Глеб Леонидович Кащеев
Живые отражения: Красная королева

Никакого смысла в этом числе не было. Когда мастер спросила, сколько дырок будем делать, на ее столе лежало именно девять колечек. Гулять – так гулять. У меня на шее висел кулончик в виде серебряной веточки, загибающейся как раз точно по контуру уха. Чтобы пирсинг выглядел не слишком по-панковски и имел какой-то свой стиль, я попросила пропустить в отверстия ветку, так, чтобы ее нельзя было вытащить, не разорвав сами колечки. Когда я заявилась на работу после январских каникул, Николай Петрович неодобрительно покачал головой, заметив на еще красном и немного опухшем ухе это безобразие, но так ничего и не сказал.

У серпентария же это вызвало настоящий шок. Я надеялась, что они оценят оригинальное решение, а они поражались смелости и тому, что: «это же так больно».

Какая же это боль? Девять уколов иглой и всего сутки ухо ныло и дергало. Боль – это совсем другое: когда ты никогда в жизни так и не узнаешь, как сильные руки отца могут обнимать и подбрасывать тебя под потолок, как пахнет его улыбка и каким оттенком светятся его любящие глаза, когда он смотрит на тебя. Боль, это когда в двенадцать лет ты понимаешь, что мать считает тебя лишним и досадным недоразумением, потому что ты вечно мешаешь им с отчимом, и стремится как можно быстрее выпихнуть тебя из дома, но, одновременно с этим, проклинает, когда ты собираешь чемоданы в столицу, потому что тем самым ты лишаешь ее бесплатной прислуги. Боль, это когда ты мечтаешь бегать босиком по утренней росе, рисовать сказочный лес и распахивать навстречу солнцу окошко своего домика, выходящее в апельсиновую рощу или сад с розами, а вместо этого убиваешь шестнадцать часов в сутки сидя в бетонном мешке, наполненным офисным планктоном, потому что иначе нельзя. Ты живешь постоянно оглядываясь, как бы не выделится слишком сильно, потому что на собственной шкуре знаешь, чем это чревато и как сложно отбиваться от нахальных потных лап. Вот это все – настоящая боль. Укол иголкой только на пару минут отвлекает от нее.

В общем, кулон я, конечно, взяла. Стоила эта вещица максимум тысячи две, да и то Валера похвастался, какую большую скидку выторговал у продавца. Это всегда его страшно заводило, когда где-то удавалось снизить цену, так что это точно не то украшение, из-за которого будешь чувствовать себя обязанной. А так, на память… почему бы и нет.

Вообще у моего спутника было сегодня какое-то особо-приподнятое настроение. Желание чем-то похвастать терзало его словно зуд: он ерзал на стуле, нетерпеливо подгонял официанта, а меня слушал, рассеянно кивая и, казалось, не особо-то и прислушиваясь. А я ему, между прочим, рассказывала о моих утренних приключениях, стараясь обойтись без подробностей вроде: «Нырнула в лужу глубиной два сантиметра и вынырнула сухая в другой реальности». В политкорректной версии у меня спер продукты какой-то беспризорник, который умчался с ними в парк, а я осталась сидеть в грязи.

Наконец я не выдержала, спросила его, как прошел день, и принялась уплетать салатик. Мне казалось, что говорить он теперь будет долго. Однако, как выяснилось, изнывал он вовсе не от желания поделиться новостью именно со мной:

– Да мы тут с друзьями в крутую тему наконец вписались. Резко масштабируемся. Раньше все по мелочам работали, а теперь наконец-то реальные деньги от инвесторов пришли. Теперь развернемся.

И замолчал. Ерзать, правда, не перестал.

– Ты никогда не рассказывал подробно о работе. Чем ты конкретно-то занимаешься? – я попробовала продолжить разговор.

– Логистикой. Но такой… с креативным подходом. Пока не хочу бизнес идею палить, извини. Как встанем на ноги, так расскажу обязательно, – Валерий нервно потер нос, подпер подбородок кулаком, якобы чтобы внимательно посмотреть на меня и послушать, но уже через секунду убрал руку и закинул ее на спинку дивана.

Мне стало немного обидно. Рассказать мне – значит спалить идею? Я знала, что у него какой-то там стартап, который он с еще парой однокурсников «мутит», но пока даже примерно не понимала, чем именно они занимаются. Каждый раз какие-нибудь отговорки. Теперь стало понятно, что его распирало не желание рассказать. Он просто был весь на нервах. Я не понимала, как можно так переживать даже из-за огромной суммы, но Валера умел делать драму даже на каких-то копейках. Один раз прицепился к тому, что цена в меню и в чеке за одно и то же блюдо отличалась на тридцать рублей и требовал позвать управляющего, пока ему не сделали скидку на большую сумму. Если ему кто-то пообещал миллион, то сейчас в его голове действительно крутятся одни цифры да купюры, и для меня там места нет.

Кое-как доела салат, попутно стараясь мелкими замечаниями не давать паузам тянуться неприлично долго, сказала, что неважно себя чувствую из-за утренних событий и, попрощавшись, отправилась домой. Пока я шла по кафе, то в отражение витрины видела его рассеянный взгляд мне вслед. Интересно, думал ли он в этот момент обо мне?

До дома добралась за полночь. Скинула туфли, и брякнулась на покрывало на кровати прямо в одежде. Непонятная апатия разбила меня как паралич. Спать не хотелось, но и пошевелиться было лень. Даже думать не получалось. Просто лежала и смотрела на идеально белый натяжной потолок. Этот день доконал мои нервы.

Спустя полчаса меня все-таки заставила встать жажда. Свет на кухне включать не стала. Пролистывая посты в инстраграме одной рукой, не глядя налила в чашку воды, поднесла к губам, но отвлеклась от экрана, увидев сверкнувшие в отражении огоньки. Так и не отпив ни глотка, я чуть отодвинула руку и посмотрела на то, как дрожит в чашке ночная Москва за окном.

Сразу нахлынули воспоминания-ощущения, которые я испытала, когда провалилась в отражение лужи утром. Тот странный озноб, что волной прошел по телу почему-то никак не получалось забыть. Он ныл где-то внутри и требовал внимания.

В задумчивости поставила чашку на стол, включила дурацкий светильник в виде искусственной свечки, который зачем-то держали на кухне хозяева квартиры, и пододвинула поближе так, чтобы его свет мерцал в чашке. Опустила подбородок на руки и уставилась на отражение. Мелкая рябь воды и фальшивое дрожание светодиодов гипнотизировало. Я пододвинула чашку еще ближе – так, чтобы отражение занимало весь видимый глазу мир. Почему-то это успокаивало.

На меня опять нахлынули воспоминания. Утром в самый момент перед падением в лужу точно так же отражение неба в воде занимало весь доступный моим глазам мир, который вдруг обрел реальность. Так же, как и сейчас.

Неожиданно в пальцах возникло покалывание. Испытанное утром ощущение, требовавшее к себе внимание весь день, вдруг, почувствовав свободу, вырвалось наружу и опять прошло волной по телу. Меня качнуло вперед, но я все-таки удержалась на стуле и в панике отстранилась от чашки. То есть от… чаши?

Я в панике огляделась. Никакого следа от моей квартиры. Темная каменная комната, освещаемая самыми настоящими свечами с оплывшим желтым воском. Витой железный подсвечник, равно как и металлическая чаша на высокой ножке, маячившие перед моим носом, стояли на массивном деревянном столе со старой и шероховатой столешницей. О такую занозу посадить – раз плюнуть. Пахло смолой, гарью и давно не мытым человеческим телом. Вообще было очень душно. Окон в помещении не было, да и горящие свечи явно не прибавляли кислороду.

Справа раздался судорожный всхлип. Я резко повернулась и увидела расширенные испуганные глаза неизвестного мне парня, одетого в черную хламиду. Он прижался к стене в дальнем углу и защищался от меня книгой с блестящим золотым узором на обложке. Потребовалось секунд пять, чтобы все факты сложились в моей голове.

В углу прятался настоящий молодой средневековый монах. Даже аккуратно выстриженная круглая лысина, обрамленная копной темных волос, была такой же, как я видела в фильмах. Я опять провалилась в какие-то древние времена.

Парень что-то пробормотал и еще дальше выставил книгу, словно это должно было меня как-то испугать.

– Простите, где я? – неожиданно хрипло спросила я. От жажды и нервов голос решил устроить забастовку. Пить хотелось ужасно. Посмотрела на чашу, но отхлебнуть не решилась. Мало ли что там. На воду темная жидкость была мало похожа.

– Oh jolie diable! Sortez! – чуть громче прошептал монах и я, наконец, распознала французский. Несчастный принимал меня за дьяволицу, что явилась к нему в келью, дабы соблазнить.

– Я не дьяволица, – ответила я ему уже на французском, – и сама бы рада убраться. Если бы только знала как. Куда я попала?

– Ты в монастыре Беркюфсона, о отец лжи. Тебе не обмануть меня, принимающий тысячи ликов. Сила святого пятиугольника не даст тебе творить тут темные дела.

– Сила кого? – я нахмурилась, вскинула одну бровь и еще раз более внимательно посмотрела на то, чем молодой человек пытался отмахнуться от меня, как от комара. Книга действительно чем-то походила на библию, но на обложке вместо креста сверкал чистым золотом правильный пятиугольник. Другой том, куда более толстый и крупный, лежал в раскрытом виде на небольшом сундуке перед монахом. Возле него на полу находилось еще несколько свечей, расставленных в углах большой пентаграммы.

Да он тут черными обрядами балуется! Небось вообразил себе, что случайно призвал прекрасную дьяволицу, которая будет его совращать.

– Какой сейчас год? – спросила я парня, испуганно бормочущего молитву. Он поднял на меня взгляд:

– Год синего вола, – удивленно ответил он.

К сожалению, ругаться по-французски аристократичная Мария Сергеевна меня не научила, а очень хотелось. Толку от этого испуганного монашка было еще меньше, чем от секретарши нашего вице-президента. Та тоже только машет коровьими ресницами, да строит испуганные глазки, что не спроси.

Черт с ним, с вопросом куда и в какое время я попала. Как отсюда выбраться? Воришка, заставивший меня искупаться в грязи, что туда, что обратно, протащил меня через одно и то же отражение в луже.

Быстро нагнулась к чаше, посмотрела на поверхность плескавшейся там темной жидкости и очень захотела мысленно погрузиться в нее. Особых усилий и не потребовалось. Обратно все прошло гораздо легче. Возникло ощущение, что, перемещаясь в эту келью, я натянула какую-то пружину, а сейчас она мгновенно выдернула меня обратно. Секундный озноб и я по-прежнему сижу на кухонном стуле, за окном переливается огнями ночная столица, а передо мной фальшиво-весело пляшет китайский светодиод в пластиковом корпусе.

– О-бал-деть, – только и выдохнула я.

Усталость и желание лечь спать как рукой сняло. Я ощутила такой прилив сил, словно залпом выпила пол-литра кофе, поэтому запрыгала по кухне, повторяя вслух: «Да! Да! Да! Это же настоящее путешествие в параллельные миры!»

Еще несколько минут назад я была уставшей офисной планктонихой, а теперь внезапно обнаружила себя героем марвеловских комиксов, да еще и в главной роли. Это же настоящая суперспособность: легким усилием ума переноситься в альтернативные измерения.

То, что я путешествовала не во времени, а в иные вселенные было очевидно. Ни в одном французском монастыре в истории Земли не поклонялись святому пятиугольнику. Я только что разговаривала с самым настоящим средневековым монахом из параллельной реальности! Больше всего заводило даже не это, а то неповторимое ощущение, возникавшее, когда я как бы ныряла в отражение. Никогда не пробовала наркотики, но, вероятно, они действовали как-то похоже. Мне очень хотелось еще раз почувствовать ту неповторимую вибрацию, которая охватывала мозг, а затем и все тело на долю секунды.

С трудом остановила себя от попытки второй раз воспользоваться чашкой. Неизвестно еще куда я попаду и что меня там будет ждать. Из лужи в осеннем парке я попала к деревьям в пригороде какого-то британского городка, а посмотрев на искусственную свечку, свалилась как снег на голову к монаху, который читал при свечах. Да и сосуды или водоемы, в которых в обоих случаях находилась вода, были очень похожи.

Это значит, что второй раз воспользовавшись чашкой, я, скорее всего, опять окажусь в келье. Вдруг этот религиозный чудак успел подготовиться и меня схватит местная стража или он просто шарахнет по башке какой-нибудь алебардой.

Страх меня сначала привел в чувство, а потом проник глубже и заставил испугаться всерьез. Совершенно непонятно как я это делаю, куда перемещаюсь и что мне за все это будет. И вообще, с чего вдруг у меня такие способности? Может это как в «Дозорах» Лукьяненко? Раз тебя затащили в сумрак, то ты становишься иным. Этот чертов ворюга перенес меня в свой мир, а затем обратно и все – я изменилась. Только вот я чуяла, что если способности передаются таким образом, то ими уже должно обладать порядочное количество людей. Этой толпой кто-то должен управлять, в том числе следить за порядком и карать непослушных. Может, меня уже заметили и выслали какой-нибудь ОМОН по мою душу.

На всякий случай я выплеснула воду из кружки в раковину. От греха подальше. Посидела еще минут десять за столом, успокаиваясь и все-таки пошла спать, предварительно проверив, что зарядник телефона воткнут как надо.

Утром подумаю, как мне теперь жить со всем этим.

Глава 2

Проснулась я, как ни странно, в прекрасном настроении и даже выспавшись, несмотря на то что легла во втором часу. В кои-то веки мне даже на пробежку захотелось, хотя я считала, что давно закрыла сезон. Как-никак, сегодня октябрь наступил. Однако погодка была фантастическая. Словно Италия или другая средиземноморская страна одолжила вечно зябнувшей российской столице кусочек своей осени: теплой, солнечной, пахнущей поздними яблоками и рябиной.

Быстро надев кроссовки и спортивный костюмчик потеплее – все-таки по утрам было немного зябко – я выскочила на набережную. Дорогу от Москвы-реки отделяла неширокая парковая полоса с тропинками. Именно по ним я и любила бегать. Прохожих там было не много, так как большинство предпочитало тротуары, а редким рыбакам я не мешала.

Валеркин кулон отчаянно кололся под футболкой. Эти полумесяцы имели кончики, что иголки. Как его не поверни, один точно в кожу вопьется. Какое-то садистское украшение. Я вытащила его наружу. Теперь он болтался на каждом шаге. Не сказать, чтобы очень удобно, но хотя бы не больно.

Река сегодня была гладкой как стекло и не воняла тиной. Утренний воздух тоже радовал не московской горной свежестью. Солнце хоть и взошло час назад, но еще подсвечивало золотом облака, а дым из труб на другой стороне реки из-за такого освещения казался фиолетовым. Если бы у меня было на это время, то научилась бы рисовать, села бы тут на набережной и запечатлела бы всю эту красоту широкими яркими экспрессивными мазками. Камера в смартфоне даже десятой доли этих оттенков не передаст. Желто-красные деревья превращали простую аллею в какую-то совершенно немосковскую сказку. Если бы дул ветер, то вокруг меня кружил бы целый водоворот из золотых листьев, но вокруг царил полный штиль. На реке даже ряби не было. Идеальный покой. В отражение можно смотреться как в зеркало.

Я остановилась. Постояла минуту, успокаивая дыхание. Решиться было сложно, но адреналин уже прошел по телу приятной волной от одного воспоминания о вчерашнем вечере. Перемещаться в другие миры было жутко интересно. Помялась на месте пару минут, а потом все-таки свернула к реке. Почему-то этот кусок набережной еще не успели заковать в бетон и с тропинки можно было спуститься прямо к воде. Нашла более-менее твердый клочок земли на илистом берегу, чтобы не увязнуть белыми кроссовками в грязи, присела на корточки на самом краю и, стараясь не плюхнуться, склонилась к поверхности воды. Отражение здесь было совсем не интересное. На другом берегу маячили подъемные краны и какая-то ржавая баржа. Мне совсем не хотелось попадать туда, где будет такой же пейзаж.

В этот момент с дерева на воду приземлился желто-красный лист и поплыл как детский кораблик, гордо задрав нос. Меня словно подбросило – вот оно, нужное отражение. Он покачивался на поверхности совсем рядом. Я пододвинулась чуть в сторону и, склонив голову набок, приблизила глаз к воде так, что все поле зрения в отражении занимал именно этот листочек.

Мгновенный озноб.

Я отшатнулась от воды, боясь упасть, и тут же огляделась.

– Боже, красота-то какая, – не выдержав, сказала вслух.

Буйство красного с редкими вкраплениями золота. Листья в этом месте имели сумасшедше-яркие малиновые и алые оттенки. Я сидела на берегу пруда среди зарослей, а напротив меня на другой стороне виднелся небольшой деревянный мостик, увитый чем-то вроде красного плюща. Небольшая белоснежная дорожка, заканчивающаяся крутыми мраморными ступеньками, вела вверх к миниатюрной японской пагоде… или как там еще называются эти домики, с загнутыми уголками крыш. Это было что-то вроде часовенки, так как жить в столь маленьком помещении, по-моему, было нельзя. Белоснежный домик с ярко-красными балками по углам и таким же красным заборчиком по контуру был таким милым, что казался даже игрушечным. По краям дорожки торчали миниатюрные деревца, постриженные идеальными шариками. Мне казалось, что будь я на другом берегу, они бы не доставали мне даже до пояса.

Достала смартфон, встала так, чтобы совместить в кадре свою довольную физиономию и этот изумительный пейзаж, так подходящий к волосам, и сфоткала. Получилась просто чумовая картинка для инсты. Я даже автоматически попыталась запостить ее сразу же, но связи, понятно, в этом мире не было.

Тропинок вокруг меня не наблюдалось. Попробовала продраться через заросли, но тут же провалилась ногой в какую-то хлюпающую грязь. Чертыхнувшись, долго оттирала бывший белоснежный кроссовок от красной глины. Подойти к домику поближе очень хотелось, но с третьей попытки я поняла, что вся изгваздаюсь, прежде чем достигну цели. Кроме того, с опозданием в голову пришла мысль, что тут, не дай бог, можно встретить местных жителей. Хорошо, если это современная Япония, а то в средневековье, судя по фильмам, самураи запросто без разговоров убивали всех чужеземцев.

Пришлось тяжело вздохнуть и отступить, хотя очень хотелось задержаться в этом месте подольше. Я даже мечтала бы жить здесь. Гулять по этому волшебному парку, сидеть на крылечке часовенки и смотреть, как красные листья медленно плывут по идеальной как голубое зеркало поверхности озера.

Сделала еще пару кадров на память и тут же, увидев время на экране смартфона, спохватилась: мчаться домой надо было уже совсем бегом, чтобы на работу успеть. Присела у воды и задумалась: интересно, а чтобы попасть обратно тоже надо подгадывать отражение и ловить проплывающий мимо листик?

Оказалось, что не нужно. Как только я наклонилась, то почувствовала, что меня притягивает к отражению как магнит к холодильнику. Опять создалось ощущение натянутой пружины, которой не терпится втащить меня обратно. Никаких специальных усилий делать не пришлось, скорее наоборот: просто расслабилась и позволила унести домой. Мгновение – и я опять на берегу Москвы-реки, а на другой стороне вместо красивого домика ржавая баржа.

Я автоматически снова посмотрела на часы на экране смартфона и удивленно заморгала. На моих глазах цифры перепрыгнули на двадцать минут, как только телефон поймал сеть. Осознавать этот эффект нужно было после. Поняла, что совершенно безбожно опаздываю и со всей быстротой рванула к подъезду.

Даже несмотря на то, что завтрак пришлось пропустить, на работу я все-таки заявилась на пять минут позже. Николай Петрович уже был на месте и крайне неодобрительно посмотрел на меня, когда я заскочила к нему в кабинет. Вслух ничего не сказал, но в этом не было необходимости. Все и так было понятно. Это я должна встречать его утром и рассказывать о планах на день, а не наоборот. Пришлось извиниться и искренне пообещать, что это был исключительный случай.

Меня опять закружила работа. Предстоящий визит в Лондон, который из-за планов одного из главных акционеров неожиданно перенесся с декабря на ноябрь, теперь занимал все мысли моего начальника, а значит, и мои тоже. Требовалось организовать кучу встреч для согласования деталей финансового плана, который Николай Петрович будет докладывать двум конкурирующим за власть акционерам. Нужно было исхитриться и не подыграть ни одному из них, то есть практически пройти по лезвию бритвы.

К сожалению, в Лондон я не поеду. Когда меня взяли на должность личного помощника, я надеялась, что вот теперь точно посмотрю мир и даже собиралась сделать загранпаспорт, но Николай Петрович тут же все четко расставил по полочкам. Ни в одну поездку я его сопровождать не буду. Никогда. Потому что, во-первых, этого не поймет жена: уже на второй день он отправил меня к нему домой, чтобы привести какую-то фигню, а, на самом деле, на смотрины супруге. Вероятно, та осталась довольна кратким общением и внешним осмотром, потому что меня не выгнали с работы и испытательный срок я успешно прошла. Во-вторых, мой босс не хотел, чтобы по компании ползли хоть какие-то слухи, которые могли подпортить репутацию ему и мне. Он всегда в общении был очень официален.

Гарантированное и подчеркнутое отсутствие какого-либо интереса ко мне как к женщине со стороны немолодого и начинающего лысеть начальника меня более чем устраивало. Немного обидно было только то, что я становилась невыездной. Слетать в Сингапур или в Великобританию, честно говоря, хотелось, но с моим графиком мне не светило попасть куда-либо заграницу в ближайшие годы. Отпуска на этой работе не предполагалось. Об этом мне тоже сразу объявили. Даже когда босс отдыхает на море с семьей я должна интенсивно общаться с агентством, которое обеспечивает ему нескучный досуг: организовывать трекинговые походы в горы, добывать дефицитные билеты в какую-то там пинакотеку или придумывать нестандартные экскурсии. Ходить в офис в эти дни было необязательно, но я должна была непрерывно дежурить у телефона и компьютера.

Конечно, я понимала, что с такой загрузкой никакой настоящей личной жизни у меня не будет. Непонятные отношения с Валерой вряд ли могли вылиться во что-то серьезное. Да и вообще никакой мужчина не потерпит, если будет видеть свою девушку только по ночам или редким выходным. Я была готова к тому, что ближайшие пару лет буду одинока и мне придется целиком посвящать себя работе. Зато это позволит закрепиться в столице, накопить достаточно денег и найти потом себе что-то более приемлемое по графику. Продержаться пару лет личным ассистентом у человека такого уровня – это сама по себе очень крутая рекомендация. Уходить опять работать хостес или официанткой мне совсем не улыбалось.

Пока ездила в лифте на обед на второй этаж, против своей воли узнала очередное оправдание для лентяев: дескать, перед Новым годом нельзя убираться, так как грядет год Крысы, которая любит беспорядок, а еще что директор по маркетингу вчера разбил свой новенький бумер о фонарный столб. Срочно начала вспоминать нужно ли мне для встреч босса договариваться о чем-то с этим шумахером, а то такой повод пропадает. Плохая ли новость или хорошая, ее всегда можно использовать себе во благо.

Домой я вернулась поздно, без сил упала на кровать и практически сразу заснула. Даже с утра проснулась уставшей, так что на пробежку не пошла. Встала под душ и стояла грелась минут пять. Все это время смотрела как поток воды стекает по плитке с имитацией старого камня, играя блестками от света ярких ламп на потолке. Поймала себя на мысли, что примериваюсь как бы этим воспользоваться. Срочно спохватилась и отпрянула подальше. Не хватало еще голой вывалится куда-нибудь в людное место. Однако любопытство начало меня мучить: а можно ли переместиться с помощью вот такого нестабильного отражения?

Кстати, а почему я перемещаюсь исключительно при помощи воды? Я посмотрела на своего двойника по ту сторону зеркального стекла, быстро выскочила из ванны, оделась и вернулась к раковине. Минут пять пыталась и так, и эдак, но, в отличие от воды, зеркало оставалось просто мертвой поверхностью. Не получалось ни погрузиться в такое отражение, ни даже близко ощутить подступающий приятный озноб. Пришлось опять включить воду, направить душ на стену, снять тапочки и босиком залезть в ванну, чтобы приблизить лицо к стекающему по стене потоку.

Видимо, я так натренировалась у зеркала, что ощущение перемещения захватило меня мгновенно.

Вокруг меня был темный каменный коридор, освещаемый факелами.

Повернуться и оглядеться не успела. Пахнуло тяжелым мужским потом и тут же сзади меня дернули за волосы так сильно и больно, что я с криком упала на спину.

– Эй, сграбил сем чаровницу! – закричал человек в латах, схватил меня за руку, заломил за спину, рывком поднял с пола и поставил на колени. Боль в плече и локте была такая, что я боялась даже дышать слишком глубоко, чтобы не дай бог не сломать себе кости.

Где-то за моей спиной послышались шаги. Проскрипела дверь, громыхнуло железом по каменным стенам. Меня опять схватили за волосы, чуть приподняли, повернули лицом в другую сторону коридора и уронили на колени. Только тут стало понятно, как неудачно я появилась. Буквально в метрах двух от меня находилась массивная дубовая дверь, у которой стоял второй стражник, а в дверном проеме застыли две фигуры: здоровенный усатый бородатый дядька в мехах и лысый как коленка ушастый невысокий священник в черной рясе до самого пола. За дверью на стене пустой каменной комнаты играли отсветы пламени. Вряд ли это было жилое помещение.

Угораздило же меня появиться прямо в темнице, да еще и перед охраняемыми дверями какой-то пыточной.

– Я не чаровница! – пискнула я и тут же взвизгнула, потому что солдат снова больно дернул меня за волосы.

Внутри меня все сжалось от страха. Я поняла, что на сей раз влипла так крепко, что если выберусь отсюда живой, то мне страшно повезет. Девушка с рыжими волосами, в брюках, появившаяся из воздуха… да в Средние века и за меньшее сжигали.

– Искрено! Появила се е на ходнику. Прав ту, – произнес тот, кто меня держал. Второй стражник неистово закивал. Судя по глазам, испугала я его конкретно.

Священник еле заметно улыбнулся и положил руку на плечо бородатому, давая знак, что говорить будет он.

– Пошлите йо в камеро! Главна стварь е, не дай йи пьяче. Не дай йи воде!

– Кай? – переспросил стражник.

– Не дайте йи воде, сикер дахко побегне! – поморщившись добавил человек в рясе, и, повернувшись к бородатому, добавил: – Сам йо бом заслушевал.

– Как не давать воды? Я же умру от жажды! Я не буду побегнить! Не надо, мне на работу же – залепетала я, но второй стражник двинул мне в живот кулаком, и я захлебнулась воздухом. Мир для меня померк и скукожился в маленький шарик, который дикой болью разрывал меня изнутри. Стало невозможно ни думать, ни осознавать, что происходит вокруг. Меня куда-то тащили по каменным коридорам, скрипела дверь, а потом я упала и сильно со всего маху ударилась скулой о камень.

Боль отступала медленно и неохотно, а вселенная вокруг плавно обретала резкость. Постепенно я поняла, что лежу на каменном полу. Меня бросили в камеру – небольшую темную каменную клетушку два на два метра. Живот потихоньку проходил, но теперь болела и слегка кружилась голова. Видимо, знатно башкой приложилась.

Поморщившись, потрогала скулу. Наверное, там была приличная ссадина. На секунду я испугалась как же я с ней на работу-то заявлюсь… и тут же заревела. Дура я, дура! Какая работа?! Меня тут вообще скоро казнят!

Я тонула в жалости к себе, наверное, с полчаса, а может и больше. Воротник блузки стал мокрым от слез и мне постепенно стало холодно. Хотя из небольшой щели под потолком струился слабый свет, но создавалось впечатление, что я глубоко под землей. Стены не сложены из блоков или кирпичей, а монолитный камень, как будто эту клетушку вырубили прямо в скале. Вокруг царила абсолютная тишина. Пахло паленой тряпкой от факелов, которые чадили где-то за дверью, и гнилью. Время здесь текло непонятно. То ли час прошел, то ли всего десять минут, показавшихся вечностью.

Постепенно истерика прекратилась и на меня накатила апатия. Словно во мне кончились и страх, и слезы. Стало все равно. Я сидела на полу, прислонившись к стене, дрожала от холода и тупо смотрела прямо перед собой. Боль уже совсем прошла, голова не кружилась, только скулу пощипывало.

То ли от нервов, то ли от того, что выплакала целое ведро слез, я захотела пить и тут же вспомнила о страшном приказе священника. Воды мне не дадут, как не проси. От мысли, что меня тут могут продержать пару дней без капли жидкости, язык моментально пересох, и жажда затмила все остальные мысли. Встала и обошла камеру кругом. Несмотря на подземную сырость, на стенах не было ни единой росинки. Паника начала возвращаться. Как же я без воды то?

В полной растерянности опустилась обратно на пол в уголке.

Откуда этот поп знает, что я могу сбежать с помощью жидкости? Получается, что сюда уже наведывались те, кто мог так же перемещаться сквозь отражения, причем настолько часто, что этот инквизитор почти не удивился моему появлению.

За железной дверью раздались гулкие шаги. Засов неприятно заскрежетал, и я даже обрадовалась и начала подниматься: меня не будут тут убивать жаждой, держа взаперти сутками.

В проеме двери появились три солдата коричневых кафтанах. Руки лежали на рукоятках коротких мечей, а в глазах горела такая злоба, что я отшатнулась и плюхнулась обратно.

– Встани! – резко приказал один из них.

Я послушно поднялась, нервно комкая в пальцах низ блузки.

– Приди вен! – стражник кивнул на выход, а когда я прошла мимо, ткнул мне ладонью промеж лопаток, подгоняя, и прошипел: – Капитель тя бо мучит, чаровница.

«Мучить», – слово расплескалось в моем мозгу новым страхом. Ноги от слабости начали подгибаться. Меня же ведут на пытку! Невольно вспомнила все ужасные картинки, которые видела в какой-то книжке про инквизицию. Дыбы, сапоги с шипами, стулья с гвоздями и другие способы заставить человека орать и признаваться во всем, в чем только попросят. И сейчас эти ужасы будут применять на мне! «Мамочки…» – сказала я вслух, но шла послушно как кукла. От страха все мысли выскочили из головы, пульс громыхал в висках как набат, а перед глазами замелькали цветные мушки.

– Здай нам все поведаш, – довольно и зло произнес кто-то за моей спиной.

Впереди уже маячила та самая дверь, возле которой меня схватили. В этот момент меня как громом ударило: а где же та вода, благодаря которой я сюда попала? Ведь всегда там, куда я переносилась, был такой же сосуд или водоем. Разум тут же обрел привычную четкость и ускорился так, что мысли начали мелькать как кадры в быстром музыкальном клипе. В своей ванне я смотрела на текущую по кафелю воду. Имитация каменной стены. Здесь тоже должен быть вертикальный поток. Где же он?