Генрик Ибсен
Привидения
Фру Алвинг. Хочу, чтобы мой мальчик развеселился. Не бродил бы тут со своими думами. (Вошедшей Регине.) Еще шампанского. Целую бутылку.
Регина уходит.
Освальд. Мама!
Фру Алвинг. Ты думаешь, мы не умеем жить тут в деревне?
Освальд. Ну разве она не прелесть? Как сложена! И так и пышет здоровьем.
Фру Алвинг (садясь к столу). Садись, Освальд, и поговорим спокойно.
Освальд (тоже садясь к столу). Ты, видно, не знаешь, мама, что я виноват перед Региной и должен загладить свою вину.
Фру Алвинг. Ты?
Освальд. Или свою необдуманность, если хочешь. Вполне невинную, впрочем. В последний мой приезд домой…
Фру Алвинг. Да?
Освальд… она все расспрашивала меня о Париже, и я рассказывал ей о том, о сем. И помню, раз сказал ей: «А тебе самой хотелось бы побывать там?»
Фру Алвинг. Ну?
Освальд. Она вся вспыхнула и ответила, что, конечно, очень бы хотелось. А я и скажи ей: «Ну, мы это как-нибудь устроим»… или что-то в этом роде.
Фру Алвинг. Дальше?
Освальд. Потом, разумеется, я позабыл обо всем. Но вот третьего дня спрашиваю ее, рада ли она, что я остаюсь тут так надолго…
Фру Алвинг. Ну?
Освальд. А она как-то странно посмотрела на меня и говорит: «А как же моя поездка в Париж?»
Фру Алвинг. Ее поездка!
Освальд. И вот я стал ее расспрашивать и узнал, что она приняла мои слова всерьез и только все и мечтала об этом. Начала даже учиться по-французски…
Фру Алвинг. Так вот зачем…
Освальд. Мама, когда я увидал перед собой эту чудесную, красивую, свежую девушку, – прежде я как-то не обращал на нее особого внимания, – а тут, когда она стояла передо мной, словно готовая раскрыть мне свои объятья…
Фру Алвинг. Освальд!
Освальд… во мне вдруг точно сверкнуло: в ней все твое спасение! Потому что я увидел, что в ней столько жизнерадостности.
Фру Алвинг. (пораженная). Жизнерадостности!.. В этом может быть спасение?
Сцена седьмая.
Регина (входит из столовой с бутылкой шампанского). Извините, что замешкалась; пришлось в погреб слазить… (Ставит бутылку на стол.)
Освальд. И принеси еще бокал.
Регина (удивленно глядя на него). Здесь есть бокал для барыни, господин Алвинг.
Освальд. Да, а ты еще для себя принеси, Регина. (Регина вздрагивает и быстро испуганно косится на фру Алвинг.) Ну?
Регина (тихо, с запинкой). Барыне это угодно?
Фру Алвинг. Принеси бокал, Регина.
Регина уходит в столовую.
Освальд (глядя ей вслед.) Ты обращала внимание на ее походку? Какая твердая и свободная поступь!
Фру Алвинг. Этому не бывать, Освальд!
Освальд. Это решено. Ты же видишь. Нечего и спорить. (Регина возвращается, держа в руке пустой бокал.) Садись, Регина.
Регина вопросительно смотрит на фру Алвинг.
Фру Алвинг. Садись. (Регина садится на стул у дверей в столовую, все продолжая держать в руках пустой бокал.) Освальд, что ты начал насчет жизнерадостности?
Освальд. Да, радость жизни, мама, – ее у нас здесь мало знают. Я что-то никогда не ощущаю ее здесь.
Фру Алвинг. И когда ты здесь, у меня?
Освальд. И когда я здесь, мама. Но ты этого не понимаешь.
Фру Алвинг. Нет, нет, мне кажется, почти понимаю… теперь.
Освальд. Радость жизни – и радость труда. Да, в сущности, это одно и то же. Но и ее здесь не знают.
Фру Алвинг. Пожалуй, ты прав, Освальд. Ну, говори, говори. Объяснись хорошенько.
Освальд. Да я только хотел сказать, что здесь участь людей смотреть на труд, как на проклятие и наказание за грехи, а на жизнь – как на юдоль скорби, от которой чем скорей, тем лучше избавиться.
Фру Алвинг. Да, юдоль печали. Мы и стараемся всеми правдами-неправдами превратить ее в таковую.
Освальд. А там люди и знать ничего такого не хотят. Там никто больше не верит такого рода поучениям. Там радуются жизни. Жить, существовать – считается уже блаженством. Мама, ты заметила, что все мои картины написаны на эту тему? Все говорят о радости жизни. В них свет, солнце и праздничное настроение – и сияющие, счастливые человеческие лица. Вот почему мне и страшно оставаться здесь, у тебя.
Фру Алвинг. Страшно? Чего же ты боишься у меня?
Освальд. Боюсь, что все, что во мне есть, выродится здесь в безобразное.
Фру Алвинг (глядя на него в упор). Ты думаешь, это возможно?
Освальд. Я уверен в этом. Если повести здесь такую жизнь, как там, – это будет уже не та жизнь.
Фру Алвинг (слушавшая с напряженным вниманием, встает с широко раскрытыми, полными думы глазами и говорит). Так вот откуда все пошло. Теперь я поняла.
Освальд. Что ты поняла?
Фру Алвинг. Впервые поняла, уразумела. И могу говорить.
Освальд (встает). Мама, я тебя не понимаю.
Регина (тоже встав). Не уйти ли мне?
Фру Алвинг. Нет, оставайся. Теперь я могу говорить. Ты узнаешь теперь все, мой мальчик. И выберешь!.. Освальд, Регина…
Освальд. Тсс!.. Пастор!..
Сцена восьмая.
Пастор Мандерс (входит из передней). Ну вот, провели славный часок в задушевной беседе.
Освальд. И мы тоже.
Пастор Мандерс. Надо помочь Энгстрану устроить это убежище для моряков. Пусть Регина переедет к нему помогать.
Регина. Нет, благодарствуйте, господин пастор.
Пастор Мандерс (только что заметив ее). Что?.. Тут – и с бокалом в руках!
Регина (быстро ставя бокал на стол). Pardon!
Освальд. Регина уезжает со мной, господин пастор.
Пастор Мандерс. Уезжает? С вами?!
Освальд. Да, в качестве моей жены, если она потребует этого.
Пастор Мандерс. Но, боже милосердный!..
Регина. Я тут ни при чем, господин пастор.
Освальд. Или останется здесь, если я останусь.
Регина (невольно). Здесь?
Пастор Мандерс. Я просто столбенею, фру Алвинг!
Фру Алвинг. Не будет ни того, ни другого. Теперь я могу открыть всю правду.
Пастор Мандерс. Да не хотите же вы в самом деле!.. Нет, нет, нет!
Фру Алвинг. Да! Я могу и хочу. И никакие идеалы ль этого не рушатся.
Освальд. Мама, что такое вы скрываете от меня?
Регина (прислушиваясь). Сударыня! Слышите? Народ кричит! (Идет на веранду и смотрит в окно.)
Освальд (идя к окну налево). Что случилось? Откуда этот свет?
Регина (кричит). Приют горит!
Фру Алвинг (бросаясь к окну). Горит?!
Пастор Мандерс. Горит? Быть не может! Я только что оттуда.
Освальд. Где моя шляпа? Ну, все равно… Отцовский приют!.. (Убегает через веранду в сад.)
Фру Алвинг. Мою шаль, Регина! Все здание занялось!..
Пастор Мандерс. Ужасно!.. Фру Алвинг, это суд над домом смуты и разлада!
Фру Алвинг. Да, да, конечно. Идем, Регина. (Поспешно уходит с Региной через переднюю.)
Пастор Мандерс (всплеснув руками). И не застраховано! (Спешит за ними.)
Действие третье
Та же комната. Все двери настежь. Лампа по-прежнему горит на столе. На дворе темно, только налево на заднем плане слабое зарево. Фру Алвинг, в наброшенной на голову шали, стоит на веранде и глядит в сад. Регина, тоже в платке, стоит чуть-чуть позади нее.
Сцена первая
Фру Алвинг. Все сгорело. Дотла.
Регина. Еще горит в подвалах.
Фру Алвинг. Освальд все не идет. Спасать уж нечего.
Регина. Не снести ли ему шляпу?
Фру Алвинг. Он даже без шляпы?
Регина (указывая в переднюю). Вот она висит.
Фру Алвинг. Ну и пусть. Он, верно, сейчас придет. Я пойду сама взглянуть. (Уходит через веранду.)
Сцена вторая
Пастор Мандерс (входит из передней). Фру Алвинг здесь нет?
Регина. Сейчас только вышла в сад.
Пастор Мандерс. Такой ужасной ночи я еще не переживал.
Регина. Да, ужасное несчастье, господин пастор.
Пастор Мандерс. Ах, не говорите. Подумать страшно.
Регина. И как это могло случиться?..
Пастор Мандерс. Не спрашивайте меня, йомфру Энгстран. Почем я знаю? Разве и вы тоже?.. Мало того, что отец ваш…
Регина. Что он?
Пастор Мандерс. Он меня совсем с толку сбил.
Энгстран (входя из передней). Господин пастор…
Пастор Мандерс (испуганно оборачиваясь). Вы и тут за мной по пятам?
Энгстран. Да надо же, накажи меня бог! Ох ты, господи Иисусе! Вот грех-то какой вышел, господин пастор.
Пастор Мандерс (ходя взад и вперед). Увы! Увы!
Регина. Да что такое?
Энгстран. Ах, это все наша молитва наделала. (Тихо ей.) Теперь мы изловим пташку, дочка. (Вслух.) И по моей милости пастор наделал такой беды!
Пастор Мандерс. Но уверяю же вас, Энгстран…
Энгстран. Да кто же, кроме пастора, возился там со свечками?
Пастор Мандерс (останавливаясь). Это вы так говорите. А я, право, не помню, была ли у меня в руках свечка.
Энгстран. А я как сейчас гляжу: пастор взял свечку, снял с нее пальцами нагар и бросил в стружки.
Пастор Мандерс. Вы это видели?
Энгстран. Своими глазами.
Пастор Мандерс. Понять не могу. И привычки у меня такой нет, снимать нагар пальцами.
Энгстран. То-то вы так неумело и сняли. А ведь дело-то, пожалуй, может выйти очень даже скверное, господин пастор, а?
Пастор Мандерс (в тревоге шагая по комнате). И не спрашивайте!
Энгстран (идя за ним). И господин пастор ничего не застраховали?
Пастор Мандерс (продолжая шагать). Нет, нет, нет, говорят же вам!
Энгстран (следуя за ним). Не застраховали. А потом взяли да подпалили. Господи Иисусе! Вот беда!
Пастор Мандерс (отирая пот со лба). Да, признаюсь!..
Энгстран. И надо же было стрястись этакой беде с благодетельным заведением, от которого ждали столько пользы для города и для всей окружности, как говорят. Газеты-то не помилуют господина пастор.
Пастор Мандерс. Да, не пощадят. Вот об этом-то я и думаю. Это чуть ли не хуже всего. Все эти злобные выходки и нападки… Ах, прямо ужас берет подумать.
Фру Алвинг (выходя из сада). Его и не уведешь оттуда. Помогает тушить.
Пастор Мандерс. Ах, это вы, фру Алвинг.
Фру Алвинг. Вот вы и отделались от торжественной речи, пастор Мандерс.
Пастор Мандерс. О, я бы с радостью…
Фру Алвинг (понизив голос). Оно и к лучшему, что так случилось. На этом приюте не было бы благословения.
Пастор Мандерс. Вы думаете?
Фру Алвинг. А вы?
Пастор Мандерс. Но все-таки это ужасное несчастье.
Фру Алвинг. Будем смотреть на него с чисто деловой точки зрения. Вы к пастору, Энгстран?
Энгстран (у дверей в переднюю). Так точно.
Фру Алвинг. Так присядьте пока.
Энгстран. Благодарствуйте. Я постою.
Фру Алвинг (пастору). Вы, вероятно, уедете с пароходом?
Пастор Мандерс. Да. Он через час отходит.
Фру Алвинг. Так будьте добры взять все бумаги с собой. Я и слышать больше не хочу об этом деле. У меня есть теперь другие заботы.
Пастор Мандерс. Фру Алвинг…
Фру Алвинг. После я вышлю вам полную доверенность. Распоряжайтесь всем по своему усмотрению.
Пастор Мандерс. Я от души готов взять это на себя. Первоначальное назначение дара – увы! – должно теперь измениться.
Фру Алвинг. Само собой.
Пастор Мандерс. Так я думаю пока сделать так: усадьба Сульвик перейдет к здешней общине. Земля все-таки чего-нибудь да стоит. Может пригодиться не на то, так на другое. А на проценты с капитала, положенного в сберегательную кассу, я думаю, лучше всего поддерживать какое-нибудь учреждение, которое могло бы служить на пользу городу.
Фру Алвинг. Как вы сами хотите. Мне совершенно все равно.
Энгстран. Не забудьте моего убежища для моряков, господин пастор.
Пастор Мандерс. Да, да, это идея! Но надо еще подумать.
Энгстран. Какого черта тут думать… Ох, господи Иисусе!
Пастор Мандерс (со вздохом). И увы! Я даже не знаю, долго ли мне придется ведать этими делами. Общественное мнение может заставить меня отказаться. Все зависит от того, что выяснит следствие о причинах пожара.
Фру Алвинг. Что вы говорите?
Пастор Мандерс. А результата его никак нельзя предвидеть.
Энгстран (приближаясь). Ну как так? Коли тут сам Якоб Энгстран налицо?
Пастор Мандерс. Да, да, но…
Энгстран (понижая голос). Якоб Энгстран не таковский человек, чтобы выдать своего благодетеля в час беды, как говорится.
Пастор Мандерс. Но, дорогой мой, как же…
Энгстран. Якоб Энгстран, яко ангел-хранитель, как говорится…
Пастор Мандерс. Нет, нет. Я, право, не могу принять такой жертвы.
Энгстран. Нет, уж так тому и быть. Я знаю одного человека, который уже раз взял на себя чужую вину…
Пастор Мандерс (жмет ему руку). Якоб! Вы редкая личность. Ну, зато вам и будет оказана помощь – на ваше убежище. Можете положиться на меня. (Энгстран хочет поблагодарить, но не может от избытка чувств. Вешает свою сумку через плечо). И в путь. Мы поедем вместе.
Энгстран (около дверей в столовую, тихо Регине). Едем со мной, девчонка. Будешь как сыр в масле кататься.
Регина (закидывая голову). Merci! (Идет в переднюю и приносит оттуда пастору пальто.)
Пастор Мандерс. Всего хорошего, фру Алвинг. И дай бог, чтобы дух порядка и законности скорее водворился в этом жилище!
Фру Алвинг. Прощайте, Мандерс. (Идет на веранду навстречу Освальду, входящему из сада.)
Энгстран (помогая вместе с Региной пастору надеть пальто). Прощай, дочка. И случись с тобою что, помни, где искать Якоба Энгстрана. (Тихо.) Малая Гаванская… Гм!.. (Обращаясь к фру Алвинг и Освальду.) А убежище для скитальцев-моряков назовем «Домом камергера Алвинга». И коли все пойдет, как я задумал, ручаюсь, он будет достоин покойного камергера.
Пастор Мандерс (в дверях). Гм… гм!.. Идем же, добрый мой Энгстран. Прощайте, прощайте. (Уходит с Энгстраном в переднюю.)
Сцена третья
Освальд (идя к столу). О каком доме он говорил?
Фру Алвинг. Что-то вроде приюта, который он собирается устроить с пастором.
Освальд. Сгорит, как и этот здесь.
Фру Алвинг. С чего ты взял!
Освальд. Все сгорит. Ничего не останется на память об отце. И я сгорю тут.
Регина недоумевающе смотрит на него.
Фру Алвинг. Освальд, мой бедный мальчик! Не следовало тебе оставаться там так долго.
Освальд (садясь к столу). Пожалуй, что так.
Фру Алвинг. Дай я оботру тебе лицо, Освальд. Ты весь мокрый. (Отирает ему лицо своим носовым платком.)
Освальд (равнодушно глядя перед собой). Спасибо, мама!
Фру Алвинг. Ты устал, Освальд? Не хочешь ли уснуть?
Освальд (тревожно). Нет, нет… Только не спать. Я никогда не сплю. Я только притворяюсь. (Глухо.) Успею еще.
Фру Алвинг (озабоченно глядит на него). Да, ты действительно болен, мой дорогой.
Регина (напряженно). Господин Алвинг болен?
Освальд (раздраженно). И заприте все двери. Этот смертельный страх…
Фру Алвинг. Запри, Регина. (Регина запирает и останавливается у дверей в переднюю. Фру Алвинг сбрасывает с себя шаль, и Регина тоже. Фру Алвинг придвигает стул и садится рядом с Освальдом.) Ну вот, я посижу с тобой…
Освальд. Да, посиди. И Регина пусть здесь останется. Пусть Регина всегда будет со мной. Ты ведь подашь мне руку помощи, Регина? Да?
Регина. Я не понимаю…
Фру Алвинг. Руку помощи?
Освальд. Да – в случае нужды.
Фру Алвинг. Освальд, у тебя же есть мать. Она тебе поможет.
Освальд. Ты? (Улыбаясь.) Нет, мама, этой помощи ты мне не окажешь. (С печальной усмешкой.) Ты! Ха-ха! (Серьезно смотрит на нее.) В конце концов тебе, конечно, было бы ближе всех. (Вспылив.) Почему ты со мной не на «ты», Регина? И не зовешь просто Освальдом?
Регина (тихо). Я не знаю, понравится ли это барыне.
Фру Алвинг. Погоди, скоро тебе позволят называть его так. И присаживайся сюда, к нам. (Регина скромно и нерешительно садится по другую сторону стола.) Ну вот, мой бедный, исстрадавшийся мальчик, я сниму с твоей души тяжесть…
Освальд. Ты, мама?
Фру Алвинг. Освобожу тебя от всех этих угрызений совести, раскаяний, упреков самому себе…
Освальд. Ты думаешь, что можешь?
Фру Алвинг. Да, теперь могу, Освальд. Ты вот заговорил о радости жизни, и меня как будто озарило, и все, что со мной было в жизни, представилось мне в ином свете.
Освальд (качая головой). Ничего не понимаю.
Фру Алвинг. Знал бы ты своего отца, когда он был еще совсем молодым лейтенантом! В нем радость жизни била ключом.
Освальд. Я знаю.
Фру Алвинг. Только взглянуть на него – на душе становилось весело. И вдобавок эта необузданная сила, избыток энергии!..
Освальд. Дальше?..
Фру Алвинг. И вот такому-то жизнерадостному ребенку, – да, он был похож тогда на ребенка, – ему пришлось прозябать тут, в небольшом городе, где никаких радостей ему не представлялось, одни только развлечения. Никакой серьезной задачи, цели жизни, а только служба. Никакого дела, в которое он мог бы вложить свою душу, а только «дела». Ни единого товарища, который бы способен был понять, что такое, в сущности, радость жизни, а только шалопаи-собутыльники.
Освальд. Мама?..
Фру Алвинг. Вот и вышло, что должно было выйти.
Освальд. Что же должно было выйти?
Фру Алвинг. Ты сам сказал вечером, что сталось бы с тобой, останься ты дома.
Освальд. Ты хочешь сказать, что отец…
Фру Алвинг. Для необычайной жизнерадостности твоего отца не было здесь настоящего выхода. И я тоже не внесла света и радости в его дом.
Освальд. И ты?
Фру Алвинг. Меня с детства учили исполнению долга, обязанностям и тому подобному, и я долго оставалась под влиянием этого учения. У нас только и разговору было, что о долге, обязанностях – о моих обязанностей, об его обязанностях… И, боюсь, наш дом стал невыносим для твоего отца, Освальд, по моей вине.
Освальд. Почему ты никогда ничего не писала мне об этом?
Фру Алвинг. Никогда прежде не представлялось мне все это в таком свете, чтобы я могла решиться заговорить об этом с тобой, его сыном.
Освальд. Как же ты смотрела на все это?
Фру Алвинг (медленно). Я видела только одно – что твой отец был человеком погибшим еще прежде, чем ты родился…
Освальд (глухо). А-а! (Встает и идет к окну.)
Фру Алвинг. И вот еще меня преследовала мысль, что Регина, в сущности, своя в доме, как и мой собственный сын.
Освальд (быстро оборачиваясь). Регина?..
Регина (вскакивая, едва внятно). Я?..
Фру Алвинг. Да, теперь вы оба знаете.
Освальд. Регина!
Регина (как бы про себя). Так мать была, значит, таковская…
Фру Алвинг. Твоя мать во многих отношениях была хорошая женщина, Регина.
Регина. Но все-таки таковская. Да, и я иногда так думала, но… Ну-с, сударыня, так позвольте мне уехать сейчас же.
Фру Алвинг. Ты серьезно хочешь, Регина?
Регина. Ну да, конечно.
Фру Алвинг. Разумеется, ты свободна, но…
Освальд (идет к Регине). Уезжаешь? Но ведь ты своя в доме.
Регина. Merci, господин Алвинг… Да, теперь, верно, я могу звать вас Освальдом. Но это совсем не так вышло, как я думала.
Фру Алвинг. Регина, я не была с тобой откровенна…
Регина. Да, уж грешно сказать! Знай я, что Освальд больной… И раз теперь между нами не может выйти ничего серьезного… Нет, я никак не могу запереться тут в деревне и загубить свою молодость в сиделках при больных.
Освальд. Даже при таком близком тебе человеке?
Регина. Нет уж, знаете. Бедной девушке надо пользоваться молодостью. А то и оглянуться не успеешь, как сядешь на мель. И во мне ведь тоже есть эта жизнерадостность, сударыня!
Фру Алвинг. Да, увы… Не сгуби себя, Регина!
Регина. Ну, чему быть, того не миновать. Если Освальд пошел в отца, так я, верно, в мать… Позвольте спросить, сударыня, пастор знает насчет меня?
Фру Алвинг. Пастор Мандерс все знает.
Регина (суетливо набрасывает платок). Так мне надо поскорее собраться, чтобы захватить пароход. Пастор такой человек – с ним можно поладить. Да, сдается, что и мне будет так же с руки попользоваться теми денежками, как и этому противному столяру.
Фру Алвинг. Желаю, чтобы они пошли тебе впрок.
Регина (глядя на нее в упор). А не мешало бы вам, сударыня, дать мне воспитание, как дочери благородного человека. Оно бы больше подошло для меня. (Закидывая голову.) Ну да наплевать! (Озлобленно косясь на закупоренную бутылку.) Мне, пожалуй, еще доведется распивать шампанское с благородными господами.
