Юрий Гаврюченков
Доспехи нацистов

6

Моя кислая рожа заметно раздражала Маринку. И ведь не растолкуешь жене, что причиной является вовсе не визит ее родителей.

Я пребывал в довольно-таки тягостном настроении. А тут еще оказалось, что гости уже в пути. Положа руку на сердце, я бы куда с большим удовольствием уединился в кабинете и обмозговал ситуацию, но на свете бывают необоримые события, например, приезд тестя с тещей, неотвратимых как сама смерть.

Хмурым я был также по факту отходняка. Поминки устроили у Славы, зацепив по дороги из лесу литровый фугас «самой чистой водки в мире». Время провели с пользой. Нервы немножко подлечили и обстановку немножко прояснили, что теперь крайне немаловажно. Из Эрика раньше было слова не выжать о претендентах на Доспехи Чистоты. Все пацаны да пацаны. Братва, короче. Ну, я и проявил непростительное легкомыслие, посчитав «пацанов» за ботву наподобие лопоухих кухонных бакланов. Самонадеянность меня подвела. Прежде чем переться на стрелку, надо было разнюхать по максимуму о предполагаемых оппонентах, тогда бы и переговоры не приняли столь печальный оборот. Я и представить не мог, что встречу таких меченосцев.

Эрик, похоже, тоже не представлял и не знал даже, что таковые вообще существуют. Стресс и алкоголь развязали бедняге язык. Я видел, в каком состоянии находится чмудак, и верил ему. Рассказывал он обстоятельно.

Со немцем-полукровкой из обрусевших иммигрантов, Альфредом Карловичем Конном, Эрик познакомился на собеседовании. По весне, перерывая в поисках работы соответствующие разделы рекламных газет, он заприметил регулярно печатаемые объявления о наборе молодых людей в бундесвер. В армии Эрик бывал и службы уже не боялся, лишь бы платили хорошо. Он позвонил по указанному телефону и вскоре очутился в офисе, наполненном самой разношерстной публикой из числа трудолюбивых соотечественников возрастом до 25 лет. Компьютерного тестирования не прошел, зато приглянулся сотруднику фирмы, имевшему нетрадиционные наклонности. На этом деловые отношения были прекращены и завязалась крепкая мужская дружба с первого взгляда, переросшая затем в любовь.

Гормон играет с наступлением весны. Зачастивший к дядюшке Альфу Эрик не мог не обратить внимание на увлечение того антиквариатом. Вот он и решил осчастливить ненаглядного предметом старины, поведав ему о найденных Доспехах. Так появились «пацаны» – термин в наши дни ёмкий и ввергший меня в заблуждение. Заблуждение пагубное – для одного из квазипацанов и теперь, возможно, фатальное для нас всех.

Слава по этому поводу ничего не думал, во всяком случае, мнение свое высказывать не спешил. Брезгливо косился на Эрика, да и на Борю заодно, хотя соседа в содомском грехе упрекнуть было нельзя.

Сидели-трендели долго. Ксения работала и нас никто не стеснял. Поэтому домой я вернулся лишь вечером – к самому приходу гостей.

Напрасно я опасался, что предыдущая встреча подмочила мою репутацию в глазах маринкиных родителей. Напротив, между нами начали завязываться человеческие отношения. Уж я-то умею отличить фальшивую доброжелательность от настоящей. Эта была подлинной. Зря я по молодости лет лез вон из кожи, демонстрируя хорошие манеры. Капля дерзости облегчила бы взаимопонимание, только я как-то не догадывался. «Наглость – второе счастье».

Тем не менее, вступать в царство Кира дамы желанием не горели. Стол украсила бутылка розового рейнского вина, ничего крепче дома у меня вдруг не оказалось.

«Бабский заговор налицо, – подумал я. – А-а… не очень-то и хотелось, бодать его конем!»

Сели. Выпили. Я включил телевизор.

Шла попсовая музыкальная программа. От нечего делать я косился одним глазом в тарелку, другим – на экран. Голова была занята сумбурными и безрадостными мыслями. Человека убить – это всё-таки серьезное преступление. Не столько даже в уголовном плане, сколько в моральном. Вдобавок, выясняется, что он принадлежал к могущественной и тайной организации. Такие обстоятельства не могли не угнетать. Я сидел угрюмо, мечтая, чтобы случившееся на Ржевке оказалось сном. Разговорами, к счастью, никто не донимал, от вина, упавшего на старые дрожжи, в голове зашумело и мне почти удалось достичь иллюзорного облегчения. Я не хотел, чтобы кто-то прознал о моих думках, и на всякий случай постарался отделаться от них. Выпили еще по бокальчику. Мамаша с дочкой снова завели о своем о женском, а заскучавший тесть наклонился ко мне.

– Что-то Анжелу расперло, – доверительным тоном сообщил Анатолий Георгиевич.

Он пошловато оскалился и кивнул на телевизор, где мяукала округлившаяся звезда эстрады. Тестю хронически не хватало собеседника и он нашел во мне отдушину. Я ему сочувствовал.

– Аки на дрожжах, – подтвердил я, представляя, как несладко сидеть дома с Валерией Львовной. Тут начнешь не только слюнями истекать перед ящиком.

Звонок в дверь оторвал тестя от сальных переживаний.

– Это Слава? – нахмурилась Маринка, не ждавшая от меня такой подлости.

– Лично я никого не приглашал, – я отправился открывать. – Незваный гость, блин, хуже татарина.

По жизни я с татарами общался не шибко, однако представление об этой шумной и назойливой нации имел. Застольничать с татарами, особенно, когда их несколько – радости мало. Но незваный гость все равно хуже. Во-первых, на общение с определенным человеком нужно подобающим образом настроиться; во-вторых, не всегда есть возможность его принять; в-третьих, встреча некоторых гостей друг с другом может быть нежелательна. Есть и другие «но», косвенно свидетельствующие в пользу татар, цыган, кавказцев, еврейцев, корейцев и прочих монголоидов, которые тоже далеко не подарочек. Но соотечественники бывают куда противнее.

В коридоре я остановился. Может быть, не открывать, ну их всех? Как пришли, так и уйдут. Я никого не ждал, а чужие здесь не ходят. Попутанные Дионисием думки вдруг сгруппировались в жуткое подозрение: а что, если это «светлые братья», непостижимым образом вышедшие на мой след! За дверью терпеливо ждали, от этого появилось желание проигнорировать звонок и вернуться в комнату.

Где сидят тесть с тещей. Что они подумают, коли я похерю пришедших ко мне людей? Я мысленно сплюнул. Прослыть негостеприимным хозяином не хотелось и я потянулся к замку.

– Кто там? – спросил предварительно.

– Эрик. Открой, Илья, нужно.

Ну нужно, так нужно. Я отворил и впустил Эрика. «Светлые братья», следующие за ним, зашли сами.

Рослые штурмовики ввалились в прихожую, двое схватили меня за руки, а третий, вытащив из-за спины меч, шагнул в комнату и приказал замеревшему за столом семейству:

– Всем сидеть! Положите руки на стол и не двигайтесь.

Меня потащили следом.

– Где Доспехи Чистоты? – заглянул в душу ярко-синими глазами молодой человек с мечом.

– Илья, отдай им Доспехи, – торопливо сказал Эрик. – Так будет лучше для всех.

– Илья, кто это? – взвизгнула Валерия Львовна и синеглазый обернулся к ней:

– Я же сказал, сидеть смирно!

Я шумно вздохнул. Бегства в мир иллюзий не получилось. Действительность настигла, нагло вторгнувшись в мое жилье. Правда, страшно тоже не было. Возникшее с резкой подачи замешательство прошло, я изгнал его даже не напугавшись. А может просто пьяный был.

– Ой, кто это? – вслед за мамашей повторила Марина.

– Молчать, – приказал синеглазый.

М-да, незваный гость – напасть похуже саранчи. Сохраняя хладнокровие, я оценил обстановку. «Светлые братья» осадили меня как тевтоны Замошье. В правую руку вцепился коренастый белобрысый крепыш, в левую – страшненький альбинос. Он был совсем лишен пигмента и в черной одежде выглядел как привидение. Только глаза у него были розовые, остальными красками Природа его обделила.

Я шевельнул руками. Держали крепко. Ну а вырвись я, что тогда? Пистолет в тайнике за электрическим счетчиком, быстро добраться до него невозможно. Светошоковый фонарь в кармане куртки, висящей в прихожей, – сложно, но можно. Был еще полутораручный меч, добытый мной при налете на книгохранилище сатанистов. Ныне старинные тома занимали два отдельных стеллажа моей библиотеки. Там же, в кабинете, помещался меч.

– Ты что, замерз? – острие меча коснулось горла Маринки. Синеглазый молодчик был настроен на достижение цели любыми средствами.

Я кротко поглядел на него. Отточенное лезвие у шеи жены сделало мое лицо эталоном смирения. Теперь я понял, почему Слава делался спокойным, когда решался убивать. Ненависть качественно менялась, зашкаливая за некий предел, у каждого свой. За этим порогом гневу, страху и жалости не оставалось места. Это была уверенность воина.

– То, что вы ищете, находится в соседней комнате, – ровным голосом сообщил я. – Пойдем.

Что-то в моем взгляде не понравилось арийскому субчику. Он быстро облизнул губы и посмотрел на подручных.

– Пойдем, – убрал он лезвие от тела моей дорогой и любимой супруги. Я был ему признателен. Но намерения уничтожить троицу белокурых бестий не оставил.

Приговоренные, они больше не стоили моих эмоций.

Меня ввели в кабинет.

– Там, – кивнул я на шкаф.

Синеглазый подергал за ручку, но открыть не смог. Дверцу заедало. Дверцу надо было приподнять.

– Заперто, – недовольно отметил он.

– Позвольте я открою, – попросил я.

– Открывай, – старший сделал знак своим «братьям». Меня отпустили. Молодчик отошел от шкафа, поигрывая мечом, и предупредил: – Только без эксцессов, а то сразу голову долой.

– Верю, – согласился я.

Меч стоял в углу комнаты, за стеллажом. От того места, где я находился, до него было четыре шага. От шкафа – пять. Я нажал и отворил дверку. Штурмовики напряглись, ожидая подвоха. Достал лежавшие на дне шкафа Доспехи Чистоты и положил на пол. Уступил место сунувшемуся альбиносу. До полуторника осталось три шага.

– Вот то, что вы ищете, – я любезно отодвинулся в сторону.

Два шага.

– Без обмана? – спросил арийский молодчик.

– Они самые, из кургана, – подтвердил Эрик.

Доспехи Чистоты громоздились на ковре, сияя гладкой стальной чешуей. Время было не властно над ними. Блеск завораживал, притягивал взгляд.

Я еще продвинулся к своей цели, оказавшись за спинами «светлых братьев». Я стоял почти у стеллажа. До угла оставался метр всего ничего, однако тесак в руке синеглазого делал это расстояние непреодолимым. Конечно, пойди я на рывок, до оружия возможно бы и дотянулся, но тут же был бы заколот. Или зарублен. Белобрысый крепыш нагнулся и потрогал Доспехи. Сейчас он их заберет.

Времени оставалось в обрез, но суетиться было противопоказано. Мне требовалось сделать лишь шаг.

Шаг.

Я протянул руку и взял прислоненный к стене меч. Это оказалось просто. Сложнее было незаметно вытащить его из-за стеллажа.

Крепыш поднял Доспехи. Синеглазый изумленно уставился на меня. Я крутнул мечом. Полуторник^[7] был узкий и плохо отбалансированный, более похожий на лом, чем на боевое оружие. Альбинос оглянулся. Он был ближе остальных и я обрушил клинок ему на голову.

Реакция у него была потрясающая. Альбинос мгновенно пригнулся, словно ждал удара. Меч пролетел над ним, грозя увести нерастраченную силу в паркет, но я, малость научившийся обращению с полуторником, сумел развернуться и приложить белобрысого клинком по шее. Крепыш подвижностью альбиноса не обладал и замер в обнимку с Доспехами как истукан. Я угодил плашмя, поэтому голову не отрубил, просто сбил с ног. Крепыша снесло на стену. Он с грохотом упал и застыл на полу черной грудой, накрыв собой латы.

Альбинос выскочил из кабинета. Я пырнул мечом синеглазого. Тот отпрянул, толкнув Эрика, неловко парируя выпад тесаком. Он перепугался. Следующим тычком его можно было пронзить насквозь, но стало не до него – улизнувший меченосец мог угрожать моим близким, поэтому я поспешил им навыручку.

В комнате альбинос вытащил из-под пальто страшенный эсэсовский тесак.

– Эрик, держи его! – крикнул я.

Орал для устрашения противника. Пусть не думает, что придет подмога, хотя бы несколько секунд. В бою все средства хороши.

Следовало использовать любую мелочь, потому что надеяться я мог только на себя. Невредимое семейство скучилось на диване. Валерия Львовна обнимала мужа и дочь, являя собой яркий пример готовности к самопожертвованию. Из тестя воин был никудышный – он сидел с разинутым ртом. От такого помощи не дождешься.

Я ткнул мечом альбиноса. Тот отскочил. Мы закружились по комнате, которая стала чем-то напоминать Колизей. В кабинете со звоном распахнулась оконная рама, потянуло свежим воздухом. Я безуспешно атаковал альбиноса. Легкое опьянение сделало мое тело вертким. Это выручало, потому что совладать с парнем в обычном зажатом состоянии было бы проблематично. Он резво скакал вдоль стен, уходя от уколов, а размахнуться, чтобы рубануть как следует, не позволял потолок.

До поры до времени меня спасала только превосходящая длина меча, позволяющая удерживать альбиноса на расстоянии. Но долго так продолжаться не могло – я уже выдыхался. Трудно сказать, чем бы закончился поединок, если бы Маринка не снялась с дивана и не скрылась в прихожей.

«Светлый брат» контратаковал. Я с трудом увернулся и сделал разящий выпад, но управиться с таким шустрым противником оказалось очень непросто. Альбинос скользнул вбок, отведя удар. Полуторник застрял, зажатый в щели между арийским клинком и рогом гарды, превратившейся в настоящую ловушку для мечей. Рукоятка рванулась из пальцев. Я не удержал меч и он вывалился на палас.

– Илья, ложись!

Не раздумывая, я прыгнул на пол. Упал ничком и развернулся ногами к противнику, чтобы было чем встретить, если нападет.

Полыхнула шоковая вспышка. Я лежал, уткнувшись носом в толстый ворс и зажмурившись, но мне все равно досталось. Перед глазами заплавали оранжевые блики. В квартире сразу стало тихо: остальные получили по полной программе.

Я встал. Комната напоминала музей восковых фигур. Светошоковый фонарь – средство действенное и беспощадное. Не убереглась даже Маринка, хотя я учил ее обращению с фонарем. В неприятной близости от себя я увидел широко распахнутые зенки альбиноса. Он утратил последние краски, машинально обернувшись на окрик. Глаза его побелели. Зрачок сузился в невидимую точку. От яркого света зрительный пигмент родопсин сгорел и радужная оболочка временно обесцветилась.

Родственники пребывали не в лучшем состоянии, но сейчас меня заботили куда менее близкие люди. Те, что остались в кабинете: Эрик и синеглазый. Последний особенно. Уж что-то подозрительно тихо там было. Я подобрал полуторник, проморгался и осторожно заглянул в соседнюю комнату.

На меня никто не напал. Желающие повывелись. Задувающий в распахнутую настежь балконную дверь ветер ерошил волосы на голове придавившего Доспехи рыцаря. Эрик молча корчился на полу, обхватив руками окровавленный живот. Под ним изрядно натекло. Весь ковер пропитался багровым.

Очевидно, синеглазый шпиганул его перед уходом. Он не был готов попасть в такую передрягу, бригадира старшие «братья» выбирали не из храброго десятка. Вот он и поспешил воспользоваться запасным выходом, благо, второй этаж – не высота. Плюнул на цель визита и бросил команду на произвол судьбы. Своя шкура дороже; кто может гарантировать, что «черный археолог» не увлекается коллекционированием человеческих голов? Должно быть, внезапное появление полуторника и резвость, с которой я начал им махать, произвели на белокурую бестию неизгладимое впечатление. Можно было решить, что мне повезло, но тогда наглость это и есть счастье. «Бог помогает тому, кто себе помогает».

Прежде всего я связал «светлых братьев». Крепыш дышал, но находился в глубоком нокауте. Напарник же подавал более активные признаки жизни. Постепенно родопсин восстанавливался и глаза альбиноса наливались красным.

Я вызвал «Скорую помощь» и осмотрел Эрика. От потери крови он впал в забытье и боли не чувствовал. Располосовали его нехило: требушки горяченькие высыпались из его брюшной полости не хуже, чем у писателя Мисимы^[8].

Боря сидел дома, не подозревая, что творится у него под боком. Я порадовал его новостями, отдал Доспехи Чистоты и приказал не высовывать носа из дому. Затем позвонил Славе, вкратце обрисовал суть дела и попросил приехать. Кое-как успокоил и спровадил с глаз долой тещу с тестем. В ожидании врачей проинструктировал Маринку. Милиции не боялся. Мною владела абсолютная убежденность, что больше отмеренного не получу, но и уготованного избежать не получится.

И всё же, всё же… Уверенность поколебалась под давлением здравого смысла, когда прибыл воин-афганец. Вошёл он без звонка, дверь в квартиру не закрывали, вот-вот должна была появиться «скорая». И милиция, которую в таких случаях врачи оповещают самостоятельно. Корефан долго не размышлял. Осмотрев мой домашний Колизей, Слава сказал:

– Жми ко мне, ильюха. Ксюша дома, она тебе откроет. Мы с Маришкой встретим врачей и отвалим. Нечего тут мусарню вымораживать.

Коротко и ясно. Слава хоть и не был большого ума, но всегда знал, что делать. И меня учил: «Выключай мозги, включай соображение». Именно это пресловутое соображение и выручало нас в самых безвыходных ситуациях, когда времени думать просто не было. Я привык доверяться Славе, он всегда оказывался прав. Ментов и в самом деле ждать не стоит, ничего хорошего они не принесут. Есть мнение, что Моисей, спускаясь с горы Синай ненароком разбил шестую глиняную скрижаль с заповедями Господними, поэтому до нас их дошло всего десять. Одиннадцатая якобы гласила: «Не попадайся!» – в точности про меня. Двенадцатая: «Не болтай!» – это про Эрика. Держал бы язык за зубами, был бы сейчас здоров. И нам неприятностей меньше, расхлебывай теперь эту кашу, приправленную молодцами в черном вместо изюма. Сидя в тюрьме делать это несравненно сложнее. Поэтому нечего попадаться. «Бережёного Бог бережёт, небережёного конвой стережёт». Положняковыми кашками я до отвала накушался по первому сроку и был ими сыт. Спросил только:

– А с этими что делать? – указывая на сопящих бок о бок «сыновей Солнца».

– А чего с ними делать? – удивился Слава. – Здесь оставим, пускай их мусарня пользует. Надо же легавым кого-то сожрать.

– Ну да, конечно, – согласился я и крепко поцеловал жену. – Все будет хорошо, дорогая. Оставляю тебя в надежных руках. Ненадолго.

– Бум надеяться, – кивнул за нее Слава. – Ты гляди, Ильюха, там по дороге. Не хотелось, чтоб ты вперся в какой-нибудь блудняк.

С лестничной площади донеслось гулкое гудение лифта. Я вдруг понял, что это к нам. Медики или менты. В любом случае надо было поспешать.

– Все будет ништяк, – я нацепил куртку с ключами и документами на машину в карманах и выскочил из квартиры. Лифт поднимался. Ломиться к Боре было поздно, следовало тихариться на месте, и прямо сейчас, иначе заметят. Совсем плохо, если это милиция.

Я спрятался в простенке за мусоропроводом на лестничной клетке между вторым и третьим этажами. С клацканьем разъехались двери лифта. Я замер не дыша. Неужели ОМОН? Тогда копец, причем не только мне. Легионеры ведь сначала бьют, потом спрашивают, а Слава не из тех, кто безропотно подставляет другую щеку. Погубит и себя, и Маринку. Застучали шаги. Их было много, но даже усиленные лестничным эхом, они не казались порождениями кованных подметок. Я осторожно выглянул и увидел, как три белые спины скрылись за моей дверью. «Пронесло, Василий Иванович! – И меня, Петька, тоже».

Я бегом спустился по лестнице и забрался в стоящую напротив парадного «Ниву». Славина «Волга» притулилась рядом.

Тревожно озираясь, я завел мотор и торопливо выехал со двора. Моего кошмара – канареечного УАЗика с проблесковым маячком на крыше – так и не увидел. Но все равно было страшно. Я взмок от пота как мышонок. От фаталистического спокойствия не осталось и следа. Должно быть, протрезвел.

В таком виде (нашороханный и трезвый как дурак) я предстал перед Ксенией.

– Прятаться пришел. Чего опять набедокурил?

Ксения устала и была раздражена. Она работала старшей медсестрой в Военно-медицинской академии и недавно сменилась с дежурства. После «суток» принимать беженцев, да еще на ночь глядя, было не в жилу. Я отлично сие догонял и старался Ксению не злить. Тем паче, что ее муж сейчас рисковал из-за меня головой.

Мы сидели на кухне и пили чай. Я ничего не стал скрывать от Ксении. Недовольство сквозило в каждом ее слове, в каждом движении. А что еще может вызвать прохиндей, сам не умеющий спокойно жить и втягивающий в авантюры чужих мужей? Никто не любит смутьянов. Интересно, что обол мне думают маринкины родители? Опять, наверное, мало хорошего. Точняк, уверились теперь, что я самый распоследний проходимец, и станут уверять в этом Маринку. Как она там сейчас?

Мучаться долго не пришлось. Ксения внезапно подняла голову и мы, не сговариваясь, бросились в прихожую. Заскрежетал в замке ключ и Слава неуклюже посторонился, с медвежьей элегантностью отставного подпоручика пропуская вперед Маринку.

– Н-ну? – выдавил я.

Дамы поцеловались.

– Всё нормально прошло, путем, – улыбнулся мне Слава.

– Пойдем, Мариш, чайку попьем, – защебетала Ксения, уводя подругу на кухню. – Мужчины, вы тоже присоединяйтесь к нам. Говорите о своих делах и идите.

– Идем, – сказал Слава, стаскивая кожан. «Железо» тяжело болталось в карманах.

– Ну что там? – нетерпеливо спросил я.

– Все путем. Эрика в Вавильник забрали, «скорая» оттуда приехала.

– А менты?

– Без понятия, – пожал плечами Слава. – Мы их ждать не стали.

– А… – я запнулся, подозревая нечто страшное. Слава мог сотворить с пленными что угодно. – А как же эти?

– Я их отпустил, – сказал Слава.

– В смысле?

– На все четыре стороны. А че с ними делать, не солить же.

– Ну да, конечно, – пробормотал я, – конечно.

– Мусорам их сдавать – себе дороже, – пояснил друган. – Да не грусти, – хлопнул он меня по плечу. – Пошли похаваем. Потом покумекаем, чё делать.

В нашем присутствии женщины хранили напускное спокойствие. Ксения, правда, заметно воспряла духом, а вот моя благоверная сдерживала эмоции. Давалось ей это с видимым усилием. Я чувствовал приближение бури. «Буря, скоро грянет буря». Как только останемся одни. Разговор по душам был отложен в долгий ящик, но я знал, что он обязательно состоится.

Перед сном требушину набивать особо не стали. Подруги быстро слиняли в комнату, а мы остались «кумекать».

– Надо будет Доспехи завтра у Бори забрать, – я придвинул большую дымящуюся чашку. Чая было выпито много, но мандраж от этого не исчез. Денек сегодня выдался страшненький и меня до сих пор поколачивало. Нервы, нервы. Ни к черту. Кладоискательская деятельность сжирала их с ненасытностью Молоха.

– Заберем.

– Как там Эрик? – спросил я. – Не слышал что врачи говорили, жить будет?

– Выкарабкается, – успокоил Слава. – Я таких по Афгану знаешь сколько насмотрелся. Кровопотеря приличная, но смерти в глазах нет.

– Чего нет???

– Смерти. У человека, если он должен скоро тяжело заболеть или кинуться, в левом глазу на радужке чёрточки возникают. Не раньше, чем за неделю, что-то от Луны зависит. Мне один лепила из госпиталя рассказывал. Доступно объяснил что к чему, а потом я и сам такие видел не раз.

– У духов тоже? – завороженно спросил я. Роковые знаки, появляющиеся на теле человека – вовсе не миф, а научно засвидетельствованный факт, но для меня они оставались чем-то граничащим с чудом. Неудивительно, что свидетель сего мистического явления вызывал повышенный интерес.

– У всех, – ёмко ответил Слава.

Я вспомнил, что сегодня он застрелил человека.

Чем спас мне жизнь.

Помолчали.

– Ну и хорошо, что выкарабкается, – заключил я. – Опер к нему на больничку придет показания снимать, Эрик ему поведает про меченосцев. А прижмурился бы – мокруху на меня повесили.

– А на тебе и так мокруха висит, – криво ухмыльнулся Слава. – Соучастие, забыл?

– Полагаешь, если легавые начнут копать по «Светлому братству», разборка на Ржевке всплывет? – с памятью у меня было в порядке, но и с логикой тоже.

– Обязательно.

– А где труп? Нет жмура – нет убийства.

– Найдут, – возразил корефан. – У Бори спросят, он покажет.

– Плохо, – сказал я, – очень плохо.

Снова очутиться в «Крестах» мне не катило. Даже, если удастся отмазаться от срока, посидеть придется изрядно. Следствие нынче идет долго. Это раньше оно длилось месяц-другой, а если процессник тормозился в СИЗО более полугода, уже был нонсенс. Теперь до суда могут вымораживать годами. Да и само следствие процедура щекотливая. Начнут тянуть ниточку – размотают весь клубок. А я человек грешный, мне в тюрьму нельзя.

– Будем рубить хвосты, – решил я. – Братство имеет выход на Эрика только через полюбовничка его милого Конна. Завтра возьмем у Бори адрес и навестим дядюшку Альфа. Надо про это Братство побольше узнать.

Слава мечтательно дернул уголком рта.

– Может, договоримся. Заинтересуем их чем-нибудь. Отдадим, на крайняк, Доспехи. Даром, прах их побери. Проживем как-нибудь до получения денег от Гохрана. Как думаешь?

– Лады, – кивнул друг. – Отчего не поговорить. От государства только бабок шиш дождешься, но надеяться можно. А теперь пошли спать, утро вечера мудренее.

Комнат у Славы было много. Хватило на всех. Когда я забрался под одеяло, Марина спросила:

– Милый, у нас когда-нибудь будет нормальная человеческая жизнь?

– А что? – скрепя сердце, поинтересовался я.

– Я маме звонила, она в шоке. Папа вообще не знает, что ему думать. Вот они и спрашивают насчет жизни. Что ты по этому поводу скажешь?

– Жизнь, – я скрипнул зубами, – прекрасна!