Геннадий Куртик
Очерки истории шумерской астрономии

Богиня Нанайя и Венера

Нанайя (^dna-na-a) – шумерская богиня, связанная с Венерой. Впервые ее имя встречается в период III династии Ура. Место поклонения e₂-me-ur₄-ur₄ находилось в Уруке, возможно, это был только притвор в храме e₂-an-na [George 1993, p. 126, No. 793]. Многими своими чертами она напоминала богиню Инанну/Иштар, в частности она почиталась как богиня сексуальной активности и любви [Westenholz 1997; Stol 1998–2001; Streck 2012, p. 183–184]. Ряд эпитетов в шумерских текстах характеризуют ее как светящуюся богиню. В старовавилонском гимне она уподобляется Солнцу, а также Луне, одаряет людей своим сиянием, люди взирают на ее свет и жаждут увидеть ее сияние (VS 10, 215: 1, 3, 4, 24, 29) [Streck 2012, p. 184]. В цитированной выше tigi-песне для Ишби-Эрры ее появление сравнивается с восходом солнца (utu-gin₇ dalla e₃), и там же она уподобляется «женщине – небесной звезде» (munus mul-an ḫe₂-me-a [ETCSL, Text 2.5.1.3: 1, 8]. Вопреки утверждению Джоан Г. Вестенхольц о том, что в шумерский период Нанайя не была связана ни с Луной, ни с Венерой [Westenholz 1997, p. 64], в настоящее время принято считать, что она, несомненно, имела какое-то астральное значение в конце III тыс. П. Штайнкеллер полагает, что Нанайя олицетворяла Инанну как астральную богиню (= планета Венера), когда она наблюдалась на небе в роли утренней или вечерней звезды. В то же время богиня Гансурра (со старовавилонского периода и позднее – Канисурра), связанная с подземным миром, олицетворяла Инанну в периоды невидимости планеты Венера [Steinkeller 2013, p. 468–9; ibid. 2013а; Beaulieu 2003, p. 316–9; Selz 2014, p. 58–9].

Знак mul как детерминатив

В текстах II–I тыс. знак mul регулярно использовался в значении детерминатива: при чтении он не произносился, а указывал на то, что далее следует название небесного светила. Эта его функция засвидетельствована уже в шумерских литературных текстах. В них названия двух созвездий (^{mul giš}gigir «Колесница» и ^muliku «Поле»)⁵⁹, а также планеты Венеры (^muldili-bad) (см. выше), записаны с детерминативом. В тексте мифа сказано: [eš₃] ki-gub-bi ^muliku DU-a / [eš₃] ku₃-ga igi-nim-ma gub-bi mul ^ĝišgigir-še₃ i₃-DU «[Святилище (Энки)], его местоположение определяется (созвездием) Поле. / Священная верхняя часть [святилища], ее место расположено в направлении к (созвездию) Колесница» (Энки и мировой порядок) [ETCSL, Text 1.1.3: 288–289; Horowitz 2005, p. 171]⁶⁰. Это неясное описание представляет, по-видимому, фрагмент звездной карты, фиксирующей положение отдельных частей созвездия относительно звезд. Название созвездия Колесница, записанное с детерминативом, встречается также в мифе «Лугальбанда во мраке гор» в неясном контексте [ETCSL, Text 1.8.2.1: 497].

Таким образом, можно заключить, что в эпоху, когда создавались и письменно фиксировались шумерские мифы, приблизительно в конце III – начале II тыс., знак mul уже использовался в роли детерминатива перед названиями светил. Свидетельства, восходящие к более раннему времени, нам неизвестны.

Небесные письмена

В двуязычных шумеро-аккадских лексических текстах II–I тыс. встречается тождество mul = šiṭrum, šiṭirtum «звезды = письмена». Самый ранний пример находим в старовавилонской серии Proto-Aa 139: 1–2 из Ниппура [MSL XIV, p. 94], другие, более поздние, примеры датируются I тыс. (серия Aa II/6 ii [MSL XIV, p. 291]⁶¹. Данное тождество имеет, по-видимому, астрологический характер и связано с аккадским поэтическим выражением šiṭir šamê, šiṭirti šamāmī «небесные письмена», которое впервые встречается на кудурру, датируемом эпохой касситского царя Мардук-апла-иддина I (1171–1158) [King 1912, No. 5 ii 27] и позднее в текстах I тыс. разных категорий [CAD Š/3, p. 144–146].

В современной литературе нередко предполагается, что отождествление звезд с письменами как поэтический образ использовался уже в шумерских литературных текстах⁶². Соответствующие примеры находим в переводах, представленных в ETCSL. В числе этих переводов: šir₃-ĝa₂ mul-an-gin₇ gu₃ im-de₂-e-ne «Они будут исполнять мои песни вслух, как небесные письмена» (Хвалебная поэма Шульги, Šulgi B) [ETCSL, Text 2.4.2.02: 364]; dub mul-la gun₃-a «таблички, украшенные письменами» (Энлиль и Суд) [ETCSL, Text 1.2.2: 165]; niĝ₂-umun₂-a en₃-du-ĝu₁₀ ḫe₂-en-pa₃-de₃ mul-an ḫe₂-u₃-tud «Он (= царь) должен выбрать мои гимны в качестве образца и сам создать (подобные) небесные письмена» (Хвалебная песнь Шульги, Šulgi B) [ETCSL, Text 2.4.2.02: 307]. В другом гимне сказано: e₂-ĝeštu₂-^dnisaba niĝ₂-umun₂-a gal-gal mu-bi-še₃ mul-an ku₃-gin₇ bi₂-sar «Я распорядился, чтобы они (= мои гимны) были записаны построчно в Доме Мудрости Нисабы священными небесными письменами» (Хвалебная поэма Шульги, Šulgi Е) [ETCSL, Text 2.4.2.05: 246].

В современных публикациях также нередко предполагается, что уже в старовавилонский период звезды метафорически считались небесными письменами, которые можно прочитать и интерпретировать [Michalowski 1998–2001, p. 577–8; Rochberg 2004, p. 1–2; ibid. 2006, p. 337–339; Куртик 2010, с. 190].

Противоположная точка зрения сформулирована и подробно аргументирована в исследовании Кляйна и Сефати, согласно которому выражение mul(-an) никогда не использовалось в шумерской литературе в значении «письмо, письмена» [Klein, Sefati 2013, p. 97]. Его авторы иначе переводят соответствующие тексты. Например: šir₃-ĝa₂ mul-an-gin₇ gu₃ im-de₂-e-ne «Они будут читать мои песни, как небесные звезды» [ibid., p. 100–101]; dub mul-la gun₃-a «табличка, украшенная звездами» [ibid., p. 96]; niĝ₂-umun₂-a en₃-du-ĝu₁₀ ḫe₂-en-pad₃-de₃ mul-an ḫe₂-u₃-tud «Пусть мои гимны исполняются как совершенные образцы и (постоянно) возрождаются (как) небесные звезды» [ibid., p. 87]; e₂-ĝeštu₂-^dnisaba niĝ₂-umun₂-a gal-gal mu-bi-še₃ mul-an ku₃-gin₇ bi₂-sar «Я взрастил Дом мудрости Нисабы с обильной ученостью как небесные звезды» [ibid., p. 89–90].

В литературных шумерских текстах отсутствуют явные указания на то, что их авторы были знакомы с тождеством «звезды = письмена». Позиция Кляйна и Сефати представляется нам достаточно обоснованной.

Знак mul в значении определения и глагола

Знак mul широко использовался также в значении «сиять, блистать», «сияющий, блестящий». Характерные выражения: si mul «сияющие рога», aga mul «сияющая тиара» (эпитеты лунного божества Нанны); pa-mul «сияющая ветвь» (ритуальный предмет), munus zi mul «праведная сияющая женщина» (эпитет богини Нисабы, см. выше), ^ĝišal mul «сияющая мотыга» (в «Песне о мотыге»), mul-la-ra «лучащаяся, сияющая» (эпитет Нинлиль в мифе «Энлиль и Нинлиль»), e-ne-ne an-na mul-la-me-eš «они в небе сияют» (характеристика семи мифологических персонажей в мифе «Гильгамеш и Хувава»), ^den-mul, ^dnin-mul – «сияющий господин», «сияющая госпожа» соответственно – имена богов, хотя возможен и альтернативный перевод – «господин звезда», «госпожа звезда».

Приведенные примеры семантически связаны с основным значением знака mul, «звезда, светило».

Обозначение предметов, имеющих форму звезды

Встречается нечасто, нам удалось найти только два примера: ^ĝišig-bi mul?-an-na X-bi […] dug₄-ga-ba «Его (= храма) двери украшены […] небесными звездами» (Плач о Шумере и Уре) [ETCSL, Text 2.2.3: 428]. Второй пример см. выше «Звезды небесные» (Хвалебная поэма Шульги, Šulgi В).

Таким образом, мы видим: почти все перечисленные выше вероятные значения знака mul использовались в шумерских литературных текстах. Эти тексты, создававшиеся в основном в конце III – начале II тыс., фиксировали важный этап в развитии месопотамской астрономии, когда созвездия уже были выделены, но планеты как особая категория светил еще не приобрели соответствующего значения. В некоторых текстах подчеркивается многочисленность звезд. Звезды считались неразрушимыми и вечными и были подвержены суточному обращению небесной сферы. Звезды не меняли положений относительно друг друга, однако явных формулировок, отражающих их относительную неподвижность, в литературных текстах мы не находим.

Неявные упоминания светил в текстах

Помимо астральных ассоциаций, связанных со знаком mul, в шумерских литературных текстах существовали также неявные упоминания о светилах, которые не так легко распознать. Соответствующие примеры рассмотрены в [Куртик 2002, с. 290–294]. Всего нам известно четыре таких случая: 1) это богиня Нисаба, астрономическое значение которой остается нераскрытым⁶³; 2) это богиня Нанайя, по-видимому, связанная с Венерой; 3) это семь мифологических персонажей в мифе «Жрец к горе бессмертного» или «Гильгамеш и Хувава» (Version B)⁶⁴, о которых сказано: e-ne-ne an-na mul-la-me-eš ki-a ḫar-ra-an zu-me-eš / an-na mul [xxx] il₂-la-me-[eš] / ki-a kaskal aratta^ki [zu-me-eš] «Они в небе сияют, дороги на земле знают, / в небо они […] поднимаются, на земле дорогу даже в Аратту знают» [ETCSL, Text 1.8.1.5.1: 45–47]⁶⁵; отождествить их с созвездиями, известными по более поздним текстам, в настоящее время не представляется возможным, в связи с этим см. [Куртик 2002, с. 291–292]⁶⁶; и 4) старовавилонский аккадский миф «Гирра и Эламатум», в котором повествуется о сотворении верховным божеством Энлилем созвездия Эламатум (Elamātum), упомянутого в старовавилонской «Молитве ночным богам» [Куртик 2007, e08; Walker 1983] (см. ниже гл. 6). Последний пример, однако, не относится к шумерской литературе, а фиксирует более позднюю аккадскую традицию.

К этому необходимо добавить также астрономическую интерпретацию шумерского мифа «Инанна и Шукалетуда»⁶⁷, предложенную Дж. Кули, в которой Инанна соотносится с Венерой, и действие мифа трактуется как образное описание последовательности ее синодических явлений [Cooley 2008a; id. 2008b; id. 2013, p. 160–173]. Эта гипотеза обсуждается подробнее в главе 4 в разделе, посвященном наблюдениям Венеры в старовавилонский период.

В шумерских мифах подчеркивалась астральная роль лунного божества Нанны, как en an-na «господина небес», ^dušumgal an-na «дракона небес», u₄-an-na «света небес» и т. д. [Куртик 2002, с. 287; id. 2009, c. 124–125]. Параллельно Нанна считался пастухом многочисленного стада, состоявшего из одомашненных копытных – овец, коров и быков (udu, ab₂, gu₄). Он был богом животноводства и плодородия в самом широком смысле слова. Есть основания полагать, что его пастушеская роль имела также астральный аспект.

Высказывается предположение, что многочисленные стада Нанны в мифах и гимнах⁶⁸ обозначали рассыпанные по небу звезды; пастух Нанна и его стада – это в действительности Луна и звезды [Heimpel 1989, p. 250–252; Horowitz 2005, p. 176; Куртик 2009, с. 125–126]. Важным аргументом в пользу правильности подобной интерпретации служит лексическое тождество: MUL (= suhub₂) = su₂-gul₂-lum, букв. «звезды = стада (коров, быков, овец)», принятое в лексической серии Proto-Ea из Ниппура старовавилонского времени [MSL II, 132 vi 62; MSL XIV, S. 94, 140: 3]. Чтение suhub₂ для знака MUL засвидетельствовано в литературных текстах уже в эпоху III династии Ура [ePSD, suhub]. Этим временем, вероятно, датируется относящаяся к звездам метафора: звезды – это стада, пасущиеся на небе, пастухом которых является лунное божество Нанна⁶⁹.

Шумеро-аккадские представления о звездах и планетах как «домашнем скоте», о небесных загонах для скота (tur₃) засвидетельствованы в целом ряде текстов как шумерских, так и более поздних аккадских⁷⁰. В астрологических текстах I тыс. при записи названий созвездий иногда использовался детерминатив ab₂ = arḫu, букв. «корова» [Куртик 2007, m41]. Возможно, это обозначение отражает раннюю традицию мыслить звездное небо поэтически как пастбище или загон для скота.

Глава 2. Измерение времени и календари

Потребность измерять время и фиксировать события во времени изначально присуща человеку. Особую роль в формировании представлений о времени играли небесные светила. Измерение времени с глубокой древности было связано с наблюдениями светил. Один из самых ранних примеров мы находим в истории древней Месопотамии⁷¹.

В настоящей главе мы рассмотрим временны́е единицы, используемые для счета времени, а также календари, принятые в древней Месопотамии в III – первой половине II тыс. Анализ представлений, связанных с измерением времени, позволяет пролить свет на астрономические воззрения жителей древней Месопотамии в соответствующий период.

Единицы измерения времени: день, месяц и год

В Месопотамии в III тыс. в административном управлении, в хозяйственной и культурной жизни использовались три временные единицы – день, месяц и год. Они упоминаются уже в самых ранних известных текстах из архаического Урука, датируемых концом IV тыс. [Englund 1988]. Астрономические наблюдения небесных светил, прежде всего Луны и Солнца, играли важную роль в их определении.

Рассмотрим последовательно каждую из трех указанных единиц измерения времени.

День

День определялся как промежуток между двумя последовательными заходами солнца. Знак UD в значении u₄ «день» известен со времени архаического Урука IV–III. Он использовался как логограмма во многих текстах III тыс. и позднее. В клинописи ему соответствовало аккадское слово ūmu(m) «день». Он мог обозначать светлую часть суток или только «утро», но также целиком сутки (день + ночь). Самая ранняя пиктографическая форма UD представляла изображение восхода диска Солнца между двух гор на востоке [Englund 1988, p. 136–137] (рис. 9, 10). Отсюда появились, вероятно, два дополнительных прочтения этого знака – ^dutu «солнце» и babbar, «белый, светлый».

Темная часть суток имела также особое название GI₆, в клинописи ему соответствовало акк. mūšu(m) «ночь». Форма знака GI₆ в текстах из архаического Урука (рис. 11, 12) позволяет предположить, что в Месопотамии в этот период небо мыслилось куполообразным. Особый знак SIG (символическое изображение захода Солнца⁷²) использовался в значении «вечер» (рис. 13). В текстах из Урука встречается противопоставление UD/SIG «утро/вечер» [Englund 1988, p. 166–167; id. 1998, S. 126].

При отсчете начала суток в Месопотамии была принята так называемая «вечерняя эпоха», день начинался от захода Солнца. Это было связано с использованием лунного календаря. Начало суток должно было соответствовать началу лунного месяца, которое определялось лунной неоменией⁷³, наблюдавшейся вечером.

Другие обозначения, связанные с сутками в текстах III тыс. и в старовавилонский период: u₄-zal «рассвет, на рассвете»; a₂-gu₂-zi-ga, акк. šērtu, «рассвет, утренняя заря, на рассвете»; usan/usan₂ (в старовавилонский период an-usan, u₂-sa₁₁-an и др.), акк. šimētān «вечер, вечером»; u₄-te-na (вар.: u₄-te-en, u₄-te-en-na), «вечер, вечером» [ePSD, usan/usan₂]. Со староаккадского времени получило распространение аккадское слово urru(m) в значении «день (как оппозиция ночи)», «раннее утро». В эпоху III династии Ура встречаются также обозначения a₂-ĝi₆-ba-a «середина ночи, ночью» и an-ba-ra «середина дня, полдень» [Sallaberger 1993, Bd. 1, S. 5]. Последний термин в старовавилонский период приобрел вид: an-bar₇, an-bar₇-gana₂, акк. kararû; muṣlālu «полдень, середина дня, полуденный зной» [ePSD, anbar, anbarkar]. В старовавилонский период в ходу были аккадские термины kaṣâtum «утро», līlâtum «вечер» [Wassermann 2006].

Знак U₄ в его самом раннем пиктографическом варианте послужил основой для обозначений «дня», «месяца» и «года». Его изображение соединили с числами. Как показал А. А. Вайман, числа, стоящие справа от U₄, обозначали дни, числа, вписанные в U₄, – месяцы, горизонтальные черточки перед U₄ – годы [Вайман 1974; Englund 1988, p. 136 и сл.]. Определенные таким путем выражения «1 день», «1 месяц» и «1 год»⁷⁴ стали в дальнейшем основой для клинописных знаков соответственно u₄ «день», iti «месяц» и mu «год» [Englund 1988, p. 183; id. 1998, S. 121–127].

В Месопотамии III тыс. использовались также более мелкие подразделения суток. В Уруке IV–III – ¹∕₄ суток, в Фаре – ¹∕₆ суток, в эпоху III династии Ура – ¹∕₂, ¹∕₃, ¹∕₆₀ части времени рабочего дня [Englund 1988, p. 183].

Деление светлой и темной частей суток на 3 равные части, так что в целом сутки подразделялись на 6 частей, принятое в Фаре, возможно, предваряет введение так называемых «страж», известных по более поздним текстам. «Стражи» (шум. en-nun, акк. maṣṣartu) как подразделения ночи встречаются в старовавилонский период в разных текстах⁷⁵. В астрологии использовались названия: en-nun an-usan = barārītu «вечерняя стража», en-nun murub₄-ba = qablītu «средняя стража», en-nun u₄-zal-li/la = šat urri «утренняя стража».

Однако «стражи» как подразделения ночи были известны и ранее. Название en-nu-uĝ₃/uĝ₅ (en-nu-un, en-nu-un₃) встречалось уже в досаргоновский период в текстах из Гирсу (период ED IIIb) и использовалось вплоть до старовавилонского времени. Староаккадским периодом датируются самые ранние примеры использования термина u₄-zal-la «утренняя или третья ночная стража» [ePSD, ennuĝ, udzalla].

«Стражи» как ⅓ часть светлого или темного времени суток широко использовались в Месопотамии во II–I тыс., в частности при проведении астрономических наблюдений. Определенные таким путем дневные и ночные «стражи» меняли свою длину на протяжении года. Их продолжительность выражали в единицах веса воды, вытекшей из водяных часов⁷⁶. Позднее, когда в астрономии утвердилось представление о равномерной шкале времени, длины «страж» стали выражать также в единицах равномерной шкалы времени.

Месяц

Лунный месяц как календарная единица играл очень важную роль в древней Месопотамии. Он был связан с наблюдениями фаз Луны – первого появления лунного месяца вечером после захода солнца после периода невидимости (так называемой неомении), полнолуния, дней невидимости Луны.

Изображения лунного месяца на печатях появляются уже в самом начале III тыс. и затем постоянно присутствуют на печатях на протяжении всей месопотамской истории (см. гл. 3). Календарная и ритуальная роли лунного месяца становятся особенно значительными к середине III тыс. В этот период на печатях появляются изображения религиозных празднеств, происходящих под или рядом с изображением месяца [Collon 1995a, p. 357; Куртик 2009, с. 128].

Знак ITI, позднее в клинописи ему соответствовало акк. слово arḫu(m) «месяц», присутствует уже в самых ранних текстах из архаического Урука IV–III и как логограмма – во многих административных, ритуальных и других текстах более позднего времени [Englund 1988, p. 183; Labat 1976, No. 52]⁷⁷.

Первый день месяца отсчитывался от неомении. До нас дошли сообщения новоассирийских астрологов, свидетельствующие о проведении такого рода наблюдений⁷⁸. В одном из них наблюдатель не просто фиксирует присутствие на небе месяца, но также отмечает его положение относительно горизонта, связывая его с началом календарного месяца⁷⁹. Неизвестно, соответствуют ли эти описания практике III тыс. Неизвестно также, как поступали наблюдатели, если им не удавалось по каким-либо причинам, например вследствие плохих погодных условий, наблюдать неомению⁸⁰. Есть основания предполагать, что шумеры и позднее вавилоняне считали нормальной длиной месяца 30 дней⁸¹. Соответственно при невозможности наблюдать неомению длина месяца округлялась до 30 дней. Возможно, этим объясняется присутствие в эпоху III династии Ура в некоторые годы неожиданно большого числа месяцев, содержащих 30 дней [Sallaberger 1993, Bd. I, S. 12]. Дни на протяжении месяца последовательно нумеровались от 1‐го до 30-го.

Длина месяца определялась числом дней от неомении до неомении. Поскольку средняя длина синодического месяца = 29,53^d82, в месяце могло быть зафиксировано 29 или 30 дней (и очень редко 28 или 31 день)⁸³. При этом заранее никогда нельзя было сказать, какую длину будет иметь наступивший месяц. В месопотамских источниках приводятся многочисленные данные о наблюдениях длины месяца. Большинство из них укладывается в четкую схему: длина месяца равна 29 или 30 дням. Исключения очень редки, однако все же встречаются⁸⁴. В эпоху III династии Ура месяц из 29 дней определялся как «30-la₂-1», букв. «30 с задолженностью 1»⁸⁵. В ассирийский период о месяце в 29 дней говорилось, что Луна «отвергла» (от târu, букв. «вернула») последний день в месяце⁸⁶, о 30-дневном месяце утверждалось, что «Луна завершила день» (от šalāmu «быть полным, совершенным»)⁸⁷. В поздневавилонский период месяцы в 30 и 29 дней называли соответственно kunnu, букв. «правильный, завершенный, законченный, полный» и turru, «пустой, незавершенный» [ACT II, p. 479, 494]. Теоретически задача определения длины месяца была решена только в I тыс. в математической астрономии.