Геннадий Мещеряков
Юмористические рассказы. Часть третья

© Геннадий Мещеряков, 2017

ISBN 978-5-4485-2805-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ершистая смесь

Перепутали

Встретились две старушки.

– Дышишь, Петровна?

– Через раз.

– А копытами как в молодости стучишь.

– Копытом: протез у меня.

– А я недавно в морге проснулась. Санитары перепутали, умерла соседка по койке.

– Не мудрено, не испугалась в морге?

– Там два мужика в карты резались.

– А к тебе не приставали?

По абонементу

– Откуда, Иван, идешь, лицо такое, что можно сигареты прикуривать.

– Из бассейна.

– Круто. Теперь не боишься воды?

– В спасательном жилете плаваю, люблю живые тела женщин.

– Хорошо, не мертвые.

– Мертвые? Одна дала такую пощечину – до сих пор щека пылает.

Врать не будет

– Сдала, Никитична, анализы?

– Сдала, Павел Петрович, неделю в очередях простояла.

– Скока, скока? А главврач сегодня на совещании говорила, что во всех службах у нее окей.

– А что такое окей, Павел Петрович? Я же английский в школе учила.

– А я вообще ненецкий. Наверное, все хреново: врать она на совещании не будет.

Нашел выход

– Ты чего противогаз напялил, Федька?

– Я не Федька, не узнал, братан?

– Теперь узнал, Вовка ты, в поселке Горном иприт унифицировал. А почему у нас в противогаз залез?

– Да, потому, что канализационные колодцы на улицах разбиты, из них запах – иприта не надо. А я: надел намордник – и не обоняю.

– Лучше бы надел намордник на лицо, отвечающее за колодцы.

Куда делся лось?

– Сколько в районе кабанов, лис и зайцев? – спросили из области местного охотоведа.

– Три, двести пятьдесят и шестьсот, – соврал он, не моргнув глазом, как это делают некоторые статисты.

– А председатель общества называл другие цифры: десять, четыреста пятьдесят и семьсот.

– Когда вы его спрашивали?

– Вчера, перед охотой по первому снегу.

– Так, сто зайцев в соседний район от страха убежали, кабанов отстреляли по вашим лицензиям, а недостающие лисы скоро будут улыбаться с воротников местных жен.

– Ладно, шутник, не умничай. Лучше проверь, не перебежал ли к вам лось из кордона? Куда сохатый делся? Замучили звонками.

Близорукий

Двое из мэрии идут по улице.

– Опять здесь свалку сделали, не успеваем убирать. Вон, мужик полную тележку мусора тянет.

– Со всего двора насобирал? – спросили его.

– Со всего. Даже туалет очистил. Свалка рядом. Удобно. Спасибо.

– Так, свалка запрещена, видишь надпись на щите?

– Свалка – вижу, а что запрещена – не разобрал: мелко написано и близорукий я.

На добрую память

– Покупайте веники – березовые, дубовые из подлеска в истоке Малого Узеня, – говорит старик с белой бородой.

– Не слышал я, почтеннейший, о подлеске в истоке Малого Узеня, или где некогда все было пусто, голо, теперь младая роща разрослась? – спрашиваю его словами великого поэта.

– А где ты найдешь общественную баню, чтобы попариться? – смеется он. – Не соврешь – не пожрешь.

Оригинал, как умело рекламирует свой товар! Я купил веник и повесил его у входа в дом: на добрую память.

Как он прав!

– По торговым точкам на душу населения мы вышли на первое место, – доложил на сходе граждан главный строитель Петухов. – Наш лозунг «На каждого – по магазину!» успешно осуществляется. В год вводим по 8—9 торговых точек разного калибра.

– А сами вы что построили? – раздается голос.

– Это необязательно. Главное, вводить в строй новые магазины. Если проведем в жизнь свой лозунг, сделаем населению лучший подарок. Действуем по обстоятельствам: рабочих мест нет, зарабатывают люди деньги на стороне. А где тратят? Правильно, у нас. Вот почему нужны в первую очередь торговые точки.

– Как он прав! – донесся голос из магазина «999». Если это порядковый номер, то цель будет достигнута.

Шаги роста

– Почему ваш магазин называется «Магнитом»? – спросили у продавца приезжие селяне.

– Чтобы притягивал к себе покупателей.

– Тогда надо переименовать его в «Электромагнит»: достает до Орлов-Гая.

Стоящий рядом в дорогом костюме мужчина заметил:

– Чем меньше вы содержите скота, тем чаще приезжаете к нам за продуктами.

– Согласны, – потупились они, – но и вы, если притягиваете, то не обирайте. Неделю назад гречка стоила в два раза дешевле. «Копейку», вон, переименовали в «Рубль», тоже цены возросли?

– Таковы шаги нашего роста.

– У вас – рост, у нас – падение, а в среднем – там же, – махнул крестьянин рукой.

Брюзга

– Пожарную улицу заасфальтировали, а неровности есть.

– Брюзжишь все, Пелагея. Где выбила зубы? Говорила тебе, не садись к внуку в мотоцикл. А как вытаскивали тебя из грязи за веревку, забыла? Чуть ноги не выдернули, хорошо в сапогах была. Хоть хромаешь, а то б и сидеть не могла. Ровностей тут никогда не было, а она – неровности.

– Я баба обыкновенная, где и ляпну.

– А что скрываешь под платком? Или кто ударил? Мужика вроде лет сорок нет. Да и за что? Хромоногая утица.

– От соседки шла и уткнулась в столб. Было темно, хоть бы лампочку ввернули.

– Да колонку у дома, да баньку. Много хочешь, Пелагея.

В приемной стоматолога

Слыша крики пациента из кабинета зубного врача, мужчина с опухшей щекой сказал бледной девушке:

– Слышите, как кричит? А ведь уже давно безболезненно лечат зубы, без сверления. Одной жидкостью.

– Неужели без боли? У меня сразу два кариеса. Как услышу звуки бор-машины, теряю сознание.

– В Саратов надо ехать, – с трудом выговорил молодой человек, у которого щеки опухли с двух сторон.

– У меня тут «Калина». Кто хочет, давайте со мной, – стоявший у двери врача больной уже снимал бахилы. Верхняя губа у него подрагивала.

– Мне место найдется? – послышался женский голос.

– Хрен им, я здесь один не останусь, в багажнике доеду, – первым выскочил из приемной на улицу кудрявый парень.

– Куда все делись? – удивилась медсестра, выводя из кабинета женщину с глазами без зрачков.

Привычка

В очередь встала беременная женщина. Мужчины расступились, пропуская ее к кассе.

Оплатив счета, женщина сказала:

– Вот, купила подушку и, чтобы освободить руки, сунула ее под плащ. Спасибо вам, кавалеры! Не хотела обманывать, но получилось непроизвольно, по-привычке.

Еще раз увидел эту женщину у кассы на автобусной станции. В руках она держала костыли. Получив льготное место, улыбнулась пассажирам, разрешившим ей взять билет без очереди.

– Купила для дяди, в ноги положу – мешать не будут.

Интересная у нее привычка.

Зависимость

Все меньше дач, и землю обрабатывают в основном старики. Еще больше печали навеял услышанный разговор.

– Ты, Семенович, один на огород ходишь, не заболела ли Марфа?

– Хуже, Василий, умерла она. Прямо с лопатой. Солнце уморило.

– И я на грядке разогнуться не мог, до утра стоял треугольником. Брошу дачу. Иначе за Марфой уйду.

– И не вспомнит никто.

– Внук вспомнит, любит он закусывать солеными огурцами.

Откуда плиты?

– Интересно, где лежали эти облицовочные плиты: на канале, в аванкамере или на водозаборе? – сказал старый гидростроитель бывшему коллеге: они проходили мимо строящегося магазина.

– На подводящем канале, наверное. Систем орошения нет. Никто не контролирует – вот и срывают с русла бетонную рубашку. Да и кирпичи из старых сооружений. В погоне за экономией не пострадало бы качество. Не рухнет магазин?

– А мне интересно, откуда и каким образом привезли сюда облицовочные плиты?

На северах

Встречаются два соседа:

– Век тебя не видел, Леха. Где промышляешь?

– На северах, Рома, нефть качаем.

– Как заработки?

– Машину купил, квартиру отремонтировал, жену привез, без запросов: ей бы мороженая рыба была.

– Я, Леха, за полярным кругом никель добываю. Жен там мало, только у якутов.

– А если воротишься, как будешь без скромной жены?

– А ты попробуй у якута жену отобрать? Да, и не поедет она: там клюква, морошка, ягель. Я видел тут одну на маленьких ходулях, ее и возьму.

Поговорили

– Встретились два старика.

– Здорово, Иван. Сам передвигаешься?

– За землю иду платить, Николай.

– Чего?

– За землю иду платить.

(И так три раза).

– Под могилу, вероятно?

– Типун тебе на язык. Под избушкой которая.

– Где, где контора?

– Для тебя на кладбище, глухой тетеря.

– Нет, не набрал еще: с пенсии и молочка хочется купить.

– Давно тебе сто было?

– Что было, то было. Теперь без слуха и духа.

– Дух-то есть: не сухостои.

– Столько она не стоит.

– Учись по губам читать, Николай?

– Лай, не лай – дешевле не станет.

По первому снегу

Первый снег прикрыл листья, мусор, колдобины на дорогах, всю серо – желтую осень. Но уже отпечатались на нем следы нашей двойной жизни. Замести бы их, да нечем. Не пойдешь же с метлой по улице, как рябой Иван. У него сапоги сорок девятого размера, и жена Марья сразу узнает, ночевал он у Анки или нет. От ее заточенных ногтей и стал рябым Иван.

Не взял вчера метлу: снега не было. Теперь снова залепит лицо пластырем, который ему в аптеке дают без слов и со скидкой, как постоянному покупателю.

А это что? Уже тропинку пробили к Верке-самогонщице, хотя еще и утренняя синева не сошла с пороши. Ну, Колька с Гришкой понятно. Эти до работы завсегда похмеляются. По две ходки пусть сделали. Все равно тропинка как чищенная. Скорее всего, Петрович полз, и у него борода, как метла. Помогает Верке засыпать фляги сахаром, а уползает от нее тока по холодку: нутро, как положено, горит от первача, а тут снежок – прихватывай губами или всей нижней челюстью.

Смотрите, как протекторы отпечатались. Куда это Эльвира на своем джипе подалась? Обычно спит до обеда. В ночном клубе работает. Профессию не знаю, все время прыгает вокруг шеста. Она близорукая, еще в школе очки прогнули нос. Сейчас ходит без них. Говорит, главное, чтобы ее видели.

Блондина с брюнетом не различит, а вы – сигналы светофора. Три машины разбила…

Все же, куда она взыскалась поутру? Следы словно змеиные, зигзагом. Интересно, бывают змеи близорукими или нет? Надо у соседа спросить. Он кандидат ветеринарных наук. Кстати, а вон и его заячий след. Ходит он на костылях, так как одна нога заметно короче. Даже с костылями падает, если скользкий уклон. Сегодня упал три раза – столько вмятин отпечаталось на первом снегу. Давали ему квартиру в двух шагах от института – не согласился: мол, не инвалид и может любому нос утереть. А сам к остановке до людского потока добирается.

Снег, снежок, белая метелица. Лидка в лисьей шубе пробирается к подъезду через двор. Веки опущены, припухли. Она поет в хоре блудливых дев. Ну, ну, не шумите! Зато честно и правдиво. Кто сейчас ходит на хоры? А к ним валом валят.

Наверное, идет с репетиции. Дворник появился с широкой лопатой, и к ней расчищает дорожку. Уважает Лидку. Завсегда на чекушку даст, не какая-то там доморощенная цаца, своя в доску.

В лифте

Лифт остановился между 35 и 36 этажами.

– Говорил, не надо было садиться седьмому: в нем трое таких, как я, – сказал средних лет мужчина с чемоданчиком в руке.

– Я без лифта и на третий этаж не заберусь: ноги на такой вес не рассчитаны. На ступеньках расшибусь в лепешку.

– А я, наоборот, в лифте первый раз, хотя живу на сороковом этаже десятый год, – заметил я.

– Все время поднимался на своих двоих? – удивилась взлохмаченная девица. Такими выглядят после боя без правил.

– У меня клаустрофобия, боюсь замкнутого пространства. Я и на работу уходил всегда на полчаса раньше.

Девушка потрогала рукой мои бедра:

– Как стальные. Никогда таких бедер не видела.

– Какие твои годы, увидишь, – съязвил мужчина с чемоданчиком.

– У меня есть с чем сравнивать. Чем больше у мужчины живот, тем слабее ноги. Я в бюро интимных услуг работаю, знаю.

– Проститутка?

– Пенелопа не может быть проституткой, скорее, дама, не выбирающая мужчин.

– Какое резкое сочетание: Пенелопа и проститутка, – удивился седой мужчина в очках. Есть у нас среди студенток такие, но не Пенелопы.

– Пенелопы, Одиссеи, куда вас заносит. Как будем выбираться из лифта? Вон, дама от испуга стала похожа на свою собачку. Обе – в бриллиантах, не различишь, – перебил мужчина с чемоданчиком. – Я слесарь – монтажник, есть кое-какие инструменты, могу посмотреть пульт управления.

– Вы – слесарь, – взяла его за руку дама с собачкой. Помогите, отблагодарю.

– И я о том же. Инструменты дорогие. Кто возместит мне ущерб, если сломаются.

– Только не я, – оборвала девушка с презрительным взглядом. – Я студентка и мой папа может тебя высечь, если я пожалуюсь. Пол-квартала ему подчиняется.

Мужчина с чемоданчиком смерил ее взглядом:

– Как ты думаешь, Пенелопа, что нам сделать с этой мафиози?

– Пусть сама себя выпорет.

– Ха-ха! Вот будет прикол: по голому заду. Не тебе одной его показывать.

– Что за самосуд, – вступился за студентку толстый господин. – У нас в корпорации, где я избран президентом, права человека соблюдаются всегда, а вы: по голому заду. Так нельзя.

– Поет он: всегда. Тогда стойте здесь и не мычите. Мобильники не берут, лифтер уже с утра был под хмельком.

– Я не согласна. Пусть выпорет себя, хотя бы слегка. Слишком язвительна, – дама сняла с собачки ожерелье и протянула слесарю, – вот мой взнос за вызволение.

– Что думают другие? – спросил слесарь, взяв ожерелье.

И раздалось: пусть выпорет себя, не девяностые – мафией угрожать. И потянулись руки к слесарю – с деньгами. Президент корпорации дал целую пачку банкнот. Я не заметил, какого достоинства. У меня было три десятки. Увидев их, слесарь сказал:

– Это настоящие деньги. За них пусть выпорет себя и проститутка.

– Легко, – опустила трусы Пенелопа и стала хлестать себя поясом от сумки. – Клиенты разные бывают. Привыкла.

Следом за ней ударила себя ладошкой по заду и студентка. Раз, другой, третий. И стала приплясывать. Когда лифт поднялся на сороковой этаж, девушки вошли в раж: изгибались как на подиуме. И подтаптывал ногой толстяк, и подвывала похожая на хозяйку собачка.

– Это свадьба? – спросили меня ожидающие лифта жильцы.

– Еще какая.

– А почему невеста и ее свидетельница с голыми задами и сами себя хлещут.

– Наверное, за грехи наказывают себя, – а что я мог ответить?