Геннадий Сорокин
Страх никогда не стареет

– Еще вопрос. А Погосян, он вообще тут кто? Что-то мне он не показался обычным начальником отдела, даже такого важного, как юридический.

– С Погосяном этим вот какая история. Старшая дочь Сарибекова, когда училась в Москве, в фармакологическом институте, где-то на последних курсах снюхалась с одним прохиндеем, как его, неформалом. Он музыкант был, что ли. В общем, человек, который живет одним днем, зарабатывает не на жизнь, а на рюмку водки: выпил, значит, день удался. К тому моменту, как он познакомился с Инной, этот парень уже прочно сидел на наркотиках. В общем, не знаю, что Инна в нем нашла, но стала с ним, наркоманом, жить. Естественно, мы, служба безопасности, об этом узнали, и я Ралифу все как есть доложил. Он вроде бы вначале ничего не сказал, потом говорит, что, мол, дочка перебесится, сюда приедет и вся дурь пройдет. Но она на пятом курсе совсем забросила учебу, только по кабакам с этим парнем шлялась да деньги у отца выпрашивала. Словом, вся ее учеба могла накрыться медным тазом.

– Обстоятельства ее личной жизни тоже ваша служба безопасности установила?

– Конечно! Мы еще и не такое можем! У нас же в Москве в то время свое представительство было. В общем, когда Инна училась на пятом курсе, ее задержали с наркотиками, возбудили уголовное дело. Все, конечно, понимали, что она не для себя наркотики несла, но попалась-то она, а не этот мужик. В общем, неприятная история.

– Дальше, дальше. На бутылку посматривать не надо. Что потом?

– Погосян этот тогда работал в Москве, в ФСБ. Вообще-то он откуда-то с Воронежа, что ли, но тогда в Москве жил и работал. Поговаривали, что наши местные, из ФСБ, свели Сарибекова с ним, но точно не знаю. Только потом Погосян этот все дело с наркотиками замял: к чему-то там подучил адвокатов придраться, мол, с нарушением УПК наркотики изъяли, на кого-то в милиции надавил, и все, дело прекратили. Его за это с работы поперли, а Ралиф сразу же к себе взял. Скорее всего, у них такая договоренность заранее была: если Погосяна с работы выгонят, то Ралиф его сразу же к себе принимает. Так все и получилось. Вначале Арсен референтом у Сарибекова был, потом начальником юридического отдела стал. А парень этот, наркоман, сразу же после этой истории помер.

– Парень, надо так полагать, именовался диджей Валлентино?

– Вот, вот, так его, подлеца, и звали.

– Забавная история! Всё уважаемый Ралиф Худатович без проблем решает. Хоть свое уголовное дело может похерить, хоть дочкино. Как я понял, Погосян и Инна до того, как на нее возбудили уголовное дело, друг друга не знали? Значит, так! Сейчас ты, Алексей Прохорович, поедешь с нами. Начальству скажи, мол, на допрос забирают. Сам езжай домой, похмелись, отоспись, отмойся. Завтра ты должен быть на работе как обычно, бодр и свеж. Никто тебя не увольняет, я все решил. Но я обо всем, что в вашей конторе происходит, должен знать первым. Икнёт кто громче, чем обычно, ты уже мне по телефону докладываешь. Понятно?

– Александр Геннадьевич, я тебе ввек благодарен буду, клянусь. Помоги мне сейчас, а я в долгу не останусь!

– Да ладно, всё, проехали. Был бы ты чекист, клянусь, пальцем бы не пошевелил. А своих надо в беде выручать. Готовы, джентльмены? Тогда в путь!

В автомобиле, когда мы остались одни, Сергей сказал:

– Чем дальше в лес, тем больше дров. Но, по-моему, убийство это не по нашей теме. Кстати, Александр Геннадьевич, с каких это пор ты в диджеях стал силен? Вроде бы раньше ты в музыкантах особо не разбирался.

– Да я и сейчас только про одного знаю. Как бы там ни было, друг мой, факт остается фактом – кто-то подложил нашему авиапрому свинью. Вольно или невольно, но убийца уничтожил выгодный государству контракт, пустил на ветер восемьдесят миллионов долларов. И пока мы внятно не скажем, есть здесь умысел на подрыв обороноспособности России или нет, с нас не слезут. А сказать мы сможем только в одном случае, когда найдем убийцу. Значит, так, бери вертолет – и в Кемерово, здесь недалеко. К вечеру чтобы этот муж Валера ждал меня в кабинете. Задача ясна?

– Конечно, ясна. А где я вертолет возьму?

– Считай, он уже ждет тебя в аэропорту.

– А вот смотри, Геннадьевич, нравятся такие, как я, Наталье. Зря начальник службы безопасности говорить не будет.

– Если она тебе пощечин на кухне не надавала, это еще ничего не значит.

– Да не было между нами ничего такого.

– Мы приехали, господин совратитель сенаторских дочек.

В своем кабинете в ГУВД я быстро, через московское руководство, определился с вертолетом. Что-что, а вертолет-то мне дали без вопросов. Потом подписал у начальника ГУВД план оперативных мероприятий. Генерал, бегло прочтя творение молодого Владимира, уже собрался ставить утверждающую визу, как увидел пункт о несовершеннолетних.

– Какие, мать его, малолетки? – нахмурился он. – Сенатора из снайперской винтовки убили, а вы недоносков отрабатывать собираетесь?

– Все версии надо отработать. Меня так в Москве учили. Но если вы считаете…

Он махнул рукой и расписался. Кому охота спорить с московским бюрократом? Пусть пишет в плане что хочет. Все равно никто его читать не будет.

– Щукин установил девчонку, – сообщил Петр.

– Уже? Как?

– Её в двенадцать лет задерживали на мелкой краже в магазине и на всякий случай взяли отпечатки пальцев. В квартире, понятно, ее пальчиков пруд пруди. Словом, Щукин за ней сам поехал.

– Я-то думал, он блеснул искусством сыщика! Мастерством оперативника! А по пальчикам-то каждый сумеет. Значит, так, – проинструктировал я остающегося в ГУВД Петра, – как только девчонку привезут, мне немедленно доклад.

Покончив с текущими делами, я созвонился с Сарибековой Инной Ралифовной и договорился о встрече. Она предложила встретиться у нее дома, я согласился. Судя по местам рандеву, у дочерей сенатора я начинаю пользоваться определенной благосклонностью.

Еще час у меня ушел на работу с компьютером. Потом вновь поездка.

Вместо Сергея, который отправился на аэродром, я взял с собой Владимира, и минут через сорок по забитым пробками дорогам мы подъехали к семейному особняку Сарибековых.

В прихожей нас встретила Фаина, все так же одетая в темное и еще более мрачная, чем накануне. Следуя за ней, мы поднялись в библиотеку на втором этаже основного здания.

Библиотека, располагавшаяся прямо над столовой, была очень просторной комнатой, имевшей с торцевых сторон отдельные входы. Окон в этой комнате было пять. Напротив них всю стену занимали книжные стеллажи от пола до потолка. Около одного из окон стоял журнальный столик с большой фотографией покойного в рамке. Траурная ленточка, свежие цветы перед портретом. Сарибеков был в деловом костюме, с красивым загадочным орденом на груди.

В углу был еще один столик. Около него полукругом стояли четыре кресла. Удобное место для уединенной беседы. На стене также была небольшая фотография всей семьи, сделанная примерно десять лет назад, где-то на фоне моря. Сарибеков был в купальных плавках с полотенцем, перекинутым через плечо. Его жена, миловидная, чуть полноватая женщина, в цветастом открытом купальнике. Дочери в однотонных закрытых купальниках. Наталья стояла рядом с отцом, Инна – рядом с матерью. Левой рукой сенатор обнимал жену за талию. Все улыбались. Семейная идиллия.

Я прошелся вдоль книжных полок. На мой взгляд, эту внушительную коллекцию книг собирали и сортировали исключительно по цвету и фасону корешков. Она была не более чем интерьером мебели. Книги на английском языке соседствовали в ней с собранием сочинений В. И. Ленина. Представленная не меньше чем полусотней экземпляров «Библиотека приключений и научной фантастики» была рядом с трудами Достоевского, Горького, Чехова. Тут же какие-то новомодные писатели вроде Джеймса Роллинса и Уилбура Смита. Нижние полки заполняли дешевые детективы, которые под женскими именами сочиняют целые команды авторов. В углу, выбиваясь из общего стиля, стояло несколько потрепанных книг по геологии и добыче нефти. Наверное, только их и читали постоянно. Понятно, почитывал, вспоминая тяжелую молодость, сенатор.

Убранство библиотеки произвело на моего молодого спутника большое впечатление. Но еще больше он удивился, когда ввалилась пьяная вдова.

Рыжие волосы ее были растрепаны, на лице нет и следов косметики. Поверх прозрачной комбинации она накинула очень короткий халат, запахнутый так, что открывался прекрасный и просторный вид ее внушительных грудей. На ногах вдовы были тапочки. Правда, кольца и серьги имелись в должном количестве.

Она нажала кнопку около курительного столика, и появилась Фаина.

– Принеси выпить мне и этим господам. Присаживайтесь, пожалуйста. Курите? Здесь можно курить, – так необычно, без всяких приветствий, начала она свой часовой монолог. И говорила она, что интересно, с каким-то акцентом. Я вначале думал, что прикидывается, изображает из себя сербку, но это и вправду был акцент. И чем пьянее она становилась, тем труднее было понять некоторые слова.

Из принесенной невозмутимой экономкой бутылки коньяка вдова одна, без нашей помощи, выпила половину. Когда ей временами становилось жарко, она без всякого стеснения распахивала халат и, освежаясь, помахивала полами.

Рассказ ее сводился к тому, что она, по глупости, попала в эту гнусную семейку. Все родственники получили самые уничижительные характеристики. Естественно, больше всех досталось Наталье. Меньше всех покойному мужу. Интересного ничего не поведала.

В конце вдову стало тошнить, и она удалилась в свои покои. Я, как завсегдатай, вызвал кнопкой Фаину и велел проводить нас. Бредни дуры, откинутой на обочину богемной жизни, меня не интересовали.

Когда мы отъезжали, Владимир, пришедший в себя после такого чудного шоу, спросил:

– Александр Геннадьевич, как вы думаете, а зачем он на ней женился?

– Ты видел ее в журналах светской хроники? Когда она при параде, то очень даже ничего. Дело вкуса, конечно, но она очень привлекательная. К тому же молодая – ей всего-то двадцать шесть лет. А сенатору по статусу нужна молодая красивая жена. Она у него как необходимый аксессуар, как добротный пиджак и часы «Ролекс». К тому же какая-никакая, а практически иностранка. Она хоть и родилась в России, но сербка по национальности. Экзотика, понимаете ли!

– Ей всего двадцать шесть лет? Как мне?

– Проспится, накрасится, приоденется и разом помолодеет. Она просто пьет с субботы, не просыхая, вот и выглядит неважно. А вообще-то, зря ты на нее! Фигура, грудь, ножки, все при ней. Третий день коньяк глушит, а личико еще ничего, не опухшее. Значит, так, мой юный друг. К старшей дочери сенатора я пойду один. Жди меня в машине. Вот здесь, напротив клумбы, и останови, я пройдусь немного.

Инна жила в одном из трех стоящих параллельно домов, которые принято называть «элитные». Территория двора была огорожена ажурной металлической оградой, въезд перекрывал шлагбаум. В будке у него сидели двое охранников, светились дисплеи мониторов камер наружного наблюдения.

Вдоль лицевой стороны ограды шла дорога, по которой едва могли разъехаться два джипа. С другой стороны дороги был невысокий кустарник, за которым начиналось что-то подобное небольшому заброшенному парку. Там же была трансформаторная будка, исписанная граффити.

Темнело. Начал накрапывать мелкий неспешный дождик.

Отметившись у охранников как гость, я прошел в первый подъезд двухподъездного дома, миновал консьержку в стеклянной будке и подошел к лифтам.

Словно желая посмотреть пришедшее сообщение, я достал мобильный телефон, переключением трех клавиш взвел антилазер и ввел временную блокировку. Теперь по этому телефону, как обычно, можно будет звонить, а можно, если обстоятельства заставят, выжечь противнику узким лазерным лучом сетчатку глаз. Очень полезная вещь!

Второй телефон я поставил на беспрерывную аудиозапись, потом расстегнул куртку, проверил, легко ли вытаскивается пистолет из кобуры на пояснице, и позвонил в дверь.

Открывшая старшая дочь покойного сенатора наяву была гораздо привлекательней, чем на фотографии. У нее было несколько уставшее, но миловидное лицо. Косметикой она не злоупотребляла. Черные волосы до плеч над ушами были подняты узкими золотыми заколками. С мочек ушей свисали поигрывающие небольшими бриллиантами серьги.

Фигура ее представляла собой что-то умеренно среднее между суперсексапильной вдовой и худощавой младшей дочерью. Черты лица несли легкий налет Востока.

Одета Инна была в темно-коричневое платье с короткими рукавами. На ногах туфли-лодочки. Телесного цвета колготы дополняли этот явно не домашний и не будничный наряд. Как бы то ни было, чем бы это ни было вызвано, но и эта дочь магната решила оказать на меня впечатление.

Из просторной прихожей мы прошли в большую комнату, которых, как я помню, всего пять. Эта комната была центральной и служила для приема гостей. В углу находилась стойка бара, куда прошла хозяйка, пригласив меня присаживаться в кресло рядом со стеклянным столиком.

На столе стояла уже знакомая фотография покойного с орденом на груди и черной траурной лентой. Тут же, на столике, была хрустальная пепельница, начатая пачка ментоловых сигарет.

Задав мне несколько приличествующих случаю вопросов, хозяйка с двумя бокалами для коктейля присела напротив.

– Попробуйте, Александр Геннадьевич, мой фирменный коктейль. Я называю его «Вечерняя свежесть». Он немного алкогольный, но, я так думаю, у вас уже закончилось рабочее время. Попробуйте, не пожалеете.

В коктейле чувствовались алкоголь и ментол. Был он просто отличным, целый вечер бы такой пил. Хоть я не специалист по коктейлям, но этот мне очень понравился.

– Вы именно такой, каким вас мне описали. Я даже думала, что вы несколько покрупнее, но вы и так производите впечатление крепкого мужчины. Сколько вам лет?

Я улыбнулся, достал сигарету.

– Инна Ралифовна, вы просто обескураживаете меня. Вообще-то это я должен задавать вопросы. Но я с удовольствием отвечу вам: мне тридцать семь лет, рост сто семьдесят семь сантиметров, вес семьдесят килограммов. Во мне нет ни капли лишнего жира. Размер ноги сорок второй. Я работаю в главном департаменте уголовного розыска МВД России. Звание подполковник милиции. Женат. Воспитываю дочь девяти лет. Вроде бы все.

Она засмеялась.

– Я люблю людей со здоровым чувством юмора. Хотя, честно говоря, сама шутить не умею. Многим мои шутки кажутся обидными. Но это все от того, что я реалистично смотрю на жизнь и не пытаюсь следовать догмам приличия. Я, как нынче модно говорить, неполиткорректная. Я назову негра негром и дурака дураком, не выдумывая благозвучные синонимы. Я могу себе это позволить.

Отпив пару глоточков, Инна продолжила:

– Я второй член нашей семьи, с кем вы знакомитесь. Так вот, во многом я, как отец, сделала себя сама. Я понимаю, вы можете возразить, а как же папины денежки и его влияние в обществе? Неужели это мне не помогло подняться в жизни? Помогло. Глупо отрицать очевидное. Но только я и Наталья были в равных стартовых позициях. В итоге у Натальи собственных денег практически нет, а у меня процветающая сеть аптек оценочной стоимостью три миллиона долларов. Я сама по себе, без наследства, девушка очень обеспеченная. Вы знаете, как мы при живом отце получали дивиденды от фирмы? Никогда не догадаетесь. У меня и у Натальи, если вы не знаете, по десять процентов долей отцовской корпорации. Раз в году общее собрание собственников, а фактически это отец единолично, принимало решение о выплате дивидендов. В принципе, на одни эти деньги можно обеспеченно прожить весь следующий год. Так вот, отец от причитающейся нам доли забирал себе половину. Просто так забирал, чтобы знали, что к его фирме мы отношения не имеем. Оригинально, не правда ли? Наталья с него потом свои деньги, так или иначе, выколачивала, а я нет. Я сама могу кому угодно денег подкинуть. Хотя делать этого не стану. Мои деньги я, пафосно говоря, заработала своим умом и своей кровью. Кто тяжело, а главное, честно заработал деньги, тот на благотворительность их не пожертвует. Но это мое личное убеждение.

Я молчал. Я умею молчать. Здесь, в отличие от вдовы, было что послушать.

– Вы давно приехали?

– В воскресенье.

– Тогда, я полагаю, моя сестрица еще не успела затащить вас к себе в постель?

– А должна была? Честно говоря, пока даже не намекала. И зачем ей я, первый встречный? У нее временный недостаток мужчин? Или для экзотики?

– Наверное. Я тут после обеда пообщалась с ней и поняла, что вы ей понравились. А так как Наталья все любит попробовать на зубок, то…

– Инна Ралифовна, вы не второй член вашей семьи с кем я общаюсь, а третий.

Она звонко, от души засмеялась.

– Александр Геннадьевич! Неужели вы всерьез думаете, что кто-то воспринимал Милу как жену нашего отца? Это она-то мне мачеха? И годами, и умом не вышла. Да и отец в последнее время не знал, как от нее избавиться. Ну а мы… Как-то раз Наталья с ней повздорила на вечеринке. А Наташка, когда пьяная, тормозов не имеет. Ну, слово за слово, Наталья ей и надавала пощечин и за волосы прилюдно оттаскала. Гости были в шоке, а отец стоял и смеялся. Ему, наверное, было очень весело. Фаина говорила, что Милка пьет, с самых похорон не просыхая. Но, но допьется. Завтра ее Наташка выкинет вон, и вещички собрать не успеет.

– Раз уж о том зашел разговор, расскажите мне о…

– Еще коктейль? – Она старалась держать инициативу разговора в своих руках. – Я знала, что вам понравится. С кого начать?

– С отца, – сказал я и подумал, что остальные, по уму, к его убийству отношения иметь не должны. Но это если по уму.

Инна прошла к бару и оттуда продолжила:

– Мой отец всю жизнь был подонком и сволочью. Такие подлецы, как он, штучный товар. Это был человек, начисто лишенный каких бы то ни было моральных принципов.

Инна села напротив и протянула мне бокал.

– Вас не коробит такая характеристика покойного? Даю слово, кроме меня вам так о нем никто не скажет. Многие подумают, но промолчат. Лицемерие, если вы заметили, не черта моего характера.

– Вы правы. Пока я наслышан о вашем отце только хорошее.

– А кто о нем плохое скажет? Мать, которая раньше срока легла в могилу? С которой он обращался, как с вещью? Или его лучший друг Николай Павлов, которого отец довел до банкротства и самоубийства? Женщина, которую он пьяный насмерть сбил на машине? Отец, когда надо и когда не надо, шел по трупам в прямом и переносном смысле слова. Каждый доллар в его кармане – это чья-то разбитая судьба.

– Если начать глубоко копать, то многие наши олигархи не лучше, чем ваш отец. Может быть, еще и хуже. Но, насколько я знаю, отец ваш первоначальный капитал заработал не на рэкете или мошенничестве, а в нефтяной отрасли, на Севере.

– О, этот Север! Как он меня достал! Всю жизнь, всю, я только и слышала от него «Север, Север, Север»! Если мужчина не был на Севере, значит, он изнеженный слюнтяй. Если его не поедали заживо комары и гнус, значит, он маменькин сыночек. Если мужик не мог залпом выпить стакан водки, отец его не считал за мужчину. А если мог выпить, то отец начинал объяснять, что настоящие мужики, как он, на этом проклятом Севере пили не водку, а спирт стаканами и талым снегом закусывали. Как-то раз Наташеньке взбрендило в голову показать свою независимость, и она не придумала ничего лучше, как выйти замуж. В два щелчка она охмурила этого простофилю Валеру и представила его отцу. Просто из любопытства, разорвет его отец на месте или нет. Представьте, мой отец, «полярный герой», и мальчик-ботаник в очках. Представили? Так вот, отец когда его увидел, то смеялся до слез. С таким же успехом Наташка могла бы представить ему в качестве жениха гориллу из зоопарка. Отец его просто не воспринял как человека. Понимаете? Он этого Валеру не то чтобы за мужчину, он его за человека не воспринял. И в этом весь мой отец.

– Судя по всему, этот Валера забавный кадр.

– Он дурак, а не кадр. Разве может нормальный мужчина позволить себе жениться на девушке, которая между делом носит дизайнерское колечко стоимостью больше, чем его годовая зарплата? Что он мог предложить Наталье? Да ничего! А если ничего, то и рыпаться-то не надо. Нашел бы себе что-нибудь попроще и жил бы как человек. Да хватит о нем. Слизняк, он и в Африке слизняк.

– Инна Ралифовна, а у вас нет никаких соображений, кому мог ваш отец перейти дорогу? Так перейти, что кто-то взялся за винтовку и пошел на риск на много лет сесть в тюрьму?

– Проще сказать, кому он дорогу не перешел. А вот убить его? Ничего не приходит на ум. Наверное, в последнее время произошли какие-то события, которые стали причиной убийства. Это события последних дней. В них-то и надо искать причину. Я не думаю, что отец кому-то крупно насолил много лет назад и теперь кто-то решил за это отомстить. Нет, не то.

– А из событий последних дней ничего не приходит на ум?

– Да нет. Но учтите, что я мало информирована. Живу я отдельно, работаю отдельно. У нас, конечно же, общий круг знакомых, но не более.

– А родственники?

– Честно вам скажу, что, не дай бог, случись помереть нам с Натальей, я даже не представляю, кто бы был наследником. Отец очень редко ездил к родственникам в Башкирию. Но они никогда не приезжали к нам. Вначале не приезжали, потому что отец вечно был в отъезде, а потом, когда он окончательно вернулся, они, по-моему, сами стали просто стесняться появляться у нас. Представьте, они все там какие-то крестьяне из деревни, и отец, рвущийся в высшее общество. Но деньгами он кому-то из них иногда помогал. Но это так, кидал крошки.

– Ваш отец должен был сегодня подписать контракт об инвестиции восьмидесяти миллионов долларов в один авиастроительный проект. Вы знали об этом?

– Конечно, знала. Бюрократическая машина в фирме отца работает отменно. Мне пришло письмо с уведомлением о его намерениях. Как-никак я ведь один из совладельцев фирмы, и они обязаны уведомлять меня о таких крупных проектах. По-моему, это была пустая затея. Вложить деньги неизвестно во что. Но если бы не его смерть, то он бы подписал контракт. Ему просто некому было перечить.

– А что теперь будет с работниками, которые обслуживали дом, семью?

– Это имеет отношение к убийству?

– Это моя работа – задавать вопросы. А вообще я хочу понять атмосферу, которая была перед убийством. Познать, так сказать, расклад.

– Фаину Наташка выгонит. Остальных, наверное, оставит.

– Почему выгонит? Я видел, они довольно-таки мило общались.

– Наталья сама вести свои финансовые дела не умеет, но и допускать до них кого-либо не желает. Ей бы по уму выйти замуж за человека, который бы управлял ее капиталом, приумножал бы его, а не строить глазки коллегам по работе. Ей нужен муж-менеджер. А пока такого нет, текущими делами у нее заправляет Фаина. А у них с детства с Фаиной дорогу черная кошка перебежала. Словом, Фаина Наталье и нужна, и нет. Пока был отец живой, она с Фаиной вынуждена была мириться, а теперь, наверное, пожертвует некой финансовой стабильностью и попрет ее. Я, наверное, путано объясняю. Попробую по-другому. У Натальи с дивидендов получалась приличная сумма. Отец опять-таки постоянно давал ей денег. Она их все с какой-то фантастической способностью тратила. Фаина же за деньгами ее присматривала, оплачивала счета, получала деньги за аренду. А теперь у Натальи появится бездонный кошелек, и сколько ни трать, денег все равно будет полно. Зачем ей Фаина? Которая наверняка про Наталью что-то такое знает, что даже в нашей семье выходит за рамки разумного. Что-нибудь еще?

– Немного неловко спрашивать, но, как бы сказать, про ту историю, в Москве…

– Александр Геннадьевич, мне, наверное, с этого и надо было начать. Итак, на четвертом курсе института я познакомилась, сейчас уже толком не помню где, с Игорем Калининым, в определенных кругах известным как диджей Валлентино. Честно говоря, я до сих пор не пойму, чем он занимался и за что ему платили такие огромные деньги. Меня отец никогда в деньгах не обижал, но по сравнению с тем, что было у него… Словом, он мог потратить за ночь столько, сколько мне отец выделял на месяц. Что нас свело, для меня вечная загадка. Мы стали жить вместе… В общем, я с утра уходила в институт, он спал. После обеда он просыпался и шел на студию звукозаписи создавать свои музыкальные композиции, рассчитанные на девочек-малолеток с интеллектом макаки. Около десяти вечера мы встречались в каком-нибудь ночном клубе. Он уже был «под колесами»: зрачки больше глаз, весь такой бодрячок, энергия просто плещет. Где-то около часа я уезжала, а он оставался, как сам говорил, искать вдохновение. Вдохновение он искал в женщинах и еще более сильных наркотиках. К утру он, уже никакой, приползал домой и валился спать, а я на учебу. И так изо дня в день. Всю неделю одно и то же. Но в воскресенье был «мой» день! Ради него я и жила с ним. В воскресенье мы спали до обеда, потом где-нибудь в уединенном ресторане обедали. Вечером просто гуляли по городу, ходили в театр. Не надо улыбаться, мы не пропускали ни одной значимой премьеры. Это был день, свободный от алкоголя и наркотиков. Правда, взбадривающие «колеса» он все равно глотал, но чуть-чуть. Без этих таблеток он просто не мог жить, впадал в депрессию, становился агрессивным. Я понимала, что все, что между нами, временно. Связывать свою жизнь с наркоманом – безумие. Наркомания, вопреки всем врачам, не лечится. Тягу к наркотикам можно заглушить, но навсегда избавиться от нее невозможно.

Она отпила коктейль, не спеша закурила.

– Все-таки с ним мне было интересно, хотя музыки его я не понимала и не понимаю. Но это я. А так, у нашего подъезда постоянно толклись его фанатки. Некоторые просто визжали от восторга, когда его видели. Эти девочки были для Игоря живым щитом: если бы к нам приехала с обыском милиция, то от их воплей у подъезда мы бы сразу же узнали, что к нам непрошеные гости. Пару раз, кстати, так и было: когда милиционеры входили в квартиру, мы уже успевали все таблетки и порошки спустить в унитаз. Некоторые из поклонниц, которые посимпатичнее и без комплексов, приезжали к Игорю в ночные клубы. Я еще не успею уехать, смотрю, где-нибудь у бара мелькнет знакомая мордашка. Падок он был на девушек, ох как падок! Таблетки, которые поддерживали его психику, делали его сексуально раскрепощенным, и, как бы сказать, словом, мог он заниматься сексом часами, без устали. Я, как женщина, со временем перестала его удовлетворять. Ему нужно было все больше и больше. Мы несколько раз здорово ссорились на эту тему, но у него всегда была отговорка: я не могу, мне постоянно надо женщину. Кстати, по воскресеньям, без наркотиков и допинга, ему не надо было ничего. Вообще ничего: ни меня, ни другой женщины. Весной 2004 года меня задержали с героином. Дело прошлое, но я и тогда и сейчас утверждаю: никакого героина у меня не было. Я сама никогда ни «колес», ни кокаина не пробовала. Хотя какие-то таблетки типа «экстази» пару раз перед дискотекой пробовала. Но чтобы героин? Я что, похожа на сумасшедшую? Вам интересно?

– Даже очень. Я весь внимание.

– Игорек плотно сидел на кокаине, но не считал это наркоманией. В его понятии к наркотикам относились героин, опиум, морфин и все их синтетические производные, наподобие промедола. Так вот, он никогда к героину не прикасался. И как потом все считали, мне для него героин привозить было просто ни к чему. Но у меня, когда я шла в квартиру, которую мы вместе снимали, в дамской сумочке находят сразу грамм героина. Я много раз потом прикидывала и насчитала несколько мест, где мне могли его подсунуть. Причем ко мне на улице подходят милиционеры в гражданской одежде и сразу же говорят, что, мол, у вас в сумочке наркотики. В общем, они уже все заранее знали. Меня отвезли в отделение милиции, потом продержали двое суток в ИВС и отпустили под подписку о невыезде. Отцу пришлось употребить все свое влияние, чтобы прекратить это сфабрикованное в отношении меня дело.

– А Валлентино?

– Ему было наплевать на меня. Он как вел богемный образ жизни, так и не прерывался. Передачи мне в ИВС не носил. Я после освобождения из ИВС дня три отсиживалась у себя дома, на улицу носа не высовывала. Что там у Игоря происходило, не знаю, но его обнаружили скончавшимся от передозировки наркотиков.

– Он умер у себя дома?

– На нашей съемной квартире. Но это все меньше и меньше имеет отношение к нашей семье. Дела давно минувших дней…

– А у вас тогда были явные враги? Такие, кто бы был способен подбросить наркотики?

– Не знаю. Я не могу назвать вообще кого-то своим врагом. А уж таким, что способен подбросить героин… Даже не могу предположить. Хотя в душу-то ведь никому не заглянешь!

Инна закурила, закинув ногу на ногу так, чтобы я мог обозреть прекрасные формы обнажившегося бедра.

– Бывает ведь так, что человек улыбается тебе, дружит с тобой, а в душе ненавидит тебя. Ведь так бывает? – серьезно спросила она.

– Всяко бывает в нашей жизни. Иногда…

У меня зазвонил телефон.

– Посылка доставлена, – сообщил Сергей.

– А подружку нашу еще не нашли?

– Девчонку? Нет, не нашли. Куда-то потерялась.

– Скоро буду, ждите.

Я убрал телефон в куртку, поднялся.

– Инна Ралифовна, я искренне был рад познакомиться с вами. Вы человек исключительно неодинарный. Честно скажу, многое из того, что вы сказали, я услышать не ожидал.

– От меня еще и не такого можно услышать. Я кошка, которая гуляет сама по себе.

Мы подошли к двери, щелкнул замок.

Она обняла меня за плечи, прильнув ко мне как-то всем телом сразу, и крепко в губы поцеловала. В голову ударил томный тончайший запах ее духов, ментола и желания.

– Обещай мне, что перед тем, как лечь в постель с моей сестрой, ты будешь моим. Одну ночь до нее. Обещаешь?

– Для экзотики? Обещаю.

Я не менее пылко поцеловал ее и ушел.

Что сказать, непредсказуемые они, эти дочки сенатора. И если самому себе не врать, то я бы остался у Инны подольше. А еще забавно было бы взять да сказать ей:

– Инна Ралифовна, я, кажется, совершенно точно догадался, что в вашей семье происходило такого, что выходит за рамки разумного.

Интересно, как бы она отреагировала.

А моя рука, блуждавшая во время поцелуя по ее бедру, запомнила ощущение упругого тела под натянутым капроном. После такого расставания будет чем заняться в следующую встречу.

Если, конечно, повторится что-то похожее на сегодняшний вечер.

Порывистый ветер разогнал тучи, и над Новосибирском высыпали звезды. Конечно, не такие красивые, как звезды над Калифорнией, которых я никогда не увижу, но звезды! Звезды, чей холодный далекий свет в ледяном безмолвии летит к нам через бездну пространства и время, чей свет тысячи лет магически приковывает к себе взгляды человечества. И пещерный человек в звериных шкурах, и основатель всей европейской цивилизации царь Минос, и покойный сенатор, подняв взор к усыпанным звездами небесам, одинаково замирали в немом восхищении их красотой, силой и могуществом. Даже время, которое разрушает все на свете и меняет по своему усмотрению судьбы и цивилизации, даже оно не властно над звездами. Все, все канет в Лету, а звезды так же будут сверкать на ночном небосклоне.