Ганс Христиан Андерсен
Всему своё место

– Всяк знай своё место! – сказал коробейник, выбравшись из «Содома и Гоморры», как он назвал усадьбу. – Моё место – путь-дорога, а в усадьбе мне совсем не по себе!

Маленькая пастушка ласково кивнула ему на прощанье из-за плетня.

Дни шли за днями, недели за неделями; сломанная ветка, посаженная коробейником у самого рва, не только не засохла и не пожелтела, но даже пустила свежие побеги; пастушка глядела на неё, да радовалась: теперь у неё завелось как будто своё собственное дерево.

Да, ветка-то всё росла и зеленела, а вот в господской усадьбе дела шли всё хуже и хуже: кутежи и карты до добра не доводят.

Не прошло и шести лет, как барин пошёл с сумою, а усадьбу купил богатый коробейник, тот самый, над которым баре потешались, наливая ему пива в чулок. Честность и трудолюбие – хоть кого поставят на ноги, и вот, коробейник сделался хозяином усадьбы, но с того же часа карты были изгнаны из неё навсегда.

– Это плохие таблички! – говорил хозяин. – Выдумал их сам чёрт, – увидал Библию, да и давай подражать на свой лад!

Новый хозяин усадьбы женился, и на ком же? На бывшей пастушке! Она всегда отличалась добронравием, благочестием и добротою, а как нарядилась в новые платья, так стала ни дать, ни взять – красавицей-барышней! Как же, однако, всё это случилось? Ну, об этом больно долго рассказывать, а в наш недосужий век, известно, все торопятся! Случилось так, ну и всё, а дальше-то вот пойдёт самое важное.

Славно жилось в старой усадьбе; хозяйка сама вела всё домашнее хозяйство, а хозяин заправлял всеми делами; благосостояние их всё росло; недаром говорится, что деньга́ родит деньгу. Старый дом подновили, выкрасили, рвы очистили, всюду насадили плодовых деревьев, и усадьба смотрела настоящею игрушечкой. Пол в комнатах так и блестел; в большой зале собирались зимними вечерами все служанки и пряли, с самою хозяйкой во главе, шерсть и лён; по воскресным же вечерам юстиц-советник читал им из Библии. Да, да, бывший коробейник стал юстиц-советником, – правда, только на старости лет, но и то хорошо! Были у них и дети; дети подрастали, и все получали хорошее воспитание и образование, хотя и не все отличались одинаковыми способностями, – так оно бывает, ведь, и во всех семьях.

Ветка же стала славным деревом; оно росло на свободе, его не подстригали, не подвязывали.

– Это наше родовое дерево! – говорили старики и внушали всем детям, даже тем, которые не отличались особенными способностями, чтить и уважать его.

И вот, с тех пор прошло сто лет.

Дело было уже в наше время. Озеро стало болотом, а старой усадьбы и вовсе как не бывало; виднелись только какие-то канавки с грязною водой, да с камнями по краям – остатки прежних глубоких рвов. Зато старое родовое дерево красовалось по-прежнему. Вот что значит дать дереву расти на свободе! Правда, оно треснуло от самых корней до вершины, слегка покривилось от бурь, но стояло всё ещё крепко; изо всех трещин и щелей, куда ветер занёс разные семена, росли травы и цветы. Особенно густо росли они повыше, там, где лиственная шапка дерева как бы раздваивалась. Тут образовался точно висячий садик: из середины дупла росли малина, мокричник и даже небольшая стройная рябинка. Старая ива отражалась в чёрной воде канавки, когда ветер отгонял зелёную плесень к другому краю. Неподалеку от дерева вилась тропинка, уходившая в хлебное поле.