Гаянэ Павловна Абаджан
Виды родного города. Луганск
Из Киева Толик вызвал к себе Ромку, вместе пошли в канадское посольство визы открывать. Толик и себе, и Роману приглашения нарисовал, всё сделал. Пришли на пару, поулыбались, визы без проблем получили. Осталось найти деньги на билеты и валить из этой долбанной Украины.
Тут ещё Андрюха… Он Толику с Ромчиком – вообще никто, прицепился со своим планом: толпой в Канаде легче будет пробиться, если ещё и с деньгами. Этот олух кредит на свою фирму додумался получить и на часть бабок сразу купить Порш. чтобы красиво по Луганску напоследок профестивалить.
Нах тебе Порш, придурок? Короче, "повисели" немного компанией, а потом он к Толику по ночам прокрадываться стал, чтобы рассказывать, что его уже насчёт долга ищут: "Када срочно бум валить на Канаду, пока не пришибли?" Мудила, нах Толику с тобой валить? Чтоб и его за твои долги грохнули? Толик только вдвоём с Ромкой свалит.
Облом. Ромчик не летит. Это неприятно. Его мамашка – стерва, догнала пацана. Толик сразу знал – кто с Ромкой рядом, тот им и виляет. Пока Толика в Киев жизнь закинула – мамаша Ромчика "в стойло" и проработала. Армагедон устроила, невестку на аборт отправила – видите ли ребёнок неизвестно от кого… Нельзя Толику стпускать было пацана с цепочки, зависимость ушла. А как славно в бадминтон на стадионе играли. Жаль, такого идеального парня упустил.
Бабки Толик сам, без Андрея в Киеве добыл. Подстригся наконец, так солиднее для этой местности. В Брачном Агентстве целая картотека лохушек, мечтающих об эмиграции, времени не хватит всех обойти. Но как они на Толика вешаются, как клюют. "Конечно я не гений. А вдруг и гений?", – но тут надо брать во внимание, что не голая интуиция при общении работала, а семь лет обучения чего-то да и дали. Образование не прокуришь…
Сбросились лохушки на билет Толику: "Разбогатею – верну обязательно. А если нет, то всю жизнь помнить буду. Всё же грех это. Я у них как бы деньги на мечту отнял. Но не все мечты сбываются. Вот моя – о второй Канаде сбылась. Ту-ту, Украина. Встречай, Канада старого – нового знакомца! Я вас всех там уже люблю."
=================
===. Четвётый, пятый ===
Ну, здравствуй, Канада! Встречай Анатолия Возникова, никогда он здесь раньше не был, долгов и проблем не имел. Он – очень религиозный еврей и гонимый на Украине гей (кого вы ещё защищаете?), прибыл в эту прекрасную страну с чистым сердцем, чтобы тихо жить и лечить!
Дали, конечно дали гонимому Толику и вид на жительство, и пособие. Теперь он вас всех почти что любит! Второй шанс с работой над ошибками: не хотите антикоммуниста – получите гея, но Толик по любому останется здесь – в Канаде. Теперь можно не оглядываясь ходить по улицам, кошмары позади, он – почти ситизен.
Всё получилось, но и опять как-то на душе не ладно. Курсы врачей – нудота. Работа? Сначала спокойно стерёг, разглядывал, а потом заметил – над ним насмехаются. Что за взгляды? Что за слова? Почему так? Чем дальше – тем хуже. Ненужные намёки, замечания. Явная слежка. Их злит, что Толик не как они, он – врач и тут – в их поганом торговом центре он временно. Да, Толик не такой, этого не скрыть. Почему не уважают? Хамят, кривятся.
Настюхе послал вызов, приедет – за Толиком присмотрит. Он помнит – с ней хорошо, она так слушала, так смеялась…
Не приедет? То есть почему? Будет ребёнок? От Толика будет ребёнок? Это, наверно, хорошо. Пусть Толик и не любит детей, но они зачем-то нужны.
Надо выслать документы? Толик всё перешлёт, он не спорит "вдруг не мой", хоть… Но Толик согласен – это его, только приезжай, тут будем.
Толик ждал, Настя всё не собиралась – дома ей удобней. То есть ребёнок ей нужен, а папа – Толик в Канаде опять один? Он уже был три года один. Он даже без друга – и Руслан не приедет. Но почему?! Это же Канада!
Мама, что там? Мама ездила знакомиться с Настюхой, мама смотрела внука. Она признала: "Наши глаза". Теперь будет присматривать. Она хорошая, правильная, всегда подскажет, поможет. Если бы ты, мама, приехала к Толику, то сразу бы легче, но ты сидишь со своим новым дедом, а твой Толик – одинок.
Годы! 95, 96, 97… Толик ещё учится. С кем начинал – уже ушли, каждый год – новые лица. А Толик? Что-то не быстро, но много других дел. Вы тоже интересуетесь Кастанедой? Вот где есть путь к ангелам. А новые игры?
Стоп!
Толик почувствовал – пора лететь, пора опять увидеть все эти луганские физиономии. Он переполнен! Да, приехать и выплеснуть накопившееся, и Настюху забрать. Странно не получается здесь ни с кем, Настюху привезти и всё наладится.
Толик купил билет, Атлантика в четвёртый раз у него под ногами. Кто больше?
Он подстригся, похудел, он – жених. Всё будет как прошлый раз – море внимания, море секса, просто море… Или нет, море – это летом, а сейчас ноябрь.
Луганск! Нормальный такой стал, отмылся. На всех углах кабаки, казино, а цены какие… Для луганских тёлок Толик герой – виснут сучки. И спиртное любое круглосуточно, хоть Толик почти не пьёт. Да, тут не Канада, тут можно всё, но свобода – там, и Толик "оттуда" и здесь это очень круто.
Может тут ему лучше? Нет! Толик хочет себя уважать, он почти канадец, ещё пару лет – и будет гражданство. Тут же делать нечего! Оттянуться, показаться фейсам, забрать Настюху и валить.
Сначала всё шло хорошо. Настюха обрадовалась: Толик – красавец. Потом счастливая мама гладила по головке, смотрела в глаза. Толику с мамой хорошо, вообще не страшно. Только её дед на нервы мельтешил, отчим, прости Господи.
Кафешки, друзья, любимая туса – такой у Толика больше нет. Медики, глаза умные, не то, что тупари выпученные у него на работе. Толик опять каждый вечер рассказывал, всем было весело, подтягивались новые лица – специально на Толика посмотреть… Время? Нафик. Сейчас праздник – Толик здесь "именинник".
Был ЗАГС, Настюха теперь его собственная. Но почему оно не заладилось? Это малец! Он спать не даёт, лезет. Сын? То есть его – Толика сын? Странно как-то. Какой-то малец лезет, спать не даёт и он – сын. Подождите, если сын, то должен подчиняться. Толик своего папу хорошо помнил, он воспитывал – бил, кричал страшно… Папу все обязаны слушаться. Но Толик тоже в ЗАГС ходил, он тоже отец.
Как-то не сходилось. Малец не слушался. А Настюха? Она какая-то другая стала. Толик помнил: раньше до утра рядом сидела, а теперь всё домой тянет. Нет, так не пойдёт. Толик останется с фейсами, он сам потом придёт. Придёт и выспится, а вы не мешайте. Сон для Толика важен, там многое.
Недели, месяцы… Настя, ты собираешься? Мы едем. Готовься. Нет, малец не с нами. Как не оставишь? Мы! Мы вдвоём, я, ты, Квебек.
Малец? То есть Толик хотел сказать: "Сын?". Бабушка посидит! Тут есть кому – целое бабье царство: твоя мама, твоя бабушка, сеструха. Вечером поговорим? Хорошо, вечером.
Толик пришёл. Он пораньше дома. Вот он – уже тут, оставил фейсы и пришёл. Но что, что здесь делать? Что!!! Как всё злит. Всё не так, во снах было по другому. А что бабка чудит, командует. Тут она кто? Толик же теперь главный, а бабке место знать. На кухню, мать, на кухню! Зря согласился, зря пораньше пришёл. Фейсы оставил ради этого скучного места.
Толик, зачем же ты сюда летел – летел? Чтоб на бабку смотреть? Больше он так время не спалит – он нужен фейсам рассказывать. Одно и тоже? Неправда это. Толик помнит, он разные рассказы рассказывает, поэтому его так дружно слушают. И хорошо ему там, как в тёплой ванне. Да, именно как в ванне, и рядом – ваза с фруктами. И ещё в ванне кто-то смутно угадывается… Проснулся. Кто ж там снился? Руслан?
Настюха, пошли сегодня с Толиком. Что? Опять некогда? Ты сука! Я к тебе летел, всё бросил, а тебе некогда.
Толик и этим вечером сам ушёл. Ночью вернулся – раньше незачем. Теперь он спит и не мешайте. Кого же он видел в ванне-то? Просто не тревожьте Толика, отстаньте, дверью не стучите. Я сказал не хлопать дверью! Малец, это ты? Какого тебе надо? Иди, я покажу где тебе находиться. Заходи и сиди тут. Что ты орёшь, сиди в ванной я сказал. Я – отец, ты – наказан и будешь слушать. Я сказал: "Слушать меня!" Такой порядок: я – отец, ты – слушаешь. Сказал – сидеть в ванной, будешь сидеть, пока не разрешу выйти.
Что за пёс! Он вырывается, неуправляемый, так нельзя. Какой он нафик мой? Где это видно? По каким глазам? Был бы мой – сидел бы тихо, как я сидел. Отец орал, а я дрожал и ссался, потому что у него – сила и власть. Это порядок. Засунься, засунься обратно, сучёнок. Ненавижу.
Что-то в Толике запало сильно, раньше такого не было. Зло? Жило маленьким: на брата, на отца, на отчима, на Украину… Но сейчас вдруг подскочило, подросло…
Настюха? Что пришла? Иди себе. Что я делаю? Я наказываю! Разве не видно?
Толик не может так поступать? Немедленно отпустить?
А вот и может. Он – отец. Ты сама сказала, что отец – он.
Всё равно нельзя? Можно! Отойди, женщина! Я наказываю. Сучёнок, не щимись. Сидеть! Сидеть!
Что такое? Чего он так орёт? Суки, мрази… Бабка, ты чего вылезла? Ударил? Прибил? Я наказывал!
В Толика вазой? Дуры! Суки! Что за визг? Да, уже собираю. Уйди, сука, я сам. Зашибу, не мешай, не подходи. Собираюсь я.
Зачем Толик приехал? Он летел… Он хотел… Что-то не так… Не складывается....
Идут дни, Толик всё равно весел. Смотрите: кафе, девочки…
Толик теперь у хороших людей – у родителей друга. А где друг? Он женат, он уехал. Все женаты, все уехали. Пора и Толику…
Толик пятый раз над Атлантикой, опять один… Это не есть правильно. Предали. Все предали, мама, Настюха. Но вы ещё услышите. Толик! Таких мало, и он докажет. А пока забудьте о нём, он теперь не с вами.
Сказания о Граде Тутомове
=== Сказания о граде Тутомове. От Автора ===
Когда должностное лицо ловят на взятке, то мне всегда хочется уточнить: "Он выступал от себя лично, или в качестве уполномоченного представителя своей организации???"
С Салтыковым- Щедриным не могу согласиться в одном – слишком названия и фамилии натуралистичны. Нельзя же город прямо сразу называть Глуповым, надо как-то более мягко за плечики подводить, а только потом уже радостно: "Ну-ка открой глаза! Видишь?"
Конечно, классик писал в эпоху в которую 99,99% населения подписывалось крестиками, а остальные ноль целых, ноль десятых изъяснялись если не на латыни, то по французски, и автору хотелось как-то дотянуться до обоих этих слоёв общества, составляющих би-полярный народ родного государство. Мне тоже хочется дотянуться до общественности.
Бытует мистика, что умирая ведьма должна кому-то передать свою силу, а иначе ей покинуть этот мир сложновато. Я же хочу оставить после себя на этом свете нечто другое – всё так сказать "смешное" навалившееся на мою жизнь. В память об эпохе в которую меня вихрем рождения вкинуло из одного места, а теперь закатывает обратно к тому же началу всех начал.
Наш город будет называться не Глупов, пусть он будет Тутомов, и стоять в степи на берегу некогда могучей реки, которую и нынче перейти трудно – трясина мерзкая и рыбы-мутантные, фу на них…
Летом в том обдуваемом пылюкой граде под палящим солнцем по своему тепло и уютно, а зимой – блестит и серебрится отполированный горожанскими пятыми точками уклончик к речке. Таков как в театре говорят – "задник" наших Тутомовских историй.
На авансцене же – главное богатство! Нет, это не люди. Какое они нафик богатство? Половина – точный балласт. Богатство Тутомова это – порядки его, нажитые непосильным трудом е-литы местной.
С чего начать бытописание? Пойдём по пирамиде Маслоу, потянем нижний кирпичик, а какой же ещё! Пища да напитки – без них сразу загнёшься, а с ними такую тушу наесть можно – никакой враг не перепашет!
Как известно, древние люди ещё до того как придумали/осознали, что Бог един, наделяли одухотворённостью все вокруг предметы. Растёт дерево над входом в любимую пещеру – в нём свой Дух обитает, поклонись, поздоровайся, дружи с ним. В самой пещере у каждого угла – отдельные "хозяева". Анимизм, называется. Потом пришёл монотеизм, по нашему будет – диктатура и всю эту местечковую систему раскулачил путём национализации непосильно нажитых амулетов.
Но в нашем Тутомове анемизм с монотеизмом до сих пор борется, позиции свои сдавать отказывается, силы свои укрепляет по возможности. Теперь даже у каждой городской конторы – свой особый Дух службы есть- налоговый, паспортный, полицейский, воднадзорный. Каждый своим тяжёлым кодексом в кованом переплёте размахивает… Тоже и в специальных местах – на рынке, на кладбище… Там правда орудия полегче – брошюрки, уставы всякие…
Разве в моём рассказе есть фантазия? Истинную правду глаголю.
И первая история будет та, что ближе к желудку – ПродПотребКонтрольная. Хоть надписи на вывесках в нашем мире меняются чаще, чем перчатки, которые в связи с глобальным потеплением вообще утрачивают актуальность, если вы не грабитель. Хоть нет- карантин же… Простите, расслабилась, забыла в коем веке живу, – перчатки с новой силой остаются с нами.
Итак, история первшая.
== Сказ о граде степном – Тутомове и Духе Докотре Горячевой ==
В далёкой и прекрасной степи на самом востоке Утопии стоял прекрасный град Тутомов, и жили в нём добрые и умные тутмовцы – очень правдолюбивый и справедливый народ.
И чтобы эту правду никто своей кривдой не нарушил, то в Тутомове кругом стояли специальные службы защиты правды оной во всех её проявлениях. К слову сказать, такие службы в государстве Утопии имелись в каждом её граде прекрасном, и по соседству – в Имбильциве, а особо много – в самой Белокаменной Столице Глобуса.
А сказ сегодня пойдёт о ПродПотребЗащите чести и достоинства Правды. Располагалась она в сером трёхэтажном здании, дорога к которому пролегала под арку серого пятиэтажного дома и мимо контейнеров мусорных, недалеко от Храма Взращивания Искусств тутомовских, носившего имя великого поэта здешних улиц – Мусорского.
Да, в Тутомове, в отличие от Белокаменной Столицы Глобуса предпочитали красить здания в серый, дабы не смущать блеском излишним души склонных к криминалу ОПГ других регионов на посещение оных. Чтоб не слетались в Тутомов злыдни чужестранные было всё там по тутомовски скромно, глаз положить некуда. Даже поговорка: "От дурного глаза – серые показы" прижилась, что значило "не привлекай внимания – не буди негативную энергию потустороннего происхождения".
Да, так мы случайно и перешли к потустороннему… Тутомов был очень древним городом. Разросся он за счёт прекрасного расположения – в голой степи простор неслыханный, можно строиться вправо по карте до самого Тихого океана. Древние предки- родоначальники проживали на склоне небольшой горы по над рекой, а на другом её берегу – поля, разливами орошаемые, а уж за полями – погосты кладбищенские.
Ну а как разросся Тутомов, то на месте полей древних, вдоль всего берега поближе к воде заводы грязнокоптящие выстроились. А уж самому городу куда деваться? Так на погостах и расположился. Поэтому и приходилось людям добрым помнить о тук-тук из нижнего мира.
Злыдни потревоженные являлись людям особенно после больших праздников. Если праздник домашний, то – в отдельную семью, а если всем городом дату отмечали, то прямо по всем домам с погромами до трёх ночи. Потом, конечно, затихали постепенно, особенно после сирен полицейских. К рассвету только урны перевёрнутые, да мусор летающий о нечисти напоминали.
Чтобы лихо не будить, то почти сто лет, а конкретно лет семьдесят про духов потусторонних упоминать запрещалось, ни в кино "Восставших из ада" не показывали, ни в церкви свечку поставить, запрет был полный. Народ про тех духов и вовсе бы забыл, если бы не зелья различные на адской воде настаиваемые. Зело зелья пили, да тихо лихо поминали.
К моменту нашей истории запреты послабли, и нечисть стали поминать всуе. Кто "каналья" скажет, кто "вурдалаки", а кто и "вампиры ненажорливые" в сердцах воскликнет. Вот на зов имён своих из щелей-то нечисть и попёрла. И чтобы от неё городу борониться, то Службы Защитные по городу и заветвились.
А уж чтоб совсем нечисть запутать, то стали эти Службы названия себе менять, съезжаться, разделяться. И за тем на утративших ориентир пространственный злыдней атаки внезапные осуществлять, низвергать их в бездны различные: сутяжные, штрафные, безденежные… Это страшные такие бездны, от которых нечисть сама быстро загибается при первой же болезни. А Службы оные в тот момент уже далече – чужой смертью свои ауры не поганят, другие битвы праведные ведут. Где поправку "а" к пятому подпункту какой-то статьи Налогового кодекса проверяют, где во старинном храме ширину дверей на случай пожара под угрозой закрытия предлагают расширить.
Диктатуры монотеистической тутомовцы тайно никогда не признали, в колхозы сатанинские не веровали, каждый своим подвалом жил. Любого туташнего домового спросите, ответит: "Анемизм наш великую битву выстоял, и дальше развивается". Хоть куда ещё дальше? А вот куда – у каждой Службы Защиты Правды – свой Дух обосновался, не Кабинетный и не Домовой, а Служебный.
Дабы при контактах с нечистой силой диффузии не случилось, чтобы Службы стойко могли свой долг исполнять, то не простая война велась. Человекам в том бою одним не справиться, Дух покровительственный обязательно иметь нужно, это издревле пришло – от пращуров, то есть изменить ничего нельзя, деды так воевали.
История друга.
== Сказ Продуктовый ==
Заглянем мы сейчас в ПродПотребКонтроль, как только он раньше ни назывался…
Каков Дух его нам видится? Заботливый охранитель своего от чужих, в нём и материнство, и сила необъятная отчая. Так и рисуется Дух этот высоченной толстенной матерью – воительницей охранительствующей с оттакенными тушу наевшими зубищами, совершенно владеющая всеми боевыми формами – наглостью исступлённой, напором несокрушимым, криком отражательным, матами спиралью верченными, хамством осквернительным, сплетнями гряземарательными… Ничего не упустили? Да, именно таков был бы идеальный Дух ПродПотребЗащитный Тутомова.
Шибко бы заботилась Матерь такая о горячем и горячительном питании для населения. Для того в объёмах немереных поглощала бы чанами приносимое ей – для контроля.
И стали тутомовцы в надеждах великих Духа такого взывать к материализации. Чтоб пришёл он к ним править по справедливости – через грань миров. Долго тутомовцы упрашивали, молитву "сталина на вас нет" повторяючи, и смилостивился Дух один, изыскал в себе силушку. Помогли и други его потусторонние: "Иди, послужи! Может и мы за тобой последуем, хоть там запах человечий – тяжкий и воздух вязкий".
Вот сверкнула молния в день памятный, пролился ливень с градом, распахнулось смерчем окно, да влетел Дух в кабинет начальственный, уселся в Кресло Волшебной Силы кожаное, корнями могучими проросшее в паркет. И стала Матерь эта править, а имя ей нарекли – Докотра Горячева.
Вихрями забегали человечки – сотрудники и сотрудницы, заработала система контроля, влилась в него сила великая, ибо видела Дакотра своих подчинённых насквозь, и боялись они свою воительную начальницу, как и принёсшую её грозу, а то и того сильней.
Страшно стало и фальсификатарам. Убоялись все держатели контрафактного, палённого, фейкового и прочего нечистью по гаражам разлитого, неавторизованного. Тяжкие настали для них времена, спрятали они срамные товары свои куда подальше, затаились на неделю, другую, третью… Вдруг улетит Докотра? Ан – нет, не улетала она, а всё больше множилась туша её начальственная, зубами огромными щёденно наедаемая.
Но жить-то бедолгам – чертям как-то надо, на брендах-то сильно не поднимешься – дорого населеньицу исхудавшему после семи-то нетучных лет. Чемоданами Витоновскими шмотки турецкие много не натаскаешься. Нет очередей за вискарём правильным, коньяками в дубе настояными, да за вином игристым. Только к Году Новому тянут они с полок товары эти знатные, да при том громко кряхтят на цены озираючись.
Как его этот Год Новый ежемесячным-то сделать? Нет придумки такой? Не получалось. Вот для пали дрыньканья прижились пятницы еженедельные, а Великое Чистое Побухание – только пожалуйте на Новый, да Старый Новый, а ждать эту святую двуседьмицу далече долгого.
Но кушать-то чертям каждый день хочется, а летом чертиха с выводком к зомби на острова чемоданятся, и тёщу к вурдалакам с гостинцами отправить надо бы – отдохнуть семьёй от глаза её пристального.
И стали проклятые супостаты думать: "Как Докотру – ПродПотребЗащитницу извести?", чтобы как-то приболела она что ли и не так уже "пасла" за нехитрыми шашнями их. Удумали злыдни коллективный заговор учинить – корни кресла волшебного исподволь подтачивать, пока не расшатается основа её сидения, или перекормить Докотру подаяниями, чтобы пол под креслом непомерно отяжелевшим обрушился… Тут бы Докотра Горячева о землю ударилась и улетучилась откель пришла – в свой мир анимистический, де-ма-те-ри-али-зо-ва-лась бы что ли с ветром попутным из окна распахнутого.
Мечты, мечты… Ничто Докотру не брало, а время шло. Уже которое лето миновало почти, триста килограмм живого веса у Духа этого ныне телесного юж наедено, а пол под нею всё скрепит, да не рушится.
Но творцы фальсификата позорные прознали путём наблюдения многолетнего, что есть пята Ахиллесова и у Докотры Праведной, а наступает уязвимость у неё великая в последний летний день. Дождались они – пасынки бездуховности этого дня особенного – годовщины проникновения Докотры из мира тонкого в град Тутомов. Должно было ей каждый год в день оный вставать с кресла волшебного и шествовать по точкам отдохновения окрестным кругом большим, освящая места энти своим священным присутствием. Было ей от году к году всё тяжчее служение энто, прослаблялась в нейных коленях сила дубовая, но таков был долг ею на себя пред Духами и тутомовцами взятый.
И вот в годе энтом, про который сповидаем, доки свершала Докотра обход свой ритуальный, то подложили злыдни лютые ей на кресло покрывало заколдованное – зелью нездешней напитанное. Села она воротясь, обессиленная походом тяжким на кресло своё проросшее, и от тепла телес её необъятных воспламенилась накидка эта зело ужасная, да сгорела факелом вся сила её духовская, стала она женщиной простой, грузной, да старой.
Тут злыдни её и уволокли в свой подвал ужасный, а товары поганые с подвалов повытаскали тутомовцам на продажу. Так зло на этот раз победило Службу ПродПотребЗащитную. А что дальше было про то сказ отдельный будет.
История третья.
Пока злыдни Докотру обессиленную в мёрзлый подвал тащили надрываючись, набежали и черви продажные, возводить напраслину лютую. Городили безнаказано, что и повторить в срам бросит. Показание одно особо ругательное и явно надуманное, ибо не может вправду такое быть, дано было уже зело ранее.И вот что устами постыдными наговорено:
== Сказ поклёпный о житии Докотры ПродПотребЗащитной ==
– Есть же люди видные, общение с которыми навсегда остаётся в сознании, даже если вместе и детей не крестили, ибо они яркие… Впервые где мы с Докотрой столкнулись на проверке будучи? Абсолютно не запомнила я момента оного. И напоминала про то мне сама Докотра Чиновная.
Трапезничали мы гостями приглашёнными за столом обильным, как увидела я против себя казачку знатную, жену зело рослую, в теле необъятную, с волосами чёрными, с глазами темнее ночи. Запамятовать такую уж поди и невозможно. Но как Докотра утверждать стала, десь гостюючи лета два назад мы уж и общались. Знать сменилась она до внешности крайне узнаваемой, а раньше таковой телом обильной и не была вовсе.
Вот мы пили, ели, а потом Докотра озарила нас взглядом умилённо сытым и зычно с напарницей запели романсы старинные, остальных к тому зазываючи. Загремело в здании опустевшей госконторы проверяемой. Сильны голоса их в тиши предвечерней, не грех таковыми и хор украсить. Вяло подпевала я, голоса не имеючи и слов не знаючи, Так уже Докотру и запомнила на век свой полный.
Завязав с делом этим хоть и многонужным – путешествовать проверяючи, решила я возглавить лагерь противустоящий – перешла бухгалтером главным. И обнаружила в кабинете своём новоявленном в шкафу на полочке тапочки Докотрыны. Так плотно засела она с проверками в скромной конторе оной, так запроверялась у предтечи моего, что и тапочки свои в шкаф ему приспособила, место энтое таким чином пометивши.
Посмотрели мы друг другу в очи ясные, и унесла Докотра тапочки свои с глаз моих тихонько, в место индое мне неведомое. Но иных помех Докотрыному Великому Контрольному Служению не чинилось мною более.
Разошлись мы мирно, много лет уживаючись, разгородившись на тле Конторы той многоуровневой, я – за жалование да выслугу трудячись, а Докотра проверяючи деяния подрозделов ветвистых по области раскиданных, меня вовсе и не тревожачи. Зато о путешествиях её слухи разные и до уха моего стороной докатывали, особлио про хороводное её пение.
Сказывали, что Докотре надоело шибко поголовное службистами подконтрольными незнанье репертуара ейного. Стала она во время застолий выдавать сопутникам своим листки с текстами песенными, дабы пели не отговариваясь, ауру свою улучшаючи.
Мужичьё-то наше для начала в удивление впало ступорно, а потом и это принял люд службовый до всего привычный, к ударам судьбины приученный. Запели они с Докотрой слажено, ведомство не позорячи. Действительно, что сидеть подвывать, коли душу развивать можно, а народные песни с романсами зело тому способствуют.
Тщета была споить Докотру огромную. Попыткам тем конец был положен зело ужасным происшествием. При посягательстве оном по недоумию салажьему боец неопытный, гендерными стереотипами обуяный попал в реанимацию, где добрый месяц между "там" и "тут" в молитвах во спасение прокапался, подорвав здравье себе пожизненно по глупости наивной.
Поскольку тщательно Докотра следила не только за тем, чтобы пели все, слов не пропускаючи, но и чтобы тосты не обнося за столом сидючи по честняку пили, то приняла сторона принимающая решение взвешенное – чередовать своё за столом присутствие. Собирались три – четыре крепыша и присутствовали за столом в очередь, доки Докотра обедужинала. Так без участия реанимомобилия могли они вчетвером выдюжить супротив здравия её каменного.
Сама Докотра из году в год в трудах праведных как на дрожжях в ширь множилась. Объём телес ейных уж как много лет пометку "не перепашешь" позади оставил, и далее множился угрожаючи. Но носила она как-то телеса энти в Службе своей защитконтрольной без каблуков ходячи, и с почётом великим в должности повышаючись. Незаменность ейная для Службы тойной ни единым словом не оспорю я.
Пошли с временем слухи разные, что надломлено всё ж таки и Докотрино здравье каменно. Уголь едла она пред застольями, по расчету три таблетки на два пуда, конвалюты две на один приём… Чёрными губищами разжевавши энти элексиры, стаканами водку стала пригублять, а потом как прежде зычно распевать.
