Геннадий Мурзин
Страсти людские. Сборник любовных историй
Часть третья
На другой день Виктор (мимоходом) заглянул к старым знакомым, то есть к бузотёршам. Спросив у бригадирши, как обстановка и получив ответ, что все в полном порядке, что девчонки работают с хорошим настроением, ушел. Через три дня вновь побывал. В этот раз бригада штукатурила внутренние помещения все на той же восьмидесятой отметке. Он простоял несколько в стороне, наблюдая за работой, минут десять. Девчонки заметили. Одна из них, кажется, самая отчаянная, перевесившись через ограждение строительных лесов, притворившись удивленной, закричала:
– Глядите, девчата, опять пожаловал наш обожаемый начальничек!
Кто-то откликнулся:
– Зачастил… Неспроста… Уж не влюбился ли?.. Например, в меня.
Ее поддержали дружным заливистым смехом. Виктор, смутившись и покраснев, ушел, не сказав в ответ ни слова. Нет, Виктор, не влюбился, но его тянет что-то в эту бригаду. Что-то или все-таки кто-то? Не молчаливая ли девчонка с косичками и мечтой в глазах?
Прошла неделя. Потом и вторая. У Виктора – прогресс: он знает имя девчонки. От мастера узнал. Мастер, сам недавно закончивший строительный техникум, заметил: Валентина Ёлкина не только самая скромная, а потому и самая молчаливая, но и самая трудолюбивая. Похвала для Виктора оказалась почему-то очень приятной. Виктор, не признаваясь даже себе, хотел поближе познакомиться с Валентиной, но не знал, как это сделать. В минуты отдыха, когда бригада сидела кружком и девчонки трещали, не умолкая, Валя слушала трескотню подружек и даже не смотрела в сторону Виктора, который, будто случайно, оказывался неподалеку.
У Виктора появилась хорошая мысль: а почему бы ему сегодня не поехать домой вместе с той бригадой, на их автобусе (фабрика строилась в двенадцати километрах от города, рабочих каждый день привозили и отвозили домой на автобусах) и по пути не оказаться, будто случайно, рядышком, не заговорить?
Он так и сделал. Валя находилась в середине салона (ей, конечно же, не досталось свободного сидения). Виктор, вошедший последним, с трудом протиснулся к ней. Оказавшись рядом, заговорил. Валя отвечала односложно – да, нет, не знаю. Ее смущало такое внимание Виктора, а того больше смущало то, как зорко следила за их разговором бригада.
И вот автобус остановился у подъезда двенадцатого общежития, называемого девчонками «женским монастырем». Все шумно поспешили наружу, а вместе с ними и Виктор. Перед входом в общежитие Виктор тронул Валентину за руку. Она вопросительно посмотрела на него.
– На одну минуту, – сказал Виктор.
Валя приостановилась, но без всякой охоты (скорее – из простого приличия), то и дело бросая взгляды на подружек, которые одна за другой скрывались за дверями общежития. Виктор спросил:
– Завтрашний вечер, как… свободен?
– Нет.
– Что, опоздал? Идешь на свидание?
Валя грустно усмехнулась.
– Не в том дело… Я с девчонками запланировала большую стирку. Так что…
– А отложить… никак?
– С какой стати?
– Приехала певица… Гелена Великанова… Завтра – во Дворце строителей концерт…
Валя кивнула.
– Знаю. Всей бригадой хотели пойти, но билеты все уже распроданы. Увы…
– А со мной пойдешь? У меня – два билета, восьмой ряд, места – по центру зала.
– Ну… не знаю… Почему меня приглашаешь? Вон, сколько девчат свободных.
– А ты? Не свободна?
– Свободна… вроде бы…
– Так, да или нет?
– Да… Хорошо…
– Тогда – завтра, в семь вечера, жду возле общежития.
Валентина, кивнув, побежала. Виктор поднял глаза. Окна на пятом этаже – настежь и оттуда высовываются любопытствующие мордочки девчонок. Виктор усмехнулся.
– Засекли-таки, мерзавки!
От концерта Валя пришла просто в восторг. Виктор проводил ее до общежития. Было уже половина одиннадцатого, а в одиннадцать двери общежития закрываются, до шести утра. Порядки строгие, потому и называют общежитие «женским монастырем». Конечно, не только из-за того, что двери на ночь запирают, а больше из-за того, что вход в общежитие в любое время суток для парней строго запрещен.
Прощаясь, Виктор пригласил на завтрашнее свидание, предложив сходить в кино, на комедию «Свадьба в Малиновке». Хотел было поцеловать девчонку, но во время одумался: не стоит форсировать события. Одумался и потому еще, что побоялся получить пощечину. Перед такой перспективой хоть кто устоит.
С этого времени встречи стали регулярными. Конечно, могли быть и чаще, но у Виктора возникли проблемы: у начальника комсомольского штаба – режим работы не нормирован, занят под завязку не только днем, а и по вечерам, когда проходят разные молодежные мероприятия, и на многих из них Виктор обязан присутствовать. Если не в качестве организатора, то в роли почетного гостя. Не откажешься, работа у него такая, общественная. Стал брать с собой Валентину. Почему и нет? Она же – комсомолка, передовик производства. Иногда девушка радовалась от совместных посещений. Например, от «голубых огоньков», которые тогда только-только входили в моду, от вечеров отдыха с танцами и веселыми аттракционами. Танцы Валя обожала, Виктор – нет. Потому что Валя замечательно вальсировала, а Виктор – вовсе не умел. Став взрослым, мог бы и научиться, однако нужна была партнерша, а попросить кого-либо о таком одолжении стеснялся. Чаще же Валя сидела в зале и скучающе, постоянно позёвывая (она откровенно демонстрировала Виктору, насколько ей происходящее не интересно), смотрела по сторонам: ей совсем не по душе были молодежные диспуты о смысле жизни, о политике, конференции о том, как плохо живется молодежи Соединенных Штатов, насколько подавляются права и свободы негритянского меньшинства.
Но где ж еще-то встречаться? В кино? Но новые фильмы – раз в неделю. Как быть в остальные дни? Поэтому Валя, превозмогая себя, терпит.
Девчонки из бригады ей завидовали. Где ж таких видных парней на всех наберешься? Начальник комсомольского штаба один, а незамужних девчонок на стройке не меньше двух тысяч.
Виктор знает о Валентине многое. Удалось вытянуть из нее то, что она – из деревни, вблизи провинциального города Талица, где живут ее мать и отец, а также сестренка и братишка; что закончила десятилетку и поступила в ПТУ, хотя мечтала об университете; что дома оставила парня, застенчивого очень, любящего ее, а она, увы, встречалась лишь по необходимости, заметив, – он кандидат в мастера спорта по боксу. Услышав, Виктор в душе загордился: его предпочли и кому? Спортсмену-боксеру! Который и крепче его, и выше ростом, что для девчонок имеет немаловажное значение.
День ото дня Валентина становилась ближе и роднее для Виктора. Наступило время, когда он не мог и дня прожить, чтобы не увидеть. В безвыходных ситуациях позволял себе использовать и служебное положение в личных целях. О чем речь? О том, что наведывался иногда в общежитие и посещал девушку в комнате. Невиданно и неслыханно, но ему позволялось. Ну, какой комендант станет препятствовать, если начальник комсомольского штаба изволит лично осмотреть, в каких условиях проживают молодые строители, в рабочем ли состоянии душевые, что с мебелью, есть ли специальное помещение для занятий тех, кто посещает школу рабочей молодежи, как оформлен красный уголок и вообще – на должном ли уровне налажена воспитательная работа?
Валентина душевно радовалась каждому его посещению, поила чаем с печеньем или с баранками. Правда, Виктор не мог надолго задерживаться в одной из комнат: воспитатель и комендант могли что-то заподозрить. Но и уходить не хотелось. Где еще-то он увидит Валентину в ее воздушном и коротеньком, выше красивых колен, цветастом ситцевом халатике? Не только уходить, а и глаз невозможно отвести от такой близкой, но недосягаемой прелести.
Виктор еще в вестибюле общежития останавливался возле витрины лучших из лучших, отмечая про себя, что напротив номера комнаты, где проживает его девушка, опять висит красный флажок, означающий, что комната вновь признана самой чистой и опрятной.
Виктор гордится девушкой. Радуется каждой встрече с ней. Ему кажется, что и девушка встречается с ним охотно, если он не ошибается, начинает потихоньку забывать своего боксера. Сила – хорошо, а ум – лучше.
Они ходят в кино, не пропускают ни одного концерта заезжих артистов, гуляют, прижавшись друг к другу, по улицам. Им очень хорошо! Нет, не просто хорошо, а превосходно. Виктору кажется, что Валентина забыла про большую разницу в возрасте. Стимулируют завистливые взгляды и тяжелые вздохи подружек. Нет ничего эффективнее, чем общественное мнение. А оно, в данном случае, на стороне Виктора.
Часть четвертая
Ушла долгая и нудная уральская осень с ее потрясающим непостоянством: с утра – слепит глаза солнце и даже душно; к обеду, откуда ни возьмись, надвинулись тучи, серая мгла надежно заткала небосвод, с севера набежал порывистый ветер, стало холодно да так, что хоть шубу надевай, и посыпал мелкий-мелкий дождичек; проходит несколько часов, мрак рассеивается, небо очищается и уже глядит на землю своей чистой синевой, солнце, клонясь к закату, припекает и это верный признак, что к утру будет сильный заморозок, не успевшую просохнуть грязь скует ледяной панцирь.
Сразу после ноябрьских праздников пришла зима и принялась за местных обитателей не на шутку. Тут тебе сразу мороз под двадцать, снегопады, длящиеся по двое-трое суток к ряду, ветры, сбивающие с ног, и, как следствие, метели, за ночь наметающие огромные сугробы.
Долго на Урале тянется зима, но и она, постепенно отдавая весне одну позицию за другой, уходит с первой капелью. Сходит снег, солнце показывается чаще и чаще, теплеет, проступает на взгорках первая трава, а после майских праздников и обычных в это время кратких похолоданий набухают почки на деревьях, появляются слабенькие изумрудные листочки.
Пробуждается от долгого сна природа, а вместе с нею и продолжают крепнуть чувства между людьми. Кипит в жилах кровь и все время чего-то хочется. Множится жизненный потенциал, энергетики – хоть отбавляй.
На строительстве фабрики снова аврал, точнее – он и не заканчивался. На площадках по-прежнему шумно и суетно. Лозунги, правда, поменяли. Прежде – призывали ознаменовать 50-летие Великого Октября новыми трудовыми свершениями. И что? Юбилей позади, а где ж свершения? Они были, но, как водится, на бумаге, в воображении партийного начальства и верных, готовых служить хоть самому дьяволу, борзописцев.
Пятого ноября на фабрике состоялось закрытое совещание партийно-советского руководства стройки, города и области. Обсуждался один вопрос: что делать с обещанным «подарком»? Имелся в виду пуск первой очереди. Все понимали, что не готовы рапортовать, но желание было так велико, что без особых возражений с чьей-либо стороны (даже заказчик молчал в тряпицу) решили на другой день, вечером провести митинг, потом осуществить пробный пуск первой очереди, продемонстрировав всем гостям, которые съедутся, тот самый обещанный «трудовой подарок» десятитысячного отряда строителей.
Понятие «первой очереди» довольно растяжимо и о его конкретных параметрах мало кто осведомлен, поэтому и был простор. План такой: митинг провести в дробильном корпусе, как наиболее приспособленном для демонстрации «успехов»; к шести вечера подъедут два груженых асбестовой рудой «БелАЗа», опорожнятся в бункеры; последует команда секретаря обкома партии и начальник стройки включит рубильник одной из камнедробильных установок (та, которая больше других готова к демонстративной работе); потом включится один из шести транспортеров, способных двигаться, и по его ленте измельченная руда пойдет в сторону первой перегрузки.
Секретарь обкома партии Яков Рябцев обернулся к управляющему трестом и Евгений Плоткин угодливо вскочил, склонившись в ожидании вопроса.
– На пару минут вас хватит?
– Так точно, Яков Семенович, – по-военному отрапортовал Плоткин. – Оборудование выдержит.
Больше вопросов у присутствующих не было. Впрочем, не совсем так. Перед закрытием закрытого совещания встал со своего места Виктор Орехов, не обращаясь конкретно ни к кому, задал свой вопрос, который, видимо, его сильно волновал.
– Но ведь первая перегрузка не готова к приему рудной массы… Даже стены не до конца смонтированы, а оборудование вообще… И камнедробильные мельницы в первом корпусе подключены по временной схеме… Не прошли положенных испытаний… Первая силовая подстанция также может не потянуть… Может выйти из строя… Что тогда?
Секретарь обкома КПСС Яков Рябцев и управляющий трестом Евгений Плоткин хмуро уставились в сторону начальника комсомольского штаба, потом обменялись между собой многозначительными взглядами, и вопрос Виктора проигнорировали.
Такое пренебрежение Виктора покоробило. Он же дело говорил, по существу… Почему так?..
В коридоре его остановил комсорг ЦК ВЛКСМ Алексей Булдаков.
– Не стоило, да-да, не стоило, – заметив недоумение в глазах Виктора, добавил. – Вопрос большой политики. Там, – он показал пальцем вверх, – принято решение… Тут – большая политика. Значит, не нашего ума дело.
Виктор готов поспорить, но у него сейчас не то настроение.
Шестого ноября, в канун юбилея, митинг рабочих и служащих состоялся и прошел без сучка и задоринки. Схемы подобных мероприятий отработаны до мелочей. Были речи, в том числе представителей рабочего класса, рапортовавших об успехах, было перерезание красной ленточки у входа в камнедробильный корпус, звучал духовой оркестр, торжественное, под прицелом телекамер, включение рубильника, аплодисменты, размахивание разноцветными флажками и крики «ура».
Вечером цвет общества приглашен во Дворец культуры, на торжественное собрание, где конечно же, вновь шумные аплодисменты по поводу «трудового подарка», а потом, для самого узкого круга в ресторане – банкет, где много вина и закусок.
Виктор имел приглашение, но на одно лицо. Валентина, услышав от него новость, спросила:
– Пойдешь?
Девушка спросила так, что Виктору стало ясно: она не хочет, чтобы он пошел. И Виктор не пошел. Он не пошел не только потому, что не хотел оставлять любимую девушку одну, а еще и потому, что (честно говоря, это вторично) не горел желанием еще раз участвовать в дурно пахнущей комедии, слушать лживые речи штатных ораторов. Он никого не осуждал, но самому в этом участвовать? До сыта хватило того, что происходило на стройке.
На другой день, колонны демонстрантов на площади областного центра несли транспарант: «Славные строители пообещали и слово сдержали: есть первая очередь асбестообогатительной фабрики!»
Журналисты еще долго захлебывались от восторга, описывая торжественный момент пуска первой очереди. А ведь все они отлично знали, что никакого пуска на самом-то деле не было, что они стали очевидцами самой обычной советской показухи.
Отвечая на вопросы специального корреспондента «Комсомольской правды» Егора Смехова, Виктор сказал о «пускании пыли в глаза», однако в опубликованном отчете на сей счет не было даже упомянуто. Зато присутствовали в большом числе примеры «безудержного трудового энтузиазма советской молодежи». Читая, Виктор качал головой и недовольно хмыкал: нет, не мужик Егор, не мужик, хотя и слывет в журналистской среде принципиалом; напрасно он, Виктор, разоткровенничался.
Виктор и Валентина этот вечер провели на концерте художественной самодеятельности, а потом посидели в кафе. Им было хорошо вдвоем.
Провожая до общежития, Виктор (он отлично помнит) впервые отважился и поцеловал девушку. Валентина, вовсе не ожидавшая такой прыти, отталкивала, но легонько, кажется, нехотя. От нее Виктор пока ответного поцелуя не дождался.
Потом, до закрытия общежитских дверей, они стояли и смотрели друг на друга. Сверху их посыпал не то дождь, не то снег, не то снежная крупа. Возможно, все сразу. Они не обращали внимания. Они молчали, хотя многое могли сказать друг другу. Они были счастливы.
У Виктора, как у начальника комсомольского штаба, была отдельная квартира. Пытался зазвать в гости, однако Валентина всякий раз находила предлог, чтобы отказаться. Виктор хорошо чувствовал девушку и не настаивал, понимая, что яблоко должно само дозреть и упасть к его ногам. Хотя он и сам готов в любой момент пасть Валентине в ноги. Ему дозревать не надо, потому что уже созрел. Убегая, она весело смеялась и махала ему рукой. Виктор продолжал стоять, ожидая неведомо чего, и смотрел на освещенные окна пятого этажа. Пятое слева окно – ее комната. Он стоит, промокший и продрогший. Вот он видит, как приоткрылась створка окна, оттуда выглядывает его девушка и посылает ему воздушный поцелуй. Настоящий подарок, которого он не ждал.
В эту ночь Виктор долго не мог заснуть. Ворочаясь на кровати, он вспоминал счастливое лицо своей юной девушки, ее застенчивую улыбку и ее воздушный поцелуй. В голове рождались воздушные замки. Мечтая, он думал о будущей счастливой жизни, о детях, которые будут. Будет, по его планам, двое: мальчик и девочка. Мальчик будет походить на него, а девочка – на его любимую Валюшу.
Заснул лишь в третьем часу ночи. Слава Богу, что завтра не надо идти на работу. Впереди – два праздничных дня. Целых два дня. И дни у них расписаны по минутам. Оба уверены, что проведут эти дни вместе, проведут хорошо. Так хорошо, что не заметят, как наступит понедельник – первый день новой трудовой недели. Настанут будни. Но будни для обоих – это тоже праздники, особенно, когда ничто не мешает встречам.
Часть пятая
Первый день лета. Суббота. Короткий рабочий день. Поэтому они вернулись со стройки раньше обычного. Виктор остался возле общежития, а Валентина поднялась к себе, чтобы привести, как она сказала, себя в порядок. Больше часа терпеливо ждал и вот его девушка, ставшая такой близкой, спустилась.
Они решили зайти в ближайшее кафе, чтобы подкрепиться. Пробыли часа полтора. Спешить им некуда: завтра – выходной, а потому сегодня весь вечер принадлежит им и только им.
Выйдя из кафе, медленно шли по бульвару Ильича. Они неспешно и тихо ворковали. О чем? Обо всем. Валя была разговорчивее обычного и охотно делилась семейными секретами, рассказывая, какой у нее отец хороший – добрый и мастеровитый; какая необыкновенная мать – нежная и стряпуха гениальная; до какой степени озорничает братишка, которого все поважают; о школе-десятилетке, в которой пробыла от первого звонка и до последнего; о друзьях и подругах, которых, как сама выразилась, несметное количество.
– Кстати, – Валентина вспомнила и остановилась, – письмо от подружки третьего дня пришло, а я все еще не ответила, – она дернула Виктора за рукав рубашки. – Это все ты… Из-за тебя…
Виктор, широко улыбаясь (а кому не понравится, когда ради него идут на такие жертвы?), легонько притянул девушку к себе, губами прикоснулся к уху.
– Извини, радость моя.
Валя не отстранилась. Наоборот, положила голову на его плечо и так шла. У девушки отличное настроение, а про Виктора и говорить не стоит. Потому что Виктор безмерно счастлив. Ему так легко и радостно, как, наверное, еще никогда в жизни не было.
Бульвар закончился округлым маленьким сквером, затененным почти со всех сторон кустарниками. На небольшой площадке, по окружности – несколько скамеек. Выбрали, ими давно облюбованную: лишь проходя рядом, на ней можно заметить сидящих; слева, справа и сзади – разросшиеся кусты сирени и жимолости. Ничего не скажешь: уютное гнездышко и за обладание им идет конкурентная борьба среди парочек, желающих уединиться, спрятаться от любопытных глаз. Тут уж так: кто поспел, тот и пострел.
Им повезло: гнездышко свободно. Они присели. Над ними свешивались огромные бутоны цветущей сирени, запах которой будоражит чувства. Легкий ветерок приносит и другой запах – дразнящий и терпкий запах цветущей жимолости.
Пока они одни в скверике. Другие скамейки также будут заняты парочками влюбленных, но, очевидно, позднее. Редкие спешащие прохожие, идущие по центральной тропинке, не обращают на них никакого внимания. Влюбленным это нравится.
Влюбленные молчат. Тишина, нарушаемая лишь суетливыми воробьями да гружеными машинами и автобусами, проносящимися (за зелеными насаждениями) мимо на большой скорости. Покружившись вначале (видимо, присматривались), опустились напротив несколько пар сизых голубей и стали важно похаживать, очевидно, надеясь на милосердие людское.
– Гуленьки, – чуть слышно произнесла Валентина.
Но голуби все-таки услышали человека. Они остановились, встав в один ряд и глядя на парочку. Виктор вытащил из кармана корочку хлеба, прихваченную в кафе, и стал мелко-мелко крошить. Голуби, воркнув что-то друг другу (похоже, это был обмен мнениями насчет того, стоит или нет принимать подношение), важно, не толкаясь и не суетясь, приблизились и стали клевать крошки.
– Не хамы, – заметила Валентина. Виктор кивнул, понимая, кого она имеет в виду. – Не выхватывают друг у друга, не лезут в драку за обладание хлебной крошкой, а довольствуются тем, что досталось. Почему люди так не могут?
– Люди, Валенька, бывают разные… Как и птицы, – тут с шумом опустился воробей, выхватил из-под голубиного клюва довольно большую крошку, взмахнул крыльями и улетел. Пострадавший от такого нахальства не сделал ничего, чтобы защитить то, что ему по праву принадлежало. – Вот и доказательство…
Валентина промолчала.
Солнце, не слишком жаркое в эту пору, неумолимо клонится к закату. Тени от кустов становятся все длиннее и длиннее, покрывая собой почти весь скверик.
Валентина о чем-то думает. Откинувшись на спинку скамейки, смотрит в небо, где медленно плывут на запад небольшие клочковатые облака.
Виктор также молчит, не мешая девушке. Потом берет за худенькие плечи, прижимает к себе. Она не противится. Ее волосы, слегка естественно вьющиеся на концах, касаются его щеки, щекочут шею.
– Знаешь, – без всяких предисловий говорит она, – был Юрка… – Виктору не надо объяснять, о ком речь, хотя девушка обычно не касается этого предмета. – Проездом… Из Киева летел… С соревнований по боксу… Сказал, что одно из призовых мест – его… – Виктор слушал и не прерывал, давая девушке без помех выговориться. Слушал, а в сердце – дикая ревность к сопернику. Валентина после минутной паузы продолжила. – Объяснилась… Сказала, что между нами все кончено, что у наших отношений нет будущего… Не понял. Заерепенился. Вынудил сказать правду… что полюбила другого, – Виктор по-прежнему молчал, но в голове возникла строка из песни: «Только сердце почему-то сладко таяло в груди». – Умолял не спешить, подумать… Я твердо сказала: нет! Проводила… Расстались… навсегда…
Виктор прикоснулся сухими губами (все-таки нервничал, не зная, что его ждет впереди) к уху и чмокнул. Потом осторожно спросил:
– Ты… сказала «другой»… Кто он?
Девушка посмотрела ему в глаза, по ее лицу пробежала грустная улыбка.
– А ты не догадываешься? Ты все еще не знаешь?
Нет, он догадывался, но боялся в этом признаться себе.
– Спасибо, – тихо произнес Виктор.
– За что?!
– За счастье! – ответил Виктор. Он взял голову девушки, повернул в свою сторону, нежно наклонил и впился губами в ее губы, которые, как оказалось, также были сухими. Девушка не только не сопротивлялась, но даже подалась вперед, чтобы лучше почувствовать соединение.
Это был поцелуй, длиною в вечность. Потом поцелуи следовали один за другим. Виктору хотелось зацеловать на смерть девушку. Когда их разгоряченные губы слегка припухли, решили сделать паузу. Они сидели, тесно прижавшись. Виктор не выпускал девушку из своих цепких объятий. Валентина шепотом призналась:
– Мне очень хорошо… с тобой, милый мой мужичок… Ты – умный… Опытный… Добрый… Ласковый… Тактичный… Терпеливый… Твои руки прикасаются ко мне и во мне начинается дрожь, я слабею… Кажется, еще чуть-чуть и… Девчонки насчет тебя все уши мне прожужжали… Говорят, что нечаянно вытянула выигрышный билет, что упускать из рук никак нельзя. Держать, говорят, – и не пущать… Ой, до чего ж они правы, мои подруженьки! Возле тебя трется столько… И такие… Трудно будет удержать…
Виктор спросил:
– Ревнуешь?
– Еще как!.. Готова своими руками этих паразиток… Всех и в клочья!..
Виктор счастливо рассмеялся.
– Так-таки всех?
– Хочешь посмотреть, да? – она теснее прижалась к парню. – Достанется и тебе.
– Мне-то, Валюша, за что?
– За все, что есть и за все, что может быть. Не вижу, думаешь, как всем девчонкам строишь глазки? А те, идиотки, готовы писать на голяшки. И ведь писают, заразы!
– Но я люблю одну… тебя, родная! Я – верный мужчина, Валюша, очень-очень верный. Мне никто не нужен… Мне нужна ты и только ты.
– Я и развесила уши, думаешь? Считаешь, поверила?
– Если любишь, то придется поверить.
Спустились сумерки. Небосвод усеян звездочками. Потянуло ночной прохладой. Виктор взял со скамейки пиджак и накинул на плечи девушки. Он незаметно взглянул на наручные часы. Они показывали без четверти одиннадцать. В его голове пронеслось: «Неужели?..» Да, его девушка сегодня не спешит в общежитие. Его девушка не забыла, что «монастырские» двери вот-вот наглухо закроют и тогда… Уже до утра… Виктор счастлив, что впереди – вся ночь и весь воскресный день.
И были поцелуи. Один жарче другого.
Горизонт на востоке начал окрашиваться в пурпур, загораясь все ярче и ярче. Ночная мгла стала отступать. О наступлении нового июньского утра первыми возвестили миру птички, подняв невероятный треск и шум в кустах. Ветер начал раскачивать над головами ветки буйно цветущей сирени, воздух, напоенный этим ароматом, бодрил и радовал. Казалось, что не было позади бессонной ночи. Пошли первые автобусы. Зашуршали по асфальту подошвы редких прохожих.
Наступил новый день, обещающий влюбленным новые радости. Их будет много. В этом они не сомневаются.
В девять утра они расстались. Но ненадолго. После обеда встретятся вновь и договорились, что пойдут в кино.
Возле общежития, прощаясь, Валентина чмокнула Виктора в щечку. Впервые, надо сказать.
– И только? – притворившись удивленным, спросил Виктор. – Не густо, нет, не густо.
Валентина звонко рассмеялась.
– Сладкого – по чуть-чуть… А то приторно будет. Да и, – она кивнула на окна общежития, – сколько глаз за нами следят?
Она была права. Несмотря на раннее утро, из окон выглядывали мордочки любопытных особ и каждая из них мечтала оказаться на месте Валентины. Но, считают они, где набраться таких мужчин? Такие на улице не валяются. Не хлам, чтобы разбрасывать.
