Георгий Кончаков
Исповедь влюблённого мужчины

Часть первая

Пролог

Я мёртв. Меня нет. Но я присутствую в этом мире. Я его вижу. Я его наблюдаю. Мне доступны все звуки, запахи, цвета. Окружающие не замечают моего присутствия. Для них я не существую, как перестала существовать Люся. Люся перестала существовать навсегда.

Она утратила способность ощущать и воспринимать мир, людей. Она навсегда ушла из жизни. Она не знает об этом. Уходя из жизни, она не успела почувствовать боль, не успела помыслить, что покидает навсегда родных и близких, которых оставила, осиротила. Она не успела испытать ни физической боли, ни душевных страданий, которые мучают умирающего человека, когда он в состоянии размышлять о себе, о своём расставании с жизнью, что он своей смертью причинит боль близким людям. Ни о чем таком не успела подумать. Вот так в одно мгновенье взяла и ушла. Её не стало. Она ничего больше не чувствует, ни о чем не мыслит, не переживает, не страдает. А я мыслю, я размышляю о её безвременном уходе. Хотя меня тоже нет. Я мёртв. Но я вижу людей, которые продолжают двигаться и копошиться в повседневных делах и заботах. Они не замечают, что я наблюдаю за ними. Они не знают, что Люси больше нет. А я всё это знаю, ощущаю, в растерянности и недоумении спрашиваю: «Как же так? Этого не может быть! Как могло случиться, что её больше нет?!».

В тот день она работала во вторую смену. Из поликлиники возвращалась в восьмом часу вечера. Там, где улица Правды упирается в Звенигородскую, нерегулируемый переход, нет светофора. Да, впрочем, её зрение за последний год настолько ухудшилось, что огни светофора на противоположной стороне улицы она всё равно не различала. Осенью собиралась делать операцию: ставить искусственные хрусталики в оба глаза. На тротуаре безлюдно. Пристроиться для перехода улицы было не к кому. Полагаясь больше на слух, чем на зрение, перешла улицу. Потом замедлила шаг, остановилась. Что пришло ей в голову, что вспомнила, о чём подумала? Об этом никто никогда не узнает. Люся развернулась и вновь вышла на проезжую часть улицы. Водитель не успел даже попытаться затормозить. Удар оказался достаточно сильным. Люся ничего не почувствовала. «Скорая помощь» за несколько минут доставила её на Литейный проспект в Мариинскую больницу. Там на операционном столе в реанимации она скончалась, не приходя в сознание.

Я всю неделю находился в Ушаках, селе километров на пять растянувшемся вдоль Московского шоссе и частично перебравшимся по другую сторону железной дороги. На улице Маяковского домик с верандой в одну комнату с маленькой кухонькой. Огород с несколькими яблонями и кустами смородины. Наследство от умершей Люсиной матери. Мы пользовались этим незатейливым жильём только летом, когда занимались по привычке огородом, выращивая картошку, огурцы и разную зелень, обычную для нашей местности.

У меня начался отпуск. Люся должна была пойти в отпуск в конце августа. Оказавшись один за городом, я понемногу занимался уходом за посаженной растительностью, а всё остальное время наслаждался чтением да мастерил модельки автомобилей. Со школьных лет увлекался моделизмом: строил модели самолетов, кораблей. А когда перешёл на преподавательскую работу в автотранспортный техникум, переключился на автомобили.

В тот вечер долго не ложился спать. Я не спал, когда около часу ночи постучали в окно. С последней электричкой приехали Ира и Дима. Ира вошла и сказала: «Ты, дедушка не волнуйся. Позвонили из больницы. Бабушку сбила машина. Но ничего серьёзного. Её сразу доставила «скорая помощь». Дали свой телефон. Узнали, что никого из взрослых дома нет, просили не беспокоиться за здоровье бабушки, утром позвонить». Услышав такое известие, я не встревожился, а только огорчился. Огорчился не из боязни за здоровье, тем более жизнь Люси, а представил, что даже если небольшая травма, раз попала в больницу, сразу не выпишут. Значит, придётся ежедневно навещать Люсю. И огород без присмотра не оставишь. Огурцы и помидоры поливать надо, на грядках прополка нужна. Надо будет тратить время на поездки в город, на ночь возвращаться. А вдруг перелом, гипс, тогда это надолго затянется. Весь отпуск нарушится. Вот такие мысли вызвали озабоченность. Ни мне, ни Ирише и в голову не приходило, что столкновение могло оказаться смертельным.

Рано утром электричкой отправились в город. И только, когда подъезжали к дому, меня стали одолевать сомнения. Почему дали телефон и просили позвонить утром? А может, Люси уже и в живых нет? Я гнал прочь страшные мысли. Но они вновь и вновь приходили в голову. Так продолжалось до самого дома, пока не вошли в квартиру. Мне было страшно. Я отказывался представить, я подумать боялся, что может быть смертельный исход. Набрал номер телефона. Мужской голос ответил сразу, как будто ждал моего звонка. Уточнил, кто и когда поступила. Было ясно, что знает, о ком идёт речь. Но попросил подождать, отложил трубку и удалился. Я окаменел в ожидании, я понимал: мне могут сейчас сказать самое ужасное, но теплилась надежда, что всё нормально, травма незначительна, я смогу подъехать и увидеть Люсю живой и здоровой, наверняка раздосадованной случившейся нелепостью. Она последнее время очень остерегалась машин, плохое зрение её пугало. Голос в трубке соболезнующе произнёс: «Она скончалась ночью, не приходя в сознание. Несколько часов провела на операционном столе, но спасти не удалось». Произошло непоправимо ужасное. Я понимал, но не хотел принять, не хотел признать, что Люси больше нет. Это невозможно. Как же так?! Я есть, а её нет.

Деревянным голосом, суетливо, в полном недоумении заставил себя продолжить разговор. Я не знал, зачем мне это нужно. Я не мог понять и объяснить своего поведения. Стал спрашивать: когда и куда должен подъехать. Выслушав, машинально положил трубку. Подошёл к открытой двери, ведущей в коридор. Ира стояла в ожидании. Я не мог говорить, комок подступил к горлу, горло сдавило. Через силу негромко выкрикнул: «Бабушки больше нет, бабушка умерла». Ира громко, навзрыд заплакала. Что-то выкрикивала, то ли причитая, то ли заклиная, душераздирающим плачем выражая своё горе. Дима стоял рядом, растерянно поддерживал её. Она вцепилась в него, уткнулась лицом в грудь и судорожно рыдала.

Я закрыл дверь в коридор, вошёл в спальню, ничком свалился в постель. Ту самую постель, в которой мы с Люсей провели столько счастливых ночей. Теперь эта постель принадлежала мне одному. Теперь уже никогда на этой постели не будет Люси. Постель опустела. Слёзы лились из моих глаз. Рыданий не было. Не было плача. Когда я дошёл до этого места в своём повествовании, слёзы опять обильно потекли из глаз. Слёзы застилали глаза. Я вытирал их ладонью, чтобы разглядеть строчки и продолжал печатать, а слёзы неумолимо текли. Я снова с болью переживал постигшее нас горе. А тогда неожиданно для себя завыл. Я выл самым настоящим образом. Так воет волк, почуяв беду. Так воет собака, потеряв хозяина. Я выл и не мог остановиться. Мне было жалко не себя. Я оплакивал Люсю. Мне было бесконечно жалко её. Ну, как же так? Ещё вчера она радовалась жизни, улыбалась, от души смеялась по самому незначительному поводу, была весёлой. Она могла ещё долго жить. Многие годы. И она, и я понимали, что мы в том возрасте, когда надо быть готовыми к смерти. Ни её, ни меня приближение смерти, неизбежность смерти не пугали. Мы нередко обменивались мыслями, рассуждали по этому поводу. Частенько подшучивали над смертью, умереть – какие тут могут быть страхи? Единственно, на чём делала всегда упор Люся – хотела уйти из жизни первой. «Я твоей смерти не перенесу, – неизменно заявляла она. – После всего пережитого в жизни, после перенесённой смерти сына я не выдержу этих страданий». Но это время, казалось, придёт нескоро. Никто всерьёз не задумывался, что одному из нас придётся хоронить другого. И вот это произошло. Но вместе с Люсей умер и я. Будущего у нас не было, настоящее перестало существовать, в памяти сохранилось только прошлое. И я стал вспоминать.

1. Знакомство

Молодой человек приятной наружности, роста среднего, худощавый, о таких говорят: тонкий, звонкий и прозрачный, уверенно ступил на перрон Балтийского вокзала. В руке соответственно росту – чемодан среднего размера, и нёс он его без заметных усилий, хотя внутри находилось всё имущество, с которым прибывший собирался начать жизнь на новом месте. Молодые люди в этом возрасте нередко приезжают в большой город, чтобы покорить его и прославить своё имя, а заодно и сам город сделать еще более знаменитым. Наш герой не имел таких притязаний.

Он обладал, как я уже сказал, приятной внешностью. По крайней мере, в собственных глазах. Хотя полагал, что другие тоже таким его считали. Во всяком случае, знакомые девушки явно признавали миловидным и усматривали достаточно привлекательным. Самому его лицо нравилось не очень. Во-первых, с детства хотелось быть брюнетом, а был самый обыкновенный блондин. Завидовал мужчинам, шею которых украшал кадык. Лицо мужчины, по его неоспоримому мнению, должно быть мужественным с достаточно массивным, выдающимся вперёд подбородком. Лицо нашего героя было добродушным и простодушным: овал лица выдавал характер мягкий, уступчивый. Став взрослым, смирился со своей внешностью. И должен вам заметить из своего личного опыта и жизненных наблюдений, каждый человек привыкает к своему лицу, и даже отдельные неудачные элементы находит привлекательной особенностью своего неповторимого незаурядного облика. Молодой человек считал, что главное в мужчине характер и ум. Впрочем, ум он признавал самым важным, первостепенным качеством любого человека, будь то мужчина или женщина. Умом бог его не обидел. Что касается характера, характер был мужественный. О таких говорят: человек отчаянной храбрости. Так что среди знающих его людей слыл человеком смелости необычайной, ради другого мог, не колеблясь, пожертвовать собственной жизнью. И тому было немало подтверждений. Характер вспыльчивый и даже истеричный, что выдавало в нём типичного холерика. Хотя в силу недюжинного ума мог проявить волю, быть сдержанным, выдержанным и даже покладистым. О покладистости разговор особый. Покладистость была второй стороной его медали, противостоящей буйной и бурной непримиримости. В этом читатель ещё не раз убедится, если у него хватит терпения читать это повествование дальше. Должен вас заверить, что в нём уживались мужественность, непоколебимая непреклонность в жизненно необходимых случаях с детской доверчивостью и добродушным отношением к людям.

После демобилизации поселился в небольшом эстонском городе Кунда, где затеяна большая стройка – строительство крупномасштабного цементного завода всесоюзного значения. Прослышав про стройку, демобилизованный старшина первой статьи котельный машинист прямым курсом направился в этот маленький заштатный городок, который вдруг приобрёл значимость благодаря развернувшемуся строительству. Начальник отдела кадров – женщина неопределенного возраста встретила вновь прибывшего без энтузиазма и даже можно сказать неодобрительно, с откровенным осуждением. Потребности в рабочих руках на стройке не было. До начала строительства в этом тихом, укромном местечке в двух шагах от Финского залива, на сотню метров уходящего от плоского берега песчано-каменистым мелководьем находилась колония строгого режима с максимальными сроками заключения. Ничего не скажешь, место для исправления уголовных элементов методом социалистического реализма выбрано было удачно. Не всех же отправлять на Колыму или в Норильск. Кому-то надо строить социализм и на земле обетованной, предназначенной для обещанного Лениным и большевиками коммунистического рая на земле. Здесь в этом тихом укромном богоугодном местечке прогуливаясь по берегу залива, непременно встретишь наряд пограничников с собакой. Ближайшая железная дорога в нескольких десятках километров южнее. Строительство завода-гиганта, потому как запасов мергеля здесь должно хватить, по меньшей мере, на сотню лет, начинали до нулевой отметки зэка. Это была обычная практика социалистического строительства коммунизма. Потом зону ликвидировали. На стройку привезли комсомольцев-добровольцев, а самую стройку объявили комсомольской ударной. Заработки по тем временам были неплохие. Потому недостатка в рабочей силе стройка не испытывала. А при случае можно телеграфировать разнарядку по райкомам комсомола. И в считанные дни на стройку прибывало новое пополнение добровольцев. Нашему герою повезло. Строительной специальности у него не было, но удостоверение на право обслуживания паровых котлов пришлось кстати. Тут же был оформлен на работу в котельную, дающую тепло в дома с центральным отоплением. В том же году после успешно сданных экзаменов был принят на заочное отделение философского факультета Московского университета. Поступать на дневное не решился по семейным обстоятельствам. Мать перешагнула пятидесятилетний рубеж, двух своих детей растила без мужа, дочери дала возможность получить высшее образование. Стать иждивенцем молодому человеку совесть не позволяла. А был он не только человеком мягким, доверчивым и добродушным, но ко всему ещё и совестливым.

Покончив с первым курсом, Георгий, а именно так звали нашего героя, возвращался после удачно выдержанной экзаменационной сессии через Ленинград, где надо было делать пересадку. Приобрести билет на таллинский поезд из Москвы не удалось. Страна испытывала дефицит во всём, в том числе и в поездах. Обслужить всех желающих железнодорожным транспортом самая большая и могущественная железнодорожная держава мира не могла.

Прогуливаясь по Ленинграду, от нечего делать, разглядывая «доски объявлений» в изобилии развешанных по улицам города, молодой человек увидел немало объявлений, привлекших его умиротворённое и слегка рассеянное внимание. На усеявших доску небольшого формата бланках пестрело слово «требуются», а посреди перечисляемых инженеров, токарей, фрезеровщиков во множестве повторялось «дипломированные кочегары». Это благозвучно выписанное «дипломированные кочегары» и привлекло тогда его внимание. Но главное заключалось в другом: иногородним предоставлялось общежитие. Объявления также оповещали, что требуются рабочие на стройку и тоже с предоставлением общежития. Вот тогда и родилась мысль переехать в Ленинград. С единственной целью – здесь в городе фундаментальных библиотек была доступна вся даже самая замысловатая литература, предусмотренная учебным планом философского факультета. Он не помышлял стать постоянным жителем этого великолепного, блистательного и именитого города.

В те годы на всю страну было всего три философских факультета: в Московском и Ленинградском университетах и историко-философский факультет в Киевском университете. Выпускникам писали в дипломе «культпросветработник» и немногочисленные обладатели заветного документа об окончании одного из престижных университетов страны находили себе приют и опеку лекторами и пропагандистами в партийных комитетах разного уровня и рангов, либо в культурно-просветительных учреждениях Министерства культуры, также опекаемых партийными органами. К моменту поступления в университет нашего героя обстановка несколько изменилась. В вузах страны возникла большая потребность в преподавателях философии. Так что, прочитав в рекламном проспекте Московского университета о том, чему учат на философском факультете и при этом готовят преподавателей для вузов, Георгий усмотрел для себя неплохую перспективу. Преподавать философию и заниматься философскими изысканиями и исследованиями – этому можно было посвятить свою жизнь.

Впервые он обратил внимание на слово «философия» в восьмом классе, когда подруга его сестры рассказала, что окончила философский факультет Ленинградского университета. Из её пояснений на его вопрос – что такое философия – он тогда ничего не понял. Но в девятом классе с большим увлечением прочитал однотомники философских сочинений Белинского, Чернышевского и Добролюбова из библиотечки своей сестры. В десятом от корки до корки осилил опять-таки с энтузиазмом «Диалектику природы» Энгельса. Из прочитанных сочинений так и не уяснил толком, что же такое философия. Но усвоил, что философия – это познание, познание мира, реальной действительности, что это одна из разновидностей научной деятельности. А наука его очень привлекала во всё время учебы в школе. И вот когда он осмелился рискнуть пойти учиться ни более-ни менее как в Московский университет, выбор пал на философский факультет, хотя, как и прежде не знал, что же собой представляет философия, стоит ли на ней останавливать свой выбор. Ведь существует великое множество других профессий, привлекательных и нужных человеческому сообществу.

В тот раз, стоя у доски с объявлениями, Георгий размышлял: переезд в Ленинград поможет ему, студенту-заочнику успешно продолжать изучение этой не очень понятной области человеческих знаний. Можно даже перевестись в Ленинградский университет, продолжить учёбу, никуда не выезжая. Но эту мысль отбросил тотчас. Отказаться от учебы в Московском университете казалось кощунством. Георгий был влюблён в свой университет, гордился, что был студентом именно Московского университета.

Сдав чемодан в камеру хранения, молодой человек налегке отправился в центр города. «Доска объявлений» на Садовой против Гостиного двора на этот раз его не порадовала. Дипломированных кочегаров, или на худой конец разнорабочих, на стройки города не требовалось. После многочасовых блужданий по городу встретились два малоутешительных объявления. В больницу имени Свердлова требовался кочегар на котел с газовым отоплением с предоставлением общежития. Только вот зарплата – всего сорок рублей в месяц. Чтобы представить размер такой зарплаты, достаточно знать, что зарплата чуть-чуть превышала размер стипендии студента высшего учебного заведения. За один рубль в течение дня можно было скромно и несытно позавтракать, пообедать и даже поужинать. От такого питания не растолстеешь, проблем с лишним весом не возникнет, но выжить можно. К тому же через несколько лет тебя ожидает престижная работа и материальный достаток. Ради этого стоит потерпеть, пережить этот материально необеспеченный период своей биографии. Ради достойной цели можно временно пожертвовать материальным благополучием. Так размышлял мой герой, прежде чем принять окончательное решение. Было еще одно объявление: требовались строительные рабочие на железную дорогу, проживание – в вагончиках. Но этот вариант показался совсем непривлекательным. В такой ситуации следовало переночевать на вокзале, а на следующий день продолжить поиски работы. Благоразумный и рассудительный человек так бы и поступил. Только вот практичности, расчетливости Георгию как раз всю жизнь и не хватало. Потому он не стал испытывать судьбу, откладывать на завтра. Проговорив привычное русское «где наше не пропадало», отправился по указанному адресу.

Больница имени Свердлова на Старорусской улице. Название ничего не говорило. Знал по школьным учебникам и революционным кинофильмам товарища Якова Свердлова – председателя ЦИК, рано умершего и не дожившего до полной, а тем более окончательной победы социализма в СССР. Но нас в данный момент интересует не личность исторического революционера. Ленинград – колыбель Великой Октябрьской революции – в те времена пестрел сверх всяких краёв именами пламенных революционеров.

Заместитель главврача, начальник административно-хозяйственной части Иван Николаевич очень любезно и доброжелательно поговорил с молодым человеком, написал записку коменданту общежития и отправил в отдел кадров. Вся процедура оформления, включая беседу с высокопоставленным начальником, занимавшим просторный солидный кабинет, заняла минут двадцать, не более. Так что около пяти пополудни Георгий шестнадцатым трамваем через Больше-Охтинский мост прибыл на Новочеркасский проспект 63 дробь 20.

Общежитие размещалось на третьем этаже. Тёмный невзрачный коридор, по обе стороны которого выкрашенные белой краской двери вели в комнаты жильцов. Слева при входе туалет с кабинками, рядом умывальная комната с двумя рядами раковин, затем кухня с двумя четырёхконфорочными газовыми плитами, в основном чтобы вскипятить воду для чая, иногда девчата-медсёстры готовили пищу. Медперсонал питался в больнице по отделениям за небольшую условную плату, которую вычитали из зарплаты. Для остальных сотрудников существовала неплохая и недорогая столовая. Поэтому молодежь не обременяла себя стряпнёй на плите. Далее следовал «красный уголок», так именовалась узкая комнатушка с двумя столами, накрытыми красной тканью, на которых размещались потрёпанные подшивки газет. В углу возвышался черно-белый телевизор. Это была комната для коллективного отдыха. Предназначалась для воспитательной работы с проживающими в общежитии, чаще всего пустовавшая, редко кто сюда заглядывал, чтобы полистать газеты. Иногда собиралась небольшая группа посмотреть телевизор. Но он так отвратительно показывал, что недовольные зрители разочарованно расходились. Девушки в свободное время предпочитали танцы и свидания с молодыми кавалерами.

При входе дверь справа вела в двухкомнатную квартиру коменданта общежития. Одно название двухкомнатная. Первая комната служила кухней и столовой одновременно. Из неё дверь вела во вторую комнату, служившею спальней для всей семьи: комендант, доброжелательный сорокалетний мужчина, худой от скудного питания жил с женой и двумя дочерьми, старшая из которых перешла в девятый класс. Комендант был, скорее всего, из приезжих, занимал служебную площадь при небольшой зарплате.

Следующая по правую руку была самая просторная комната в общежитии – здесь жили мужчины. Во всех остальных комнатах по два-три человека разместились девушки. Так что общежитие по праву можно было назвать женским. Но оно никак не называлось – просто общежитие больницы имени Свердлова. В мужской комнате самым старшим по возрасту был Женя, блокадник, в 1942 эвакуирован из блокадного Ленинграда. Родители погибли, дом, где жила семья, разбомбили, вырос в детдоме и, когда, достигнув восемнадцатилетнего возраста, вернулся в родной город, скитался по общежитиям, с обидой рассказывал, что жилплощадь предоставить никто не собирается, хотя он имеет все необходимые документы, подтверждающие его право на выделение ему жилья хотя бы в коммунальной квартире. Женя числился грузчиком, разъезжал по не очень обширной территории больницы на грузовом мотороллере, доставлял из прачечной бельё по отделениям, продукты на кухню. Зарплата у него была где-то рублей 60 в месяц. Но при этом на кухне кормили бесплатно. Георгий застал в комнате ещё двух жильцов: два юноши-подростка – один числился электриком и, поскольку не имел специальной подготовки, под руководством квалифицированного профессионала заменял перегоревшие лампочки и что-то делал в электрических щитах, когда на отделениях вдруг отключалась электроэнергия, другой работал санитаром в приёмном отделении. Оба были допризывниками – ещё не проходили службу в армии. Вот в такой компании и в таком общежитии предстояло жить вновь прибывшему.

Прошло дня три, когда на кухне, поставив чайник на конфорку, Георгий непринужденно разговаривал с находящимися там девушками. Обменивались ничего не значащими фразами, отвечал на вопросы, которые возникают при первом знакомстве. На кухню вошла ещё одна девушка, поздоровалась, поставила кипятить чайник, прислушалась к разговору.

– Как вас зовут? – обратилась она на «Вы».

– Георгий.

– Комсомолец?

– Да.

– Людмила. Секретарь комитета комсомола, – представилась девушка. И продолжала:

Что же это вы, молодой человек, поступили на работу, приступили к работе и до сих пор не стали на комсомольский учёт?

Георгий стушевался, почувствовал себя немножко виноватым и начал невразумительно и сбивчиво оправдываться. Хотя, между нами говоря, оправдываться было не в чем и незачем. Он и так сделал бы это в ближайшее время, без напоминаний. Да и первоначально прозвучавшая строгость скорее показалась нашему герою, чем была на самом деле. Потому что далее начались расспросы: кто он и что он, как оказался в Ленинграде. Георгий легко и охотно рассказывал о себе. Разговор перерос в увлечённую беседу двух молодых людей, которым не терпелось говорить обо всём, высказать своё мнение по самым разнообразным вопросам, поведать друг другу свои самые сокровенные мысли. Невозможно передать всё, о чём говорили они в течение нескольких часов во время своего первого знакомства. Торопливо и оживленно вели разговор, иногда перебивая друг друга, и не могли наговориться. Так бывает, когда два близко знающих друг друга человека встречаются после длительной разлуки. Им было интересно всё, что говорил другой, им нравилось, что говорил другой, они разделяли мнение друг друга. Во время разговора Георгий всматривался в Людмилу, поражённый её красотой, привлекательной фигурой, непринуждённой манерой общения, милой доброжелательной улыбкой, игривым юмором, откровенностью и открытостью. Во всем разговоре была какая-то радостная весёлость. Они открывали друг другу себя, не привирая и не приукрашивая. Они не старались понравиться и при этом испытывали упоение друг другом. Далеко за полночь разошлись по своим комнатам в полной уверенности, что у этого разговора будет нескончаемое продолжение.

Ложась в постель в состоянии радостного возбуждения, Георгий однозначно определил: «Это и есть любовь. Любовь с первого взгляда». Захватывающий для обоих разговор лишь подтверждал, что в такую девушку не влюбиться нельзя, такую девушку нельзя не полюбить. Но тут же осторожный рассудок пытался предостеречь: у такой красивой, обаятельной, обольстительной, легкой в общении девушки наверняка есть парень. Не может не быть. И остаётся только пожалеть себя, посочувствовать, что встретились и познакомились слишком поздно.

– А как бы я с ней был счастлив, как бы счастливо сложилась наша жизнь, если бы она была свободна и полюбила меня. Полюбила бы так, как люблю её я, – размышлял наш герой, возбужденный знакомством с неземной девушкой.