Глеб Олегович Пивоваров
Диагноз – жив!

Глава вторая. Отцы и деды

Поговорить с родителями не вышло. Вообще, подмену они заметили сразу. Но сначала просто шептались на кухне о «резко повзрослевшем сыне» и о «недальновидности правительства», если «даже ребёнок понимает, куда все катится».

Здорово все прошло, когда я спросил у отца, где у нас Гессе, Бродский и Булгаков. Сколько гордости и радости было в его глазах! Библиотека в доме была более чем достойная! Но, к моему удивлению, в ней совершенно не нашлось книг по медицине, и уж тем более книг, затрагивающих тему онкологии. Поэтому я быстро освоил тропинки к центральной юношеской библиотеке. Также брал книги по медицине и психологии «во взрослой». В этом уже помогали родители.

Наши с Андреем родители – это обычные честные советские инженеры, которые теперь учатся жить по новым правилам. Последние десять лет мы жили в новой кооперативной «трешке», которую для наших родителей долго и честно строили их родители.

Мебели у нас было мало, убранство простое: стенка в зале с хрусталем и цветным телевизором «Весна», два зеленых кресла с деревянными подлокотниками, журнальный столик и старенький диван. Еще стояла радиола с виниловым проигрывателем. Кстати, коллекция пластинок у отца была отличная!

Кухня была совершенно простая. С красными обоями под кирпич двух видов, так как в наличии не оказалось нужного количества рулонов, хоть площадь кухни и была всего метров девять, плюс кладовка; раскинутый наполовину белый стол-книжка и холодильник ЗИЛ. Но необычным было то, что именно на этой кухне готовились истинные кулинарные шедевры при полном отсутствии продуктов.

В родительской спальне все было еще проще: шкаф, две кровати, приставленные друг к другу, круглое зеркало, объеденное попугаем Кешей, и небольшой красивый круглый картежный стол с белой столешницей и резными ножками. Очень старый, с накинутым сверху вязаным пледом. Папа все время спотыкался об него и однажды увез его на дачу, где стол окончательно исчез.

Но наша с Андреем комната – это отдельная история. Здесь родители, экономившие на всем, кроме нас, постарались на славу! Два диванчика с раскладывающимися бортами-подлокотниками, чтобы превратить небольшой диван в полноценное спальное место. Было два секретера с откидывающимися столешницами, чтобы мы могли делать уроки. Чёрно-белый «Горизонт», восстановленный из пепла каким-то мастером таким образом, что мы могли подцепить к нему наш Денди. Еще было три ковра. Один на полу и два на стенах, чтобы нам не мерзнуть в бетонных коробках. Настоящая роскошь постсоветского быта!

Была в нашей комнате и еще одна вещь. Сколько я себя помнил, она всегда стояла в шкафу. Это старая мамина печатная машинка. В ящике, в котором она хранилась, была и писчая бумага. Советский А4 удивительно приятный на ощупь. На этих листах я печатал свои стихи и заметки. Рука не слушалась и быстро уставала от письма, отчего почерк получался очень корявый и плохо читаемый.

Еще от старого спортивного комплекса, который некогда занимал почти всю комнату, родители оставили нам только шведскую стенку и турник, которыми теперь пользовались ежедневно не только мы, но и отец.

Вот и вся мебель. Все остальное – это книги! Множество книг на самодельных стеллажах и полках. И все это было, без сомнения, прочитано моим отцом.

Из Владимира Александровича вышел бы хороший кабинетный ученый, получился бы толковый преподаватель в вузе. Он любил читать и глотал книгу за книгой, перечитывая вечерами вслух наиболее интересные места. Слушать его было одно удовольствие! Он умел и любил работать. Но зарабатывать так и не научился. Папа был очень честный, хорошо воспитанный, но немножечко ленивый человек, для которого перестроиться с рельсов «дом-работа-дом» почти невозможно.

Поэтому в квартире были бесконечные коробки с фильтрами для воды «Роса», барометрами и еще какой-то не совсем понятной для меня бытовой «приборкой», которую папе давали вместо зарплаты на заводе, где он работал начальником цеха. Все это всей нашей семьей продавалось или менялось на еду, вещи и предметы быта. Соседи по подъезду обходили квартиры друг друга, предлагая, кто чем был богат. Денег толком не было ни у кого. Мы снова живем в эпоху натурального обмена. И здесь, как никогда, было важно единство семьи.

Здесь на авансцену выходила мама. Ксения Анатольевна – всегда молодая и очень красивая женщина, вышедшая замуж в девятнадцать, а в двадцать три уже бывшая матерью двоих сыновей. Старший сын Андрей и младший – ваш покорный слуга и правдивый рассказчик этой истории – Савелий Владимирович Винтер.

Мама всегда была активной и очень жизнерадостной женщиной, умевшей находить выход из любой тупиковой ситуации, приготовить ужин при полном отсутствии продуктов и утешить скорбящего, подобрав слова и жесты. Она всегда брала бразды правления там, где не дотягивал отец, поэтому в доме все всегда крутилось и вертелось так, как ей было нужно. Даже в час ночи. Даже если мы закатывали банки на зиму. Все были при деле, на подхвате и за споры с мамой всегда можно было получить «на орехи» от отца!

      Семья и лад в доме, пожалуй, единственное, что дает хоть какую-то надежду и стабильность для жизни в нашей многострадальной стране. На Руси всегда выживали только семьями.

И если эти отношения подорваны, то ты остаешься один на один со всем безумием этого мира, правительства, начальства и окружающей среды. Нам с братом бесконечно повезло. Наши бабушки, дедушки, мама и папа были действительно достойными людьми. То сокровище, которое не ценишь, пока не потеряешь, или пока не начнешь ходить по чужим домам. За свою жизнь мне хватило и потерь и «чужих домов», чтобы осознать эти простые истины.

Итак, фронт работы был ясен, а благодаря поддержке домашних у меня все пошло более чем бодрым маршем! Я адаптировался к этой реальности и с радостью смотрел на юную Орейро, пересматривал «Элен и ребята» и ловил премьеры по МTV, слушая эти песни словно впервые, активно подпевая и пританцовывая! Кассетный магнитофон на кухне крутил «Арию», «ДДТ», «Короля и Шута» с их новой скрипачкой и бесконечными «прыжками со скалы», а виниловые пластинки в зале снова звучали голосами «Аббы», «Скорпионс» и «Битлз»!

Самое главное, у меня пропал страх. Вообще, страх сковывает нас именно тогда, когда мы в силах что-то изменить.

В итоге я так увлекся, что родителей стали вызывать в школу из-за моих споров с учителями во время уроков. Повеселил их случай, когда я в голос начал читать «Я вас любил» Бродского, воспользовавшись заминкой одноклассника у доски, который никак не мог осилить любовной лирики Пушкина. Мне, конечно, прочитали лекцию о такте и приличном поведении, но и тогда мама и папа всецело были на моей стороне, не скрывая своей радости за сына и его незаурядные способности.

– Ну, и о чем вы поспорили на этот раз?

– О мамонтах. У нее картинка на столе лежала, где древние мужики копьями с каменными наконечниками загоняют на охоте мамонта в ловушку.

– И что?

– Блин, родители, ну вы же умные люди! Вот вы сами верите, что древний человек смог деревянной палкой-копалкой вырыть яму размером с мамонта, отбить одного многотонного от целого стада ему подобных, загнать этого слонопотама в свою ловушку, а потом каменным ножом резать шкуру в восемь сантиметров толщиной и делать из этого одежду?

– Ты думаешь, что все было не так?

– Нет, может быть так оно все и было, просто могут быть варианты. Что если вся эта пещерная живопись не сцена охоты, а сцена, например, отпугивания стада от стоянки людей? Я лишь сказал, что все, что до Ельцина не совсем достоверно и всегда в истории есть оттенки и детали, которые меняются со временем и точкой зрения. Особенно в рамках школьной программы. Все зависит от того, кто у руля. Вот еще вчера Ленин и Сталин были хорошими, а уже сегодня это ставят под сомнение, а пройдет лет 20 и опять они станут хорошими! Вот об этом я и говорил.

– Так это тоже вполне логично.

– А вот наш учитель истории посчитала иначе и влепила мне на уроке трояк. Хотя это была даже не наша тема!

– Да и Бог с ней. Потом выучи по учебнику и получи пятерку. Не трать силы на ветер. И не стесняйся задавать вопросы. Думай, рассуждай, учись! Знаешь, что отличает человека талантливого от всех остальных?

– Что?

– Он может выбирать, чем ему заниматься. Он не связан рамками и системами. Он их создает. Поэтому посмотри вокруг: одни сейчас богатеют, воруют и грабят целую страну. А другие, увы, нищают, как мы. Мы не видим возможностей. А вы с братом их увидите. Поэтому не тратьте себя на ветер! И не идите против совести. Никогда. Мы прожили так, чтобы не стыдиться, наши родители так жили. И вы, пожалуйста, сохраните свою честность.

Впрочем, удивлялись, а порой и пугались моих слов и действий даже они. Что поделать, человек – это сумма поступков, знаний и опыта. Не спрятать образ мысли, прочитанные книги, институтское образование и тех людей, с которыми ты рос и дружил. Все это у тебя в глазах, на языке и кончиках пальцев. Даже если тебе двенадцать. Не спрятать и отсутствие всего вышеперечисленного.

В моем же случае оказалось невозможным скрыть ни университет с семинарией, ни стажировку в Германии по психотерапии, ни сформировавшийся литературный и художественный вкус, ни веру в Бога, ни любовь к Библии, ни знание событий последующих двадцати лет.

И все это радовало, удивляло, восхищало и открывало перспективы. Правда, об окончании школы экстерном или хотя бы с медалью, мне пришлось забыть. Я решительно не помню почти ничего из школьной программы, а наверстывать эти пробелы и прилежно сидеть на уроках, которые я когда-то слушал, мне показалось не особенно интересным. Хотя общая успеваемость повысилась. Придраться было не к чему.

Здесь стоит сказать, что дискуссии на уроках истории, МХК и литературы были уже нешуточными. Некоторые учителя меня стали явно недолюбливать! А некоторые, напротив, начали использовать меня в своих интересах. Таким образом, по протекции директора нашего славного лицея я получил возможность помогать учителям вести кружки и факультативы по этим предметам. Не так чтобы их много кто посещал, но все же.

Больше всех этому обрадовался мой папа. Он втянулся в эту игру настолько, что теперь лично отбирал для меня книги и прочитывал специализированную литературу «под карандаш». Дуэль началась! Впрочем, иногда мы проигрывали.

Мы проиграли битву пожилой женщине, учительнице истории, той самой Лидии Игнатьевне, которая влепила мне трояк и до последнего жалела о Перестройке, развале Союза и победе Ельцина на выборах два года назад.

Мне пришлось признать, несмотря на всеобщее настроение, что дальнейшее развитие России этим курсом приведет к образованию весьма коррупционного общества и его новому расслоению на очень богатых и бедных, на «чиновников» и «бюджетников», хотя они получают зарплаты из одного федерального бюджета и на «Москву» и «регионы».

И когда она скажет, что именно с этими явлениями и пытались бороться ранее, поднимая страну после военной разрухи, проделав путь от Великой победы к покорению космоса меньше чем за двадцать лет, у меня не останется другого пути, как только согласиться с ней. Согласиться в необходимости сильной хозяйской руки и жестких мер по отношению к тем, кто, получив власть и деньги, станет отрываться от реальности, пуская целую страну по ветру.

Крыть было нечем. Мудрая женщина. Может, у нее тоже фора в двадцать лет? Но я получил от нее задание на лето разработать план «развития России в конкретных пунктах и цифрах».

Но несмотря на эти явные успехи в учебе и сближение с родителями, дискуссии по поводу денег и нового образа жизни результатов не дали.

И сад, который будет нас кормить буквально через два месяца, родители так и не продали. Равно как и не купили «доллары по шесть». Ехать куда-то в Эмираты и строить какой-то там непонятный город в Аравийской пустыне ради паспорта «государства с неясными перспективами» им тоже показалось неправдоподобным.

– Ты хоть и здорово мыслишь, но все еще маленький и веришь сказкам, – подытожили они.

Мне очень хотелось рассказать им правду, но я не стал. Неизвестно, чем кончилось бы дело. Не думаю, что они отведут меня к психиатру, но и лишнего болтать пока не стоит.

В итоге все сложится так, как это было в прошлый раз. Дежавю. Работа грузчиком в летние каникулы. Родители, которые дни и ночи, неделя за неделей, уйдя с завода с его бесконечными фильтрами и барометрами, пытались строить свое дело и неизбежный крах этой маленькой несостоявшейся «империи Винтеров», чтобы снова вернуться на завод. Да, стало лучше, но общий смысл остается. Ничего, кроме труда и надорванного здоровья.

А потом начнется череда смертей. Кого-то изобьют до полусмерти, кого-то просто убьют, кто-то не справится с тем, что рухнул целый мир, который они отвоёвывали, восстанавливали и насаждали жизнью.

Одним из таких будет мой дедушка. Тот самый, который вставит мой драндулетик в рычаг КПП своего запорожца. Человек – эпоха! Тот, кто воевал, и тот, кто восстанавливал страну после разрухи! Его мир рухнет в девяносто восьмом. Редко говоривший о войне, хотя почти вся Вторая Мировая осталась на его лице и теле, он не мог поверить тому, что видел и чего видеть не хотел.

– Не за это я воевал, не за это отдал свою молодость и ногу, – тихо, почти неслышно для других, говорил он, смотря новости по федеральным каналам. Подобное же выражение лица у него было и при общении с молодыми людьми. Его разочарование росло. А вместе с разочарованием росла и боль в сердце.

Удивительно, но изуродованный внешне, он, как и большинство его друзей, остались невероятно человечными и даже по-своему добрыми и ласковыми людьми.

Я помню, как он подвозил на своем запорожце парня без ноги. Ветеран Первой Чеченской. Как ехали они молча. Одна судьба, разорванная на десятилетия, и одно на двоих разочарование.

В этот раз я парня не встретил. Невозможно повторить все шаг в шаг, как ни старайся, но ту немую сцену в машине я запомнил на всю жизнь. Однажды я подсел к нему во время просмотра новостей:

– Дедушка, ты сильно разочарован в жизни? – Он вздрогнул от этого вопроса.

– Не думаю, что ты сможешь это понять.

– И все же, я постараюсь. Я вижу, как меняются твои глаза и как они наполняются болью. По сути, я вижу тебя счастливым или на кухне с бабушкой, или с однополчанами в гараже, а потом ты снова становишься очень хмурым. Тебя что-то давит?

– Для ребенка ты слишком наблюдательный.

– Да я вообще смышлёный. Но, если не хочешь, то не говори. Прости, если что-то не то спросил.

В комнате повисла тишина. Неожиданно для меня он её нарушил первым. Дед обнял меня и прижал к себе, гладя меня по голове. Руки были шершавыми. Ласки грубыми, но это были редкие приливы нежности у человека, которого мы за спиной называли Ремнем.

– Я очень люблю твою бабушку, ты должен это знать. Я радуюсь, когда мы собираемся друзьями в моем гараже и можем пропустить по стаканчику, тогда я чувствую себя молодым. Тогда у меня снова работают ноги, нет шрамов и боли. Тогда мне снова семнадцать. Я снова на своем коне. Только нет танков мне навстречу. А потом я иду домой, опираясь на трость, и каждый шаг дается мне очень тяжело. Тогда я думаю, отдал бы я себя еще раз, знай я все наперед? Я воевал, чтобы вы не знали войны. Мы голодали, чтобы вы не знали голода. Но сейчас все не так, как мы себе представляли. Запомни, что нет ничего страшнее, чем обманутые ожидания.

– Думаю, что я тебя понял. Спасибо за честность и мудрость. Я могу тебе как-то помочь?

– Проживи, чтобы мне не было стыдно за всех тех, кого я убил. Чтобы все это было не зря! Я, мои товарищи, все те, кто не пришел с войны, все мы верили в ваше счастье! Пронесите нашу веру в вас достойно.

Через два дня его не стало. Его мир рухнул. Моя бабушка, польская еврейка, бежавшая от Холокоста, нашла в дедушке и утешение, и покой. Она отказалась жить без своего мужа и очень скоро угасла. После, за её кроватью мы найдем множество таблеток, которые она не хотела глотать и рассасывать во время приступов, а просто выплевывала их, пряча за кроватью. Так, меньше чем за год папа стал сиротой.

Потом, на похоронах деда отец спросит у меня: «Раз ты такой умный, то скажи, почему хорошие и честные люди так рано умирают?»

Эх, папа, знал бы ты, что я мечтаю спасти тебя и отпраздновать с тобой, твой пятьдесят третий день рождения. Но разговор получился коротким и сухим. Траурный салют короткими залпами, суетливые могильщики и наша семья, столкнувшаяся с реальной болью расставания и смерти в первый раз.

Почему всякая сволочь живет и здравствует, а хорошие, добрые и светлые люди умирают в расцвете сил?

Я долго бегал от этого вопроса. Когда умер дед, когда отец сгорел от рака всего лишь за месяц. И когда я сам заболел раком. Долго. Очень долго я бегал, но пора и на него дать свой ответ. И дело тут не в том, что «Бог забирает лучших», и уж тем более не в том, «кому и сколько на роду написано», а в самой формулировке вопроса.

Вот этот «хороший», говорим мы, и он так рано умер! А вот этот? А вон тот?! Иными словами, почему тот «плохой» не умер вместо нашего «хорошего». Так получается? Это, увы, и пошло, и закономерно…Что делает «хороших» «хорошими»? Их любовь к нам. То, что не пили и не заливали свои беды алкоголем и не гоняли нас в пьяном угаре? То, что не отказывали ни в чем ни нам, ни ближним? То, что закрывали собой и делали все, что могли, ради нашего счастья! А это сердце, сосуды, нервная система и много чего еще. Вот их отличие от «сволочей». Да и «сволочи» они только потому, что ничего не делали для нас. Для кого-то другого может быть. И по ним кто-то будет плакать тоже. Хорошие просто в группе риска. Те, кто убегает, прячется, заливает свое горе и боль, ноет, жалуется или требует внимания к себе, живут дольше. За счет тех, кто живет за них. И вместо них, увы, умирает. Это как керосиновые лампы в темноте. Если в каждой грамм по 100 горючего, но одна горит ярко, а вторая еле светит, то какую вы предпочтете для себя? Но она и прогорит быстрее. Вот в чем фокус.

Добрые люди, они как солнышко! Светят, греют, отдают и дарят себя миру и непременно рядом с ними начинают кружить люди-планеты, согреваемые и хранимые этими солнцами. Потому, когда солнце гаснет, и случается локальный апокалипсис отдельно взятых планет.

Потому, если и гаснут звезды чужих систем, то нам от этого ни жарко, ни холодно. В этом и суть взросления и перерождения каждого из нас: маленький спутник – планета – стать солнцем для кого-то.

И главная мудрость во всем этом, пожалуй, соблюсти баланс между «возлюби ближнего» и «себя самого»! И не желать другим того, чего не хочешь сам! Ведь никто из родителей не хочет хоронить детей! Так неужели вы думаете, что мы хотим так скоро прощаться с вами, наши мамы и папы?!