Фридрих Фурман
О филантропии древних евреев: словами Закона и устами Пророков
Итак обрежьте крайнюю плоть сердца вашего и не будьте впредь жестоковыйны; ибо Господь, Бог ваш, есть Бог богов и Владыка владык, …Который не смотрит на лица и не берет даров, Который дает суд сироте и вдове, и любит пришельца, и дает ему хлеб и одежду. Любите и вы пришельца, ибо [сами] были пришельцами в земле Египетской»
Втор. 10:16—19.
«Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу…; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся… Когда …отдашь голодному душу твою и напитаешь душу страдальца: тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой [будет] как полдень…»
Ис. 58:6—11.
Дизайнер обложки Екатерина Фурман
Корректор Елена Святская
Редактор Дмитрий Фурман
© Фридрих Фурман, 2018
© Екатерина Фурман, дизайн обложки, 2018
ISBN 978-5-4490-8380-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Очерк истории филантропии у древних евреев был написан несколько лет тому назад, когда автор, работая над книгой об американской филантропии, опубликованной в 2013 году, пытался разобраться в социальных и религиозных истоках этого уникального феномена1.
После существенного обновления и редактирования этот очерк был в 2015 году опубликован в США на русском языке отдельной книгой2. Настоящее российское издание этой книги, в которое внесен ряд уточнений, предпринято с целью приблизить ее к заинтересованным читателям в России и в других странах б. СССР.
Публикуемая книга представляет собой популярный обзор эволюции социальной этики и филантропической практики в древнем иудаизме и их влияния на благотворительность иудеохристиан и ранних христиан. В ней автор, не будучи специалистом в этой издавна полной острых споров сфере, опирается на работы ее ведущих исследователей, опубликованные на английском и русском языках. Прямые ссылки на источники помещены в тексте. Полный список использованной англоязычной и русскоязычной литературы приведен в конце книги. В обоих случаях используется упрощенный «чикагский» стиль библиографического описания (CMOS).
Особое место в ряду работ, посвященных рассматриваемой сфере, занимает не так давно (2001) опубликованная книга американо-израильского социолога и историка Фрэнка Лоувенберга3. В этой прорывной работе проведено кропотливое исследование книг еврейской Библии и Талмуда, связанных с ними древних документов и исследовательской литературы, относящихся к данной теме. В ней также обобщены основные опубликованные до того работы по ней. На этой основе прослежена эволюция древнееврейской социальной помощи за полторы тысячи лет – от эпохи Давида и Соломона (10 век до н.э.) до «завершения» Талмуда (5 век н.э.) и ее влияние на раннехристианскую благотворительность.
Подготавливая настоящий очерк истории филантропии древних евреев, автор опирался, прежде всего, на труд Лоувенберга, а также на другие специальные работы и на общеисторические источники, в которых освещались те или иные аспекты рассматриваемой темы.
В книге предпринимается попытка рассмотреть следующие вопросы:
Какие библейские заповеди формируют социальную этику древних евреев?
Как еврейские мудрецы и пророки относились к истокам и росту неравенства, бедным и богатым?
Что такое «доля урожая» для неимущих и «десятина бедняка», спасительные для должников заповеди Субботнего и Юбилейного года?
Какими были у древних евреев трудовое право для наемных работников и контрактных рабов, здравоохранение и образование для бедных, поддержка вдов и сирот?
Когда и как библейская практика персональной помощи бедным была дополнена деятельностью общинных фондов?
Помогали ли древние евреи и их организации чужестранцам и иноверцам – как и когда?
Чем отличались библейские идеи и опыт социальной помощи от тех, что действовали в древней Греции и Риме?
Что из традиций еврейской филантропии унаследовало христианство при своем рождении по цепочке «иудеи-иудеохристиане-христиане» и в чем обе традиции расходятся?
Подобная книга просветительского характера может оказаться полезной сотрудникам и волонтерам светских и религиозных благотворительных организаций, а также студентам и преподавателям образовательных учреждений, в частности – в системе еврейского образования.
Книга может в какой-то мере представить интерес для исследователей, изучающих концепцию социальной помощи и практику филантропии в различных религиях и системах этики.
Не исключено, что книга привлечет и более широкий круг читателей. Среди них могут быть, например, читатели, которым интересна не только история филантропии в библейскую и талмудическую эпоху, но и общие рамки и главные события этого захватывающего периода, длившегося полторы тысячи лет. Или те, что пребывают на полпути между историческим и религиозным взглядом на мир, и которым интересно знать можно ли их сочетать, находясь на стороне истории.
В книге по понятным причинам часто цитируются различные места из книг еврейской и христианской Библии и Талмуда, приведенные в использованных автором источниках. Преобладающая их часть опубликована на английском языке, причем в разное время и, вероятно, с использованием различных вариантов перевода. Поэтому в книге соответствующие цитаты на русском языке, как и названия книг Библии, приводятся в целях единообразия по их Синодальному переводу, наиболее распространенному в русскоязычной научной, художественной и публицистической литературе4.
Ссылки на эти цитаты приводятся вслед за ними в скобках, в которых указаны номер главы, стиха и строки, а при необходимости и сокращенное название книги. В ряде случаев, в зависимости от контекста, приведены названия книг и ссылки на цитаты по еврейскому канону, как они указаны в используемых источниках. Там в тексте книги, где цитаты из этих источников пересказываются автором, они даны в его переводе.
Особенно часто упоминаемые в книге термины «благотворительность» и «филантропия» используются в большинстве случаев как взаимозаменяемые, за исключением тех мест, когда контекст требует однозначного определения. Такова практика большинства англоязычных авторов в этой сфере5. Ее придерживается также Ф. Лоувенберг, который в упомянутой выше работе показывают сосуществование в Древней Иудее норм и практики как индивидуальной помощи бедствующим (благотворительности), так и коллективной их поддержки со стороны общины в целом (филантропии).
Преобладающая часть датировок истории древних евреев и эволюции их филантропии, используемая в настоящей книге, принята по упомянутой выше работе Лоувенберга, а в ряде случаев – в версии авторов других использованных источников. Чтобы облегчить читателям ориентацию во времени в течении огромной исторической эпохи, охватывающей полторы тысячи лет, в конце книги приведена хронологическая таблица главных периодов и событий древнееврейской истории.
Чтобы познакомить англоязычных читателей с содержанием книги, в конце приведена ее краткая аннотация и оглавление на английском языке.
Сердечно благодарю всех коллег и друзей, членов семьи и сочувствующих – как тех, кто рядом, так и тех, кто вдали – великодушно поддерживавших меня в желании написать и решении издать эту нелегкую для автора работу.
Особая признательность моим «ученым друзьям» из разных стран – Э. М. Торф, И. А. Болдыреву, И. Лифлянду, Е. С. Шагалову, Г. А. Кречмеру, М. С. Каменецкому, Э. Т. Гайсинскому, прочитавших в разное время рукопись книги и сделавших полезные замечания по ее улучшению.
Моше Навон, раввин и доктор философии из Израиля взял на себя нелегкий труд прочитать начальный вариант рукописи и дал ряд важных советов по ее структуре и источникам, за что я ему премного благодарен.
Неоценимая помощь при подготовке книги к печати пришла от профессора Р. Г. Апресяна (руководитель отдела этики Института философии РАН, Москва). Хочу выразить ему сердечную благодарность за внимательное прочтение рукописи, ее в целом позитивную оценку, а также за весьма ценные замечания и советы по улучшению содержания и оформления книги.
Рукопись не могла бы появится, а книга не была бы издана без исключительной поддержки моей жены Елены Святской, взявшей на себя также труд строгого читателя и корректора, без замечательной работы Дмитрия и Екатерины Фурман по компьютерной верстке текста и дизайну обложки. Им в этом важном деле помогла примерным поведением и учебой, и, конечно, здравыми советами Лиза Фурман. Всем им моя искренняя благодарность.
Ответственным за все ошибки, неточности и упущения, обнаруженные в книге, конечно, является ее автор.
***
На лицевой стороне обложки:
Вверху:
Иерусалим, вид с горы Скопус, фото ок. 1895 года.
Источник: https://www.flickr.com/photos/trialsanderrors/2884957719/
Внизу:
Одна из кумранских пещер у Мертвого моря в Израиле.
В этих пещерах в 1947—56 гг. были обнаружены сотни свитков с древними библейскими и иными текстами из «библиотеки» одной из мессианских еврейских общин II – I вв. до н.э., спрятанные накануне Иудейской войны 66—70 гг. н.э.
Источник: https://www.google.com/search?q=Qumran-Dead-Sea-Scrolls-Cav
Введение
Альтруистический импульс сострадания и поддержки бедных и обездоленных в обществах с далеко зашедшим социальным неравенством, особенно ярко выразился в благотворительности древних евреев. Таково мнение авторов «Энциклопедии истории идей», изданной в Нью-Йорке в конце прошлого, двадцатого, века.
Они отмечают, что иудаизм превратил благотворительность в центральную и беспрекословную обязанность каждого верующего, идентифицировав ее со справедливостью. И что этот подход находится в заметном контрасте с необязательностью, или рекомендательным характером помощи бедным в большинстве древних религиозных и этических систем, а также с передачей ответственности за них государству в греко-римской цивилизации6
Столетием раньше энциклопедия «Британика» в статье о благотворительности, подготовленной лордом Чарльзом С. Локом (Сharles S. Loch), известным деятелем британской филантропии конца 19-го века, отмечала, что евреи, начиная с древних времен, занесли в эту сферу, опираясь на моральную природу своего единого Бога, жар «этической лихорадки». Эта страсть к справедливости и честности – пылающее моральное и духовное усердие, пронизывающее все стороны их жизни – вышла за границы их мира и проникла в христианство и магометанство.
Эфраим Фриш (Ephraim Frish), цитируя в своем капитальном очерке истории еврейской филантропии (1924) столь примечательную оценку деятеля христианской филантропии, отмечает, что эта этическая страстность с ее заразительной теплотой, поднимает благотворительность евреев выше уровня обыденной нужды в помощи. И тем самым удерживает ее от того, чтобы погрязнуть в рутине повседневности и принудительности7. Именно того недостатка, который ей часто ставят в упрек исследователи и практические деятели христианской благотворительности.
Между тем многие из них, как считает Фрэнк Лоувенберг, упускают или недооценивают роль иудейской традиции в формировании христианской и, следовательно, всей западной филантропии – особенно в сравнении с ее греко-римским вариантом8. Стремясь объяснить эту односторонность, Лоувенберг отмечает наличие большого числа работ о благотворительности и филантропии в греко-римском мире и сетует на почти полное отсутствие подобных работ, относящихся к древней Иудее и еврейской диаспоре той эпохи.
Вот, по его мнению, объективные тому причины9.
Во-первых, раннее христианство, родившееся и развившееся, как известно, в иудейской среде, после разрыва – по инициативе апостола Павла – с иудаизмом, переключило свой интерес с еврейского на греко-римский мир идей, отказавшись от большей части идей и обычаев иудейского канона.
Во-вторых, иудаизм известен, прежде всего, как религия, базирующаяся на священных текстах Библии (Танаха), прежде всего – Пятикнижия (Торы), в которых записаны главные заповеди, относящиеся к еврейской благотворительности, ее нормам и учреждениям. Многие ученые, включая исследователей общей истории филантропии, безосновательно полагают, что за более чем тысячелетие после создания древнейших текстов Торы и вплоть до возникновения христианства в 1 веке н.э., в этих текстах, их толковании и применении не произошло никаких изменений, что весьма далеко от истины. Поэтому в их работах, как правило, цитируются лишь библейские заповеди относительно помощи бедным, вдовам и сиротам, но не приводится информация о том, как существенно изменилась, отвечая на драматические перемены в истории еврейского народа, концепция и практика его социальной помощи в последующие века.
В-третьих, послебиблейские иудейские первоисточники, особенно литература, создававшаяся в талмудическую эпоху (1—4 вв. н.э.), оказались недоступными для большинства исследователей, не являющихся специалистами в этой сложной и весьма специфичной области. Хотя сами специалисты по Талмуду пишут о ненадежности его книг как исторических источников (его авторы были заняты, главным образом, вопросами религии, права и ритуала), они являются единственным и весьма ценным источником эволюции еврейской благотворительности в христианскую эпоху, требующим, однако, умелого использования10.
Стоит также указать, замечает Лоувенберг, что для большинства социальных работников, особенно в англоязычных странах, история западной филантропии начинается с Закона о бедных Елизаветы I (1601 г.), хотя эти акты лишь кодифицировали существующую практику или слегка изменили ранее – в течение многих веков – действовавшее законодательство. Немногие из этих специалистов, не говоря уже о широкой публике, информированы о том, что уже ранняя христианская церковь (с I века н.э.) систематически и по-другому, чем греки и римляне, занималась поддержкой бедных и обездоленных. И лишь некоторые имеют представление о том, что происходило в сфере социальной помощи и благотворительности в древней Иудее и еврейской диаспоре до возникновения христианства.
Между тем бедность, как известно, сопровождает человечество с древнейших времен вплоть до наших дней. Она имеет место и в странах постиндустриального общества, которое также не в состоянии полностью с ней справиться и которое, в дополнение к обширным социальным программам, по-прежнему нуждается в развитых системах благотворительности и филантропии.
Тем более в них нуждались древние общества, особенно еврейское, учитывая его драматическую судьбу на протяжении тысячелетий. Еврейская община, ее лидеры и мудрецы, неизбежно должны были, опираясь на библейские заповеди, выработать и развить определенные нормы и законы о поддержке бедных и обездоленных, создавать и обновлять структуры и организации, осуществляющие эту поддержку.
Поэтому, заключает Лоувенберг, богатый опыт меняющейся еврейской благотворительности в талмудическую эпоху, начавшуюся в I в. н.э., когда шло становление христианской благотворительности, наверняка использовался последней, и эта тема заслуживает специального исследования11.
Свой вклад в разделение христианской и иудейской концепций и практики благотворительности вносят также исследователи и практические деятели с еврейской стороны, стремясь подчеркнуть особую роль иудаизма и его священных книг в длительной и сложной эволюции еврейской традиции поддержки бедных и всей общины.
Их задача сейчас, как и в прошедшие века, заключается в том, чтобы отстоять независимость еврейской общины, уберечь внутренние ресурсы ее благотворительности и поддержку доноров от неубывающей угрозы их ассимиляции в господствующем христианском обществе.
О различии двух подходов к социальной помощи настойчиво пишут и говорят проповедники, комментаторы и популяризаторы еврейской Библии, когда они убеждают своих еврейских читателей и слушателей жертвовать для неимущих и всей общины. Но – по еврейскому, а не христианскому обычаю.
Детальные разъяснения принципиальных отличий двух концепций благотворительности предлагаются, например, в работах таких известных исследователей социальной этики иудаизма как Ноам Цион (Noam Zion), Джозеф Телушкин (Joseph Telushkin), Джил Джэкобс (Jill Jacobs)12.
Д. Джэкобс в книге «Не должно быть бедных среди нас: продвигая социальную справедливость через еврейский закон и традиции» (2009) отмечает, что противопоставление еврейского понятия tzedakah (цдака) и христианской концепции charity (любовь-милосердие) издавна имеет широкое распространение. Если последний термин, происходя из латинского caritas, означает пожертвование, сделанное исходя из сочувствия-сострадания, то согласно первому человек жертвует, основываясь на праведности-справедливости. Если в случае charity руководящим мотивом пожертвования является душевный порыв милосердия, диктуемый христианской верой, то в случае tzedakah даритель, проявляя заботу о ближнем и общине, исполняет долг-обязанность, установленную еврейским Законом.
Ноам Цион, проводя в своей монументальной трехтомной монографии сравнительный анализ иудейской концепции благотворительности с древних времен до наших дней, уделил особое внимание ее отличию от христианского канона. Характерно название главы, специально посвященной этой теме: «Милосердие Павла против цдаки Маймонида: доброжелательный жертвователь или послушный долгу донор?» В ней Цион сопоставляет два подхода к благотворительности как они сформулированы у апостола Павла в его «Послании к Галатам» (1 век н.э.) и у еврейского философа и законоучителя Маймонида (1135—1204) в его капитальном кодексе еврейского права «Мишне Тора» (Повторение Закона)13.
И Павел, и Маймонид, хотя и с разрывом в почти тысячелетие, отмечает Цион, не только проповедовали милосердие и цдаку, но и сами занимались сбором пожертвований для нуждающихся.
Павел собирал их для членов иудеохристианской церкви Иерусалима, чья бедность была вызвана не только их преданностью Иисусу Христу, вынудившей их оставить работу и раздарить наследственную собственность, но и нуждами их миссионерской деятельности.
Маймонид, бежавший с семьей от религиозных преследований в испанской Кордове и оказавшийся в 1166 году в египетской Александрии, занял в местной еврейской общине ведущее место. Вскоре он провел здесь сбор пожертвований для выкупа еврейских пленников, попавших в 1169 году в руки крестоносцев. Возглавив затем местную общину, Маймонид был вовлечен во все дела тогдашнего еврейского фандрайзинга. Поскольку, собирая обычные, требуемые мусульманскими правителями Египта налоги, он по необходимости занимался также всеми делами цдаки – иудейского «благотворительного налога».
Однако религиозные идеалы и мотивация их благотворительности, утверждает Н. Цион, весьма различались.
Если проповедь Павла об агапе, или любви-милосердии требует самопожертвования и самоотвержения, то наставление Маймонида о цдаке и ее восьми уровнях касается защиты личности – самосохранение благоразумного жертвователя и сбережение уязвимого достоинства нуждающегося получателя при его обязательной заботе о самом себе14.
Для Павла важно, чтобы даритель не жертвовал из тщеславия и не думал, что этот поступок искупит его грехи перед Богом, тогда как Маймонид требует, чтобы даритель, в первую очередь, позаботился о достоинстве получателя, продуманно выбирая способ пожертвования. В обоих случаях доброжелательные поступки дарителя могут привести к греху – греху своей гордости и греху уязвления гордости другого.
Для Павла – проблема в еврейском Законе, который, как он считает, препятствует истинной благотворительности и который он предложил заменить верой в пожертвовавшего собой ради всех Христа-Спасителя.
Для Маймонида – именно Закон, установленный единым Богом и соблюдаемый его приверженцами, является для нее основой.
Еврейский подход, имея свои причины, также приводит к односторонности, вызванной тем, что не принимает во внимание общие истоки обеих концепций. Истоки эти, между тем, кроются не только в иудейском Пятикнижии и книгах Пророков, но и во многовековой эволюции опыта и учреждений древней еврейской филантропии.
Как бы ни расходились в стороны теологические толкования агапы и цдаки, они по-разному интерпретируют и применяют сходные по духу, хотя и различные по толкованию, библейские заповеди. Одна из них стала Золотым правилом нравственности как в иудаизме (к примеру: Возлюби ближнего твоего, как самого себя – Лев. 19:18), так и в христианстве (к примеру: И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними – Лук. 6:31).
Чтобы понять, как и в чем, когда и почему случилось это расхождение, до сих пор сказывающееся в деятельности христианских и еврейских, светских и религиозных организаций филантропии, необходимо рассмотреть, хотя бы в общих чертах, библейскую концепцию еврейской благотворительности, а затем, более детально, условия и практику ее применения в сравнении с ее греко-римским и христианским вариантом. Это позволит лучше выяснить, в чем состоял подлинный вклад иудаизма в концепцию не только христианской благотворительности, но и всей западной светской филантропии.
Без этого будет также труднее понять, почему ее историки нередко пишут об иудео-христианской – в отличие греко-римской – традиции филантропии. Но не разделяя их стеной, а отыскивая точки их неизбежного пересечения в течение первых веков христианства на огромных просторах греко-римского мира.
