Галина Валентиновна Тимошенко
Минус одна минута. Книга вторая. Маски приоров

Браво, детка. Если ты умеешь кусаться – тем интереснее.

– Ты совсем свихнулась?! Издеваешься, что ли? Ты вообще понимаешь, с кем говоришь? – и из комнаты донесся звук мощного удара кулаком по столу.

Тимофей спокойно вошел в комнату и невозмутимо поинтересовался:

– А с кем она говорит?

В центре комнаты перед большим овальным столом стоял распаливший сам себя до смертельной бледности Капитан, а у окна, на максимально возможном удалении от него, прижималась к стене белокожая шатенка лет тридцати с огромными серыми глазами и совершенно детским припухшим ртом. Судя по ее лицу, она устала больше, чем была напугана. А еще по ее лицу можно было понять, почему Капитан бьет именно по столу: скорее всего, даже он с его матросской грубостью не рискнул бы испортить такое личико…

– Пошел к черту! – рявкнул Капитан, поворачиваясь на голос. – Тебе что здесь надо? Место занято!

– Мадемуазель, вы тоже против моего присутствия? – со светской любезностью обратился Тимофей к Асе.

Та не выдержала и тихо прыснула, потом приняла серьезный вид и проговорила:

– Разумеется, нет. Вы пришли как раз вовремя: мой гость уже уходит.

– Слышишь, дорогой? Ты уже уходишь, – вежливо сообщил Тимофей, глядя на Капитана в упор.

Тот процедил сквозь зубы:

– Как же ты меня достал… Что ты суешься?

– Я что, не могу навестить своего постоянного контрагента? – изумился Тимофей, злорадно ожидая, как справится Капитан с «контрагентом».

– Она – мой агент! – взревел Капитан.

– Я сказал: контрагент, – хладнокровно уточнил Тимофей. – Выговорить не получается?

Да уж, если в изначальные планы не входило прямое столкновение – а оно туда точно не входило, – то говорить этого, наверное, не стоило: Капитан кашлянул и не спеша двинулся к Тимофею.

– Ты, похоже, не помнишь, но у нас был уговор, – угрожающе тихо заговорил он. – Чья задница первая, того и стул. Другим не соваться. Ты полгода рылом не вел, а теперь вдруг зашевелился?

– Причем здесь уговор? – пожал плечами Тимофей. – У меня с Асей дела. Я ем ее сыр и пью ее вино. И то, и другое, кстати, выше всяких похвал, – и он отвесил учтивый поклон в сторону серых глаз, заинтересованно наблюдавших за развитием ситуации.

Капитан остановился в опасной близости от Тимофея.

– И что с того?

– А то, что у меня завтра ужин для широкой общественности. Соответственно, мне потребуется очень много вина и довольно много сыра. Ты против? Если нет, то мне хотелось бы обсудить это с мадемуазель Асей прямо сейчас. Ты ведь, как я слышал, все равно уже уходишь?

Капитан некоторое время еще угрожающе тяжело подышал, потом наставил на Тимофея указательный палец и сурово сказал:

– Помни уговор. Слышишь?

– Тебя трудно не услышать, – чуть поклонился Тимофей, скрывая облегчение, и проводил взглядом выходившего из комнаты Капитана.

Они вместе с Асей в полном молчании дослушали удаляющийся звук шагов по коридору, завершившийся яростным хлопаньем двери. Потом Тимофей повернулся к ней.

– Добрый день, мадемуазель. Теперь – уже на самом деле добрый. Я – Тимофей, и я на самом деле восхищаюсь вашими сырами. И никак не могу понять, как вам удалось меньше, чем за полтора года, наладить производство столь роскошного сотерна. Раньше мне казалось, что на это требуется куда больше времени.

Настороженный взгляд серых глаз.

– Вы – тот Тимофей, о котором я слышала?

Судя по интонации, ничего хорошего она не слышала. Придется идти ва-банк.

– Я догадываюсь, что именно вы слышали. Но вы понятия не имеете, что из этого правда. Вы здесь, будем говорить честно, совсем недолго. И вы, насколько я знаю, совсем не отличаетесь общительностью, – Тимофей говорил жестко и отрывисто, зная, что чаще всего это производит на женщин впечатление выворачивания души наизнанку. – Значит, вам известны только самые примитивные и расхожие здешние мифы. Вы считаете, что каждый приор – изначально сволочь, агрессор и главная причина всех местных несчастий. Поскольку вы знаете, что я – приор, то уверены, что и я – точно такая же сволочь, как и все остальные. Я даже не буду вас разубеждать. Захотите – сами потом разберетесь.

Ася спохватилась:

– Хотите, я сварю вам кофе? Или вы любите чай?

– Я люблю и то, и другое. Но варить ничего не надо.

– Тогда, может, вы хотя бы присядете? – смущенно предложила Ася.

– Только после вас, – галантно поклонился Тимофей и придвинул ей стул.

Ася присела на самый краешек – как он понял, вовсе не от общей стеснительности, а от непонимания того, как ей себя сейчас вести.

– Вы действительно всего лишь хотите взять у меня сыров и вина для вашего ужина? – спросила она, рисуя пальцем узоры на грубом беленом столе в прованском стиле.

– Обязательно. Но за всем этим могли бы приехать и мои экторы. А я приехал еще и для того, чтобы пригласить вас саму на этот ужин.

Она вскинула свои недоверчивые серые озера на Тимофея.

– Вы это решили еще до того, как увидели… этого человека здесь?

– А он-то здесь причем? – изумился Тимофей. – Если бы я не собирался вас приглашать, как бы я вообще здесь оказался?

Почему-то эти слова Асю успокоили: она заметно расслабилась и даже перестала то и дело отводить глаза, чему Тимофей был рад.

– А зачем вы хотите пригласить меня? – с некоторым даже вызовом поинтересовалась она.

Расхрабрилась девочка. Это хорошо.

– Вообще-то затем же, зачем и всех остальных: я просто хочу устроить праздник. Кстати, чтобы вы не волновались: я приглашаю почти всех здешних жителей. Ну, кроме, конечно, Капитана и еще парочки таких же.

– И по какому поводу будет праздник?

– Это вы узнаете, если придете, – хитро улыбнулся Тимофей. – Но когда я здесь оказался, выяснилось, что у меня есть еще одно дело. И его я предпочел бы обсудить сегодня, а не завтра на празднике.

Ася снова напряглась.

– Если вы про… про Капитана, то я сама с этим разберусь. Мне совсем не трудно сделать то, о чем он просит.

– Просит? Это вы называете – просит?! – поморщился Тимофей. – Не надо рассказывать мне сказки, Ася. Я живу здесь уже почти пятьдесят лет и слишком хорошо знаю, о чем и как приор может просить мортала. И знаю, чем это иногда заканчивается.

– Он меня не бьет! – вскинулась она и внезапно залилась несчастным багровым румянцем от кончиков ушей до высокой стойки воротничка нежно-желтой блузки.

Тимофей внимательно посмотрел на нее и вдруг догадался.

– Так, стоп. Он вас не бьет, но… Я правильно понял? Иногда он с вами спит?

– Нет, что вы! – замотала головой Ася, морщась от отвращения. – Он хочет, но я не соглашаюсь…

Вот же скотина! Вроде бы раньше за Капитаном такого не замечалось. Все знали, что он регулярно ездит к одной симпатичной молодой девице из итеров. У той было достаточно экторов, которые могли бы не пустить даже такого драчливого хама к своей хозяйке, если бы она не захотела его принимать. А поскольку ни про что такое слышно никогда не было – значит, их хозяйка была совсем не против. Может, кормилась с приорского стола, а может, Капитан ее вполне устраивал в роли любовника. Что же на него сейчас-то нашло?!

С другой стороны, это ведь можно считать подарком судьбы. Капитан, конечно, все равно скотина, но сейчас он, сам того наверняка не желая, очень помог. Что ж, придется воспользоваться помощью конкурента.

И Тимофей решительно заговорил:

– Значит, так, Ася. Сейчас мы с вами поедем ко мне домой. Не волнуйтесь, – поспешно сказал он, успокаивающе поднимая ладонь, – у меня есть отдельный домик с надежными замками. Вы там переночуете и решите, что мы с вами будем делать дальше. Если вы захотите, то останетесь у меня и будете ездить к своим виноградникам и живности под охраной моих экторов и так часто, как вам будет нужно. А если вас этот вариант не устроит, я просто велю нескольким своим экторам вас охранять. Я построю им домик рядом с вашим, и они будут здесь жить.

Ася, притихшая под его напором, жалобно спросила:

– А сейчас-то зачем к вам ехать?

– А вы уверены, что Капитан не вернется после моего ухода? – возразил Тимофей. – Я хочу, чтобы с этого момента вы не оставались в этом доме одна.

Он встал и протянул ей руку:

– Пойдемте. Или предпочитаете все-таки подождать, пока он вернется?

Ася неуверенно огляделась:

– Вообще-то мне надо собраться…

– Хорошо, я буду ждать вас в повозке, – и он, слегка поклонившись, вышел.

…Тимофей, разумеется, сделал все возможное, чтобы поездка получилась как можно более долгой: все, что он хотел узнать, лучше было выяснить по дороге. Когда они приедут, Ася, скорее всего, тут же укроется в своем отдельном домике – а уж там у нее будет время собраться с мыслями и надеть нужную маску. Поэтому к воротам его сумрачного замка они подъехали только через час.

Истосковавшиеся без хозяина экторы засуетились вокруг повозки, стараясь услужить неожиданной гостье. Тимофей отозвал в сторону Германа и отдал все необходимые распоряжения по поводу размещения Аси и организации завтрашнего ужина. Идее ужина Герман сильно удивился, но можно было не сомневаться: все будет сделано как надо.

Увидев, что экторы собираются распрячь уставшую кобылу, Тимофей сердито прикрикнул на них:

– Повозку не трогать!

– Ты еще куда-то собираешься? – еще больше удивился Герман.

– Если ты не возражаешь, – ядовито откликнулся Тимофей.

Герман внимательно посмотрел на него и тихо спросил:

– Что-то не так? Я ведь вижу.

Тимофей оглянулся на Асю, которую целая процессия экторов уже почтительно сопровождала к небольшому гостевому домику. Убедившись, что та ничего не видит, он схватил Германа за рубашку, рванул к себе и прошипел:

– Почему мне никто не сказал, что на Равнине появился новый мортал? Полгода! Ты понимаешь, полгода – а я ничего не знаю! Как так?

Он отпустил воротник эктора, зло ткнул того кулаком в плечо и демонстративно вытер ладонь об штаны.

Герман перенес выговор со стоическим молчанием, но, выждав с минуту, все-таки спросил:

– Это все? Потому что мне кажется, что дело не в этом.

– Да плевать мне, что там тебе кажется! – рявкнул Тимофей. – Не твое дело, что со мной.

Эктор пожал плечами и рискнул задать еще один вопрос:

– Ты сейчас далеко поедешь? Империя устала, – и он кивнул головой на опустившую голову кобылу. – Если далеко – может, сменить лошадь?

Все так же раздраженно Тимофей огрызнулся:

– К Первым горам – это далеко? Если далеко – меняй лошадь, только побыстрее.

Пока Герман отдавал соответствующие указания, а перепуганные гневом хозяина экторы метались на конюшню и обратно, Тимофей нетерпеливо мерил шагами двор. Герман искоса поглядывал на него, всем своим видом демонстрируя неудовлетворенное любопытство, но спросить больше ни о чем не решался.

Когда повозка была наконец готова к старту, Тимофей, больше ничего не говоря, вскочил на сиденье и хлестнул по хребту молодого светлогривого жеребца. Тот испуганно рванул с места, и повозка скрылась из виду.

…Вернулся Тимофей только поздно ночью. Как было заведено, все экторы бодрствовали в ожидании его появления. Только Герман, сидевший в кресле напротив входной двери, время от времени задремывал, но ему такие вольности обычно сходили с рук.

Когда хозяин – запыленный, уставший и очень возбужденный – вошел в вестибюль, часть экторов неслышными тенями метнулась наружу, чтобы обиходить вторую за день лошадь, а оставшиеся замерли в ожидании распоряжений.

– Я в мастерскую, – бросил Тимофей, с размаху вбивая ступни в дожидавшиеся его возвращения мокасины. – Мне большую чашку очень крепкого кофе сейчас, потом еще одну – через два часа. В девять принесете в мастерскую завтрак, в час – обед. Внутрь не заходить. Открываете дверь, беззвучно ставите поднос… Слышите? Без-звуч-но! Ставите поднос и молча уходите. Если я не выйду до пяти вечера, Герман заходит ко мне и напоминает о времени. И чтобы я больше никого не видел!

Он быстро зашагал в сторону своей мастерской, прижимая к себе какой-то сверток, обмотанный грязным тряпьем.

…К семи часам начали собираться гости. Тимофей, одетый по вчерашнему образцу, босой и с бронзовым знаком на груди, любезно встречал каждого у входа.

Кто-то приходил один, другие появлялись небольшими группками – то ли для пущей безопасности, то ли от смущения. С каждым гостем Тимофей обменивался несколькими непринужденно-любезными словами и провожал его в роскошную парадную гостиную, где пришедшие один за одним замирали перед укрепленным над камином бронзовым знаком – таким же, как у Тимофея на груди, только во много раз больше.

Никто прежде в гостях у Тимофея не бывал. Это вообще было не в обычаях приоров – собирать у себя такие большие компании, так что почти никто из дричей и тем более итеров не мог бы похвастаться тем, что бывал в гостиной у приора. Во дворе – нередко, будучи притащенным экторами; в кладовке, где требовалось оставить привезенные продукты и прочее – тоже частенько, но уж никак не в гостиной. Поэтому сейчас приглашенные с любопытством разглядывали обстановку и манившие ароматами с обширного стола яства.

Но самое большое внимание привлекал все-таки знак на стене. Равнина привыкла видеть Тимофея в неизменно мятой одежде и полотняной тюбетейке; никаких украшений на этом подчеркнуто сибаритском наряде ранее не наблюдалось. И вдруг – нате вам! Сначала он визиты наносит с этим странным знаком – а теперь, оказывается, у него такой же в гостиной висит на самом заметном месте! Посему народ толпился в основном в той части гостиной, откуда лучше всего было видны три круга с солнышком в центре.

Довольно скоро у кого-то родилось робкое предположение, что этот знак очень напоминает центральную часть изображения Солнечной системы. Кто-то даже сумел вспомнить словосочетание «гелиоцентрическая система», однако дальше этого дело не пошло. Приходилось терпеливо ждать, пока Тимофей встретит всех гостей, соизволит появиться в гостиной и, может быть, все вразумительно объяснит.

А Тимофей в это время честно выжидал в вестибюле допустимые пятнадцать минут возможного опоздания гостей. Ему был прекрасно слышен из гостиной взволнованный шум, и он внутренне готовился через несколько минут сделать его еще более взволнованным.

Вошла Ася. Судя по ее виду, вчера она захватила из дому больше, чем было достаточно для произведения на сегодняшнем мероприятии сногсшибательного впечатления. Обнаженные плечи, мерцающий атлас настоящего вечернего платья, длинный тонкий шелковый шарф, окутывающий шею и руки… Видимо, ее слабость к французским изыскам не ограничивалась сырами и вином.

Тимофей некоторое время полюбовался эффектным явлением Аси на пороге его дома, подождал, когда она с ним поравняется, и с удовольствием склонился над ее рукой. Выпрямился, предложил ей руку и неторопливо повел к входу в гостиную.

– Простите, Ася, что я совсем не уделил вам внимания сегодня днем. Вы вчера сообщили мне чрезвычайно важную вещь, и в результате у меня возникли такие срочные и долгие дела, что я вынужден был целый день вас не видеть, – Тимофей с удивлением обнаружил, что говорит почти искренне.

– Может быть, тогда мы уже перейдем на «ты»? А то как-то довольно странно получается, – тихо сказала Ася почти ему на ухо.

– Весьма признателен. Пусть будет на «ты». Кстати, я не уверен, что мой безалаберный Герман предупредил, чтобы ты не волновалась за свой дом. Я еще ночью отправил туда одного из своих экторов – и, между прочим, с оружием. Так что Капитан там ни на что не посягнет, – продолжая интимно склоняться к Асе, сообщил Тимофей. – Можешь развлекаться в свое удовольствие и ни о чем не беспокоиться.

Введя Асю в зал, он с удовлетворением отметил враз наступившую напряженную тишину. Он был вовсе не против закончить на этом торжественную встречу прибывающих, но за спиной вновь хлопнула входная дверь. Оглянувшись, он вынужден был приложить немалые усилия, чтобы сохранить на лице спокойно-радушное выражение: в дверях стояла Лилия – как всегда, в чем-то неопределенно-элегантном и ярком. Она все же заметила промельк напряжения на его лице и весело поинтересовалась:

– А что, разве меня не звали? Ну что уж теперь поделаешь, я здесь. Придется тебе смириться, Тимоша.

Едва заметно скривившись в ответ на «Тимошу», он радостно раскинул руки и пошел ей навстречу:

– Да что ты, голубушка?! Я просто и надеяться не мог…

– Интересно, кого же ты только что встречал, если я по инерции голубушкой стала? – любопытно прищурилась Лилия и оперлась на руку Тимофея. – Ладно, хватит упражняться в остроумии. Веди к столу, хозяин.

Появление Лилии в гостиной произвело не меньший эффект, чем приход Аси: с момента переселения всех ее друзей в Долину на людях ее видели очень редко. Предполагалось, что основную часть времени она живет в Долине со Стасом, хотя точно на этот счет никто ничего не знал: последние три года на Равнине было сравнительно тихо, и третейского вмешательства общепризнанной совести Равнины не требовалось.

Тимофей решил не давать Лилии времени на окончательное овладение вниманием всех присутствующих и провозгласил:

– Прошу наполнить бокалы!

Не слишком привычные к подобной галантерейности дричи и итеры неловко закопошились вокруг стола, разливая напитки и запасаясь закусками.

Когда суета затихла, Тимофей поднял свой бокал и заявил:

– Сегодня исполняется ровно три года, как на Равнине тихо и спокойно. Я хотел бы, чтобы мы все ценили это спокойствие и хранили его как можно дольше. А еще я хотел бы, чтобы мы все помнили, кому должны быть благодарны за все, что имеем и что рискуем потерять каждый раз, когда своим страхом, злостью или скукой вызываем очередную волну смертей, – он выпил бокал до дна, поставил его на стол и повернулся к висевшему за его спиной бронзовому знаку.

Окружающие затихли, с любопытством наблюдая за тем, как Тимофей, благоговейно глядя на солнышко, медленно воздел руку к нему, затем коснулся лба, а потом груди в районе сердца. Закончив сей ритуал, он вновь повернулся к столу и торжественно поцеловал висевший у него на груди знак.

Через несколько секунд он вроде бы как встрепенулся, смущенно оглядел присутствующих и неловко улыбнулся:

– Простите меня, пожалуйста, вас это ни к чему не обязывает, – и уставился в тарелку.

Первой не выдержала Ульяна Петровна:

– Тимофей, ты в порядке?

Он поднял на нее светлый взгляд:

– Я уже давно в порядке – с тех самых пор, как понял, что происходит и что должно происходить.

Оказалось, что Лилия сидит прямо напротив него, и он мимоходом поймал ее язвительно-восхищенный взгляд. Пауза затягивалась, и Тимофей с внутренним содроганием ждал чьей-нибудь подачи.

Наконец откуда-то с дальнего конца стола донесся чей-то дрожащий от сдерживаемого возбуждения голос:

– А что должно происходить?

Отлично. От этой печки уже вполне можно начинать плясать.

– Вы же все понимаете: в полной мере это может знать только Галилей… Спасибо Стасу, – и он отвесил уважительный поклон в сторону хранившей молчание Лилии, – он доказал, что Галилей жив и по-прежнему охраняет наш покой и благополучие. Важно, чтобы мы ему не мешали.

Он замолчал и начал сосредоточенно жевать. Гости тоже послушно занялись своими тарелками, но было совершенно очевидно, что их терпения хватит ненадолго.

Через несколько минут Тимофей снова предложил наполнить бокалы, и посреди начавшегося общего оживления снова раздался голос. Теперь это была Нора, на которую он с самого начала возлагал большие надежды:

– Тимофей, милый, но мы ведь все всегда это знали, разве не так? Зачем же тогда все это? – и она описала рукой с бокалом большой круг, в который попали оба знака – и тот, что на стене, и тот, что на груди.

– Мы все это знали – и все равно постоянно умирали, потому что не хотели чтить законы нашего мира. Галилей создал эти законы такими, чтобы мы могли быть вечно счастливы. А мы принесли в его мир свои дурные чувства, и начались смерти. Вы ведь по-прежнему боитесь вируса, по-прежнему не хотите делать свою жизнь лучше и интереснее… А на самом деле он, – и Тимофей снова поцеловал свой нагрудный знак, – раз за разом дает нам понять, что мы живем не так. Каждая волна смертей призвана научить нас жить так, как он задумывал. А мы не учимся…

И он скорбно поник головой.

Прагматичный фермер Антон не выдержал:

– Тимофей, я, конечно, уважаю твои чувства, но с чего ты взял, что на Другой Земле вообще есть какие-то законы? Что Галилей что-то специально придумывал, что он как-то нами управляет?

Тимофей прокашлялся, глубоко вздохнул и встал. Он повернулся к знаку на стене, беззвучно пошевелил губами и быстро вышел из гостиной.

Все недоуменно застыли, глядя ему вслед. Потом многие перевели искательные взгляды на Лилию, но она, ни на кого не глядя, перебирала вилкой кусочки овощей у себя в тарелке. Самые смелые начали переговариваться потрясенным шепотом через стол, но в это время Тимофей вернулся, и все снова застыли, выжидая.

Не доходя до стола, он остановился, держа на вытянутой перед собой руке потрескавшуюся и потемневшую шкатулку.

– Смотрите, – негромко произнес он и с величайшей осторожностью поднял крышку шкатулки. – Это – старинный компас. Очень старинный. Его дал мне Галилей, чтобы мы с вами не сбивались с пути, который он для нас начертал. Я встречался с Галилеем сегодня ночью.