Георгий Почепцов
Цивилизация контента

Такой опыт учит «не болтать лишнего», что и усвоил Козин: «Когда в гости к Козину приехал Евтушенко, он был крайне возмущен тем, как осторожно Вадим Алексеевич высказывается о Сталине, старается уклониться от ответа. Евтушенко со свойственной ему экспансивностью произнес длинную речь примерно с таким смыслом: „Как можете так говорить вы, человек, которого Сталин лишил родного города, близких людей, возможности заниматься творчеством и загнал в лагеря?” Козин ответил, что Евтушенко не был на его месте, и ему очень легко судить» (Там же).

Все это разные варианты торможения информационных потоков, альтернативных официальным. Тоталитарные и авторитарные государства особо специализируются именно в этом, предпочитая иметь дело с информационным монопространством, когда все говорят «правильно».

Россия сегодня породила закон о гражданах-иноагентах, которых тоже винят в неправильных словах. Обсуждая его, Л. Гудков говорит: «Механизм различения „свой – чужой” в обществе работает. И работает довольно эффективно. В отношении самой власти, кстати, в том числе. Но это не мешает власти запускать этот механизм, когда ей требуется консенсус, чтобы общество с ней солидаризовалось, например, перед лицом этой некой внешней угрозы. Поэтому то, что сейчас делает власть, характерно для авторитарных режимов – репрессивная политика по дискредитации оппонента, любых несогласных, любых недовольных. Это же уже было, о чем и сказано в нашем письме: „кулаки”, „подкулачники”, „враги народа”, „лишенцы”, „подрывные элементы” и все такое прочее. „Иноагенты” – это в тот же ряд. Принимается ли это обществом? В большинстве случаев нет. Люди понимают, что это такая устрашающая и дискредитирующая политика властей, чьи интересы здесь совершенно очевидны – выявить некую группу, которая должна стать объектом коллективного недоброжелательства и вражды» [11].

Все это попытки создания системы правильного говорения, сюда же относятся и разработки по поводу закрытия интернета, что не так радостно приветствуется населением, которое не так часто любит любые виды ограничений [12–13]. Уже даже учения проводятся по изоляции интернета [14–16].

Или удивительный запрет детского спектакля «Чиполлино»: «Хотя уж точно не Джанни Родари виноват, что его сказка стала такой актуальной в современной России, и бунт овощей бдительные цензоры приравняли к политической сатире. Ну а как еще трактовать, например, такую цитату из сказки: „Тюрьмы построены для тех, кто ворует и убивает, но у принца Лимона все наоборот: воры и убийцы у него во дворце, а в тюрьме сидят честные граждане”» [17–18].

Со времен А. Райкина мы помним, что государство разрешало смеяться над портным, но не над самим собой. И, как говорится, словами Черномырдина – «никогда не было, и вот опять»: «В Московском Лианозовском театре состоялся спектакль со странным названием „#рябчиковжуй #новыдержитесь”. На самом деле это была интерпретация повести Джанни Родари „Чиполлино” в Центре театрального искусства Александра Таттари, который через некоторое время сообщил, что „Чиполлино” запретили. Несмотря на то, что эта работа была отобрана в программу XVI международного театрального фестиваля любительских театров „Молодые – молодым”. Был предварительный отбор по полной видеозаписи, аннотации и фото. „Мы получили официальное приглашение, – говорит Александр Таттари. – Вышла афиша. На открытии фестиваля был ролик с нашим участием. Показ должен был состояться 9 ноября в 12:00 на площадке ЦК „Сцена” (организатор фестиваля). Спектакль играют подростки, они готовились, пригласили зрителей. Спектакль до этого был показан на одном всероссийском и одном международном фестивалях, получил награды. 6 ноября, уже в период проведения фестиваля, поздно вечером директор ЦК „Сцена” А. В. Петрова, позвонив мне, запретила показ. При этом были озвучены следующие мотивы: такое нельзя показывать на сцене государственного учреждения, у нас сотрудники, семьи, ипотеки, она не может рисковать, вы сами должны понимать, она приносит свои извинения» [19].

Е. Островский также напоминает исторические примеры: «Когда рунические поэты, тысячу лет назад задавшие Европе политическую культуру, строили свои рунические стихи, они не считали себя людьми, описывающими реальность. В то время был особый жанр – „драпа” – песня славы. Некий культурный деятель Северной Европы тех времен говорил: „Дайте мне новобранца или молодого князя”, главное, чтобы это был серьезный человек, и я сделаю из него героя. Я спою песню о его будущих подвигах. И он их совершит”. Но был и иной жанр – „нид” – песня хулы. Она рушила человека. И за сочинение нида поэта могли казнить. Или взять „виру” как за убийство. Может показаться, что я говорю вещи, не имеющие отношения к сегодняшнему дню. Однако давайте поищем в современной культуре аналог, соразмерный по значимости древним скальдам. Более чем вероятно, мы скажем: нашли, да, это телевидение! Возможно. Все больше экспертов – в частности известный историк, теоретик стратегии и критик Сергей Переслегин – утверждают: современный телепродукт в массе своей нацелен на разрушение доверия внутри общества. Особенно он ополчается на серию телеигр, основанных на принципе „подставь своего”. Он имеет в виду „Слабое звено”, „Последнего героя”, „Голод”. Интриги, предательства, удары в спину – все это совершается перед камерой. И фиксируется как норма. Как пример. И никто не стесняется сказать на всю страну: „Она слишком хорошо проявила себя в последней серии испытаний. Это стало опасно. Поэтому я договорился с X, Y и Z голосовать против нее, а чтобы она не догадалась, продолжал оказывать ей знаки внимания”. Переслегин справедливо замечает: мы имеем дело с телевоспитанием предателей. Интриганов. Известнейший специалист по кино Даниил Дондурей из раза в раз пишет, что художники не устают вдалбливать обществу свою депрессивную версию реальности, путают и морочат жизнеспособных зрителей. Да, к счастью, нынешнее телевидение не приспособлено для порождения смыслов. Но оно может транслировать массам то, что стало общим местом в культурной среде. И если это предательство и депрессия – опасность очевидна» [20].

Массовое сознание живет во многом своей жизнью, которая может отличаться от индивидуального сознания каждого из нас. Массовое сознание на виду, чего нельзя сказать о сознании индивидуальном. Правда, в некоторые эпохи это и помогает выживать. В советское время это называлось поколением дворников и сторожей [21–22]. Это были люди, которые уходили от идеологического счастья с потерей карьеры и благополучной жизни. Правда, Д. Травин связывает их с Путиным: «Семидесятники, к которым относится и нынешний наш президент, сочинили о себе красивую сказку как о поколении дворников и сторожей. Но на самом деле это поколение тех „дворников”, которые проводили зачистки на Северном Кавказе, и тех „сторожей”, которые стерегут сегодня Россию с помощью многочисленных спецслужб» [23]. Отсюда следует и другой вывод: государство все равно тебя найдет и поставит себе на службу. К тому же, сегодня стало сложнее уклониться от воздействия медиа: если ты не любишь телевизор, тебя все равно найдут в соцсетях…

Поскольку государству нечем похвастаться в настоящем, оно легко и просто переключают нас на прошлое. Именно прошлое гибко меняется со сменами политических режимов. Вроде все то же на месте, но реинтерпретация меняет многое. Гибкое прошлое, как мечта Оруэлла, стало нашим настоящим.

Потеряв настоящее и будущее, власть берет на вооружение прошлое. Как акцентируют публицисты: «Споры об истории помогают власти. Они позволяют перевести конфликт из реальной области со всеми ее ощутимыми противоречиями в область символическую, сферу интерпретаций, которые стали частью национальной идентичности. Российское общество по многим признакам является современным. Но архаический субстрат в его ментальности заметен и силен. Он проявляется, в частности, в том, что люди нередко в своем поведении или образе мысли ориентированы на прошлое, устремлены к нему. Если картине „хорошего” или „великого” прошлого что-то или кто-то угрожает, это воспринимается как вызов настоящему и будущему. Обществом, ориентированным на прошлое, легче управлять. Назад оглядывается человек, не чувствующий уверенности в настоящем. У него часто не получается быть самостоятельно успешным в сложном контексте социальных и экономических отношений. Ему необходима поддержка, помощь, гарантии – и все это он получает от государства. При этом государство воспринимается как проекция воли правящей элиты, а не общества. Отношение такого социума к власти – это надежда и благодарность. В истории человек, живущий в таком обществе, видит не биографии людей, вступающих в конфликт с властью, страдающих от нее, а само государство, которое совершает ошибки, но не преступления, и действия которого очень часто можно оправдать. Это государство может обретать разные формы – от монархии до советского проекта или „суверенной демократии”. „Не нужно мазать все только черной краской!” – такой призыв в разговорах о прошлом стал клише. Но это призыв защитить от очернения не людей, живших в сложные времена, а власть и покорность ей общества. Правящая элита легко переключает внимание общества на прошлое, историю, незаконченные войны, когда она сама не может ничего определенного сказать о будущем» [24].

И мнение А. Витухновской: «История – это не предмет гордости и поклонения, это буквально перепись ошибок и летопись просчетов. Отдельными историческими персонами и явлениями можно восхищаться, но не забывайте, что таким образом вы вырываете их из общего контекста, наделяете несуществующими качествами и фактически воссоздаете в собственном сознании свою уникальную версию исторического полотна, не имеющую ничего общего с реальностью» [25].

Все это говорит о том, что мы живем во многом в вымышленной реальности, где смешаны в разной пропорции прошлое, настоящее и будущее в зависимости от преследуемой цели. Государство может разворачивать эту модель в разные стороны, а все считают это реальностью.

Государство стремится к тому, чтобы его глаза и уши были глазами и ушами любого гражданина. Не следует смотреть и слушать то, что государство не считает важным. Но акцент на прошлом, а не на будущем, запрет на сатиру – это уже смена не только глаз и ушей, но и мозгов. А мозги всегда были самым уязвимым местом…

Литература

1. PR и гуманитарные технологии – иллюзия противостояния? http://soob.ru/n/2002/2/s/32

2. Островский Е. Человек как инженерное сооружение: племя, телесность (коопорация), город http://soob.ru/n/2011/0/0/6

3. Скляревская Г. Почему на политических ток-шоу все время орут? Отвечают сотрудники российского Первого канала https://detector.media/medialife/article/173474/2019-12-23-pochemu-na-politicheskikh-tok-shou-vse-vremya-orut-otvechayut-sotrudniki-rossiiskogo-pervogo-kanala/

4. Гельман М. У меня теперь профессия гуманитарного инженера. Интервью https://newizv.ru/interview/17-12-2019/marat-gelman-u-menya-teper-professiya-gumanitarnogo-inzhenera

5. Тепляков А. Власть не ассоциирует себя с репрессированными. Интервью https://tayga.info/107485

6. Судьба палачей. Интервью А. Теплякова https://novayagazeta.ru/articles/2018/11/17/78612-sudba-palachey

7. Тепляков А. Г. Деятельность органов ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД (1917–1941 гг.): историографические и источниковедческие аспекты. – Новосибирск, 2018

8. Желенин А. Шаг от пропаганды до стрельбы https://www.rosbalt.ru/blogs/2019/12/24/1820176.html

9. Аронова М. «Ему не давали забыть, что он сидит в клетке». Как НКВД сломал жизнь великого тенора Вадима Козина https://www.sibreal.org/a/30333305.html?utm_source=facebook.com&utm_medium=social&utm_campaign=kozin-chasto-vystupal-pered-dalstroevsk&utm_content=35762612

10. Хустик С. 17 лет провел в сталинских лагерях и ссылках актер Георгий Жженов https://www.sibreal.org/a/30312803.html

11. О смысле и последствиях закона о гражданах-иноагентах. Интервью Л. Гудкова https://www.levada.ru/2019/11/29/o-smysle-i-posledstviyah-zakona-o-grazhdanah-inoagentah/

12. Путин подписал закон об изоляции Рунета https://zn.ua/WORLD/putin-podpisal-zakon-ob-izolyacii-runeta-316406_.html

13. Путин подписал закон о «суверенном интернете». Он вступит в силу через полгода https://www.bbc.com/russian/news-48126218

14. В России прошли учения по изоляции Рунета. Минкомсвязи назвало их успешными https://meduza.io/news/2019/12/23/v-rossii-nachalis-ucheniya-po-izolyatsii-runeta-vlasti-obeschali-chto-obychnye-polzovateli-nichego-ne-zametyat

15. Кречетова А. Минкомсвязи подвело итоги первых учений по закону о «суверенном рунете» https://www.vedomosti.ru/technology/news/2019/12/23/819484-suverennom-runete?utm_campaign=vedomosti_public&utm_content=819484-null,null,null,null,null,null,null,null,suverennom,runete&utm_medium=social&utm_source=twitter

16. Баталова Е. «По полю будут бегать солдаты». Как в России прошли первые учения «суверенного интернета» https://novayagazeta.ru/articles/2019/12/24/83274-po-polyu-budut-begat-soldaty

17. Волошина В. Какой эпидемии боятся в России? https://www.rosbalt.ru/blogs/2019/12/18/1819102.html

18. В Москве на фестивале любительских театров запретили спектакль по «Чиполлино» https://www.rosbalt.ru/like/2019/11/08/1812202.html

19. Вохлачев С. В сетях заметили, что на ТВ прорывается политическая сатира. «Чиполлино», Галкин и другие опасности http://www.ng.ru/stsenarii/2019-12-23/10_7759_politics.html

20. Островский Е. Да здравствует (контр)революция! http://soob.ru/n/2011/0/0/3

21. Михайлова Е. «Поколение дворников и сторожей» – откуда оно взялось и куда ушло. Часть 1. https://www.yburlan.ru/biblioteka/pokolenie-dvornikov-i-storozhej-otkuda-ono-vzjalos-i-kuda-ushlo-chast-1

22. Михайлова Е. «Поколение дворников и сторожей» – откуда оно взялось и куда ушло. Часть 2. https://www.yburlan.ru/biblioteka/pokolenie-dvornikov-i-storozhej-otkuda-ono-vzjalos-i-kuda-ushlo-chast-2

23. Травин Д. Генерация Путина: «поколение дворников и сторожей»? http://www.press.lv/post/generatsiya-putina-pokolenie-dvornikov-i-storozhej/

24. Почему власть опять заговорила об истории. Обществом, ориентированным на прошлое, легче управлять http://www.ng.ru/editorial/2019-12-23/2_7759_editorial.html

25. Витухновская А. От путча до «Птюча»: почему мифологизировать Россию 90-х – это глупо https://newizv.ru/article/general/25-12-2019/ot-putcha-do-ptyucha-pochemu-mifologizirovat-rossiyu-90-h-eto-glupo?fbclid=IwAR2haF0zIhlLYgk-Vbmo7mboesTqgSSPTqFGohRu-TX78g4rE5YT5iaoXEs

Как сегодня идеологию заменила имиджелогия

Мир и, соответственно, мы всегда жили в искусственной реальности. Кстати, этим можно объяснить определенный расцвет в СССР не только пропаганды, но и искусства. Идеология в своем воздействии на человека опиралась на эти два крыла – пропаганды и искусства. Если тебе не нравилась пропаганда, ты все равно получал свою порцию идеологии из сферы искусства. А привлекательность искусства была, несомненно, на порядок выше пропаганды. Это было связано и с тем, что за пропаганду платит государство. А за литературу и искусство должен платить из своего кармана сам гражданин.

Создавать произведения под жесткую идеологическую кальку было тяжелым процессом. И для некоторых писателей, например, А. Фадеева, это кончалось плохо. В своем предсмертном письме, расcекреченном через три десятка лет, А. Фадеев говорит следующее:

«Нас после смерти Ленина низвели до положения мальчишек, уничтожили, идеологически пугали и называли это – „партийностью”. И теперь, когда все это можно было бы исправить, сказалась примитивность, невежественность – при возмутительной доле самоуверенности – тех, кто должен был бы все это исправить. Литература отдана во власть людей неталантливых, мелких, злопамятных. Единицы тех, кто сохранил в душе священный огонь, находятся в роли париев и – по возрасту своему – скоро умрут. И нет никакого стимула в душе, чтобы творить…Созданный для большого творчества во имя коммунизма, с шестнадцати лет связанный с партией, с рабочими и крестьянами, одаренный богом талантом незаурядным, я был полон самых высоких мыслей и чувств, какие только может породить жизнь народа, соединенная с прекрасными идеалами коммунизма. Но меня превратили в лошадь ломового извоза, всю жизнь я плелся под кладью бездарных, неоправданных, могущих быть выполненными любым человеком, неисчислимых бюрократических дел. И даже сейчас, когда подводишь итог жизни своей, невыносимо вспоминать все то количество окриков, внушений, поучений и просто идеологических порок, которые обрушились на меня, – кем наш чудесный народ вправе был бы гордиться в силу подлинности и скромности внутренней глубоко коммунистического таланта моего. Литература – это высший плод нового строя – унижена, затравлена, загублена. Самодовольство нуворишей от великого ленинского учения даже тогда, когда они клянутся им, этим учением, привело к полному недоверию к ним с моей стороны, ибо от них можно ждать еще худшего, чем от сатрапа Сталина. Тот был хоть образован, а эти – невежды. Жизнь моя, как писателя, теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни» [1].

Слова Фадеева должны служить вечным уроком всему постсоветскому пространству, где все время присутствуют попытки «обуздать» медиа, поскольку литературой никому не интересно заниматься из-за падающего числа читателей. Власть же интересуют не читатели, а почитатели, которые должны возникать из потребления информации медиа.

Мощная система образцов-образов сопровождала человека всю жизнь. Для ребенка – это пионеры, дальше комсомольцы и коммунисты. Это работа идеологии в виде пропаганды, но ее серьезно дополняло искусство. Пропаганда дает шаблон поведения, искусство – его вершины, которые всегда индивидуальны. И герой массового фильма все равно для нашего восприятия являются индивидуальным типажом со множеством характеристик. Человек с плаката не имел имени, герой искусства всегда имел массу индивидуальных характеристик.

Если идеология имеет прямые контакты с реальностью, то имиджелогия может их и не иметь. Влияя на реальность, она в то же время может не отталкиваться от нее. В то же время, например, смена государственного капитализма на либеральный опиралась на то, что из единого государственного центра невозможно иметь информацию о конкретных потребностях на разные виды продукции в самом внизу.

Идеология прямо и косвенно управляла реальностью, сегодня происходит подмена реальности имиджелогией. Образы счастья сегодняшнего или завтрашнего, которые рисовала идеология (или религия), должны осесть в мозгу в виде конкретных картинок богатства, здоровья и под. Это как бы модель новогодних пожеланий, куда каждый должен вписать сам то, что ему ближе и понятнее. Идеология всегда должна переводиться на язык реальности.

Идеология – это долгосрочный игрок, она, как и религия, не меняется быстро, для новой идеологии нужны и новые поколения, поскольку старые поколения будут долго опираться на старую идеологию.

При «нуле» идеологии лидером становится имиджелогия. При полярной смене идеологии (с «плюса» на «минус») нужна новая идеология плюс люди с новым имиджем. В перестройку это сделали путем выпуска на сцену молодых и пламенных журналистов, а также старых борцов с прошлым режимом. Соответственно, запустили старые книги, которые считались «антисоветскими», и до этого обитали только за рубежом.

При неработающей идеологии, типа «застоя», когда идеология ритуализировалась и ее месседжи уже не «читались» как настоящие, требующие понимания, хотя повторялись с экранов, имиджелогия заменяет идеологию. Она точно так управляет массовым сознанием, уже не считаясь идеологией.

Нормальный человек никак не пересекается с первоисточником идеологии. Он не читает собрание сочинений классиков. Единственно, что ему встретится по жизни – это памятники людей, отобранных для него идеологией. И эти памятники не могут быть модернистскими, а должны быть сделаны в стиле реализма. Образ Ленина в советское время был даже на октябрятской звездочке – как это принято с кудрявой головой.

Сегодняшний официальный отказ от идеологии делает ее невидимой, но не делает несуществующей. Правила всегда есть. Идеология может проступать наиболее часто, например, в истории, где всегда присутствуют и герои, и враги.

Каждая страна выбирает свою точку истории, где скрытая идеология проявляется наиболее сильно. Для СССР это был 1917 год, откуда он пытался выводить всю историю человечества. Россия смещается к празднованию другой даты – дню победы 1945 года.

А. Колесников заявляет: «Естественно, это год 75-летия Победы, все силы будут брошены на мифологизацию исторической политики, которой Путин питается все эти годы, он же у нас единственный наследник Великой Отечественной войны, он единственный, кто вообще победил в этой войне практически, практически в ней поучаствовал, судя по тому, как с каждым юбилеем это празднование оказывается все более пафосным и все более формальным, все более путиноцентрическим. С отказом от того, чтобы думать, с отказом от того, чтобы горевать. Исторический ритуал – это обычно совместное горевание. Это горевание становится пластмассовым» [2].

Наш опыт идеологии всегда состоял в том, что государство насильно кормило нас своими идеями, особо не заботясь о том, хороши ли они для нас. В литературе и искусстве это могло быть спрятано за сюжетом, в истории и разных видах общественных наук громко кричало, начиная с обложки учебника или монографии.

В послевоенное время «пламя» идеологии то гасло, то разгоралось сильнее. Но никогда советский человек не оставался один на один с жизнью, у него всегда были идеологические поводыри, и мы всегда жили в борьбе за счастливое будущее человечества.

Уже ближе к нашему времени идеологию стал представлять/манифестировать телевизор. Он был и законодателем мод, и законодателем мыслей. И не потому, что самый умный. Любая массовая коммуникация по определению должна рассчитывать на всех, поэтому она не может быть умно-книжной.

Телевизионные новости начали умирать с приходом интернета.

Телевизионные мысли внезапно закончились. Если раньше мысли шли цитатно, как анекдоты, которые надо знать дословно, без этого анекдот разрушается, поскольку сила его в нюансах мыслей.

Сегодня скорее телевизионные ток-шоу бесконечным говорением практически одного и того же призваны порождать правила, а свои мысли уже можно кроить по вводимым правилам. И мы это уже проходили, когда по идеологическим лекалам создавались не только новости, но и художественные произведения.

Если когда-то главным советским идеологом был М. Суслов, то сейчас главным российским телеидеологом служит В. Соловьев. Причем он выдает на гора свои истины, вырабатывая их в натужной борьбе с гостями, отобранными заранее для «идеологической порки».

Как пишет О. Пухнавцев о Соловьеве, называя его «актером актерычем», инструментарий его один и тот же во всех передачах: «Когда вам становится ясен принцип, когда вы знаете заранее, что очередная реплика ведущего будет натужно ироничной, зрелище превращается в пытку. О чем бы ни шла речь, какие бы темы ни обсуждались, Соловьев обязательно ввернет что-нибудь саркастическое. Гость студии может пылко что-то доказывать, но его, скорее всего, оборвут, снизят пафос неуместной фразочкой, репризой, насмешливой и даже глумливой» [3].

Здесь в таком телепоединке победу заранее получает тот, в чьих руках главный микрофон, с помощью которого можно вмешаться в речь любого другого участника. Причем в передачу «прячутся» дополнительные возможности, чтобы Соловьев проявил свою иронию. Например, показали кадры из украинской Рады, ведущий останавливает их вопросом «а это кто?» и начинает изливать негатив на конкретного персонажа, оказавшегося в кадре.

Вечность квази-идеологии в том, что она создает для власти нужный «защитный щит», дополнительную опору, чтобы не ощущать себя «колоссом на глиняных ногах». Поэтому за каждым актом пропажи идеологии на следующем этапе все равно появляется она же, но в новом обличье.

М. Мамиконян видит эту ситуацию следующим образом: «Когда был упразднен СССР, с ним вместе упразднили, а точнее, разгромили и коммунистическую идеологию, бывшую до того основным скрепляющим элементом государственной конструкции. Более того, само слово „идеология” оказалось надолго выведено из лексикона, а запрет на государственную идеологию зафиксировали аж в Конституции. Единой идеологии быть не должно! А так… так пусть расцветают все цветы! Но поскольку в нашем обществе, до того глубоко идеологизированном, „свято место” долго пусто не оставалось бы, и это было очевидно всем, так сказать, заинтересованным инстанциям, рост „цветов” на самотек пускать не стали. Что там еще вырастет – кто его знает?! Вдруг – то же самое? Или иное, и тоже державное? Например, имперско-национальное? Это ведь так естественно для народа-держателя – вспомнить о национальной идентичности и начать собираться заново, собирая вокруг себя других. Собираться, воспроизводя заложенные в самое нутро коллективной личности социокультурные коды» [4].

Сила телевидения состоит в его «объединяющем» начале, когда все смотрят одно и то же. Это было очень сильно в советское время, когда и «Голубой огонек», и программа «Время» входили в обязательные вечерние наборы. Они были и входящей информацией, и темой для последующих разговоров, что даже усиливало их воздействие обсуждением и повтором.

А. Генис справедливо пишет, сопоставляя СССР и США: «Массовая культура потому так и называется, что принадлежит массам и рассчитана на всех. Мы, например, выросли с таким набором: фрукт – яблоко, поэт – Пушкин, картина – „Грачи прилетели”. Нерушимость канона создавала единство, не политическое, а эстетическое. Скажем, „Швейка” знали все наизусть – в моем кругу, и, что выяснилось в 1968-м, не только в моем. Когда защитники Пражской весны по-швейковски придуривались, отвечая оккупантам утрированной лояльностью, советские генералы сказали им, что тоже читали Гашека. В Америке массовая культура чувствовала себя как дома, ибо им для нее и была. Ее шедевры – для всех, что иногда не мешало им оставаться шедеврами. Среди них – самый популярный сериал „Военно-полевой госпиталь” (MASH). Страна 11 лет смотрела эту комедию, и я до сих пор могу отличить тех, кто вырос на ее бунтарском юморе, смешавшем Хеллера с Воннегутом. Когда в 1983 году 251-я серия завершила MASH, то за последним эпизодом следили – сквозь прощальные слезы – 125 миллионов американцев, что составляло примерно половину тогдашнего населения США. Через три минуты после финала муниципальные власти Нью-Йорка зафиксировали абнормальный расход воды: три четверти горожан разом бросились в уборную и спустили воду» [5].

Эту же объединяющую символику пытаются отыскать даже в детских рисунках. Однако если раньше такого рода символы были известны всем (типа атом, победа, космос), то сегодня ничего нет: «Что же касается роли современной России, то можно сделать очень важный и вполне обоснованный собранным материалом вывод: вклад современной, постсоветской эпохи в формирование национальной и гражданской идентичности наших детей близок к нулю. То есть за почти уже четверть века не было создано ничего, что могло бы служить основанием для построения образа страны – даже для очень маленьких детей» [6].

При этом интернет все же пока не выигрывает у телевидения на постсоветском пространстве. Российские данные, например, таковы: «Несмотря на тянущиеся уже много лет «похороны» телевидения, оно по-прежнему остается основным источником новостей для населения. Так, около 70 % опрошенных сообщили, что получают новости именно через этот канал. Его главный соперник – интернет – несколько отстает: из Сети информацию черпают 58 % респондентов. На газеты и журналы приходится доля в 19 %, а на радио – порядка 13 %. Аналитики предусмотрительно разделили опрошенных на разные возрастные категории, что помогло точнее описать структуру медиапотребления россиян. Вполне ожидаемо, что респонденты 16–24 и 25–34 года чаще черпают новости из интернета (75 и 73 % соответственно). При этом люди не отказывают себе в просмотре новостей по ТВ: так поступают 38 % опрошенных в возрастной категории 16–24 лет и 51 % среди населения 25–34 года» [7].

Идеология ничего не оставляет без внимания. Она задает видение даже того, что прекрасно существует и без нее. В Китае, например, компартия хочет подправить переводы религиозных текстов. Как пишет газета «Фигаро»: «Необходимо провести всестороннюю оценку существующих переводов религиозной классики. Там, где содержание оказывается несоответствующим, необходимо внести поправки и заново перевести эти тексты», – говорится в опубликованном на китайском языке официальным агентством «Синьхуа» отчете симпозиума от 6 ноября, где председательствовал Ван Ян, один из семи членов постоянного комитета Политбюро ЦК Коммунистической партии Китая, являющегося «святая святых» режима, – говорится в статье. «Это собрание свидетельствует о том, что контроль над религиями станет еще более жестким», – считает Рен Яньли, научный сотрудник Китайской академии социальных наук, государственного исследовательского центра в Пекине» [8].

Монополизм на видение мира сквозь идеологию опасен тем, что постоянно видим не мир, а идеологию. Причем во всем. Когда иногда СССР отвлекался от идеологии, создавая кратковременные периоды «оттепелей», то совершенно иной мир представал перед глазами изумленной публики. Я имею в виду мир, который создавался средствами литературы и кино. И плюсом этих разовых озарений было то, что они хранили это видение для будущего, формируя новые поколения писателей и режиссеров, работа которых состояла не в описании того, что было заложено в идеологии, а простых и понятных чувств советских людей. И каждый раз это вызывало шок у следующих поколений.

И. Чубайс говорит о советской цензуре: «Тотальная цензура, запрет на независимое, самостоятельное мышление. И в области той науки, которой занимаюсь я, в сфере исторического анализа – тем более. В досоветской России цензура была, но касалась только нескольких тем. Нельзя было критиковать или отрицать существование Бога, выступать против императора, помазанника Божьего. Но зато было категорически запрещено цензурировать исторические работы. В Советской России можно было оперировать лишь предписанными формулами. Это привело к увяданию истории как науки, а также к стагнации других социально-гуманитарных наук» [9].