощении Одноглазого.

Мне было вовсе не жаль вредного коротышку. Сам виноват.

– А что с моими бумагами?

– Не волнуйся.

– Но… – Мой рабочий стол, как всегда, пребывал в беспорядке.

– Лучше собери передвижной лазарет. Конные разведчики скоро отправятся.

Разумно. У меня осталось мало времени на сборы.

– Но…

Не дав договорить, меня буквально вытолкали из штаба.

В лазарет ворвался солдат. Придержал дверь, и еще двое внесли носилки.

– Вашу мамашу! – Я успел собраться, и для ампутации или другой серьезной операции пришлось бы доставать из фургона вещи. – В чем дело?

За носилками вошли Молчун с Гоблином. Человек-жаба объяснил:

– Третий. Нужно привести его в чувство, чтобы расспросить.

Солдаты поспешили смыться. Никто не хотел связываться с колдунами. Носилки опустили на пол, а мне необходимо было переложить пациента на стол.

– Чего ждем, ребятки? Поднимаем! Что с ним?

– Неудачная попытка самоубийства, осложненная чрезвычайной глупостью и безответственным отношением к гигиене, – ответил Гоблин.

Я заметил порезы на запястьях. Поперечные, неглубокие. От тупого ножа. Третий явно не был тверд в своем решении свести счеты с жизнью.

– Надо его привязать.

Пока колдуны этим занимались, а я готовил нюхательную соль, появился Капитан:

– А почему он в одежде?

Я нахмурился.

– Одноглазого с Гоблином ты раздевал, – заметил Капитан.

В одном случае у меня было достаточно помощников, а в другом – пациент разделся добровольно.

– Как прикажешь. Ребята, развяжите его.

Раздев Третьего, мы снова его привязали.

Я осмотрел парня. Ничего подозрительного, если не считать запущенного фиолетового грибка и целого стада вшей. Вонял он не меньше Одноглазого, хотя сходных язв на теле не было.

– Зачем он себя порезал? – спросил Капитан.

Я протянул ему нюхательную соль:

– Сам спроси.

Я принялся обрабатывать пораженные грибком участки кожи.

– Пускай его потом хорошенько вымоют.

Соль привела Третьего в чувство. Старик ускорил процесс, похлопав его по щекам:

– Сколько пальцев, пацан?

– Сри?

– Почти правильно. Расспросите его и дайте мне знать, когда закончите. Нужно проверить, ушел ли передовой отряд.

– Значит, все-таки выступаем, – пробормотал я под нос.

– Ходит слух, что никакого Ядра Баллисты нет и все это – учения, – сказал Гоблин.

– Вот как? А я слышал, что сама Госпожа идет к нам на помощь.

Гоблин ухмыльнулся Молчуну:

– Наш дружок, должно быть, надеется на перепихон!

– Допрашивай пацана, маломерок.

– Ой, какие мы обидчивые!

Иногда они меня просто бесят. Половину вопросов я пропустил мимо ушей. Однако о том, чем занимался Одноглазый во время своей отлучки, я выслушал внимательно.

Меня не удивило, что колдун то и дело оставлял Третьего в одиночестве и не участвовал в пересчете скота. Он был ленив до мозга костей и прикладывал усилия лишь для того, чтобы не сдохнуть.

Третий подозревал, что у Одноглазого есть какой-то план. Сказал, что колдун беспрестанно жаловался, что находится вдалеке от лагеря.

– Вот только он не жаловался, как обычно, на отсутствие женщин, пива или невозможность играть в тонк, – сообщил по-прежнему вялый Третий. – Просто говорил, что должен быть в лагере, и терялся, когда я спрашивал почему.

– Откуда взялись вихри? – спросил я, ко всеобщему недоумению. – Ну, эти мелкие пыльные чертики?

– Я таких прежде не видел. Да и для этих слишком сыро.

Молчун помотал головой и показал что-то жестами. Гоблин перевел:

– Тут везде травостой, в таких краях пыльных бурь не бывает.

Возможно, Молчун прав и вихри действительно не представляют угрозы. Опять я отвлекаюсь на чепуху.

– Ладно, продолжим наше грязное дело.

Эти плуты так и сяк пытались найти подход к парню, но толку не добились. Он не сообщил ничего, о чем мы и так не знали. Судя по всему, Одноглазый что-то замышлял.

Я вымыл Третьего, намазал мазью и забинтовал. Сражение ему придется пропустить. Шум снаружи оповестил о том, что в поход выступают основные силы. У меня оставались считаные минуты.

– А зачем ты пытался покончить с собой?

Третий опешил. Затем нахмурил лоб:

– Ничего я не пытался.

Я поднял его руку и показал жуткие порезы.

– Свиновод сказал, что это твоя работа, – пояснил Гоблин. – Правда, сам он ничего не видел.

Наступила тишина. Всех осенила одна и та же зловещая догадка.

Одноглазый?

Разорались ездовые из моего обоза: мне следует пошевелить жирной задницей, если не хочу идти пешком.

Мы преодолели каких-то девять миль. Вечером ко мне заявился десяток солдат, почти все с мозолями. Капитан с важным видом расхаживал по лагерю, выслушивал доклады. Когда Старик добрался до меня, солдаты забеспокоились, что он может ужесточить требования к физической подготовке.

Предстоящие военные действия их не волновали. А вот усиленная муштра – еще как.

В этом была вина Старика. Он убедил солдат, что те неуязвимы. Это стало для них прописной истиной, и теперь в это верили не только братья Черного Отряда, но и местные жители.

Обработав все мозоли, я поел и отправился навестить Гоблина. Вдруг Третий вспомнил еще что-нибудь? Однако колдуна я не нашел. Старик заставил их с Молчуном искать Ядра Баллисты с помощью сов. Пришлось возвращаться к работе.

Помощь понадобилась в саперной роте. Пострадали пятеро солдат; двоих принесли на носилках.

– Что случилось?

– Разворошили осиное гнездо, – с сильным ханфельдерским акцентом ответил сержант.

Я опустился на колени перед носилками. Солдат стонал. Его лицо и руки были покрыты волдырями от укусов. Глаза заплыли. Я опасался, что он может ослепнуть. Его сосед был в таком же состоянии.

– Вы что, палками гнездо дубасили?

Сержант проворчал:

– Этот тупица Клеймовщик уронил гнездо.

Заметив предостерегающие взгляды остальных, он умолк. Что-то здесь нечисто.

– Это бумажные осы или пятнистые? Успели заметить? – спросил я.

Оба вида строят гнезда на ветвях. И те и другие широко распространены в здешних краях. И те и другие агрессивны и больно жалят. Но пятнистые осы, издали немного похожие на шмелей, гораздо опаснее. Они мстят обидчику и преследуют его до конца.

В отличие от пчел, эти мерзкие насекомые способны жалить без остановки.

– Бумажные.

– Повезло. Пятнистые зажалили бы вас до смерти.

Подошел Капитан и, остановившись в нескольких ярдах, принялся считать потери. Его крайне раздражало, когда солдат получал увечья не в бою. Вместе с таким солдатом выбывал еще один, вынужденный помогать пострадавшему.

Я помог недотепам. По составу мазь от укусов мало отличалась от той, которой я лечил грибок.

Предстояло принять важное решение: оставить бедолаг здесь или отослать в основной лагерь. Я повернулся к Капитану, но того и след простыл. Гоблин с Молчуном так и не объявились. Эльмо с головой ушел в сержантские обязанности. Никто не отдыхал; те, кто не нес вахту и не спал, чинили обмундирование и точили оружие.

Я вернулся в передвижной лазарет. Гениальные охотники на ос успели смыться.

Покончив с делами, я закутался в одеяло и уснул под радостное комариное пение. Надо бы взять ученика, чтобы было на кого орать, когда настроение ни к черту.

В походе утро наступает рано. Еще не забрезжил рассвет, а все уже встали, поели, собрались, впрягли лошадей – приготовились выступать. Днем я лечил синяки и шишки. Никто не жаловался на головокружение или зуд. Никто больше не тревожил осиные гнезда. Мы поднялись на высокий холм, покрытый густым диким лесом. Спустились по обратной стороне к шаткому мосту, дождались, когда наши саперы его укрепят. При такой высокой и бурной воде искать брод не имело смысла. Обычно в это время года природа окрашена в унылые коричневые тона, но сейчас нас окружала пышная зелень.

Мы взобрались еще на один холм. Подъем был более продолжительным, но менее крутым. Тут и там виднелись неряшливые рощицы и отдельные дубы. Здесь начинались пастбища. Вдалеке маячили стада овец и другого скота. Сперва я решил, что пастухи вывели их полакомиться свежей травкой, но вскоре понял, что они уводят худобу в леса, прячут. Они двигались навстречу нам, спасаясь от своих мнимых освободителей.

Значит, Ядро Баллисты не выдумка. Просто он не слишком торопится встретить свою судьбу. Задержался уже на десять дней.

Мои сомнения развеялись.

Мы всегда что-нибудь выдумываем, чтобы заставить наших врагов беспокоиться.

Дальний пологий склон оканчивался у речки, более широкой и глубокой, чем та, что мы пересекли ранее. Здесь повсюду были известняковые скалы, усыпанные валежником овраги и лощины, отдельные купы дуба падуболистного. Когда-то здесь пытались выращивать виноград, но оставили эту затею. На другом берегу реки – зеленые луга, деревеньки, фермерские хозяйства и опять же пастбища. Вдалеке у холмов клубится пыль. Поднять такую тучу может только большое войско.

Наши офицеры знали, что делать, и распоряжений не дожидались. Солдаты принялись рыть траншеи прежде, чем я перестал любоваться пейзажем. Определенно, медицинский персонал в число посвященных не входил.

Леденец пришел ко мне с картой и показал, где развернуть полевой госпиталь: к западу, за деревьями и грядой холмов, прямо у дороги, по которой мы в случае необходимости будем отступать.

Карта была не новой, но весьма подробной. Еще одно доказательство того, что на лекарей всем наплевать.

Устроив госпиталь, я отправился вынюхивать.

Капитан хорошо подготовился. Выбранное им место идеально подходило для размещения траншей, ям, малозаметных проволочных заграждений, частоколов и прочих препятствий. Чтобы добраться до нас, мятежникам нужно переправиться через реку по двум мостам: каменному и хлипкому деревянному в полумиле выше по течению.

Неужели Старик ожидает, что Ядро Баллисты пойдет на нас в открытую, понадеявшись на численное преимущество?

Я высокого мнения о своих умственных способностях. Я сообразительнее большинства. Стыдно признаться, что с самого начала я пустился по ложному следу. Пока ломал голову над мнимыми загадками, вроде обыкновенных пыльных вихрей, легко излечимого фиолетового грибка и поведения Одноглазого, наш неуклюжий Капитан прокладывал собственный путь. И всех обманул.

Отряд предпочитает избегать сражений, когда это возможно. Чтобы сбить врага с толку, мы применяем различные фокусы, отвлекающие маневры, дезинформацию. Иногда не гнушаемся и тайными убийствами. Обычно этим занимаются колдуны. Им под силу заставить человека поверить в то, чего нет. Например, наколдовать призрачных солдат, чтобы Отряд казался более многочисленным и опасным.

В бою-то от этих фантомов мало толку.

Однако, несмотря на все намеки, я и подумать не мог, что подобная тактика может быть использована против меня. Слишком зациклился на первоначальных догадках. Я видел то, чего на самом деле не было, а то, что было, видел в ином свете.

Я все еще пытался отделить истинное от воображаемого, когда войско Ядра Баллисты появилось у обоих мостов. Я заметил, что на нашей стороне куда меньше живых людей, чем должно быть. Солдат замещают фантомы.

Я не желал верить, что мятежники, пусть и не столь многочисленные, как предсказывалось, всерьез рассчитывают захватить мосты под непрерывным обстрелом. Что-то было не так с обеих сторон.

Меня это раздражало. Я летописец. Я должен знать правду.

Мы разгромили Ядро Баллисты, завалив русло трупами мятежников, но он удерживал нас у реки, пока вторая колонна двигалась на Алоэ с востока.

Главные события происходили в другом месте. Сам я при них не присутствовал, и на то была причина: кое-кто меня перехитрил.

Если бы ты был Хромым, самым крутым из Взятых, имел зуб на Отряд и хотел следить за ситуацией издалека, кого бы ты избрал своей жертвой? Кто тот болван, всюду сующий свой нос, считающий, что обязан вносить любую мелочь в свои драгоценные Анналы? Ты совершенно прав, сударь! Прямое попадание! Это Костоправ. Невольный предатель с благоприобретенной паранойей и заколдованным пером, которое позволяет злобному карлику читать каждое выходящее из-под него слово.

Старик с самого начала отвлекал меня и водил за нос.

С тех пор перед каждой встречей с ним я напоминаю себе: «Не суди об этом парне по тому, что он позволяет тебе увидеть и услышать».

Так что события, происшедшие в лагере, записаны со слов нескольких напуганных гонцов, видевших все при тусклом свете луны, и приправлены моим несравненным воображением.

Через западную стену лагеря перелетел черный прямоугольник и бесшумно опустился в укромном месте недалеко от штаба. В луче лунного света показался невысокий смутный силуэт и, подволакивая ногу, прокрался ко входу. Выждав немного и прислушавшись, незваный гость с помощью заклинания погрузил в сон оставшихся в штабе людей.

Внутри он жестами и словами сотворил бледно-желтый светящийся шарик. Тот плыл над головой Хромого, излучая достаточно света, чтобы хозяин не запнулся о передвинутую после его прошлого посещения мебель.

Взятый что-то учуял. Сильную, но дремлющую магическую ауру. Один из колдунов Отряда. Спит. Убить его? Почему бы и нет? Летописец все равно заметит исчезновение важной улики, если только мятежники его не прикончат.

Впрочем, на этих бездарей Хромой особенно не рассчитывал. Нынешняя повстанческая армия набрана из дилетантов.

Однако убивать колдуна нельзя. Колдуны – ключевые фигуры в его плане. В случае успеха жить им все равно останется недолго.

В этом чертовом Отряде хватает хитрецов. Они наверняка размножили указ и хорошенько запрятали копии. Когда Хромой вернет себе оригинал, с копиями разберутся завороженные им колдуны. Он отдаст приказ через паучьи жвала, которые потом их убьют. Но оригинал необходимо найти. Госпожа ни за что не поверит, что это фальшивка. Оскорбление начертано его рукой.

Магическая аура всколыхнулась, будто почувствовав его приближение. Вот он где. Под столом летописца. Бочка лежит на боку и едва заметно шевелится. Рядом стоят еще две.

Одноглазый. Ключ к решению вопроса. Почему его не взяли в бой?

Что за бредовая идея – посадить лучшего колдуна в бочку? Возможно, в Анналах об этом написано. Или будет написано. Как бы то ни было, следует поторопиться. Предстоит долгий обратный путь. Нужно вернуться на пост прежде, чем его хватятся.

Он покачал ближайшую бочку. Не пустая, но и не тяжелая. Хромой решил опустошить ее, свалить туда бумаги летописца и разобраться с ними потом. А сейчас надо лететь обратно на запад.

Масло и Крутой, защищенные Третьим от сонного заклинания, подкрались к ковру Хромого. Масло приподнял угол. Рама была почти невесомой. Крутой подлез под нее. Посвечивая слабым – даже тусклее луны – фонарем, привязал к раме округлый деревянный сосуд в два фута длиной и четыре дюйма диаметром. Дернув за веревочку, присоединенную к концу сосуда, он поспешно выбрался из-под ковра. Двое друзей отправились в город, чтобы встретиться там с Третьим и остальными солдатами, кто не отправился воевать с Ядром Баллисты.

Бочка под столом покачнулась. Лежавший внутри человек хотел ее покатить. Катиться было некуда: с двух сторон подпирали другие бочки. Хромой прошептал:

– Сейчас я тебя вызволю. – Разумеется, он не собирался этого делать, хотя пригодные для вскрытия бочки инструменты лежали на столе летописца. – Но сперва…

Хромой снял крышку с ближайшей стоячей бочки. Внутри какие-то серые бумажные шары. Вытряхнуть их будет проще простого.

Тут раздался стук. За ним вспышка. Хлопок. Бочка подскочила на добрый фут, ударилась о пол и опрокинулась. Хромой почувствовал: сработало какое-то заклинание.

Там еще один! В углу, в темноте! Остался незамеченным из-за ауры колдуна, что в бочке! Ловушка!

Осы и шершни загудели, приходя в себя после сна.

– Они ему новую дырку в заднице пробурили, – жестами показал Молчун. – Теперь у него комплект. Даже многослойная одежка не спасла. Но он до последней возможности набивал бочку бумагами, завывая похлеще Ревуна. Осы преследовали его, пока он на сотню футов не поднялся.

Все кругом покатывались со смеху. Капитан сыграл с Хромым отличную шутку. Готовил ее еще с прошлого визита Взятого, когда застукал колдуна-недомерка за возней с моими перьями и чернилами. Старик сразу понял, что к чему.