Георгий Лопатин
Исход в Беловодье
11
Выздоровление Алексея шло трудно, дорогой ценой, но шло, выращенная им плесень все-таки худо-бедно, но работала, подавляя чумную палочку и в какой-то момент он понял, что кризис миновал.
– Ох м-мать…
Стоило только ему попробовать приподняться на локте, как в правом боку словно ножом резанули. Пощупав живот он только мысленно кивнул и скривился.
– Ожидаемо…
Печень увеличилась в размерах, как у алкоголика с многолетним стажем после особенно затяжного запоя. Она явно не справлялась с работой по очистке организма от выделяемых плесенью токсинов. Но он все-таки извернулся и принял сидячее положение.
– Уф-ф…
От предпринятых усилий он аж весь вспотел, тело стало дрожать от слабости, а так же начало мутить от возникшего головокружения и шума в голове. О том, чтобы куда-то в таком состоянии пойти не могло быть и речи. В помещении густо воняло рвотой и дерьмом, это при том, что нос еще плохо работал.
Вошла Матрена с кувшином в руках.
– Елисей!
– Ну и видок у тебя мать… – прошептал он. – Краше в гроб кладут…
Выглядела женщина и впрямь плохо, словно постарела на десяток с лишним лет, серая кожа, под глазами темны круги.
– А ты и вовсе как вурдалак! – засмеялась она сквозь слезы.
– Да уж… кожа да кости… да и кожа…
Только сейчас Алексей отметил сильную желтушность. Неудивительно при едва работающей печени.
«А глаза у меня должны быть сейчас как у дарта Сидиуса…» – невесело усмехнулся он.
– Дай попить… Это вода? А то горечь во рту как от полыни…
– Да, вода… чистая.
Алексей напился.
– Долго я лежу?
– Седмица уже прошла…
– Могло быть и хуже… А ты как? А то видок у тебя и впрямь…
– Тоже заболела, но сразу стала есть твое лекарство, так что убереглась от тяжкой хвори, язвы так и вовсе не появились, только бубоны начали расти, но и они почти сошли.
– Ну и слава богу…
– Слава, – кивнула Матрена, сверкнув глазами.
Алексей краем сознания отметил, что что-то не так, не правильно в поведении женщины, но ему сейчас было откровенно не до копания в странностях. Думалось вообще очень плохо. Хотелось просто подышать свежим воздухом и отмыться. Жопа чесалась просто неимоверно, казалось, что туда кислоты плеснули.
– Как обстановка в деревне?
– Чума накрыла нашу деревню…
Алексей только кивнул. Это было неизбежно после иконоцелования. Да и потом, когда болезнь проявилась у людей более явно, монахи наверняка опять наведывались с чтением молитв и целованием предметов культа, что гарантировало заражение вообще всех.
– Много померло?
– Не очень… Только семья старосты в полном составе преставилась, да еще старики все, да часть совсем малых… – всхлипнула Матрена. – А так я всем твое лекарство давала… кто не хотел есть, те померли, а кто ел – живы.
Алексей невольно замер, пытаясь осознать, чем ему это все грозит. Ведь церковники наверняка начнут копать в попытке понять, почему это в деревне так много выживших и конечно же докопаются до истины. И снова не смог додумать мысль.
– А в городе?
– Не знаю. Даже что в соседних деревнях творится не ведаю…
– Ладно… я похоже уже оклемался, так что можно больше не давать питье с плесенью, а то подохну не столько от чумы, сколько от лекарства. Только если вновь хуже станет…
– Хорошо… Сейчас киселя густого сделаю!
– Давай…
Начался апрель, только привычным весенним духом с капелью и журчащими ручьями даже не пахло. Погода стояла все такой же хмурой, холодной с регулярными снегопадами, нагоняя тоску.
«Ну да… Малый Ледниковый Период мать его ети, – вспомнил Алексей. – Через двадцать лет будет его пик, случится год без лета, когда даже летом станет идти снег и вроде даже как реки встанут, покрывшись льдом».
Точную дату Алексей не помнил, но ему это было и не важно, по крайней мере сейчас. Оклематься бы окончательно. Лечение чистой культурой плесени не осталось без негативных последствий для него. Просело зрение, да и слух стал подводить, особенно правое ухо, процентов двадцать точно потеряло. Но это можно сказать еще легко отделался.
Остап… а он, к изумлению Алексея, выжил, судя по всему, вообще оглох, если не реагировал на звук, а что со зрением – еще не все ясно, но тоже надо думать не ахти. Правда если Алексей уже начал ходить по двору, то Остап все еще валялся, так же превратившись в скелет обтянутый желтой кожей, но этот недостаток постепенно исправлялся благодаря довольно обильному питанию и лечебным взварам на основе семян льна, что хорошо чистили печень.
А вот трудник Радомир, тот так же к немалому удивлению Алексея, наоборот помер. Может из-за ранее отбитых опричниками почек и печени с прочим ливером, те не выдержали нагрузки, ну и все…
Кстати о хорошем питании.
– Откуда такое богатство? – удивился Алексей, когда Матрена поставила ему тарелку с гречневой кашей заправленной мясом.
Он сильно сомневался, что на сие расщедрились монахи. Уж в чем-чем, а в щедрости эти сквалыги замечены ни разу не были, вот в жадности, это да… натуральные ростовщики в рясах. Да и пост какой-то очередной шел…
– Запасы семьи старосты выбрала. Они как слегли, так и все… никто к ним не совался. Ну я и подумала, чего добру пропадать? Вот и вынесла все за несколько ночей.
– Ну да…
«Ой, чего-то ты темнишь с этой семейкой старосты, – вдруг подумал Алексей, быстро стрельнув глазами на держащую невозмутимый вид Матрену. – Как-то подозрительно, что они все подохли и никто не выжил. Все отказались есть плесень? Сомнительно. Жить захочешь, чего только не сожрешь… А что я, собственно, знаю о ее взаимоотношении со старостой? Да ничего… в подобных деревеньках иной раз такие страсти бушуют, что Шекспир курит в сторонке…»
Алексей даже утвердился в мысли, что Матрена, воспользовавшись моментом, действительно их всех порешила, подсунув под видом лекарства яд, но копать дальше не стал – не его дело. Может староста ее домогался или просто гнобили за что-то? В любом случае это все дела прошлого, что никак не изменить, а значит и копать не надо.
Реабилитация длилась еще месяц и лишь в первых числах мая наконец почувствовался приход весны, хотя тоже не сказать, что бурной. Тем не менее Алексей чувствовал себя к этому моменту весьма сносно. Хорошее питание сделало свое дело. И даже Остап уже стал напоминать живого человека, а не ожившего мертвеца, только что восставшего из могилы. Слух он потерял хоть и не полностью, но приходилось фактически кричать в ухо, чтобы он услышал. Зрение тоже сильно потерял, только то, что на расстоянии вытянутой руки боле-менее видел и то мутно.
«Надо бы ему очки надыбать, вроде давно уже в ходу должны быть… может хоть немного улучшат его положение, – подумал Алексей. – Но про воинскую стезю ему в любом случае придется забыть, глухому и почти слепому на поле боя не место».
Остап это сам прекрасно понимал.
– Лучше бы помер… – глухо ворчал он, находясь в жесточайшей депрессии.
– Раз не помер, то значит так нужно господу, – ответил на это Алексей отмазкой на все случаи жизни. – Он проявил к тебе свою милость и отвергать ее не самая лучшая идея.
На это Остап ничего не ответил.
Алексей как пришел в себя и понял, что смерть пока, так сказать, отступила на перегруппировку, снова начал думать о том, как быть дальше, ну и пытался рассмотреть этот вопрос через использование ресурсов Остапа. Дескать какие-никакие связи у него есть в той же воинской среде, авось чего выгорит? Тем более что жизнью обязан, Алексей специально этот момент озвучил, дескать, если бы не мной созданное лекарство, то гнил бы давно в земле, червями пожираемый, ну и по всем понятиям спасенный должен отплатить спасителю верной службой. Другое дело, что Остапу подобная жизнь была не мила, да и сам он откровенно говоря по большому счету бесполезен и это все сильно осложняло. Мог откровенно послать на три буквы. Так что канон в этой части пока не спешил срабатывать.
«Ладно, подождем еще немного, торопиться особо пока некуда, а там глядишь немного отойдет и тогда уже будем давить на совесть и прочий долг, что платежом красен…» – думалось ему.
12
Но как известно, человек – полагает, а бог – располагает. В конце мая в деревню вновь заявились монахи, на этот раз знакомый Алексею отец Михаил.
– Как поживаешь, сын мой? – после всех ритуалов спросил монах у Алексея.
«Пока ты не приперся, было хорошо», – подумал он, но ответил другое:
– Милостью божьей, исцелился, отче. Нужда во мне, как в кузнеце возникла?
– Нет. Да и слаб ты пока молотом махать, это я вижу.
– Тогда для чего?
– Мор в Великий Новгород пришел… то кара господня за грехи его тяжкие, – перекрестился священник, ну и Алексей заодно с Матреной. – Но хоть и в гневе господь, наш долг нести людям облегчение… Ты не из крестьян в работе с землей мало что смыслишь…
Ну да, началась посевная, точнее пахота. В районе Новгорода пшеница росла плохо, завозной продукт, но зато хорошо рос лен, вот его и сажали. Выжившие после чумы мужики, шатаясь, шли за сохой…
– Тогда зачем вам я? – спросил он, уже догадываясь, что нужен медбрат и мальчик на побегушках.
– Сопровождать меня, сын мой. Мне может потребоваться различная помощь…
«Уроды! – мысленно взвыл Алексей. – Только ведь вылечился и снова в чумную атмосферу нырять!»
Негодование его было понятно, ведь иммунитет от чумы вырабатывается слабый, так что повторное заражение весьма вероятно. Но и отказаться тоже не выход. Так-то можно, наверное… но Алексей увидел в этой службе возможность познакомиться с жизнью в Великом Новгороде и вообще осмотреться под прикрытием Церкви, что дорогого стоит.
«Может даже удастся с кем-то нужным познакомиться и как-то законтачить, двинув пару своих идеек», – размечтался он.
– Хорошо, отец Михаил… господь был милосерден ко мне и он учил помогать ближним своим…
– Истинно так, сын мой!
– Я тоже отправлюсь в город помогать людям, – сказала Матрена.
– Хорошо, дочь моя, твои руки лишними не станут, – согласился монах. – Обстановка в городе очень непростая…
Вообще Алексей этому удивился. Если уж в монастырь чума пришла из Новгорода, то в самом городе к этому времени пик заболеваемости уже должен был пройти. Но вот отец Михаил говорит, что в городе вспышка чумы только-только случилась.
Как выяснилось из аккуратных расспросов по дороге в монастырь, то все оказалось несколько не так, как думал Алексей. Новгородцы все-таки оказались не дураками и клювом не щелкали. Узнав о чуме в Пскове (Остап со своим отрядом заразился как раз не в Новгороде, а в псковских землях), они своевременно организовали карантин и в город никого не пускали, так что зиму и начало весны продержались. Но зараза все-таки нашла лазейку…
«Как бы не священники и принесли чуму в город, – подумал он. – Им ведь особо во въезде не откажешь. Да даже если не они, то какие-то торговые контакты все равно происходили, то же продовольствие в город нужно завезти, а это рабочие между собой общаются, а могли и с крысами блохастыми чуму получить».
В общем вспышка чумы началась именно в конце весны, когда люди сильно ослабли от бескормицы и довольно мощная, здоровье у всех ослабло.
Кстати говоря, в Свято Юрьевском монастыре чума особо не бушевала, хотя Алексею казалось, что там вообще все должны вымереть как динозавры. Но нет, не вымерли. Хотя оно и понятно, монахи тоже не совсем кретины и всех кто имел признаки болезни из числа трудников да прочего обслуживающего персонала из монастыря тут же спроваживали в деревеньки под присмотр бобылок вроде той же Матрены, а к больным священникам приставили ограниченный круг низкоранговых иноков в роли медбратьев в отельном помещении, организовав внутренний карантин. Опять же при обычном богослужении предметы культа целуются не часто. Но всё, конечно, списывали на святость места, а так же на то, что они все верные слуги господа, потому гнев Его их особо не коснулся. Хотя все-таки потери есть, раз тому же отцу Михаилу в качестве помощника привлечь не молодых монахов, а едва выздоровевшего трудника.
– Матрена, у тебя осталась еще плесень?
– Да.
Алексей удовлетворенно кивнул. Все-таки имея возможность помочь, стоять безучастно и смотреть как сотни, а то и тысячи людей мрут на его глазах, он не сможет. Другое дело, что это надо еще как-то провести через монаха, а он может воспротивиться кормлению больных плесенью, дескать, ведьмовство нечистое! Ну и самим придется для профилактики жрать.
«Печень моя печень… только в норму стала приходить», – тяжко вздохнул он.
Обычно шумный город выглядел пустынным, что и неудивительно при начавшемся море, все в страхе засели по домам и лишь отдельные личности по особо острой нужде пугливыми рыбками носились по улицам. В домах, где обнаруживалась болезнь вывешивались куски ткани.
Раскачиваться долго не стали, отцу Михаилу дали несколько кварталов, кои ему предстояло окормлять, что и принялся делать со всем жаром. С молитвами входил в дома с больными чумой и читал над ними молитвы и вед душеспасительные беседы.
«А где пидорас этот? – вспомнил Алексей о втором священнике. – Остался в монастыре как самый хитрожопый? Все-таки надеюсь, что подох… они ведь заднеприводные должны друг друга заражать особенно активно и надежно, хе-хе…»
– Зачем это? – спросил отец Михаил, показа на тканевые повязки, коими Алексей и Матрена замотали носы и рты при входе в дом.
– От заразного воздуха бережемся, отче… – ответил Алексей.
– Что за глупости?! Снимите немедленно!
– Но, отец Михаил…
– Снимите! Люди слабы и невежественны! Сейчас так особенно мнительны. А ну как кто-то решит, что вы под тряпками не молитву читаете, а колдовские проклятья произносите?! Вы еще богомерзкие клювы вороньи на себя нацепите, как поганые латиняне делают!
Пришлось снять. О том, чтобы начать давать хлеб с серой плесенью Алексей даже заикаться не стал, но и смотреть как люди фактически сгнивают заживо было выше его сил. Так что требовалось найти какое-то решение и он его нашел.
– Отче… – осторожно произнес Алексей после очередного сеанса лечения чтением молитв и целования иконы, причем целовали икону не только больные, но и возможно еще здоровые члены семьи, а так же челядь.
У него возникла одна идея, кою Алексей намеревался продвинуть, воспользовавшись физической и эмоциональной усталостью священника. Если идея выгорит, то он получит некоторую свободу в действии при лечении больных.
– Что, сын мой?
– За сегодня мы так всех не обойдем…
– Да… много людей нуждаются в утешении и в исповедовании… Но ничего, завтра всех оставшихся посетим.
– А может поступить иначе, отче?
– Как?
– Собрать всех больных в одном доме. Их много пустых стоит. В итоге вам отче легче будет сразу над всеми молитву читать…
– Мало кто согласится… особенно из знати и имеющих достаток…
– Вот к ним и будете наведываться лично отче. Зато какое облегчение в остальных случаях, и вся паства под присмотром. Я же с Матреной и прочими добровольцами, станем приглядывать за больными, пока вы отсутствуете.
– Это звучит разумно… – произнес монах немного подумав. – Да, так и надо сделать. Скоро будет много смертей и придется большую часть времени тратить на отпевание усопших, а не творить молитвы над живыми лишая их тем самым господней благодати…
Прозвучало как-то двусмысленно, но Алексей не стал даже заикаться об этом.
Отец Михаил настолько загорелся идеей, что даже отметил посещение следующего страждущего духовного очищения, а пошел договариваться к своему начальству об организации общего «чумного дома», как подобный стационар обозвал про себя Алексей.
Идея понравилась и прочим церковным деятелям. Но оно и понятно, лучше всех в одном месте отмаливать, чем сбивать ноги шатаясь от дома к дому и терять время.
Под первый такой чумной стационар отдали пустующий особняк не то боярина, не то богатого купца. Пустое строение в три этажа отлично подходило для задумки и вскоре в него стали сносить больных с района, что отдали под курирование отца Михаила. Подобные же чумные дома организовали в других концах города.
Отец Михаил с утра, собрав всех больных во дворе, читал молитву, обильно брызгал святой водой, давал поцеловать им чудотворную икону и отправлялся исполнять свои обязанности в богатые дома. Как только он уходил, больные попадали в распоряжение Алексея и Матрены, а уж они принимались за реальное лечение.
Культуру лучистых грибов за эти дни вновь размножили, кусочки плесневого хлеба размешивали в квасе, что неплохо маскировал специфический привкус и давали его пить. Ну и баня конечно, благо она на этом подворье имелась большая и через нее можно было прогонять сразу по десятку человек.
– А теперь дышим паром святой воды! – наставлял пациентов Михаил и сам активно дышал через берестяную воронку-рупор. – Вдыхаем глубоко, чтобы пар святой воды проник по всему телу!
А чтобы подготовить людей к операции по удалению бубонов и язв, добавлял:
– Сейчас ваши тела напитаются через дыхание пара святой воды святым духом и он начнет очищать плоть и кровь от нечистот, что скапливаются в железах и проявляются на коже гнилостными язвами и их надо будет удалить и промыть святой водой. Видите, как у меня? – показал он на свои свежие шрамы.
– Так ты тоже болел?!
– Да! И исцелился! Все благодаря вдыханию пара святой воды и удалению нечистот, что она из меня таким образом вымыла в бубоны и язвы!
Личный пример всегда работает лучше, чем просто указание и объяснение того, что и как нужно делать. Пациенты после того, как увидели исцелившегося, сильно повеселели и этот психологический настрой тоже благотворно сказывался на общем состоянии больных, все не в унынии пребывать, заранее себя похоронив.
В общем люди дышали «святым» паром как не в себя, чуть ли не до драк не доходило, когда кто-то задерживался у камней, чтобы сделать лишний вдох.
– Успокойтесь, святого пара хватит всем и перебарщивать тоже не надо, а то легкие сварите. Три вдоха и отходим читать молитву…
Метод лечения «святым паром» был согласован с отцом Михаилом.
– Пусть вдыхают пар от святой воды, пьют святую воду и обмываются ею.
Отец Михаил крепко призадумался. То, что предложил его трудник звучало не то, чтобы богохульно, но как-то с подвохом что ли. По идее ведь должно хватать лишь обрызгивание святой водой во время молитвы для очищения от скверны и осенением благодати, а тут и пить, и дышать, и даже мыться ею…
– Лучше уж так… – наконец сказал он с тяжким вздохом. – А то ведь совсем до ересей откровенных доходит…
– Каких, отче?
– Иконы жгут, сын мой… Представляешь? Жгут старые домовые иконы и пепел от них оставшийся смешав с вином, пьют!
«Ну это еще что, – невесело усмехнулся Алексей, – вот когда мочу младенцев или девственниц пить начнут, да воду хлебать в коей ноги отшельники или там юродивые мыли, вот где дичь будет!»
13
Алексей сидел хмурым в своей каморке – комнате без окон для слуг, что на первый взгляд можно было спутать с чуланом. Впрочем, кто слуг да еще из числа холопов считает за людей? Такие же вещи, только живые и неча их баловать, пусть в подсобном помещении ночуют вповалку, набившись как сельдь в бочку.
Что до недовольства, то причин для него хватало. Во-первых, изначальный план не срабатывал и перспектив для срабатывания не просматривалось. То есть не получалось заполучить себе на службу лично обязанных жизнью и здоровьем людей. А кто он есть такой в глазах этих людей? Правильно, всего лишь помощник отца Михаила из разряда подай-принеси-пошел-нафиг. Он ведь даже не послушник – трудник. Так что вся слава доставалась монаху.
А вообще Алексей посчитал, что ему сильно повезло с чумой. То, что заразился это конечно наоборот не повезло, но у него создалось стойкое впечатление, что данный штамм какой-то слабенький. С чего такие выводы? Все просто, на удивление малая смертность и общая заразность несмотря на все старания священников сующих зараженные иконы и кресты пастве в рот.
Обычная математика дает повод считать, что штамм чумы пройдя процесс мутации ослаб. Алексей даже проводил параллель с КОВИДом, сначала охрененная смертность, а через три года проходит по разряду обычного гриппа.
Что до математики подтверждающей сей вывод, то изначально в городе насчитывалось порядка тридцати тысяч человек. Около трети извел Иван Грозный, часть разбежалась, часть померла с голодухи и осталось еще десять тысяч человек? Вопрос на засыпку, сколько в итоге померло от чумы? По всему выходит, не так уж и много. По крайней мере не сравнить с пандемией двухсотлетней давности 1350-52 годов, когда вымирали напрочь целые города, те же Белоозеро и Глухов, да и прочие города теряли до девяносто процентов населения, что как раз соотносится со средним процентом выживания при заражении.
А тут, всего-ничего. Псков тоже не сказать, что сильно пострадал, так что в общем-то нет ничего удивительного в том, что такое паллиативное лекарство как плесень с мизерным лечебным эффектом оказалась действенной. Фактически она стала той подпоркой, пушинкой перевешивающей чаши весов, что помогала выкарабкаться…
Но это все ерунда по сравнению со второй причиной недовольства, что могла в скором времени привлечь к нему ненужное внимание и, внимание это может стоить ему жизни, причем весьма болезненным способом, ибо в эти времена знают толк в извращениях в плане пыток ближнего своего. Все дело в том, что со своей плесенью он сильно подставился. Из-за нехватки жизненного опыта не просчитал возможные негативные последствия. Слишком импульсивно действует. Но как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Процент выживших в чумном стационаре отца Михаила значительно превосходил таковой у остальных монахов, курировавших подобные дома. Пока что это было не сильно заметно, но люди ведь не слепые, а в это время они способны подмечать и не такие мелочи, тем более впрямую касающиеся их жизни, так что вскоре слухи пойдут.
Алексей, как только понял это, попытался нивелировать проблему попросив отца Михаила освятить хлеб, ну и сделать вид, что благодаря освящению на хлебе выросла целебная плесень, коя и способствует выздоровлению. Даже удивился, что с самого начала об этом не подумал… Но и после этого в чистом виде плесень давать не рисковал. Очень уж неоднозначно все с ней, ведь она по своей сути аспект разложения, ветхости, то есть смерти.
И все бы ничего, но рано или поздно начнут копать. Собственно первый звоночек уже прозвенел, причем со стороны самого отца Михаила.
– Странные дела творятся, сын мой… – произнес он устало в одну из тех редких минут, когда его пробивало на поговорить с трудником.
Да и было тех свободных минут? А если и было, то пересекались они все-таки редко. Это при том, что отец Михаил относился к числу молчунов, потому и подался в монахи, а не классические священники коим требуется хорошо подвешенный язык для общения с паствой.
– О чем вы, отче?
– Да вот исцеляются люди в нашем доме куда как чаще, чем в своих домах, хотя и воду я им освящаю и хлеб так же, как здесь, но здесь они выживают, а там мрут…
– Неисповедимы пути господни, – едва сдержавшись от усмешки, ответил Алексей и перекрестился.
– Истинно, – так же перекрестившись ответил монах и стрельнул глазами в сторону своего помощника.
Алексей, заметив это странный взгляд, решил продолжить мысль:
– Не иначе наказывает господь людей за грех гордыни…
– Гордыни? Причем тут она?
– Конечно гордыни, отче. Разве не гордыня это, заставлять вас, отец Михаил, день за днем таскаться к ним в дома и творить индивидуальные с ними молитвы? Кто они такие есть перед лицом господа нашего? Такие же рабы его, как и все прочие, только вознесшиеся над иным людом, причем не самыми праведными делами: торговля, ростовщичество, прямое ограбление, да убийства конкурентов… и оттого возомнив о себе невесть что. Да, они делают богатые дары нашей матери церкви, но разве не прямое это оскорбление ему? Ведь они фактически за богатства земные пытаются купить его милость! Вот и наказывает их господь за это. Ибо не малой толикой богатства делиться надо, но перерождаться духовно! И первый шаг к перерождению этому – смирить гордыню. И проявится это смирение в приходе в дом ваш и вместе с прочим людом молились и лечились бы, так глядишь и простит их господь особенно если сами наконец поймут, что живут не праведно и встанут на путь исправления для дальнейшего духовного самосовершенствования.
– Хм-м… твоя правда, сын мой, – уже с откровенным изумлением посмотрел на Алексея монах. – Истинная правда!
Вторым «звоночком» стало посещение чумного дома другими священниками. Пришли так сказать обменяться опытом. Ну тот и рассказал им, про освящение воды в которой моются больные, пьют ее и дышат паром в бане.
«Валить надо, – сделал вывод Алексей. – Какое-то время я для себя выиграл, но… как тут свалишь?! Ничего ведь нет! Ни транспорта, ни денег! Жратвы с собой много не унести, а значит придется «засветиться» с ее приобретением. Это если мне вообще что-то продадут, а не погонят прочь дубинами. Чума ведь кругом! И опять-таки, на что приобретать?!»
В общем получалось по присказке: куда ни кинь, всюду клин. Требовалось разжиться платежными средствами, но вся беда в том, что он даже не представлял, где надыбать монет.
Украсть? А у кого?
Значит только заработать. Но опять же, как?
«Значит придется идти на риск и не имея поддержки за спиной, продать высоколиквидный товар, что еще предстоит сделать», – подумал он.
Таковым товаром он видел краску. Ага, одну из самых дорогих в это время – синюю, кою должны с руками оторвать те же ганзейцы, чье представительство имеется в Великом Новгороде и несмотря на чуму, продолжает работать.
Несложное химическое преобразование из недорогих компонентов и вуаля, в руках целое богатство… за которое и убить могут те же ганзейцы, чтобы выведать секрет производства или место добычи. Но риск того стоил, за краску только «могут» убить, а вот за плесень, если… точнее – когда все вскроется, точно прибьют.
Даже возникла мысль перестать давать лекарство больным, но… не мог. Ведь на его руках тогда окажутся сотни если не тысячи жизней. Да, в РИ они и так все померли от чумы, но это ничего не меняло для него в моральном плане.
Осталось разжиться необходимыми компонентами, на что тоже нужны какие-то средства, но это если покупать. Так что для начала нужно пошариться по брошенным домам, в первую очередь заглянуть в «свой» дом. Все ценное конечно из них давно уже вынесли, но могло что-то и остаться. Требовалось купоросное масло, оно же сереная кислота, поташ, стружка от рогов и железные опилки. Только два пункта не должны были доставить больших проблем, ну может еще поташ найдет, а вот купоросное масло, как он считал, придется скорее всего добывать через отца Михаила.
«Ничего, залегендирую надобность как-нибудь, – подумал он. – Да вот хотя бы гнойники прижигать!»
