Гийом Байи
Если клиент всегда мертв. Гробовщик про самые странные похороны из своей практики

Посмертное сравнение цен

Телефонный звонок. Я снимаю трубку. В таких случаях выбирать не приходится.

Я:

– Похоронное бюро, добрый день!

Да, я знаю, что «добрый день» от ритуальщика звучит очень двусмысленно и вызывает неоднозначные реакции. Следует ли так говорить? Вопрос остается открытым. Уточню лишь, что я стараюсь избегать излишней радости в голосе.

Дама:

– Добрый день. Я звоню вам, потому что умер мой муж.

Я:

– Примите мои соболезнования, мадам.

Дама:

– Спасибо, это очень любезно с вашей стороны. Так вот, мне нужно узнать кое-что.

Я:

– Вы хотите, чтобы я рассказал вам об организации похорон, не так ли? Да, конечно. Для начала я…

Дама:

– Нет-нет – мужа уже похоронили.

Я:

– Да? Так чем я тогда могу помочь вам?

Дама:

– Дело в том, что я была у одного из ваших конкурентов и нахожу, что цены у вас несколько ниже. Мне хотелось бы знать, что вы думаете по этому поводу.

Я:

– Даже не знаю, что вам сказать…

Представьте себя на моем месте: с одной стороны, есть конкурент, чьи цены могут быть ниже, чем у меня (это сложно, но вполне вероятно), и я должен признать этот факт. В этом нет ничего страшного, но немного унизительно. С другой стороны, существует вероятность того, что цены у конкурентов будут выше, и тогда мне придется критиковать собрата по профессии, который волен устанавливать их по собственному усмотрению. Для меня это совершенно неприемлемо. Коллеги так себя не ведут. Разумеется, за исключением тех случаев, когда собрат оказывается явным мошенником.

Но в этом случае ни о каком мошенничестве речи не шло. Конкурент был настоящим профессионалом, добросовестным предпринимателем, относившимся к усопшим и скорби родственников с неподдельным уважением – он работал действительно отлично. Все дело в том, что у него была репутация человека, который очень любит деньги и применяет более высокие тарифы. Но право устанавливать собственные расценки есть у каждого предпринимателя: у людей был выбор – идти к нему или нет. Прошло уже двадцать лет после принятия закона о свободном выборе ритуального агентства, но большинство клиентов все еще не поняли этого.

Одним словом, я был крайне огорчен и считал, что наглости даме не занимать.

Итак, мы начали сравнивать тарифы наших похоронных бюро: дама – с увлечением, а я – с отвращением. Обнаружилось, что цены у моего собрата по профессии были, простите за такое слово, офигительно выше по всем пунктам. Это слово я позаимствовал у одного из сотрудников конкурента, объяснившего мне, что в этом похоронном бюро платили «офигительно много». Дыма без огня не бывает.

Ну а я уже начинал проклинать эту даму. Когда я покупаю холодильник в одном магазине, не звоню потом в другой, чтобы убедиться, что заплатил меньше.

Вот тут и произошло самое интересное.

Попытайтесь поставить себя на мое место.

Резюмирую: какая-то дама звонит мне, чтобы сказать, что она выбрала моего конкурента, и теперь задает себе вопрос, не лучше ли было обратиться в мое похоронное бюро.

Затем выясняется, что я даже не составлял ей предварительную смету, а у конкурента цены действительно гораздо выше. Вы понимаете смысл происходящего?

И теперь она продолжает разговор со мной обвинительным тоном:

Она:

– А как вы объясняете такую разницу в цене?

Я:

– Мадам, я не знаю.

Она:

– Скажем, двести евро разницы в цене за бальзамирование – это очень и очень много!

Я:

– Да, конечно, но я не знаю, с чем это связано. Возможно, был выходной день или ночное время – мне неизвестны обстоятельства…

Она:

– Нет, дневное время в будний день. И даже если сотрудник работал ночью или на выходных, все равно двести евро разницы – это грабеж!

Я:

– Но я не говорил, что у нас…

Она:

– Да и катафалк у вас на сто евро дешевле. Как вы объясните это?

Я:

– Не знаю, мадам.

– Получается, вы ничего не знаете! Как удобно ничего не знать. Теперь я сама убедилась в том, что похоронный бизнес – это настоящая мафия. Месье, вам должно быть стыдно! – вопит дама и бросает трубку.

Вот уже четыре года, как я пытаюсь увидеть мораль в этой истории. Важное уточнение – мораль должна быть без бранных слов.

Плохой план

Мы должны были сделать захоронение в склепе. Банальная классическая процедура. Вход в этот склеп осуществлялся через закопанный люк, ведущий внутрь. То есть гроб задвигался в нишу, а не опускался вертикально.

Могильщик копает в месте, где должен находиться люк, но ничего не находит. Раздосадованный, он крутит головой в разные стороны: слева стоит бетонная емкость для растительных отходов кладбища, справа – памятник, а сзади – маленькая аллея. Ведь не может же ведущий внутрь усыпальницы люк находиться посреди прохода между другими склепами? Добросовестному могильщику уже приходилось сталкиваться с такими архитектурными особенностями, поэтому для очистки совести он погружает щуп в землю, чтобы проверить свое предположение.

К его большому облегчению, он ничего не находит. Короткая пауза, после которой он опять мучительно размышляет, как же попасть в этот склеп.

Он начинает наводить справки.

– Нет, вход в склеп не вертикальный – он находится сбоку.

Сбоку. Нужно подумать…

– Скажите, когда было последнее захоронение?

– В восьмидесятые годы.

– Понятно! Окей, скажите тогда, как давно установили бетонный контейнер для мусора рядом со склепом?

– В девяностые годы, а что?

– Я спросил на всякий случай.

– Скажи, ты считаешь нас такими тупыми, чтобы поставить бетонный мусорник на входе в могилу?

– Нет-нет-нет. Конечно же, нет. Скажи, а не мог бы ты посмотреть старые планы кладбища в архивах – просто чтобы проверить?

Разумеется, догадка подтвердилась! Администрация установила бетонный контейнер для мусора прямо на входе в старый склеп. Там было свободное место, размеры которого соответствовали контейнеру. Никому в голову так и не пришла мысль, почему на переполненном кладбище это место должно было оставаться свободным…

Предубеждения

Французы говорят, что смерть стоит дорого, а рождение бесплатно. На самом деле это не так.

В среднем похороны во Франции обходятся в суммы от 2800 до 3200 евро. Расходы, связанные с рождением, оцениваются приблизительно в 7000 евро, но они полностью компенсируются системой социального страхования, в то время как оплата похорон ложится на плечи родственников покойного. Рождение всегда происходит более или менее одинаково. Что касается похорон, тут возможны самые разные варианты: гражданская или религиозная панихида (отпевание) в церкви, храме, мечети или синагоге. Тело может быть погребено в земле или кремировано. В последнем случае прах может быть захоронен в могиле или храниться в колумбарии, его можно развеять… Проще говоря, есть выбор – каждый волен решать сам. Всегда существует возможность обратиться к государству с просьбой возместить расходы на похороны. Тем не менее они все равно оплачиваются посредством взносов, налогов или сборов. Следует помнить о том, что в случае возмещения расходов на похороны государством выбирать уже не придется, – для минимизации средств церемонии будут проходить по одному и тому же стандарту, по упрощенной схеме. В итоге закон проигнорирует последнюю волю, религиозные убеждения и принципы покойного. И тогда расчет стоимости похорон не составит никакого труда и будет соответствовать цене свободы выбора.

Собачья жизнь

Мужчина скончался после долгой болезни. Его последней волей было умереть и покоиться до похорон у себя дома среди привычной обстановки на медицинской кровати, установленной в гостиной.

Наступил день похорон, и команда агентов похоронного бюро пришла в дом к покойному. Они сразу заметили, что вся семья собралась на кухне, а не возле усопшего. Церемониймейстер пошел поздороваться с ними и попросил разрешения войти в гостиную, чтобы поставить там все необходимое для последующей транспортировки тела. Родственники нахмурились.

– Есть небольшая проблема, – наконец сказал сын покойного. – Собака моего отца была очень привязана к нему… – он глубоко вздохнул. – Сейчас она лежит на кровати и не дает никому подойти.

– А вы не звонили ветеринару?

– Нет. Мы не хотим причинить вреда псу: видите ли, мы давно его знаем. К тому же такая привязанность к папе трогает нас до глубины души.

– Хорошо, сейчас посмотрим, что можно сделать.

Ритуальщики направились в гостиную.

На кровати, где лежал усопший, во всю длину растянулась огромная собака, и ее морда находилась в нескольких сантиметрах от холодной щеки хозяина, на которого она смотрела грустным взглядом. Когда вошли ритуальщики, пес повернул к ним голову, привстал на дыбы, оскаливаясь и обнажив белые острые клыки, и угрожающе зарычал. Первые вошедшие мужчины попятились назад: казалось, рычание исходило от раненого животного, которому уже нечего было терять.

Отважные гробовщики с достоинством отступили. Вернувшись в холл и убедившись, что никто из родственников их не слышит, они в едином порыве повернулись к церемониймейстеру.

– Давайте говорить начистоту: нам платят не за это, – сказал один из служащих, обнаруживший в себе после двадцати лет безмятежной карьеры поползновения к профсоюзной деятельности и взявший инициативу говорить за всех.

Церемониймейстер обвел изучающим взглядом одного за другим членов своей команды.

– Послушайте, парни, вы же не оставите меня здесь одного!

– А что мы можем сделать? Ты видел это животное?

– В конце концов, это просто собака… – неуверенно промямлил церемониймейстер.

– Нет, это не просто собака! Это пятьдесят килограммов мышц, ничего не жравшие вот уже два дня и рассматривающие сонную артерию моей шеи с видом, который мне совершенно не нравится! Если хочешь, иди к ней сам!

– Хорошо, ребята, – сказал церемониймейстер, – я сейчас что-нибудь придумаю.

И он пошел к родственникам и попытался уговорить их вызвать ветеринара, специальную машину, снайперов элитного подразделения национальной жандармерии – кого угодно, но только не группу до смерти напуганных гробовщиков. Те вежливо выслушали церемониймейстера и с пониманием отнеслись к его предложениям, но наотрез отказались от привлечения посторонних лиц, прежде всего опасаясь того, что собаку придется усыпить. Эти страхи были ничем не обоснованы, так как пес еще никого не покусал, но, если ничего не делать, в конечном счете это обязательно произойдет.

Тем временем в коридоре бунтовал один из гробовщиков.

– Никто не посмеет сказать, что я спасовал перед покойником! Вот уже десять лет я работаю в похоронном бюро, а до этого двадцать лет копал могилы. Ранним утром я уже вгрызался в застывшую землю на кладбище, обмораживая руки, державшие рукоять кирки! Я не могу позволить себе уйти поджав хвост из-за какой-то мелкобуржуазной псины!

Ему смущенно поддакивали остальные служащие. Их лица залила краска стыда: они уже представляли, что им удалось прийти к коллективному соглашению, в отличие от их несговорчивого приятеля, который принес себя в жертву дальнему родичу Фенрира^[15]. Решив объединить силы и мужество и явить человечеству пример дерзости и отваги, они пошли за церемониймейстером, объяснили ему свой план, который тот передал родственникам, а те дали согласие. Дело в том, что время шло своим ходом, а испытывать терпение господина кюре никто не хотел.

План был прост: один из гробовщиков должен был отвлечь внимание собаки, в то время как другой пробежит через комнату, чтобы открыть дверь на балкон. Еще два гробовщика и церемониймейстер воспользуются одеялом как сетью, накинут его на собаку, выкинут ее на террасу и сразу же захлопнут дверь. Террасу окружала высокая ограда, перепрыгнуть через которую собака явно не решится. А если пожалуются соседи? Вот это уже их никак не касалось.

План был самоубийственным и абсолютно идиотским. Вероятность его успешного осуществления составляла ровно один к миллиону.

Родственники собрались в холле полукругом подобно древним римлянам перед гладиаторскими боями в цирке. Вошли гробовщики, соблюдая разумную дистанцию по отношению к псу, который свирепо переводил глаза от одного служащего к другому.

Напряжение буквально висело в воздухе. Ну что же, назвался груздем – полезай в кузов…

– Подождите, пожалуйста, одну минуту, господа! – послышался тонкий голосок.

Это была вдова. Она тихонько прошла через всю комнату до уже открытой террасы, поставила там плошку с водой и миску с кормом и вернулась тем же путем обратно. Все это время за ней внимательно следили десять пар озадаченных глаз, включая одну собачью.

Казалось, пролетел ангел – воцарилась звенящая тишина.

Затем события развивались очень стремительно. Выступавший в роли приманки гробовщик стал бешено трясти всеми игрушками, какие ему только попались под руку, подпрыгивая и читая на всякий случай молитву «Отче наш». Трое заговорщиков накинули одеяло на пса и прыгнули на него сверху, чтобы подавить любые попытки сопротивления, дотащили рычащий и барахтающийся сверток до террасы, забросили его туда и поспешно забежали обратно. Еще двое гробовщиков сразу же захлопнули дверь после выдворения пса и возвращения коллег в комнату. Все было кончено. Выбравшийся из одеяла пес залаял, но не очень убедительно, очевидно признав себя побежденным. Положение в гроб и вынос покойного не заняли много времени.

Оставшаяся часть траурной церемонии прошла без особых происшествий. На обратном пути один из гробовщиков казался чем-то озабоченным. Его коллеги поинтересовались причиной его задумчивости.

– Все нормально. Просто я переживаю за того бедолагу, которому придется выпускать собаку с террасы.

Тогда все члены команды тоже погрузились в свои мысли, соблюдая тем самым образцово-показательную для похорон минуту молчания.

Есть ли у вас местечко в катафалке?

Машина ехала медленно. Днем центр города был пуст, но водитель предпочитал осторожность. Слепые повороты всегда таят в себе опасность.

Так было и в случае с этим автофургоном: неожиданно за поворотом как из-под земли возник зазевавшийся пешеход. Он шел согнувшись, опустив голову и не отрывая глаз от смартфона, и, казалось, был погружен в решение важнейшей в мире задачи. Той, что вряд ли радикально изменила бы его жизнь, но явно привела бы к ее досрочному завершению, если бы рефлексы подвели водителя автофургона. Он ударил по тормозам, и машина резко остановилась.

Тем временем пешеход, которого мы для удобства изложения будем называть ротозеем, продолжал идти своей дорогой как ни в чем не бывало. Создавалось впечатление, что окружавшая его и граничащая с идиотизмом аура поразительной беспечности сияла всеми цветами радуги и обладала способностью защищать даже от неизбежной трагедии.

Оторопевший водитель опустил стекло, чтобы как следует обругать ротозея, который, казалось, до этого момента даже не подозревал о его существовании. Набрав в грудь побольше воздуха, водитель рявкнул во всю мощь своих легких:

– Эй, олух! Для тех, кого я давлю, доставка бесплатно.

Оказавшиеся рядом прохожие сразу же остановились, чтобы посмотреть, что происходит. Остановился наконец и ротозей. Его возвращение из виртуального мира в реальный было впечатляющим. Уставившись на водителя, он какое-то время мучительно пытался понять смысл фразы. Затем, опустив взгляд на капот машины и прошелестев губами, прочел надпись: «Похоронное бюро: круглосуточное обслуживание без выходных».

Все еще недоумевая, он снова посмотрел на водителя и глубоко задумался. Вдруг его физиономия озарилась гениальной догадкой, сменившейся маской ужаса, а глаза вылезли из орбит, как если бы он столкнулся с особенно живучим и даже непобедимым монстром, заканчивая уровень видеоигры. Он пробормотал что-то невразумительное, имеющее отдаленное сходство с извинениями.

– Ну что же, я вижу, парень ты неплохой, – прервал его гробовщик, – но у меня за спиной уже есть клиент. Поищешь для себя местечко в следующем катафалке. А теперь, будь так любезен, уйди с проезжей части!

Ротозей благоразумно внял его просьбе.

Гробовщик посмотрел в зеркало заднего вида и с удовлетворением отметил, что ротозей убрал телефон и шел, бросая пугливые взгляды по сторонам, как если бы мир открылся для него во всем своем первозданном ужасе.

Какие красивые цветы!

Женщина ушла в мир иной тихо, в окружении близких.

Во Франции 1960-х годов очень часто бывало так, что тело не забирали в морг, и родные и близкие дежурили у гроба.

Оказалось, что среди подруг усопшей была супруга вышедшего недавно на пенсию служащего похоронного бюро. Узнав о смерти, она сразу же позвонила дочери покойной, и та, естественно, не стала возражать против визита подруги, пожелавшей отдать дань памяти.

В назначенное время супруга ритуальщика пришла в дом покойной. Там уже были все родственники, кроме дочери усопшей, которую задержали срочные дела. Женщина представилась, и ее ввели в комнату с умершей. Там она и осталась, храня молчание и чувствуя себя неудобно среди незнакомых ей родственников.

Возникло некоторое смущение. Каждый из присутствующих искал более или менее уместный предлог для начала разговора с учетом специфики обстоятельств знакомства.

Супруга ритуальщика позволила себе первую реплику:

– Она очень красивая. Прекрасно выглядит.

Родственники трогательно поблагодарили ее за столь неоднозначный комплимент, но, опять же с учетом обстоятельств, не слишком усердствовали в своем рвении. Супруга ритуальщика подошла ближе. В руках у нее были цветы, которые она принесла с собой. Ей любезно показали место, где она могла их оставить, – рядом с кроватью покойной.

Она положила букет, заодно похвалив букеты родственников вокруг тела ее подруги, которая так любила цветы.

На специально установленном столике она заметила странный букет – словно из фарфора. Брат покойной обратил внимание на ее интерес к этой композиции – он слышал об этой даме и знал профессию ее мужа:

– Это керамические цветы. Новинка сезона!

– Никогда не видела раньше. Они очень красивы. Можно мне посмотреть их ближе?

В то время как она изучала цветы, брат покойной, который и принес их, стал расхваливать новинку сезона на все лады.

– Они появились на рынке ритуальных принадлежностей совсем недавно и скоро заменят унылые надгробные таблички на кладбищах. Да, они немного ярковаты, но, поскольку речь идет о пастельных тонах, это никого не оскорбит.

Восхищенная поддержкой невестка покойной добавила:

– Да, они очень красивы. И у них есть преимущество – на могиле они будут стоять всю жизнь!

Долг памяти

Мужчина умер несколько дней назад, и его тело находилось в стадии сильного разложения. Проще говоря, состояние трупа было ужасным. Все родственники мужчины были в приемном кабинете с моей коллегой. Вскоре, прервав прием, она зашла ко мне:

– Ради бога, скажи мне, что врач отдал распоряжение о срочном захоронении по санитарным соображениям.

На большом столе, где лежали папки с документами, мы нашли медицинское свидетельство о смерти, все пункты которого были помечены галочками «НЕТ».

– Они во что бы то ни стало хотят его увидеть, и я ничего не могу с этим сделать, – заявила коллега.

Я очень удивился: у нее был большой опыт работы в похоронном бюро, и, что еще важнее, она обладала врожденной интуицией и даром убеждения. «Должно быть, они действительно настойчивы, – подумал я, – если даже она не может их отговорить».

Я предложил ей попробовать убедить их совместными усилиями. Если бессильна ее мягкость, возможно, придется прибегнуть к некоторой резкости. А я умею это делать.

Спустя пять минут я уже стоял в кабинете перед отцом, матерью, братьями, сестрами и другими родственниками покойного, которые хотели видеть его, несмотря на мое настойчивое сопротивление.

Нам с коллегой, поочередно игравшим роли доброго и злого гробовщика, все же удалось внушить им некоторое сомнение. И тогда слово взял дедушка. До этого момента он молча сидел на стуле и был олицетворением спокойствия и силы. Стоило ему поднять голову и открыть рот, как сразу же воцарилась полная тишина.

– Вместо вас пойду я и скажу свое мнение.

Все немедленно согласились с ним. Пожилой мужчина встал со стула, оперся на трость, повернулся ко мне и невозмутимо сказал:

– Ведите.

Мы с коллегой переглянулись: выбора не было.

Когда мы шли по коридору, я все же попытался разубедить его:

– Мне необходимо объяснить вам, что вы сейчас увидите…

Он резко остановился и посмотрел мне прямо в глаза. Потом закатал рукав и, показав татуировку с номером на руке, просто сказал:

– В Дахау я видел и не такое.

Теперь все было ясно. Я удивлялся собственной глупой наивности: я пытался объяснять бывшему узнику фашистского концлагеря, что такое ужасное зрелище… От стыда мне хотелось провалиться сквозь землю. Но он очень вежливо вел со мной разговор о трудностях моей профессии. Я прилагал все возможные усилия, чтобы отвечать более или менее внятно на вопросы и, главное, не выглядеть полным идиотом. То есть еще большим, чем уже оказался.

Мы все еще шли по широкому охлаждаемому коридору технической части. Один из сотрудников похоронного бюро, занимавшийся оформлением документов, удивился нашему приходу. Я в нескольких словах объяснил ему ситуацию. Он, в свою очередь, попытался отговорить пожилого человека, но я дал ему понять, что настаивать бесполезно, и он замолчал.

Наконец мы вошли в морг, извлекли тело на металлической платформе, открыли чехол и показали труп.

Пожилой человек едва заметно отпрянул. Казалось, он немного отшатнулся, но потом взял себя в руки и подошел совсем близко к телу.

– Бедный ты, бедный… – прошептал он.

Постояв возле трупа еще минуту, он поблагодарил коллегу, вернулся ко мне и сказал:

– Мы можем идти.

И мы пошли обратно. Когда он вошел в приемный кабинет, все взгляды устремились на него. Он медленно сел, выпил немного воды, которую я ему принес, и твердо сказал:

– Вы правильно сделали, что не пошли. Я попрощался с ним за вас.

И траурная церемония прошла без каких бы то ни было эксцессов.

Риски профессии

Много лет назад, когда еще был холост, я пошел с друзьями на вечеринку в кабаре. Там на меня произвела сильное впечатление одна очень красивая молодая женщина: я влюбился в нее с первого взгляда и сразу же заговорил с ней. Быстро выяснилось, что у нас много общего, и, по-видимому, мы понравились друг другу. Мне удалось рассмешить ее какой-то шуткой, после чего она спросила меня с улыбкой:

– Да, кстати, я даже не спросила, какая у тебя профессия?

Тоже улыбаясь, я ответил ей:

– Я работаю в похоронном бюро.

Улыбка мгновенно слетела с ее лица. Она поставила бокал, схватила сумочку, поднялась и ушла. Я даже не успел ничего сказать и никогда ее больше не видел. С тех пор прошло десять лет, но, когда мне задают неизбежный вопрос о том, где я работаю, всегда отвечаю, что не знаю.