Георгий Григорьянц
Драконий перстень
Глава 39. Артавазд в моменты неуверенности
Царь Парфии Ород не мог смириться, что его великая держава, основанная племенами кочевников и скифов, простирающаяся от Индии до Армении, вобрав в себя Персию, Бактрию и еще тридцать царств, церемонится с Антонием и Артаваздом. Вся Азия должна принадлежать Парфии. Он задумал удар по римским гарнизонам в Азии, а потом захватить Армению. Его сын, наследник престола Пакор, вырос и теперь командовал армией. Очень пригодился римский перебежчик, безрассудный молодой офицер Лабиен. Его Кассий отправил в Парфию за подкреплением, а тот после сражения при Филиппах перешел на сторону парфян. Ород приказал армии во главе с Пакором и Лабиеном пересечь Евфрат и вторгнуться в Сирию.
Антоний в Египте погрузился в радости жизни с Клеопатрой и не заметил, как парфяне захватили Сирию, Палестину, Иудею, юг Малой Азии и Киликию. В Иерусалиме царем стал их ставленник Антигон II, а этнарху Гиркану повредили уши, чтобы не мог, согласно иудейскому закону, быть первосвященником. Крепости, не спешащие сдаваться бывшим кочевникам, получали послания-листовки, обернутые вокруг стрел, и римские солдаты, деморализованные безденежьем, открывали ворота или перебегали к Лабиену.
Для парфян все закончилось неудачно. Протрезвев, Антоний понял катастрофичность ситуации и послал своего легата Вентидия (шестидесятилетнего умного офицера, друга Цезаря) с несколькими легионами восстановить римский порядок. Вентидий, проявив военную хитрость, лишил парфян возможности использовать конницу, одержал в битве блестящую победу, изгнал врага из Сирии, а потом из Иерусалима. Пакор погиб, а Лабиен сбежал. Антоний очень завидовал Вентидию, получившему от сената триумф, после которого триумфатор внезапно умер.
В Нисе, столице Парфии, был траур по Пакору. В тронном зале удрученный царь Ород сокрушался:
– Мой любимый сын Пакор погиб. Бог Ахурамазда покинул меня…
Ород сидел на золотом троне, держа в правой руке скипетр, а в левой кубок с опьяняющим напитком, дарующим всесторонние знания. Совет родичей, главный совещательный орган при царе, также опечаленный, занял места по левую и правую руку от государя. Все вельможи – бородатые, светловолосые, в кафтанах, штанах и сапогах, с черными шапками на голове и золотыми кубками в руке. Скипетроносец в синем кафтане, отпив из кубка, произнес:
– О властитель Востока, у нас нет наследника престола!
Начальник канцелярии в зеленом кафтане предложил:
– О солнце Парфии, у тебя от разных жен тридцать детей, из них пятнадцать мальчиков. Ты должен срочно назначить наследника.
Голубоглазый монарх, всегда злой, заносчивый, склонный к насилию из-за патологической подозрительности, колебался. Посмотрев на свои руки, унизанные перстнями и кольцами, неуверенно сказал:
– Власть царя при всех своих преимуществах имеет маленький недостаток: сильно зависит от произвола царедворцев и обезумевших родственников.
В фиолетовом кафтане, расшитом яркими камнями и жемчугом, в узорчатых штанах, обутый в короткие сапожки, с белой повязкой на голове и золотыми цепями на шее, Ород выглядел эффектно, но был сбит с толку и впал в оцепенение. Очнувшись, он поднес кубок с напитком к губам, отпил (все последовали его примеру) и бросил взгляд на царедворцев, ища в их глазах ответ – кого же назначить наследником престола.
– Спаситель, обрати внимание на своего сына Фраата, у него твой характер. Неуступчив, беспощаден, силен, – предложил начальник охраны Шапур в кафтане коричневого цвета.
– Брат Луны! – запротестовал один из лучших полководцев Монес, одетый в черный кафтан. – Фраат безумен! Его последний поступок опрометчив: натравил гирканского пса на раба за недостаточно охлажденное вино.
– Но он смел и решителен! – возгласил начальник охраны.
Ород поморщился:
– Нет идеально добрых, нет идеально злых, есть хищники и жертвы. Катастрофа наступает при нарушении равновесия. Решено, наследник Фраат!
Начальник канцелярии в зеленом кафтане подал свиток и перо. Ород внес имя, подписал указ и поставил перстнем печать.
В царские покои вошел с видом полной безучастности к горю отца двадцатилетний сын Фраат, на нем был красный кафтан. За ним следовали его мать Лаодика и недавно потерявшая мужа невестка Наринэ, обе в траурных одеяниях и с заплаканными лицами. Начальник охраны Шапур, суровый и неприступный, встал на выходе.
Ород с удрученным видом подошел к родственникам:
– О мой сын, горе помутило мой разум… Пакор погиб, его голову возят по сирийским городам для устрашения народа, посмевшего нам помочь. Этот нечестивец, царь Армении Артавазд, прикрылся договором с Римом и не пришел на помощь. Твоя мать, Фраат, в трауре, – он поцеловал жену Лаодику. – Наринэ убита горем, – он обнял невестку. – И ты, любимый сын, – глаза Орода забегали, – я вижу, весьма огорчен… – царь положил руку ему на плечо. – Теперь ты наследник престола. Отомсти за смерть брата, за оскорбление, нанесенное твоему отцу! Пусть возмездие настигнет римлян и армян! – и он обнял сына.
Объятие длилось долго. Лаодика занервничала, рванулась к мужу, ее задержал начальник охраны. Когда молодой и крепкий Фраат отпустил руки, тело Орода сползло на пол. Лаодика, в ужасе схватившись за голову, закричала, Наринэ, потрясенная разыгравшейся трагедией, бросилась на колени и стала нащупывать пульс у Орода, начальник охраны не двинулся с места.
– Он мертв! – закричала ошеломленная Наринэ.
Юноша, напустив на себя надменный вид и суровость, взял со стола скипетр, повертел в руках и тоном, не терпящим возражений, произнес:
– Я царь Фраат IV, властитель Востока. Мне покорится Армения, затем двину войска на Рим. Вы все будете жить, пока не заподозрю измену.
– Ты убийца!! – закричала мать.
– Стража! – Вошедшим стражникам парень приказал: – Мою мать увести на женскую половину дворца и никуда не выпускать!
Начальник охраны кивнул, и стражники вывели убитую горем Лаодику.
– Тебя, Наринэ, я беру в жены. Слабак Пакор был недостоин такой красавицы. Ослушаешься, пеняй на себя. Иди!
Растерянная Наринэ с потухшим взглядом и тяжелым сердцем побрела в свои покои.
– Шапур! – новый молодой царь злобно сверкнул глазами. – Всех моих братьев казнить! Монеса тоже.
Полководец Монес исчез из Нисы, но вскоре объявился в Александрии.
Октавиан, чей незаурядный ум заметил еще Цезарь, не обладал талантом военного стратега, но был одарен другими качествами: терпелив, расчетлив, рассудителен. Амбициозный, но спокойный и уравновешенный, он жаждал абсолютной власти. Ошибки приемного отца Цезаря будут учтены, но главное, понял он, в политике следует действовать тонко. Лучше быть добрым и щедрым, исповедовать республиканские ценности, избегать диктатуры и тирании, действовать в рамках законов, при этом постепенно забирать у сената властные полномочия, но на неограниченный срок. Римляне, уставшие от гражданской войны и насилия, пережившие разруху, жаждали мира и стабильности. Они это получат! Со временем, чтобы навести порядок в государстве, придется прибрать к рукам и сенат, и армию. Но пока… Поразмыслив, Октавиан решил на данном этапе не ввязываться в борьбу за единоличную власть, ведь в распоряжении Антония стотысячная группировка, в том числе много легионеров, служивших ранее у Юлия Цезаря, как, впрочем, и у него…
Солдатская масса, жившая по своим законам, повинуясь запросу общества и бессознательному порыву, заставила двух правителей Рима заключить мир. Октавиану и Антонию ничего не оставалось делать, как встретиться и договориться.
– Антоний, главная беда Рима – продажная власть… – Октавиан, уверенный в своей правоте, говорил спокойно. – Предстоит разгребать Авгиевы конюшни. Предлагаю соглашение: дуумвират разделит власть в римской державе. Ты правишь в восточной части, я в западной. Заставим всех чтить закон!
Консул Рима и одновременно египетский царь Антоний специально прибыл морем в Тарент (современный город Таранто на юге Италии) для встречи с собратом. На воде, недалеко от берега, соорудили из дерева удерживаемый якорем специальный понтон, куда, подплыв на лодках, взошли два военачальника – без оружия, в кожаных кирасах и пурпурных плащах. Каждый готов при необходимости незамедлительно прыгнуть в воду. На фоне атлетически сложенного Антония Октавиан смотрелся щупловатым, но был строен и красив, словно бог, сошедший с небес. Он глядел на своего соперника умными серо-голубыми глазами достаточно дружелюбно, но под пристальным взглядом молодого консула старый вояка (старше на двадцать лет) опустил глаза.
– Мне не нужно соглашение, – вскинул бровь Антоний, – мне нужна власть, причем полная. Очень скоро я ее получу.
– Спеши не торопясь, – произнес любимую поговорку Октавиан, но тут же напустил на лицо приветливое выражение. Понимая, что впереди предстоит решительная схватка, он с притворным простодушием сказал: – Ты достоин власти, Антоний, но сенат и народ Рима ждут от тебя великой победы над Парфией. Кто, как не ты, отомстит парфянам за унижение республики и гибель великого Красса, кто вернет священных орлов и знамена легионов, захваченных противником?! Ты должен въехать в Рим триумфатором!
Антоний молчал. Возразить было нечего. Сенат давно требовал от него наказать парфян и вернуть орлов, так как, согласно Сивиллиным книгам, «угроза исходит от восточной страны, которая может напасть на Город и погубить его, если грозовые птицы поселятся там». Грозовой птицей римляне считали орла, приносившего молнию Юпитеру.
«Не иначе как Октавиан надеется, что я сгину на азиатских просторах. Но возвращаться в Рим без «орлов» нельзя: сочтут трусом. Военная слава – главное что ценят в Риме», – думал полководец.
Октавиан вел свою игру, причем достойно. Его внешний облик был безукоризнен: каштановые волосы с золотым отливом, нос с горбинкой, волевое лицо, военная подтянутость – все говорило об уверенности в себе. Он ждал реакции оппонента.
Антоний жестко отрубил:
– Мы ненавидим друг друга, война за верховенство дело времени.
Октавиан был дружелюбен, деловит и практичен:
– Опрометчивость не исправить, а вспыльчивость – плохой советчик. Мой
принцип – упорядочить хаос через гармонию. Предлагаю заключить мир и скрепить наш союз твоим браком с моей сестрой Октавией.
Недавно в Риме внезапно умерла Фульвия, жена Антония. Яды Клеопатры действовали безотказно. Сестра же Октавиана была вдовой.
Антоний ухмыльнулся:
– Как ты говоришь: не будь торопливым?
– Спеши не торопясь.
– Что ж, я согласен. Пусть будет мир… пока.
Подписав соглашение и скрепив его печатями родовых перстней, они сели в лодки и уплыли – Антоний к кораблю, Октавиан к берегу.
Молодой консул уже знал, как будет воплощать свой план в жизнь. Сначала очистит сенат от сторонников Антония, а потом выставит его умалишенным. Может ли разумный гражданин Рима унижать законную жену Октавию, бросить детей и жениться на провинциальной царице подконтрольного государства? Может ли нормальный военачальник поклоняться темным богам Египта и дарить Клеопатре римские земли? Связь с Клеопатрой – его уязвимое место. Вот где будет нанесен удар! Разбудить негодование в народе и склонить чашу весов в свою сторону…
– Аршам!
Кто-то окликнул царедворца, спешащего по мостовой армянского города Арташата в сторону дворца.
Он обернулся и увидел Рипсимэ.
– Рипсимэ, ты? – Аршам был приятно удивлен. – Считал, что ты в Риме у Кассия.
Она подошла, отбросила край плаща, покрывавший голову, и подняла глаза:
– Он умер, я осталась одна. Потянуло на родину…
Волнение охватило Аршама: его бывшая подруга, как и прежде, свежа, изящна, красива, хотя глаза потухшие, выражение лица холодное и тоскливое. Чувственный изгиб бровей и пухлые губы еще могут пленить мужчину, но Рипсимэ уже другая: не пленительная невинная овечка, а расчетливая, опытная, уверенная в собственной неотразимости женщина. Аромат благовоний довершал картину: привлекательная и ослепительная светская львица. Ее прекрасную фигуру подчеркивали лиловая туника и коричневый плащ палла, похожий на греческий гиматий.
Аршам, зрелый воин крепкого телосложения, все еще пользовался у женщин популярностью, но теперь осторожный и подозрительный человек, всегда просчитывающий ситуацию. Что-то ему подсказывало: «Не доверяй ей».
– Мне жаль, что так сложилась твоя судьба, – он смотрел на Рипсимэ с нескрываемым любопытством. – Зачем ты здесь?
– По правде сказать, хочу встретиться с царем. Ты когда-то любил меня… Помоги, устрой встречу! Глава службы безопасности царя может многое.
– Царь занят, вряд ли тебя примет.
– А ты скажи, что из Рима прибыла Рипсимэ, и у нее важное сообщение.
Аршам взглянул на очаровательную армянку, предмет своего прежнего обожания, и ее миндалевидные глаза и стройная фигура вновь восхитили его. Отказать не было сил:
– Полагаю, мне ты не скажешь, о чем хочешь поговорить с царем. Да? Что ж, во имя нашей старой дружбы попробую что-нибудь сделать. Приходи завтра в час пополудни в дворец.
В кабинет царя, где Артавазд обычно принимал с докладами вельмож, солнечные лучи проникали в окна, подсвечивая уникальные мраморные статуи и большие золоченые вазы с завораживающими рисунками. Лицо царя, сидевшего в кресле, было одухотворенным и благородным. Он думал о насаждении культуры греков в армянской среде. Ему нравилось все греческое, поэтому трагедии Артавазд писал по-гречески. Скульптура, мозаика, живопись уже стали неотъемлемой частью жизни армянской знати, в государстве процветали спорт и театр, а грамматика и философия изучались всеми юношами из аристократических семей. Однако экономика страны развивалась медленно, что тормозило высокие устремления царя в продвижении культурных проектов. Многие придворные были им недовольны, и открыто это выражали. Не выполнялись указы по набору рекрутов в армию и поставкам лошадей и продовольствия, главы некоторых аристократических родов, почувствовав мягкотелость правителя, встали в оппозицию. Отец оставил могучее царство, но удержать его на достигнутом уровне развития оказалось для Артавазда непосильной задачей. Внешние враги торжествовали и замышляли козни против слабеющего государства.
Вошли Аршам и Рипсимэ.
– Государь, – произнес Аршам, – эта та женщина, о которой я тебе говорил.
Артавазд узнал ее. Как хороша, какая стать! Она по-прежнему красива, к тому же величава и спокойна.
– Рипсимэ! Я тебя помню. Жаль, твой отец скончался. Как ты?
– Государь, – женщина преклонила колено, низко опустив голову, а когда распрямилась, царь увидел, как горят ее золотистые глаза, – я долго жила в Риме с Кассием, но он умер, и я вернулась.
– Слушаю, Рипсимэ. Чего ты хочешь?
– Разреши мне остаться при дворе. Могу обучать девушек, могу выполнять другую работу…
– Что ж, не возражаю. Аршам, позаботься!
Рипсимэ просияла, но тут же стала серьезной:
– Государь, есть новости! Они тебе не понравятся.
– Говори!
– На вилле, где я жила, Кассий встречался со многими сенаторами. Я слышала их разговоры.
– И что же тебя насторожило?
– Говорили о походах в Парфию, Атропатену и Армению…
– Почему Парфия?
– Предсказано: если не смыть позор поражения Красса и не вернуть значки легионов, боги уничтожат Рим.
Артавазд задумался. Несомненно, знаки и знамена легионов – лишь предлог, вопрос в гегемонии на Востоке. Территориальные споры не прекращаются, а границы оспариваются. Ничего нового. А вот Атропатена – это необычно.
Рипсимэ бесстрастно продолжала:
– В Атропатене, государь, их интересует лишь святилище Адур-Гушнасп, что в крепости Фрааспа.
Адур-Гушнасп – ныне современные развалины под названием Тахт-е Солейман на северо-западе Ирана.
Артавазд резко встал. Рим замахнулся на святыню! В знаменитом святилище в Талышских горах, что южнее Армении, горел великий огонь, и ему поклонялись даже римские жрецы. Еще там хранился выполненный из слоновой кости и золота трон царя Соломона, наделяющий человека мудростью, пророческим даром и силой повелевать духами и ветрами. После смерти иудейского царя трон переходил как трофей от одного властителя к другому, но никто не смог усидеть на нем: оживали золотые львы, украшавшие трон, и прогоняли недостойного. Артавазду стала ясна цель похода римлян: затушить вечный огонь, чтобы разрушить могущество зороастрийской религии, захватить трон, дабы повелевать духами. Будут перебиты персидские жрецы, произойдет упадок боевого духа воинов, падет Парфия…
Вслух он сказал:
– Ясно… Рим хочет, чтобы солнце славы не заходило над Италией никогда. А что говорили об Армении?
– Их волнует какая-то тайна… Ею владеешь лишь ты, государь. Еще называли Великую Армению единственным государством, способным уничтожить Рим.
Артавазд прошелся по кабинету. Его отец, царь Тигран II, говорил: «Хочешь упорядочить мысли, смотри на гору Арарат». Через окно в дымке виднелась гора богов. Стоя у окна, Артавазд погрузился в мысли: «Рим готовит вторжение, несмотря на союзный договор? Нет, не верю! Зачем, если я во всем поддерживаю римскую политику? Впрочем, Армения остается головной болью Рима. Соседу не дают покоя мои новые приобретения Малая Армения и Софена? Покорить нас, не прибегая к силе, не удастся никогда: народ, побуждаемый духом горы Арарат, охранителем Армении от посягательств на суверенитет, восстанет! Попытка силового захвата уже была: все закончилось для Лукулла и римской армии неудачей. Следовательно, остается одно – сменить правителя, поставить царем подконтрольного, слабого человека».
– Спасибо, Рипсимэ. Твои слова приму к сведению.
– Государь, есть еще кое-что… – и она достала из кармана Драконий перстень. – Возможно, это поможет тебе устоять…
Артавазд смотрел на протянутый ему предмет, прекрасно зная его силу.
– Что это, Рипсимэ? – он пристально посмотрел ей в глаза.
– Кассий называл эту магическую вещь армянским перстнем. Все победы римских полководцев Помпея, Красса и Цезаря как-то связаны с ним. Возьми, он нужен тебе! – глаза женщины потемнели, зрачки расширились.
«Она не так проста, как показалось вначале», – царь, углубившись в свои мысли, неуверенно взял кольцо. Золотой массивный перстень притягивал взор необыкновенной игрой алого камня: то тлеющие огоньки, то горячая кровь. Но известно, что магия опасна. Творя чудеса, она околдовывает человека, придает ему невероятную силу, но в итоге блокирует сознание и подчиняет волю до беспрекословного послушания.
Артавазд загадочно произнес:
– В один прекрасный день все наши мысли и поступки отзовутся либо счастливым даром, либо истинным наказанием… Спасибо, Рипсимэ. Ты открыла мне глаза на правду, – царь отвернулся к окну, погрузившись в раздумья.
Аудиенция закончилась, Аршам и Рипсимэ удалились.
Большой отряд римских воинов приближался к Арташату. На солнце блестели начищенные шлемы с красными гребнями, угрожающе отсвечивали чешуйчатые доспехи, на овальных ярко-красных щитах красовалась эмблема «орел и молнии», все воины вооружены мечами и копьями. Впереди ехали офицер с сигнумом (диском со знаком почета) и солдат с флагом-вексиллум на копье. Посланник Антония Канидий в пурпурном плаще и золотистом шлеме спешил к армянскому царю.
Артавазд незамедлительно принял посла.
– Приветствую тебя, царь царей, повелитель Великой Армении! – раскатистым басом прогремел Канидий, войдя в тронный зал. – Я Канидий, консул-суффект, заместитель главнокомандующего. Консул Римской республики Антоний передает тебе пожелания личного благополучия во имя процветания армянской державы!
– Приветствую тебя, суффект Канидий! Консул Рима Антоний – мой друг и всегда может рассчитывать на поддержку, – произнес царь.
Артавазд в парадном одеянии (леопардовая мантия и знаки царской власти) сидел на троне в окружении придворных. Традиционно справа и слева от царя, скрестив руки на груди, стояли Арташес и Аршам, вокруг – вельможи, секретари, охрана. Хотя царь догадывался, зачем пожаловал римский генерал, но был взволнован, и напряжение момента передалось всем. Давно римляне не появлялись в столице Армении.
Бравый Канидий заявил:
– Вскоре консул Антоний пойдет в поход на Парфию. Ее царь удерживает святые римские символы и пленных солдат. Урегулировать вопрос дипломатическим путем не удалось. Консул призывает тебя, друга и союзника римского народа, принять участие в борьбе с врагом Рима.
Такой постановкой вопроса Артавазд был раздосадован:
– Великая Армения поддерживает дружеские отношения одновременно с Римом и Парфией. Ни один человек в здравом уме не будет ссориться с соседом, ведь, как известно, сосед ближе родственника. – Артавазду портить отношения с Римом все же не хотелось: – Чем могу быть полезен консулу?
Канидий задумался, но, похоже, был готов к такому повороту:
– Государь, оставаясь в уверенности, что с соседями не стоит враждовать, все же рассуди: Рим стоит того, чтобы отважиться на поступок знающего себе цену стратега.
Царь отреагировал спокойно:
– Глупцы неминуемо обрекают себя на несчастья, получая позор, забвение и рабство.
Римлянин, почувствовав, что нахрапом здесь не взять, смягчился:
– Полагаю, государь, Рим получит хотя бы право прохода войск по твоей территории…
«Антоний, чтобы нейтрализовать преимущество парфянской кавалерии, хочет использовать гористый рельеф местности Армении. Учел негативный опыт Красса», – подумал царь.
Посол продолжал, патетически воскликнув:
– …мы надеемся, что во имя союзнических обязательств Армения выделит, как надлежит соратнику, отряд кавалерии и вспомогательные силы!
Артавазд оказался в сложном положении: не помочь, и армянская оппозиция, настроенная проримски, получит повод для консолидации сил, помочь, и заклятый враг Парфия придет с войной. Итак, портить отношения с Римом нельзя, уклониться от военной помощи не получится, но участвовать в чужой военной кампании нужно минимальными силами и, чтобы не остаться в изоляции, уклоняться деликатно.
Царь туманно высказался:
– Несомненно, наши дружеские и союзнические отношения требуют участия Армении в предприятии, хотя нам в данный момент самим приходится сложно: враги внутренние и внешние не дремлют. Канидий, впереди зима. Не лучше ли разместить войска на зимовку в союзной Армении, как это делал Помпей?
– Царь царей, я знаю: ты друг римского народа, наши отношения развиваются и крепнут. Забота о римском войске делает тебе честь, – Канидий позволил себе улыбнуться, – но консул Антоний хочет завершить поход до зимы. Еще раз излагаю просьбу пропустить войска и принять участие в кампании, конечно сугубо добровольно.
– Для меня честь поддержать экспедицию великого военачальника Антония. Армения разрешает проход римской армии по своей территории, а также выделяет Антонию конницу – шесть тысяч всадников – и отряд вспомогательных войск!
– О, разумное решение, максимально отвечающее интересам каждой из сторон! Я передам консулу твои слова. Мы вместе навеки!
Ударив себя кулаком в грудь, Канидий хотел было развернуться, чтобы уйти, но, помедлив, спросил:
– Хотел задать необычный вопрос… Ты располагаешь неким талисманом… Он мог бы помочь нам одержать победу над врагом в предстоящей войне. Не поделишься? Ценность дружбы в том, чтобы делиться с единомышленником…
Взгляд царя стал холодным:
– Так думают обыватели, мудрые же знают: дружба довольствуется возможным, не требуя должного.
Все дипломатические уловки вояка Канидий израсходовал. Больше ничего от царя не добиться. Кивнув, он по-военному четко развернулся и вышел из зала.
Очередная ошибка Артавазда. Подари он Антонию Драконий перстень, как когда-то его отец послал магическую вещь в дар Помпею, история пошла бы по другому пути.
